Материал впервые опубликован в петербургском военно-историческом журнале "PARA BELLVM" №10, 2000 г. http://www.tgorod.go.ru/parabellum

Персия кавалерия персы античность ахемениды

Конница Ахеменидской державы

Во второй половине V в. до н.э.

Максим Нечитайлов

Материал впервые опубликован в петербургском военно-историческом журнале "PARA BELLVM" №10, 2000 г. http://www.tgorod.go.ru/parabellum

 

 

В течение двух столетий (VI-IV вв.) [1] огромное Ахеменидское государство доминировало на Ближнем Востоке и в Восточном Средиземноморье. Существование этой мировой державы в значительной мере всегда зависело от армии, важнейшего инструмента персидской политики. Для вооруженных сил Персидской державы V век стал одновременно временем и расцвета, и упадка. Ударной силой ахеменидской армии в это время становится конница, эволюция которой в этот период и будет предметом нашего рассмотрения.

 

I. Комплектование и организация

 

Конница Ахеменидов делилась на гвардию и собственно армию. Гвардейские отряды представляли собой регулярный элемент ахеменидской кавалерии, но о них на данный период фактически нет никаких сведений. Лишь в битве при Кунаксе осенью 401 г. упомянут отряд из 6000 всадников, которые “выстраивались впереди самого царя” (Xen. An., I.7.11; 24). Ими командовал некий перс (или кадусий – Plut. Art., X) [2] Артагерс. Этот корпус можно сравнить с теми 10000 воинов элитной персидской конницы, которые в 480 г. следовали за 2000 “отборных персидских всадников” (т.е. лейб-гвардейцы, “родственники” царя) (Hdt., VII.40-41; 55) [3].

Армейские части, в свою очередь, подразделялись на войска гарнизонные (наемники), подчинявшиеся непосредственно царю, и провинциальные, включавшие в себя военных колонистов и ополченцев сатрапии. Военные поселенцы являлись одним из основных составных частей ахеменидской конницы, а именно владельцы “надела коня” (bit sisi). Получив от царской администрации участок земли, держатель обрабатывал его путем применения зависимых людей, платил налоги и обязан был выставить по призыву монарха всадника (первоначально сам владелец, позднее распространяется практика заместителей) с оседланной лошадью и вооружением (подать “воин царя”) [4].

Наиболее полные данные о надельной системе сохранились в источниках Вавилонии. По всей вероятности, данный надел был введен там персами (впервые упоминается в 523 г.), развивавшими свою конницу [5]. Численность их была сравнительно невелика – так, в районе города Ниппура находилось менее 10 таких фьефов [6].

Размер bit sisi в точности неизвестен, но Р. Лэйн Фокс предполагает 70 акров, а, согласно подсчетам Г. Кардашии и М. Столпера, средняя площадь меньшего “надела лука” (выставлял пехотинца) не превышала 26 га, хотя известны наделы и в 12 га [7]. Надел же коня, судя по размеру аренды, был больше. Такие наделы могли принадлежать нескольким людям, иногда двум. Кроме того, они, вероятно, не объединялись в “хатру”, объединения держателей наделов, что еще раз подчеркивало их привилегированное положение.

Среди воинов, посаженных на землю в ахеменидской Вавилонии, были представители различных народов. Среди них всадниками могли быть вавилоняне, арамеи, индийцы, лидийцы, киликийцы, сирийцы, армяне, финикийцы, хорезмийцы, фригийцы, ликийцы. А также – выходцы с территории современного Афганистана и иранцы – персы, мидяне, арии [8]. В 421 г. в поход под Урук выступил как всадник колонист семит Гадаль-яма, а несколько ранее упоминается в документах держатель “надела коня” аравитянин [9].

Ко второй четверти V в. система надельного землепользования, однако, пришла в упадок. Многие участки оказались в фактическом владении у кредиторов (под видом усыновления, т.к. фьефы нельзя было отчуждать). Более того, размеры наделов постоянно уменьшались, поскольку они делились между наследниками, и ко времени Дария II некоторые из держателей жили на 1/15 первоначального лена (надел лука) и при этом от них по-прежнему требовали выставлять на службу царю всадника. Распространяется практика заместителей для выполнения военной повинности, а затем и процесс перехода от личной службы к взиманию подати с военных поселенцев для содержания наемников – так, фьефом коня обладали военные писцы-переводчики. Т.е. наделы, ранее снабжавшие государство всадниками, переходят в разряд экономических учреждений. Да и сами воины уже были практически бесполезны, совершенно не занимаясь военным делом. Обнищание лишило колонистов досуга и вооружения, необходимого для регулярной практики. Тот факт, что Гадаль-яма не имел коня (и должен был требовать его, вместе с большей частью снаряжения у дома Мурашу, за который он нес воинскую повинность) ярко свидетельствует о его неприспособленности к бою и верховой езде [10].

