Ночь, что пала под натиском несовершенств.

 

Ступая по сырому хлюпающему асфальту темно-серыми крысами грязных ботинок, я озирался по сторонам как потерявшийся пес. О том, что я был нежеланным гостем в этом доме, говорили ехидные взгляды мутных окон. Последний удар в грудь холодного ветра, и я на пороге крайне мрачного жилища. Плющ по-хозяйски обнимал полусгнившие стены, старая меланхоличная ива с былой мечтательной красотой медленно и растянуто проживала свой век. Стряхнув налипшую на обувь грязь, я распахнул скрипучую дверь, что так напоминала старую одинокую женщину, дряхлую и печально-злобную.

Внутри картина была еще хуже. Пыльный, прожженный в нескольких местах ковер, встретил меня неожиданным хрустом.

– Берта! – громко воззвал я в пустоту комнат. Дверь еще раз недовольно скрипнула.

– Ты чего разорался, парень?! – пропела рабыня сего дома.

Половые грязно-серые доски заскрипели под волшебно легкими шагами этой девушки. Стены жуткими чудовищами нависали над хрупкой фигуркой мисс Ночь, этой скверной и прекрасной молодой куколке, изготовленной на заводе, специализирующемся по созданию шоколадных напитков. Ее молочная кожа мерцала в свете одной-единственной свечи, что отвратительно воняла жиром и давала так мало света, что я с трудом различал кончики своих пальцев. Шоколадные волосы мисс Ночь густой волной накрывали изящные острые скалы плеч. Я, как всегда ослепленный и пораженный этой стервозной дамочкой, приоткрыл рот. Поток мысленных оскорблений со стороны вредного божества хлынул сквозь дверцы моих губ. Светло-голубые, хищно-ангельские глаза запретной дочери ангела с хитрым прищуром скользили по моему лицу.

– А, это ты, Долговязый Червяк? – расслабленно просияла Берта, улыбнувшись тонкими ярко-алыми губами.

– Кто же еще, мисс Ночь… – смущенно пролепетал я и сделал шаг вперед.

– Эй! Стоп, парень! – закричала она, указывая на свои босые ноги. Я глупо уставился на острые колени мисс Ночь – два мутных лунных камня во главе изящного браслета ее ног.

– Ботинки вон! – высокомерно проорала Берта.

Я недоверчиво покосился на многовековую пыль, комки грязи и кошачью шерсть на полу.

– Или сам вон отправишься?

Я, вздохнув, скинул ботинки. Как в ледяную воду реки, я шагнул с ковра.

– Ну, зачем ты пришел, Червяк? Копаешься вечно, копаешься в этих улицах, залитых дерьмом. Месишь грязь, пропитанную кровью бомжей и мочой собак. Потом приходишь ко мне и плачешься. Какого черта? – я привычно выслушал приветственную речь моей богини и покраснел.

– Угостишь чаем, Ночь?

– Как всегда, – согласилась она, и я облегченно выдохнул.

Напевая, мисс Ночь повела меня в импровизированную гостиную – комнату, забитую книгами и платьями, с красным, удивительно чистым диваном в центре. На выбеленной стене тикали старинные часы, отсчитывая секунды «до».

– Усаживайся, – Берта властно толкнула меня на диван. Я по обычаю оглядел комнату, ища в ней обновлений. Вскоре тропический дождь закапал на мое, высушенное северными ветрами, лицо. Теплый и приятный, он щекотал лоб и щеки. Я поднял голову вверх и подскочил от неожиданности. Сверху капало, да так отчаянно пытаясь проломить потоком потолок. Это Берта принимала душ. Ванная находилась на втором этаже, я знал это. Кафеля в доме не наблюдалось, это мне тоже было известно. Я, кряхтя и потея, сдвинул в сторону диван, после чего, смахнув рукавом рубашки воду, вновь уселся. Через пару минут туманным облаком в гостиную влетела Берта, вытирая полотенцем влажные волосы.

– Чай закончился, – подытожила мисс Ночь.

– Садись, – попросил я.

– Указывать буду я.

По полу мягкой походкой бродил сквозняк, я подобрал под себя ноги.

– В прошлом апреле мама покончила с собой. Эта выскочка, мало того, что наглоталась дорогущих снотворных таблеток (моих!), так еще и вылила на себя перед смертью пол флакона моих любимых духов «В июльских сумерках».

