Манежная площадь. 17-00.

- Твою мать, Серег, ты глянь, че они творят! - закричал омоновец.

Пятерых кавказцев, случайно проходивших мимо и решивших посмотреть,,чего это там урусы такое устроили?" прижали к карете скорой помощи и нещадно били. От полного превращения их в кровавую кашу их пока что спасали пятеро испуганных омоновцев, которые своими телами защищали южан. Было видно, что сотрудники милиции не являются целью нападавших, но тем не менее, время от времени перепадало и им.

- Своих ментов не трогать! Им эти хачи нахрен не нужны, они приказ выполняют просто! - скомандовал в мегафон человек, одетый в черную куртку, камуфляжные штаны натовской окраски, берцы и с черно-желто-белой повязкой на правой руке. Лицо его скрывала черная маска. - Просто возьмите их и оттесните от этих чурок. Ментов всего пять человек.

Вскоре националисты силой оттолкнули ментов от кавказцев и придавили их к земле, чтобы они не могли шевелиться.

Лишенные этой пускай слабой защиты кавказцы попытались было начать барабанить по стеклам скорой помощи, прося их впустить, и там укрыться. Но медики боялись не меньше их. Если сейчас хачиков впустить эта толпа мгновенно перевернет машину.

Через секунду южан повалили и начали жестоко избивать ногами.

- Вперед блин, быстрее! - орали друг на друга омоновцы, пытаясь пробиться через толпу националистов, нещадно лупцуя их дубинками.

Но сделать это милиционерам было очень сложно. Их постоянно хватали за форму, за ноги, за руки, ставили подножки, от которых они падали, нарушая строй

Когда они все же подбежали к скорой помощи, то увидели пятерых молодых людей, лежащих в луже крови. Всех их сотрудники милиции немедленно погрузили в скорую и повезли в реанимацию.

- РУССКИЕ, ВПЕРЕД! РУССКИЕ, ВПЕРЕД! ОДИН ЗА ВСЕХ И ВСЕ ЗА ОДНОГО! ЗА ЭТО УБИЙСТВО ОТВЕТЯТ ВАШИ ДЕТИ! - скандировали собравшиеся на площади националисты

Число собравшихся на Манежной площади националистов достигло шестидесяти тысяч, а все новые и новые люди, среди которых было немало мужчин и женщин среднего возраста пополняли эту грандиозную акцию против этнопреступности. Выставленное вокруг Манежки оцепление из милиции и ОДОН внутренних войск не могло сдержать такое количество людей. Время от времени оцепление прорывалось, а число митингующих на Манежке увеличивалось.

- РОССИЯ ДЛЯ РУССКИХ! МОСКВА ДЛЯ МОСКВИЧЕЙ - кричали националисты, сжимая в руках портреты Егора Свиридова.

- ЕБ*ТЬ, КАВКАЗ, ЕБ*ТЬ! НЕТ ЧУРОК, НЕТ РАСИЗМА!

Некоторые из стоявших на площади омоновцев удивленно отмечали, что действия националистов координируются подозрительными людьми в черных масках, которые с помощью мегафонов командуют этой огромной толпой.

Попытавшиеся было задержать несколько таких,,провокаторов" омоновцы получили жесткий отпор от многократно превосходящих их по численности националистов, а люди с мегафонами немедленно отступали вглубь толпы.

Присутствовал на Манежке и председатель новообразованного этнополитическое движение,,Русские" Дмитрий Дедушкин. Несколько раз омоновцы пытались его задержать, но каждый раз лидера националистов брали в кольцо богатырского сложения люди, скрывающие свое лицо масками, а на рукавах у них была символика запрещенного,,Славянского союза". Во время четвертой попытки все-таки арестовать Дедушкина разгорелось самое настоящее сражение между бойцами ОМОН, пришедшими им на помощь срочниками внутренних войск и националистами. Наличие у милиции тяжелых резиновых дубинок не стало для них панацеей, ибо у праворадикалов в руках были точно такие же. Те, у кого дубинок не было, лупили ОМОН бейсбольными битами и кусками арматуры.