Ксенофонт [11] имел все основания порицать кризисные явления в комплектовании персидской конницы, когда владельцы наделов посылали в нее своих же слуг в качестве заместителей: “Нынче же знатные люди делают всадниками и ставят на жалованье всяких привратников, пекарей, поваров, виночерпиев, банщиков, слуг, которые подают кушанья и убирают со стола, помогают при отходе ко сну и при вставании, наконец, косметов, которые подводят глаза, накладывают румяна и вообще совершают туалет своих господ. Разумеется, их тоже набирается великое множество, но пользы от них для войны никакой” (Xen. Cyr., VIII.8.20-21).

Что же касается существования надельной системы в других областях Ахеменидской империи, то Бехистунская надпись Дария I (конец VI в.) сообщает, что против царя в 522 г. восстали “персидский народ-войско” и “мидийский народ-войско” (kara) и каждый из них до того “находился по (своим) хозяйствам” (Beh., II.13-17; III.26-28). В вавилонском варианте надписи последнее слово переведено как “biti” – от “bitum”, т.е. земельный надел [12].

Несомненно, речь идет об иранских воинах, державших от царя земельные наделы и составлявших во время больших походов его ополчение, в том числе и конницу. Недаром Дарий I восхвалял свое царство, изобиловавшее “добрыми конями и добрыми мужами” [13]. Тот же Дарий I в одной из своих наскальных надписей из Накш-и-Рустама (DNb., 41-45) говорит: “Как всадник, я – хороший всадник. Как лучник я – хороший лучник, как пеший, так и верхом. Как копейщик я – хороший копейщик, как пеший, так и верхом” [14].

О возможном наличии иностранных поселенцев в Иране говорят следующие факты. Камбиз переселил в Сузы 6000 египтян (Ctes. Pers., XIII.30; Diod., I.46.4). Также известно о депортации эретрейцев с Эвбеи в Элам, близ Суз (Hdt., VI.119; Philostr. Vita Apoll., I.24), а сидонских пленных Артаксеркс III отправил в свои дворцы в Сузе и Вавилоне (вавилонские хроники) [15]. Вполне возможно, что их обращали в военных колонистов.

Косвенным указанием на наличие “bit sisi” в Египте являются неоднократные упоминания в эллинистических документах III-I вв. в числе птолемидских клерухов [16] многочисленных “персов-эпигонов” – потомков военных колонистов иранского происхождения в ахеменидском Египте [17].

Среди них сразу можно выделить личностей, иранские имена которых подтверждают “персидский” этникон: Даипат, клерух Терридат, Митробат, Перс, Дарий, Фарнак, Митробандак (“служитель Митры”?), перс Хроб, сын Арсака [18], а также “сын Арея перса”, всадника-наемника из Патириды, и всадник-катек Артабаз [19].

В эту ономастическую группу следует включить семью Артапатов из персидской колонии в Ликии, смешавшейся с местным населением перед эмиграцией в Египет в III столетии. Представители этой семьи с именами Тлеполем и Артапат (= Артабаз) занимали в стране Птолемидов высокие посты, и один из них, Артапат, известен как стратег.

Другая группа “персов” в армии Лагидов выделяется уже эллинизированным ономастиконом. Так, известен всадник клерух из Тубиаса, перс (его имя стерто в документе, составленном в 259 г.), но “сын Агафона”. Пердикка, сын Полиарха, носит македонское имя, но именуется персом из эпигонов. Его сослуживец, тоже “перс”, и вовсе сын Анании (семитский патроним). В III в. сообщается о “персах” Менониде, Полемоне, Калликрате, Парменионе, еще одном Менониде из отрядов Зоила, Андриска, Птолемея, Филона, стоявших в Оксиринхе, Крокодилополе, Арсиноите.

В связи с этим стоит уделить пару слов коннице армии Птолемеев. В армии Лагидов кавалерия делилась на гиппархии, состоявшие из ил, делившихся, в свою очередь, на лохи (?) и десятки. Территориальные (т.е. набранные из клерухов) гиппархии имели нумерацию, и одновременно их было в III веке десять (за вычетом №№ 6 и 9) или, по другим данным, не менее пяти. Часть их набиралась из персов [20]. Известны 1-я гиппархия из персов в Арсиноите при Птолемее III и 2-я гиппархия персов в Гиеранесосе (клерух Гермон из отряда Птолемея этой гиппархии, в 222 г.) и Филадельфии (Сопатр, из отряда Галеста этой гиппархии, в 154/3 г.). Существовала еще одна (или та же № 1?) “из персов гиппархия” в Арсиноите в 20-е гг. III века. До нас дошел даже декрет конца III-начала II в. в честь Боида (Деметрия), перса, гимнасиарха и космета, который если и относился к армии, то лишь на словах. Как полагает М. Лоней, ликийцы, лидийцы, памфилийцы, семиты, эллины и представители других народностей, переселившиеся в Египет, могли получать персидский этникон и статус “персов” при поступлении на службу в эти гиппархии. По всей вероятности, подобная практика уходит во времена Ахеменидов. Таким образом, и в Египте ряды владельцев “надела коня” со времен Ахеменидов пополнялись за счет представителей самых различных национальностей.