– Сочувствую твоей потере, – печально произнес я, думая о холодно-бледной Терезе Ночь, что так рано и так легкомысленно бросила свою дочь.

– Спасибо, Долговязый. Я тоже жалею духи… Они так пахли! Из этого я извлекла вот что, парень. Каждый хочет умереть с шиком, забрать с собой все и ехидно укатить на тот свет.

Я подавился собственной слюной, поражаясь мыслям моего идеала. Мисс Ночь сжала губы, а потом открыла рот с характерным шлепком.

– Вот так, а ты ходишь, ходишь. Собираешь весь этот мусор с улиц, оставленный теми, кто давно обглодан червями, вроде тебя.

Я подумал о пустыне и оазисах. Как путники дохнут от жары и безысходности в пару шагах от воды и зелени. Среди всех этих сухих костей, несомненно, возвышается Берта Ночь – девушка-совершенство.

– Так что, что тебе надо на этот раз? – разбудила меня райская трель ее голоса.

– Эээ… Только еще немного историй твоей жизни? – будто спросил, ответил я.

– У меня дел, вообще-то, завались! – яростно выплюнула Ночь. Половицы, рассердившись, вторя ей, застонали. Грязный ком моих страданий покатился по шоколадной пенке волос Берты.

– Я так стар, что нужен только тебе.

– Ха, угу, ты мне нужен так же, как Лестат! – захохотала она. Лестат, этот худой потрепанный кот, названный в честь известного вампира, пронзительно завизжал. Его хвост каким-то образом оказался под моей задницей. Острые клыки, напоминающие два штыка, на которые насаживал Влад Дракула голубей, сидя в тюрьме, вонзились в мою кисть. Я взвыл от боли, пытаясь оторвать Лестата от руки.

– Брысь, уродец! – ласково воскликнула мисс Ночь. Я натянул полиэтиленовый пакет улыбки, что обтягивал мои губы прозрачной оболочкой.

– Ты же любишь его, – наивно предположил я.

– Гораздо меньше, чем «В июльских сумерках».

– Но все же…

– Никогда не верь тем, кто говорит, что любит тебя, Червяк. Никто, будучи в здравом уме не полюбит тебя, а если же да, то никогда не скажет тебе об этом, потому что побоится признаться в этом себе! Вот как.

Я грустно опустил тяжеленный булыжник головы в прорубь одинокой печали. Не согласиться я не мог.

– У монеты две стороны?

– Кто сказал тебе такую глупость?! – возмутилась Ночь.

– Все знают это, – начал оправдываться я.

– Все, да не все. А как же насчет ребра монеты? Тогда сторон бесконечное множество. Окружность ободка монетки разделить никак нельзя. Если так, то сторон столько, до скольки ты сможешь считать.

Этот сундук оригинальной мудрости, этот сугроб мировых тайн и истин жизни вызывал у меня чувство ничтожности. Я несовершенен. Этот идеал когда-нибудь падет под натиском несовершенств.

В дверь постучали. Раз сто, а может, даже больше.

– Там стучат, – испуганно прошептал я.

– Разве? – оскорблено приподняла брови мисс Ночь.

– Открой, Альба! Открой, Альба! Египтянку похитили! Открой, Альба! Открой, Альба! Ее украли! Украли! – слезно кричал чей-то старый голос.

– Бог мой, кто это? – расширив глаза, спросил я.

– Старая Мария, совсем сбрендила…

– Египтянку! Мою! Украли! Похитили! Открой, Альба! – не унимался голос. Слезы мутным потоком уже касались наших ступней.

– Заткнись, Мария! Это египетский… кто у них там… император украл, да! Ну, правитель, да! Иди в Египет. Бегом! – громко ответила голосу Берта.

– Украли! Похитили! – удалялся голос.

– Кто это был? – все еще прибывая в шоке, спросил я.

– Наше с тобой будущее, парень, – просто ответила Ночь.

– Тебе не жутко от этого?

– Ей девяносто восемь, Долговязый. Доживем ли мы до этого?

– Что за Египтянка? И почему Альба?

– Если тебе так интересны чужие жизни, почему бы тебе не спросить у нее самой?

– Извини… – я залился краской.

– Любите вы извиняться. Я не сплетница, но историю этой бедняжки все же расскажу. В нашем районе все знают ее. Одни боятся, как ты, покрываясь потом от жуткости происходящего. Одни избегают ее или игнорируют. Другие, как я, подыгрывают ее потустороннему уму, – задумчиво начала девушка-совершенство.