- ОМОН, ПОЗОР РУССКОГО НАРОДА! - кричали не участвующие в драке националисты, одновременно закидывая милиционеров снежками и фанатскими файерами.

В итоге после пятнадцати минут настоящего побоища численное превосходство националистов взяло верх, и омоновцы с внутряками начали отступать на прежние позиции.

В образовавшуюся между сторонами,,нейтральную полосу" въехали кареты скорой помощи. На земле лежало, полулежало или сидело десять бойцов ОМОН, шестеро ОДОНовцев и свыше тридцати националистов. Вылезшие из машин медработники начали грузить пострадавших в скорые. Причем клали не по принципу,,ментов к ментам", а всех в общую кучу. Наверное, чтобы и те, и те высказали друг другу, что они думают по поводу случившегося. Затем медики покинули площадь, чтобы развезти пострадавших по больницам

Стоявший в оцеплении омоновец, прижав один палец к разбитой губе, другими ощупывал то место во рту, где у него пять минут назад был зуб.

- Бля, как будто мне больше всех нужно получать здесь люлей из-за этих хачиков! - омоновец в ярости сплюнул на землю.

- Мужики! Вы ж свои православные! - к милиционерам вышел пожилой мужчина в казачьей форме в звании подъесаула - Вы же нас защищать должны, а не эту нехристь! Они ж сами вам потом в спину плюют. Ну зачем нам между собой-то драться,кровь православную проливать. Ну ведь милиция же должна быть с народом!

- Милиция с народом! - дружно закричали присутствующие на площади казаки.

А еще через минуту толпа, численность которой уже превысила семьдесят тысяч человек, в едином порыве скандировала:

- РУССКАЯ МИЛИЦИЯ С РУССКИМ НАРОДОМ! РУССКИЙ МЕНТ - ЭТО НЕ ЧЕЧЕНСКИЙ МЕНТ

Стоявшие плотным строем омоновцы молчали.

- Мы должны свергнуть эту преступную жидовскую власть! До каких пор это будет продолжаться, что русский человек в своей стране живет, как на оккупированной территории? Пускай все эти кавказцы живут у себя дома. Пускай там насилуют, грабят и убивают своих женщин и детей. Пускай проваливают из нашей страны. РОССИИ РУССКАЯ ВЛАСТЬ! Слава России! - говорил в мегафон Дедушкин.

- Мужики, -вновь обратился к омоновцам казак, - ну кого вы поддерживаете? Я же прекрасно знаю, какая у вас тут зарплата и какое к вас отношение, вас же за людей не считают, заставляют эту черноту защищать. Ну, вы же их не меньше нашего ненавидите

Толпа ответила восторженным гулом.

- Эй, люди православные! - продолжал подъесаул. - Дружно, скажем, что русская милиция для нас не враг!

Толпа загудела:

- Русская милиция! Русская милиция!

К строю омоновцев стали подходить простые люди: молодежь, женщины, старики, старухи, несшие им цветы.

Омоновцы молчали.

К омоновцам из толпы вышла уже пожилая женщина, голову которой покрывал черный платок, из-под которого была видна седина. Обливаясь слезами начала говорить милиционерам:

- Сынки, сегодня сорок дней, как эти сволочи моего сына убили. Витя ж никому плохого ничего не сделал. В школе учился, без троек. В школу милиции поступить хотел. Просто шел домой, а сволочи эти, его полчаса били ногами. Люди мимо шли, а они даже не стеснялись его при них убивать. Так, сыночек мой, Витенька, в реанимации и умер.

Женщина разрыдалась. Горячие слезы капали на землю, временами попадая на форму старшего лейтенанта ОМОН.

- Поймите вы, - сквозь слезы продолжала она. - У меня же муж еще в девяносто девятом от рака умер. У меня ж никого, кроме сыночка моего не было. А сейчас эти твари его у меня отняли. В милиции их под подписку отпустили, а потом прямо мне сказали, что они к себе в Чечню уехали и их там никогда не найдут.