Вопрос о существовании “надела коня” в Лидии остается открытым. Хотя Ксенофонт сообщает о наделении союзников Кира II землей и домами, “которыми и поныне еще владеют потомки оставшихся тогда с Киром воинов, а были это по большей части мидяне и гирканцы” (Cyr., VIII.4.28), этот пассаж скорее можно отнести к надельной системе Вавилонии [21].

Правда, Страбон упоминает о Гирканской долине (вдоль р. Фригий), “название которой дано персами, доставившими сюда колонистов (эпойков)” (Strab., XIII.4.13; ср.: Plin. NH, V.31.120; Tac. Ann., II.47.4), а в 334 г. на Гранике сражалась “конница гирканцев” (Diod., XVII.19.4) [22]. Но в 400 г. в Мисии действовали 80 гирканских всадников, состоявших на царском жалованье (Xen. An., VII.8.15), и Н. Хэммонд полагает, что наличие гирканских поселенцев в Лидии “не означает, что они выставили отряд «гирканской конницы» – отряд, которым командовал зять Дария и, несомненно, по крайней мере столь же многочисленный, как 2000 бактрийцев” [23]. Возможно, в Малой Азии в V в. до н.э. была основана и военная колония бактрийцев, славящихся своей конницей [24].

Помимо военных поселенцев, представлявших собой нечто вроде постоянной территориальной армии, в состав персидской конницы входили контингенты, выставлявшиеся собственниками крупных земельных владений в сатрапиях – прежде всего персами, а также мидийцами, гирканцами, армянами, кадусиями (?) и саками. Эти большие поместья были освобождены от уплаты государственных податей, но со своих земель их владельцы должны были поставлять всадников для службы в войске (Xen. Cyr., VIII.8.20). Эта военная свита, отряд владельца латифундии, набранный в доме сеньора (иран. katak), назывался, вероятно, “ram” [25].

Так, перс Спифридат (сатрапия Геллеспонтская Фригия) располагал 200 всадников (Xen. Ages., III.3; Hell., III.4.10; Plut. Ages., VIII). Если добавить к этому числу 400 конных воинов правителя этой сатрапии Фарнабаза (Xen. Hell., IV.1.17), то возможный военный потенциал сатрапии составит 600 всадников [26]. В свою очередь, можно сравнить эту цифру с количеством панцирников конного отряда Кира Младшего (Xen. An., I.8.6) [27], набранного, вероятно, из отрядов лидийской знати [28].

Далее, сатрап Тиссаферн со своих поместий в Карии (Nep., XVII.3) собрал примерно 500 всадников в 401 г. (Xen. An., I.2.4; 9.1). Сатрап Ликаонии Митридат тогда же имел 200 всадников (Xen. An., III.3.6). Располагали своей конницей также и перс Стаг в Лидии в 410 или 409 г. (Xen. Hell., I.2.5), и перс Асидат в Мисии в 400 г. (Xen. An., VII.8.15).

У египетского сатрапа и крупного землевладельца Аршамы (конец V в.) также имелся свой военный отряд, размещенный в его имениях, командир которого, Арамапия, был, вероятно, ликиец [29]. Согласно иранской традиции, в Иране при Александре Македонском было не менее 90 (или даже 240) глав знатных землевладельческих домов – “katak-xvatai” [30].

По мнению Н. Секунды, в каждой сатрапии находилось примерно по три таких сеньора (“герцога”) из знатнейших персидских семей. Каждый “герцог” имел в своем распоряжении 100-200 вассалов (“рыцарей”). Последние частью жили при его дворе (родственные “герцогу” или же безземельные “рыцари”), частью поблизости, в собственном небольшом укрепленном поместье (Xen. An., VII.8.12), размером, возможно, в 1-2 деревни. “Рыцари”, в силу вассальной зависимости от “герцога”, выполняли за поместье или содержание при его дворе, военную службу, составляя его конный отряд [31]. Сами же знатные персы являлись членами царской семьи, друзьями и сотрапезниками царя, и предпочитали жить в крупных городах, при дворе царя или сатрапа (Xen. Cyr., VIII.1.6-8; 20; 6.5; 10) [32].

Вавилонские таблички также сообщают о больших земельных поместьях персидской знати и царевичей – Ахемен [33], Артамарга, Багамири, сын Митридата, Уштан, Багадат и прочие – в окрестностях Ниппура, Вавилона и, вероятно, других городов. И египетские источники говорят о крупных владениях персидских вельмож – сатрапа Аршамы (который также владел землями в Ниппуре, Дамаске, Арбелах), Варохи, Варфиша и прочих благородных персов.