– Она давно такая? – разинув рот, прошептал я.

– Будешь слушать или перебивать? Может, вообще уберешься?

– Прости, мисс Ночь! – поспешно извинился я.

– Ну ладно, – сжалилась она.

Женская сумасшедшая обстановка комнаты, совершенная девушка по левую сторону от меня, кот Лестат, все еще царапающий мою руку после недолгого перерыва, холодные босые ноги – все это совершенно не мешало мне закрыть глаза и погрузиться в историю, которая звучала из тонких ярко-алых губ.

– Во всяком городе вроде нашего, есть личность, вокруг которой бродят слухи, обрастая несуществующими подробностями. Таких людей обычные люди описывают одним словом: сумасшедший. Эта старая женщина одна из городских сумасшедших. Ее история была мне рассказана, как это ни странно, ей самой, когда миссис Маркус, Мирена Маркус (а совсем не Мария), была еще в своем уме. Она тогда пришла ко мне, как ты, послушать мой голос и попить чаю (извини, что он так быстро закончился). Я была моложе, лет на пять, а ей… Что значат пять лет для старика? Еще пять лет одинаковых дней, чуть больше, чем планировалось.

Она всегда была ухоженной богатой женщиной, одевалась и выглядела лучше меня, – кокетливо подметила Берта. Я вздохнул.

– Продолжай, – попросил я.

– Не перебивай, Червяк! Она как-то неловко присела на край дивана и стала теребить жемчужные бусы. Я, конечно же, сразу поняла, что что-то не так. Я не стала спрашивать, зная, что она пришла именно за тем, чтобы рассказать. Все приходят ко мне за этим. Я была права, ее голос был надломан, будто воздух бегал по горлу, слова выходили со свистом.

Хочу сказать, что в молодости Мирена была легкомысленной женщиной. Запомни это, Долговязый.

Она начала говорить, что случилось страшное. Я подумала, что миссис Маркус обокрали. Но нет. «Девочка моя, мою жизнь втоптали в грязь. В зловонную грязь!» – восклицала она. Я тогда спокойно продолжала смотреть на Мирену, не так, как ты на меня, парень. Ну не красней вновь, Червяк! Это удел девочек!

Так вот, она жаловалась на пустой дом, «опустевший», я искренне не понимала. Опустевший? Она живет одна больше десяти лет.

Мои брови дернулись, когда слезы хлынули из ее глаз. Только тогда я положила руку ей на плечо и задала вопрос. «Не темните, Мирена! Что же произошло?» – наконец спросила я. «Моя дочь пропала, моя милая Египтянка. Я знаю, кто похитил ее!» – трагически прошептала Маркус.

Египтянка? Дочь? В моей голове звенели вопросы.

– Почему Египтянка? – недоумевал я.

– Так! Ты будешь слушать!? Я знала всю историю жизни Мирены, я знала каждую секунду ее существа. Я знала и пыталась найти изъян в истории. Найти изъян в ее голове. Ну и лицо у тебя! Может, сходишь в туалет? – засмеялась Берта.

– Да, я сейчас, – я стремительно поднялся по пугающе ненадежным ступенькам на второй этаж. Я опустился над желтоватой пастью раковины и умыл лицо ледяной водой. Расправив плечи, взглянул на себя в залапанное зеркало. Щеки горят, а глаза, переполненные интересом, блестят. Кое-как уняв дрожь в коленях, я вернулся на диван.

– Я продолжу. Мирена, ставшая позже Марией, так как люди любят упрощать все популярное, была совершенно одна. Книги и я замещали ей все. В одном из многочисленных романов она нашла образ, о котором рассказывала мне не раз. Маленькая девочка из Египта, смуглая и прекрасная билась в голове старушки до тех пор, пока ни заполнила все сны Марии. Реальность и сны спутались в мозгу у миссис Маркус. Она полюбила Египтянку. Имени не придумав. «Моя дочь пропала, милая Берта» – причитала старая. Книг в ее доме только прибавлялось. История за историей. От романа к детективам… Скоро я стала Альбой, как и все женщины в этом районе. Вот тебе и сумасшествие. Вот тебе и Мирена Мария Маркус, – закончила мисс Ночь.

– Это очень интересно! – взволнованный историей, я перебирал картинки воображаемой жизни одинокой женщины.