Рыдающая женщина упала на колени перед омоновцами. С ее головы слетел платок, а некогда пышные и густые русые волосы, покрытые сейчас сединой, растрепал ледяной промозглый ветер.

- Сынки, ведь у всех вас есть семьи, у многих из вас есть дети. Ну, вы же тоже своих детей любите. Вы меня должны понять. Я вас на коленях умоляю, я своего сыночка своего уже потеряла. Его не вернуть уже. Но, пожалуйста, прошу вас! Сделайте так, чтобы другие матери не лишались своих детей. Ведь вам эту форму и эти погоны именно для этого и дали. Ведь кроме вас, нас защитить некому.

Вслед за этой убитой горем женщиной к милиционерам стала подходить и другие люди. Взрослые мужчины, старики, старухи. Каждый со своими историями. Но каменные лица бойцов ОМОН были непоколебимы.

Камеры стоявших неподалеку журналистов запечатлели старого ветерана, которому на вид было около девяноста лет. Грудь фронтовика были усеяны орденами и медалями. Старый ссутулившийся пожилой человек, прошедший через огонь Великой Отечественной войны, трижды раненный на фронтах войны, нашел в себе силы придти на Манежную площадь.

Бойцы ОМОНа с крайним изумлением наблюдали, как хромая на левую ногу, опираясь на деревянный бадик, он упорно приближался к их строю. Несколько молодых людей предприняли попытки как-то поддержать его, но он властным движением своей уже иссохшей руки дал понять, что будет идти сам.

Наконец фронтовик смог подойти так близко, что милиционеры его слышали:

- Я, ведь, сынки всю войну в пехоте-матушке протопал. Как в августе начал в ополчении, так в сорок пятом в Праге и закончил. А из тех, кто со мной воевать начинал, к концу войны один я остался. Я ж на войну семнадцатилетним сопливым мальчишкой пошел, лишний год себе приписал. Так вот, когда фрицы нас под Москвой своими танками утюжили, то мы зубы сжимали до боли и дохли. Дохли, но без приказа не отступали. Каждый из нас тогда думал, что вот пусть я сейчас помру, но зато дети наши и внуки живы останутся. Ведь мы же тогда, сынки, верили в светлое будущее. А сейчас смотрю я на эту страну, гляжу на этих зверят диких, гляжу на вас, которым эту форму дали и оружие, чтобы свой народ защищать, и понимаю. Верни сейчас то время я бы воевать не стал. Вы не стоите того, чтобы мы за вас тогда умирали

Последней к строю милиционеров вышла молодая женщина лет двадцати пяти. На руках у нее была девочка, которой от силы было четыре годика. Она не стала обливаться слезами, как эта женщина. Она посмотрела прямо в глаза стоявшему в оцеплении майору и негромко произнесла:

- Ее зовут Света. В феврале ей четыре годика будет. Полгода назад отца ее убили шестеро ингушей за то, что он по ошибке в кафе сел за столик, который они заказали. Вывели его из кафе и прямо у входа зарезали. Следователь из прокуратуры их тоже под подписку отпустил.

Маленькая девочка посмотрела прямо в лицо милиционеру и тоненьким голосёночком сказала:

- Дяденька милиционер! Поймайте, пожалуйста, тех, кто убил моего папу. Папа всегда говорил, что, милиция нас защищает. А когда плохие дядьки плохо делают, их милиционеры сразу наказывают. Накажите их, пожалуйста. Я за это обещаю себя все время хорошо-прехорошо вести!

Девочка слезла с маминых рук и подбежала прямо к майору:

- Я вижу, что вы хороший. У вас глаза добрые. У моего папы такие же были - Маленькая света прижалась к милиционеру, хотя не доставала ему даже до пояса.

Руки омоновцы задрожали, а тяжелая дубинка упала на асфальт, а из его груди раздался хрип.

- У нас... есть приказ.... Мы без... приказа... не можем.

Маленькая девочка по-прежнему стояла, прижавшись к майору, а по щекам прошедшего две чеченских войны офицера текли слезы.