Персы заводили при своих поместьях двор, располагали телохранителями, штатом чиновников, держали собственный отряд воинов. Такие пожалования были свободны от налогов, но за них владелец был обязан “службой царю”. Поэтому можно думать, что и в Вавилонии, и в Египте, как и в Малой Азии, иранские магнаты (“герцоги”) выступали “конно, людно и оружно” по призыву своего повелителя на войну (так, сатрап Вавилонии владел тысячными табунами, не считая боевых коней – Hdt., I.192). Аналогичная ситуация, очевидно, сложилась в Сирии, Финикии и других регионах, где засвидетельствованы дворцы, парки (парадисы), сады и поместья, жалуемые сатрапам и другим чиновникам.

Что касается сбора войск, в определенном месте и в указанное время, то он в ахеменидской армии происходил как в случае подготовки к войне, так и для ежегодного всеобщего смотра, дабы поддерживать боеспособность воинов [34]. После этого войска стягивались в крупные военные лагеря и затем, в зависимости от обстоятельств, выступали в поход или распускались по домам. Как сообщает Ксенофонт в “Экономике” (IV.5-7), каждый год сатрап делает смотр наемников и всех тех, кому приказано носить оружие (т.е. ополченцы провинции). Все они (кроме гарнизонов) собираются на силлогосе, после чего царь лично осматривает тех, кто находится поблизости от его резиденции, что до тех, кто далеко от него, он посылает доверенных людей. И если монарх видит, что у хилиархов (военачальников, очевидно командиров наемников), сатрапов и фрурархов (комендантов гарнизонов) полный комплект воинов, снабженных оружием и лошадьми в хорошем состоянии, то они получают повышения и подарки. А тех, кого царь найдет нерадивыми или корыстолюбивыми, он сурово карает, смещает и назначает других на их должности.

Как мы видим, персидская конница в V в. имела два основных источника комплектования: военные поселенцы, устроенные в ряде областей империи, и отряды персидской землевладельческой знати. Однако, к концу рассматриваемого периода конница, как и вся армия в целом, находится в глубоком кризисе, в связи с чем комплектование её ухудшается, моральный дух падает.

 

II. Тактика

 

В тактическом отношении изначально у персов, как и у мидян и других иранских народов, в коннице господствовали конные лучники и дротометатели (Hdt., VII.61; 84; IX.49). Тяжеловооруженная конница, сюжет нашего исследования, появляется в составе ахеменидской армии впервые в середине V в., в ходе военных преобразований Артаксеркса I, связанных с подготовкой возобновления военных действий против Греции. А.К. Нефёдкин датирует эти реформы временем между 467 и 458 гг. На мой взгляд, можно несколько уточнить дату военных реформ – в промежутке между примерно 460 г. (помощь Афин мятежному Египту и возобновление войны с Персией) и 449 г. (возобновление Каллиева мира). Соответственно, преобразования были проведены в 460-458 гг. [35]

Известно, что примерно с 460 г. [36] в сюжетах греческой вазописи появляется новый тип пешего воина, вооруженного по образцу греко-фракийского пельтаста (щит-пельта и лук либо дротики) – персидский “такабара” [37]. По мнению Д. Хэда, это были жители Анатолии, у которых сходный тип легковооруженного воина существовал десятилетиями (ср.: Hdt., VII.72-74; Xen. Cyr., II.1.5) – или наемники на службе Ахеменидов, или ополченцы сатрапий (ср.: Xen. Ages., III.4) [38]. Ксенофонт неоднократно упоминает малоазиатских пельтастов, действовавших совместно с всадниками (см., напр.: Xen. Hell., III.2.3-5; IV.1.3).

Кроме того, в этот же период персами была изобретена и серпоносная квадрига [39]. Колесницы с серпами задумывались для разрыва плотной и многочисленной боевой линии тяжеловооруженных греческих гоплитов, против фаланги которых были практически беспомощны господствовавшие ранее в персидской армии лучники и легковооруженные всадники. Целью атаки квадриг было расстроить ряды вражеских пехотинцев и тем самым облегчить действия своей конницы и пехоты [40]. Одновременно с появлением колесниц с серпами и “пельтастов”, очевидно, реформируется и конница в сторону усиления защитного вооружения и обучения тактики ближнего боя. Все три рода войск ахеменидской армии фактически формировались заново в связи с нуждами длительной войны.

Таким образом, основной целью военных преобразований Ахеменидов являлось создание именно такой тактики, при которой действия пехоты (пельтофоров) и конницы сочетались с атаками серпоносных колесниц.

Одним из успешных проявлений такого рода взаимодействия как одной из сослагающих ахеменидской кавалерийской тактики можно назвать бой при Даскелионе (395 г.). Столкнувшись с отрядом греческих фуражиров (около 700 человек) сатрап Фарнабаз, располагавший примерно 400 всадников и 2 серпоносными квадригами, тут же атаковал эллинов, выставив вперед обе свои упряжки и “расположившись со своей конницей за ними”. Колесницы врезались в греческое войско и расстроили ряды греков, а сразу вслед за ними устремились и всадники, перебив до 100 человек. Остальные бежали к лагерю, где находились главные силы (Xen. Hell., IV.1.17-19) [41].