– Ты прав. А может, и нет. Мораль моя такова: коль сошел с ума, в мой дом не входи!

– Твой дом – наше убежище, – благоговейно проговорил я.

– Заметь, я никогда не зову людей в гости. Всех интуитивно тянет сюда, как пчел в улей.

– Кто-то должен исполнять роль утешителя, кто-то, кто более сильный, чем те, кто нуждается в утешении.

– Ну спасибо тебе, парень, – довольная, как сытый кот, поблагодарила Берта.

– Она перестала к тебе приходить, эта Мария Мирена?

– Нет, ты видел, как я ее выпроваживаю… Но с другой стороны, она приходит теперь не ко мне, а к Альбе, – пожала плечами Берта Ночь.

– Быть может, нам самим стоит навестить ее? Кем для нее стану я? – заинтересовавшись, предложил я.

– Какая тебе разница до старой свихнувшейся женщины?

– Это же наше с тобой будущее.

– Ты тоже чокнутый, Червяк! – заулыбалась утешительница.

– Ну так… что?

– Пойдем. Натягивай свои ужасные ботинки, – распорядилась она.

Я на цыпочках двинулся в прихожую, шагнул на плот хрустящего ковра. Берта маленьким ураганом носилась по гостиной, выбирая платье в цвет настроению. Через долгих двадцать минут она оказалась рядом со мной. Шоколадные волосы она заплела в косу, светло-голубое платье изящными волнами облегало ее талию. Я почувствовал, как подгибаются колени, а глаза ищут отдыха.

– Ну, ты чего застрял, парень? На выход! – подтолкнула меня Ночь.

Я вывалился на улицу и начал хватать пальцами воздух, чтобы тот мог окутать меня полностью. Берта уже шла впереди меня, задрав высоко голову. Ее руки – стрелы купидона. Ее шея – лунная дорожка на воде. Я семенил сзади, стараясь выглядеть менее жалко, чем всегда. Прямая и скучная дорога вдоль домов тянулась бесконечной гадюкой, я запыхался, пытаясь не отставать.

– Стоять, парень, – мисс Ночь схватила меня за воротник.

Мы стояли возле маленького желтого, как только что вылупившейся цыпленок, дома. Деревянный забор бережно, но неловко окружал его, естественно, только изображая защиту. Тонкая чахлая береза, пыльная и кислая, как старая дева, клонилась на ветру.

– Позовешь ее?

– Ха, Червяк, ты же у нас смелый.

– О… Да, да… Конечно… – я заволновался и задрожал.

– Да ладно тебе. Я сама постучусь.

Берта Ночь, виляя округлыми бедрами, двинулась к дому. Я остался стоять у проезжей части. Взмахнув волосами, она шагнула на маленькое крыльцо и трижды постучала кукольным кулачком в дверь.

– Не отзывается? – взволновано спросил я.

Она промолчала. Еще раз постучала, а потом подошла к маленькому окошку, кружевные занавески плотной паутиной перекрывали вид в дом. Мисс Ночь неожиданно отпрянула и чуть ни свалилась с крыльца.

– Святые угодники! – злобно воскликнула она птичьим голоском.

В окне возник морщинистый лик старой женщины с выпученными светлыми глазами. Я тоже испугался, но не подал виду.

– Чертова ведьма! – выругалась Берта.

– Альба? Это ты, моя дорогая? Это ты, девочка моя? – раздался глухой знакомый голос.

Мисс Ночь пожала плечами.

– Кто же еще, миссис Маркус? Я и мой друг.

– Ах, это, верно, Артур? – лицо Мирены Марии прояснилось.

Во мне заиграла ревность. Злость льва в теле котенка.

– Дьявол, что за Артур? – шепотом растерялась Ночь. Я не знал. Мне стало легче.

– Входите, дорогие! Входите! Входите, и я расскажу вам о своем горе. О своей маленькой Египтянке, – дверь распахнулась. На пороге стояла Мирена Мария Маркус, маленькая старушка в бирюзовом платье и белом платке на шее. Экая королева Великобритании в домашних тапочках. В руках она сжимала пухлую книжонку в розовой обложке. Роман на этот раз. Я теперь любовник Луизы, Артур. Это лучше, чем могло быть.

Мисс Ночь расширила глаза, приказывая следовать за ней в дом.

– Миссис Маркус, как вы поживаете? – скучающе спросила Берта.