Ксенофонт, вероятно, основываясь на опыте подобных столкновений, в “Киропедии” рассуждает о боевом применении данной тактики, приписав эти размышления своему герою Киру Старшему: “Когда же мы устремимся на врагов … тут уже ринется [Абрадат] [42] вперед со своими колесницами … а вам [т.е. пехоте и коннице] надо следовать за ним, держась как можно ближе к колесницам. Действуя так, мы обрушимся на врагов в самый разгар их замешательства” (Cyr., VII.1.9). И далее: “… следовавшие за ними [колесничими Абрадата] персы ворвались в ряды египтян через брешь, проделанную Абрадатом и его друзьями, и стали разить приведенных в замешательство врагов” (Cyr., VII.1.32) [43].

Отметим, что, по авторитетному мнению военных XIX века, “физически невозможно [44], чтобы пехотинец устоял против лошади, несущейся на него на весь опор”, наводящей “на людей панический страх”, и даже хорошая пехота выдержит натиск кавалерии лишь если та “дурно управляема”, имеет изнуренных лошадей или действует на “местности вязкой или скользкой” [45].

Итак, новая персидская тактика заключалась в том, чтобы колесницами расстроить ряды вражеской пехоты, образовать бреши, в которые может вклиниться и расширить их конница, зачастую с одновременной фланговой конной атакой. После этого в бой вступали пельтасты, игравшие вспомогательную роль (Xen. Cyr., VI.1.30; 3.19; VII.1.9 сл.).

По всей вероятности, именно с этими реформами в персидском военном деле 450-х гг. связано появление в данный период в ахеменидской армии тяжеловооруженной конницы [46]. Однако не следует забывать, что продолжала существовать и легкая конница [47] с метательным оружием (Xen. An., III.3.6-7; 10), набиравшаяся, вероятно, в основном из восточно-иранских народов (ср.: Arr. An., III.11.3-6; Diod., XVII.19-21) [48] и участвовавшая в сражениях, очевидно, совместно с бронированной конницей.

В численном соотношении конные стрелки, конечно, превосходили отряды латников [49]. В последних насчитывалось всего по 500-600, иногда 1000 (Diod., XIV.22.6) всадников, организованных по десятичной системе, на сатрапию. Как справедливо отмечает Д. Хэд, даже царские конногвардейцы носили из защитного вооружения лишь панцири – “Мозаика Александра” (битва при Гавгамелах) из Помпей [50]. Но именно тяжелая конница составляла основу армии Ахеменидов в бою (ср.: Diod., XIV.22.6; Xen. An., I.8.24). К числу ее относились и отряды конницы массагетов и бактрийцев, возможно, также каппадокийцев и армян, входившие в качестве подданных в состав армии Ахеменидов.

Таких всадников стали вооружать дротиками-пальтонами (но не копьями или контосами!), экипировать защитным вооружением нередко в массовом (Xen. An., I.8.6; 9) количестве (что неудивительно, поскольку по крайней мере в западных сатрапиях они набирались в основном из рядов знати) и, соответственно, приучать к ближнему бою, следовавшему за прорывом вражеского строя атакой колесниц. (Впрочем, относительно скоро ахеменидские всадники в рамках общего кризиса военной системы государства данные навыки утратили и уже во времена Ксенофонта они “и перестрелок издали не ведут, и в рукопашный бой вступать не желают” – Xen. Cyr., VIII.8.22.)

Лошадей своих персы специально приучали не пугаться шума боя и ступать по соломенным чучелам, чтобы кони привыкали в битве топтать лежащих врагов, которые могли быть как мертвыми, так и притворившимися (Ael. N.A., XVI.25). Обучали их также разворачиваться, чтобы защищать всадника своим телом [51]. Несомненно, подобный тренинг предназначался для рукопашной схватки с гоплитами или пехотинцами вообще.

Помимо поддержки в бою своих колесниц ахеменидская конница в походе выполняла ряд задач. Она осуществляла разведку на пути армии (Xen. Hell., III.4.13), беспокоила днем на марше по открытой местности неприятельское войско (Front., I.4.2; Polyaen., II.1.30; Thuc., VI.64.1; VII.78.6; 81.2; 84.1-2), убивая “тех, которые отставали, удаляясь из строя, для поисков продовольствия” – т.е. мародеров (Diod., XIV.80.1), или заблудившись (Thuc., VII.44.8), препятствовала вражеским воинам слишком удаляться от лагеря за водой, топливом или c целью грабежа (Thuc., I.111.1; VII.4.6; 11.6; 13.2; Xen. Ages., I.30; Hell., III.4.22), вела преследование разбитого или отступающего противника (Xen. An., III.4.18; Hell., IV.8.19).

Кроме того, в бою с греческой конницей персидские тяжеловооруженные всадники легко обращали её в бегство благодаря превосходству в вооружении и тактике (Xen. Ages., I.31-32; Hell., III.4.13-14; 24), но фалангу гоплитов они не отваживались атаковать без поддержки колесниц пехоты. Всякий раз, когда они сталкивались один на один с успевшими построиться гоплитами, то терпели поражение (Hell. Oxyr., VI.1-2; Paus., III.9.6; Polyaen., VII.14.3; Xen. Ages., I.32; Hell., III.4.14; 23-24).

В сражении при Кунаксе отряд тяжелой конницы Тиссаферна (не менее 500 всадников) не рискнул атаковать фалангу эллинских наемников-гоплитов и ринулся на стоявших рядом греческих пельтастов (2500 чел.), видимо, с целью зайти в тыл армии Кира Младшего. Но, “проходя мимо эллинов, он никого не убил, а расступившиеся эллины рубили персов и поражали их дротиками” (Xen. An., I.10.7; ср.: Diod., XIV.23). После этого Тиссаферн “удалился, но не повернул обратно” (Xen. An., I.10.8). В дальнейшем, преследовавшая отступавших Десять тысяч греков персидская конница так и не решилась на открытое нападение на построившуюся фалангу (Isocr. Paneg.,148-149; Xen. An., III, passim) [52]. Однако если вражеское войско не выстроилось в боевой порядок и, тем более, передвигалось в беспорядке из презрения к противнику, внезапная атака “многочисленной и правильно построенной” персидской конницы, поддержанной, быть может, колесницами (?) и пехотой имела все шансы на успех. Так была наголову разбита в 391 г. восьмитысячная лакедемонская армия в Малой Азии (Diod., XIV.99.1-3; Xen. Hell., IV.8.18-19).

В ходе внутренних междоусобиц персидской знати в V в. отряды тяжеловооруженных всадников, располагаемые, по обычаю персов, посередине боевого порядка (Xen. An., I.8.6), представляли собой бронированный ударный кулак, который направлялся в сражении на главный пункт врага – в центр неприятельского строя [53], местонахождение полководца, защищенного элитными частями. Причины, обусловливающие положение военачальника в центре, хорошо объяснил Ксенофонт (An., I.8.22). Следует учесть и то обстоятельство, что, находясь во главе ударной группировки воинов, он мог лично руководить боем, направляя действия своих войск в нужное место схватки, и последовательно переносить удар по различным частям боевого порядка противника при изменении боевой обстановки (если только собственные воины не увлекались преследованием и добычей и рассеивались по полю сражения). Атака отборного отряда латников должна была рассеять гвардию противника (Xen. An., I.8.24-25), покончить с вражеским военачальником – нередко в ходе личного поединка (Phot. Bibl., 37-38; Plut. Art., X-XI), отражавшего древнюю традицию личного столкновения вождей [54], и тем самым решить исход битвы, поскольку в случае гибели или бегства командующего его войско разбегалось [55].

В случае столкновения с конницей (например, в тех же междоусобных войнах) легковооруженные всадники персов “на полном скаку подъезжали к противнику и метали стрелы во врага до позднего вечера” (Xen. Cyr., I.4.23), предваряя сокрушительный удар своей тяжелой конницы. Так же они действовали и в бою с фалангой (Xen. Cyr., VII.1.39).

Боевым построением ахеменидской тяжелой конницы являлась колонна, именуемая в греческих тактиках эллинистического времени “квадратным строем” (Ael. Tact., 18.5; Arr. Tact., 16.9; Asclep. Tact., 7.3; Polyb., XII.18.2-3). “Именно у всадников пестрые и разнообразные строи, одни квадратные, другие прямоугольные, третьи ромбовидные, а четвертые собранные в клин. Хороши же все эти строи в надлежащее время построенные и притом, чтобы некто, выбрав один из них, не предпочитал его другим, потому что в другой местности и против других врагов, и в другое время, он может найти другой более полезным, чем предпочитаемый” (Arr. Tact., 16.1-2).

И далее Арриан пишет (Tact., 16.8-14): “Ибо квадратные строи являются трудноповорачиваемыми, однако этот строй, выведенный в острие (если еще и удобно, выступая в глубине), повернувшись понемногу лишь самим началом, позволит всему строю легко контрмаршировать. Именно квадратными строями персы особенно пользовались, как и варвары на Сицилии, так и наиболее многочисленные и богатые лошадьми из эллинов, ибо хорошо построенный и этот строй лучше другого, так как, когда и по ряду, и по шеренге построен, тогда и атаки, и отступления делаются очень проворными, и притом только у этих все командиры, собранные вместе, нападают на врагов. Лучшими же являются строи, имеющие удвоение числа в длине, нежели в глубине, например, если являются построенными по десять по фронту по пять в глубине или же двенадцать по фронту, а десять в глубине. Ибо такие строи являются по числу прямоугольными, ставятся же по фигуре в квадрат. Ибо длина коня от головы до хвоста заполнит от квадрата то, что в глубине по протяжению недостает; так что теперь некоторые сделали и утроение числа построенных по длине относительно глубины, полагая таким образом, что в точный квадрат поставят фигуру, так как они занимали утроенную длину коня относительно ширины человека в плечах, так что они приставляли к девяти, построенным по длине по фронту трех в глубине. Поскольку даже то нужно хорошо знать, что построенные в глубине всадники не одинаковую пользу приносят, нежели глубина у пеших: ибо они не толкают всадников впереди себя, вследствие того, что не может напирать конь на коня, словно там [в глубине] упирания происходят у пеших плечами и боками, и, становясь непрерывными с построенными впереди себя, они создают некий единый вес всего количества, но если вместе напирают и уплотняются, они скорее приводят в замешательство коней” (перевод А.К. Нефёдкина).