– Быстрей, молодой человек. Проходите, садитесь за стол. Можете не разуваться. Садитесь, я испекла мясной пирог…

Я, оставляя грязные, будто черничные, следы на светлых досках пола, прошел к столу. На стенах в цветочек висели картины. Вышитые котята и коровы укоризненно смотрели на меня из рамок. Я поперхнулся слюной и сел. С грациозностью лани рядом присела мисс Ночь. У плиты забегала Мария. Тихо играло радио с навязчивостью голодного комара.

– Ешьте. Ешьте и слушайте, – передо мной появилась голубая тарелка с куском румяного пирога размером с котенка. Я подавился первым же куском, представив, что мясо под тестом именно его. Берта Ночь не ела. Седые локоны Мирены мерцали в ярком свете лампы.

– Готовьтесь, мои дорогие, готовьтесь услышать ужас. Моя дочь пропала, – трагичным голосом проговорила женщина.

Берта распахнула рот в наигранном испуге. Я приподнял брови.

– Какой кошмар! – воскликнула девушка-идеал.

– Это… ужасно… – вторил я.

– Я улаживала ее спать… Мою малютку… Я укрыла ее одеялом.

Я медленно пережевывал пирог, краем уха слушая жужжание радио.

Лицо Маркус исказилось рыданиями.

– Помоги мне, Альба! – умоляла миссис Маркус, схватив руки Берты.

– Стоит искать в Египте?

– Не смейся над моей бедой, девочка! Не смейтесь! Не смейтесь! В пироге все мои слезы, вся моя кровь! Вся! – закричала хозяйка дома. Очередной кусок застрял в моем горле и я закашлялся. Мисс Ночь не шелохнулась. Я начал падать под стол в приступе кашля. Женщины не обращали на меня внимания. Мои глаза покраснели как два спелых яблока, грозясь лопнуть. Я спустился на пол и схватил за ногу Берту Ночь. Точный пинок в лицо прервал мой кашель.

– О Господи… Черт возьми, – стонал я, сидя на грязи от своих же ботинок.

– Пропала… Пропала! Египтянка пропала!

– Господи, черт возьми…

– Похитили! Похитили мою девочку! Мою Египтянку!

– Вот же черт…

Вдруг комнату накрыла темнота. За окном ветер набирал силу, может, он оборвал провода?

– Пойдем же прочь. Я нагляделся, – пользуясь моментом, прошептал я Берте на самое ухо. Одним рывком она выкинула нас на улицу. Я протер глаза.

– Египтянку! Египтянку! Египтянку… – удалялся рыдающий голос.

– Ты идиот, Червяк, – вздохнула Ночь.

– Я знаю, извини.

– Уже поздно, парень. Я устала. Разойдемся здесь? – предложила она. Но так, что выбора не было.

Я махнул головой и отправился в свою сторону. Ветер отчаянно сворачивал меня с пути. Огромные руки его стискивали мне шею, будто пытаясь задушить.

Мой маленький, покосившейся от времени домик невесело встретил меня. Весь город яростно ненавидел меня. Мою заблудшую душу, что я пытался вернуть в нормальное состояние походами к Берте Ночь, знали и проклинали все, кого я знал. Все, кроме Берты не имели надо мной власти. Все, кроме Берты знали меня.

 

В моей маленькой спаленке в бежевых тонах металось существо под именем Египтянка. Сущего ангела, считавшего себя исчадием ада, спасало неведение. Я похитил! Украл! Похитил! Украл! Я.

Я свел с ума чудесную женщину, но она не знала меня. Я ел ее пирог. Я практически умер под ее столом. Я. Именно Я. Долговязый Червяк обвил маленькое смуглое тело Египтянки. Ей не успели дать имени. Она была слишком мала. Просто смуглая и черноволосая. Настоящая Египтянка!

Я поднял флаг, свой собственный флаг безысходности. Жалкий и ничтожный, но именно Я.

Я готов был аплодировать себе. Я был счастлив и восторжен собой. Я свел с ума. Я стал легендой для самого себя.

 

 

Хрустящий ковер привычно принял мои ступни, моя тень на стене ужасным чудовищем подкрадывалась к куколке.

– Это снова ты, Червяк! У меня новости для тебя, – я в предвкушении внутренне сжался. Растрепанная Берта потянулась.

– У меня есть чай. Проходи давай.

Я улыбнулся и неуверенно прошел в знакомую гостиную.