Впереди стояли лучшие и наиболее знатные всадники, тогда как позади них сражалась их военная свита. В бою первые вырывались вперед, за ними следовали их храбрые вассалы, в том числе и родственники (Diod., XVII.20.2; изображение на саркофаге знатного ликийца Паявы, 375-362 гг.) [56], невольно формируя тем самым клин (Arr. An., I.15.7). Оставшееся большинство следовало за ними строем в виде прямоугольника [57].

С течением времени, в связи с кризисом ахеменидской военной системы, когда распространяется практика найма заместителей для военной службы [58], военачальникам приходится ставить во фронт лучших воинов (потому что непрофессиональные всадники-заместители старались встать в глубине построения), чтобы конница просто своей глубиной могла опрокинуть противника. Поэтому Ксенофонт в своем сочинении “Об обязанностях гиппарха” (II.2-3) рекомендует помещать в передний ряд командиров из стойких воинов, “добившихся известности”, а в последнем ряду – равное число воинов постарше и поблагоразумнее.

Наиболее полное описание тактического применения персидских кавалерийских колонн донес до нас Ксенофонт на примере стычки у Даскилеона в 396 г. (Xen. Hell., IV.4.13-14). “… когда он [спартанский царь Агесилай] был недалеко от Даскилеона, его всадники, идущие впереди его, скакали к верху холма, чтобы увидеть, нет ли чего впереди. И, по случайности, всадники Фарнабаза [персидский сатрап], бывшие под началом Рафина и Багоя, его незаконнорожденного брата, и примерно равные по численности греческой коннице, были высланы Фарнабазом и также скакали к тому же самому холму. И когда оба отряда увидели друг друга на расстоянии не более 4 плетров [около 120 м], сначала оба стояли, греческие всадники – будучи выстроены в глубину по четыре, словно фаланга, а варвары – по фронту не более двенадцати, но в глубину больше. Однако, затем варвары атаковали. Когда они сошлись в рукопашной, все греки, кто уколол кого-либо, сломали свои копья, тогда как варвары, вооруженные дротиками из кизилового дерева, быстро убили двенадцать человек и двух коней. Вслед за тем греки были обращены в бегство. Но когда Агесилай пришел на помощь с гоплитами, варвары снова отступили, и один из них был убит”.

Ксенофонт, взяв за основу персидскую военную практику, позднее писал в наставлении для афинских всадников: “Если скачешь по узким дорогам, то следует приказать образовать колонну; но когда находишься на широкой дороге, то нужно приказать каждому отряду растянуть фронт” (Hipp., 4.3). Очевидно, учитывая возможность нападения противника, колонна могла применяться и как походный строй (как при Даскилеоне), чтобы при столкновении не терять времени на перестроение рядов.

Таким образом, на примере нововведений середины V в. мы можем еще раз убедиться в том, что тактика ахеменидских войск не была статичной, а, напротив, претерпевала значительные изменения со временем и в связи с характером вооруженных сил противника. Развернув военные действия против греков, персы были вынуждены вскоре коренным образом перестроить свою армию – в частности, создать тяжелую конницу, способную сражаться в ближнем бою. Такой коннице, как справедливо отмечает А.К. Нефёдкин, не нужно уже было строиться для удобства метания развернутым строем. Всадники строились для атаки в колонны (“квадратные строи”), где в передних рядах стояли лучшие и знатнейшие воины, и ими легко опрокидывали греческих конников. Однако фалангу атаковать они все же не решались, и именно поэтому появление тяжеловооруженных всадников органически связано с изобретением одновременно серпоносных колесниц, позволяющих расстроить сплоченность рядов гоплитов, после чего и вступала в бой конница, завершавшая разгром врага.

 

III. Вооружение

 

Комплекс вооружения ахеменидской конницы в последней четверти V в. до н.э. прослеживается прежде всего по двум комплексам письменных источников: сочинения наемника Кира Младшего и соратника Агесилая Ксенофонта, описавшего конницу западных сатрапий, и вавилонская глиняная табличка из Ниппура (январь 421 г.), зафиксировавшая список вооружения, необходимого для воина поместной конницы. Изображения, относящиеся к рассматриваемому периоду, довольно немногочисленны (см., например, рельеф из окрестностей Даскилеона, Малая Фригия, конец V–начало IV в.) [59], но, тем не менее, подтверждают данные письменных свидетельств.

Согласно Ксенофонту, лидийский отряд феодального ополчения Кира Младшего из 600 или 1000 всадников (401 г.) и прочие элитные корпуса поместной конницы были экипированы “медными” (или, скорее, бронзовыми) [60] панцирями и шлемами с белыми султанами (Xen. An., I.8.6; Сyr., VI.1.50; VI.4.1; VII.1.2).

Наступательное вооружение персидских всадников составлял один (Xen. Cyr., IV.5.57; VI.2.16; VII.1.2; VIII.8.22) или два (Suid., s.v. παλτα; Xen. An., I.5.15; I.8.3; Cyr., I.2.9; De re eq., 12.12) дротика-“пальтона” из кизилового дерева, длиной 1,5-1,8 м, с железными или бронзовыми наконечниками. Одно из таких копий служило для метания сидя на коне (Xen. Hipp., 1.6; 21), “выставив левую сторону вперед и правую подвинув назад, привставши на бедрах и немного нагнувши копье” (Xen. De re eq., 12.13). Второе же копье, при необходимости, употреблялось в рукопашном бою “прямо, вбок или назад” (Plut. Artax., IX-XI; Xen. Cyr., I.2.9; IV.3.9; De re eq., 12.12; Hell., III.4.14) [61].

Если принять предположение Л. Уорли о том, что Ксенофонт рекомендует сменить вооружение ионийских всадников на снаряжение по персидскому образцу, то тогда снимается определенное противоречие в описании деталей (Xen. De re eq., 12.1-13). Ведь Ксенофонт рекомендует заменить копье греческого всадника двумя персидскими пальтонами, один из которых метают, а вторым сражаются врукопашную (Xen. De re eq., 12.12). Но у афинских всадников и так было два копья. Зачем тогда нужна рекомендация о перевооружении вообще? Однако если посчитать, что речь у аттического писателя шла о вооружении ионийской конницы, то все становится более ясным: у них на вооружении в первой половине IV в. было одно копье (как, например, у всадника с монеты Магнезии на Меандре) [62].

Помимо пальтонов, персидские конные латники располагали эллинскими мечами (Diod., XIV.22.6; Xen. An., I.8.7), но луки отсутствовали [63]. Ламинарные наручи (Xen. De re eq., 12.5) и стоячий панцирный воротник (Xen. De re eq., 12.2) [64], описанные Ксенофонтом в числе составляющих идеального кавалерийского доспеха, относятся, по всей вероятности, к нововведениям уже IV в. (М.В. Горелик, безусловно, ошибочно, пишет об их появлении в конце V в.) [65], хотя высокий ворот, закрывающий воина сзади, встречается применительно к панцирям из мягких материалов (которые носили и всадники – Xen. An., I.8.9) на ахеменидских геммах V-IV вв. [66] Поверх доспеха всадники одевали плащ, нередко – определенного цвета, для отличия своих от чужих, что было особенно актуально в бою с мятежниками (Plut. Art., XI) [67].

Как сообщает Ксенофонт, во всей персидской коннице применялся конский доспех – медные налобники, набедренники (которые одновременно служили защитой и для всадника) и нагрудники (Cyr., VI.4.1; VII.1.2; De re eq., 12.8) [68]. Однако подобное тяжелое и дорогостоящее бронирование коня могло применяться лишь в отборных, элитных формированиях ахеменидской конницы (Xen. An., I.8.6-7) [69]. Это подтверждают и изображения на “греко-персидских” геммах ахеменидского времени и рельеф из Еничекёя, где на лошадях из защитного вооружения представлены лишь набедренники [70].

Н. Секунда цитирует перевод 14-й главы «Вендидада», части Авесты, составленной при парфянах, но включающей и более ранние сведения, с упоминанием “защитника бедер” в составе вооружения всадника (дротик, меч, булава, лук, седло с колчаном и 30 стрелами с бронзовыми наконечниками, праща с 30 камнями, панцирь, вероятно латный воротник, рубаха, шлем и пояс) [71]. Однако в другом переводе отрывка говорится лишь о “паре поножей”.

По вопросу снабжения всадников отметим, что лошади выдавались им из состава царских табунов и из числа выращиваемых в сатрапиях (Xen. An., IV.5.24; 34) в качестве дани царю [72], но всадники-колонисты служили с собственной лошадью (возможно, купленной в том же табуне, принадлежащем царю) и оружием. C другой стороны, в табличках из Суз и в папирусах из Элефантины засвидетельствованы распределение между воинами оружия и одежды, полученных из арсенала [73].

Тяжелая кавалерия Ахеменидов укомплектовывалась огромными, напоминавшими слонов (Philostr. Vita Apoll., II.12.54), но быстрыми лошадьми нисейской породы (самая ценная порода древности), тысячами выращиваемыми на равнинах Мидии (Нисейская долина, видимо Н