КИТАЙСКАЯ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА В НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД РЕФОРМ (РУБЕЖ 70-х- 80-х ГОДОВ): ПОВОРОТ К РЕАЛИЗМУ
Еще до декабря 1978 г., то есть до нормального начала китайской реформы, китайское руководство отказалось от маоистского тезиса о неизбежности возникновения в ближайшем будущем мировой войны. С конца 1977-начала 1978 гг. в КНР все чаще стали говорить о возможности “отсрочить” ее начало и добиться мирной “передышки” для осуществления планов экономического строительства. Заметим, что вплоть до начала 80-х годов речь шла именно об “отсрочке” и “передышке”, а не о принципиальной возможности предотвратить возникновение мировой войны. Это объяснялось во многом тем, что программа “четырех модернизаций”, провозглашенная еще при жизни Мао Цзэдуна Чжоу Эньлаем и закрепленная в решениях XI съезда КПК в 1977 году, предусматривала для усиления мощи КНР лишь относительно короткий период времени (10-20 лет). В ту пору китайское руководство, возглавляемое Хуа Гофэном, надеялось быстро укрепить экономику страны путем простого хозяйственного ускорения на имевшейся базе и закупок необходимых для этого технологий и оборудования за рубежом. Решениями декабрьского (1978 г.) пленума ЦК КПК такой курс был практически отвергнут и в основу китайской модернизации была положена политика, в большей степени учитывавшая китайские реалии. Тем не менее внешняя политика КНР на рубеже 70-х — 80-х годов оставалась внешне неизменной: продолжалась политика “единого антигегемонистского фронта”, провозглашенная еще при жизни Мао Цзэдуна. Сказались здесь, видимо, и инерция старого мышления, и особенности международной ситуации вокруг Китая в конце 70-х годов. Все же между политикой “единого фронта” середины 70-х годов и политикой “единого фронта” рубежа 70-х-80-х годов существовали значительные различия. В момент возникновения, то есть в середине 70-х годов, политика “единого фронта” представляла в немалой степени средство политической и идеологической дискредитации СССР в глазах мирового сообщества (стран “третьего мира”, главным образом) в продолжавшемся с начала 60-х годов китайско-советском соперничестве за обладание монополией на “истину”. Китайское руководство считало тогда, что “угнетенные народы различных стран” должны решительно подняться на вооруженную борьбу против “мирового колониализма, неоколониализма и империализма”, не боясь новой мировой войны (“либо война вызовет революцию, либо революция предотвратит войну”). Поэтому политика Москвы, направленная на предотвращение глобального конфликта, рассматривалась как “капитулянство”, а стремление СССР стать единоличным лидером мировых национально-освободительного и коммунистического движений расценивалось как “гегемонизм”. Неудивительно, что политика “единого фронта” возникла на пике политики разрядки в отношениях СССР с США и со странами Западной Европы, а также в годы усиления СССР в зоне “третьего мира”, последовавшем за победой в ряде развивающихся стран сил, ориентировавшихся на развитие дружественных связей с СССР (Ангола, Мозамбик, Эфиопия и др.). По мере развития процесса разрядки и усиления военно-политического влияния СССР в мире усиливалась и критика Москвы китайской стороной. Качественно нового уровня она достигла в середине 70-х годов, когда СССР был назван китайскими представителями “главным источником войны”. По всей видимости, это объяснялось такими причинами, как подписание в августе 1975 года Хельсинкского акта, ознаменовавшего пик разрядки в Европе; прекращение войны во Вьетнаме, вывод оттуда американских войск и последовавшие за этим ряд заявлений представителей США об “уходе из Азии”, что создавало, по оценке китайских руководителей, дополнительные возможности для усиления советского влияния в регионе; образование сохранявшего дружественные отношения с СССР единого Вьетнама, во внешней политике которого китайские руководители приблизительно с этого времени начали видеть реальную угрозу своим интересам в ЮВА; усиление позиций СССР в зоне “третьего мира”. Провозгласив политику “единого антигегемонистского фронта”, китайские руководители стремились, по-видимому, привлечь внимание мирового сообщества к неблагоприятной ситуации у китайско-советской границы, попытаться настроить его в пользу КНР, а также подготовить почву для сближения со странами Запада, прежде всего — с США, в целях нормализации межгосударственных отношений, что могло бы способствовать усилению позиций КНР на международной арене. На рубеже 70-х-80-х годов наибольшее развитие (в отличие от середины 70-х годов, когда идеология преобладала во внешней политике КНР) получил политико-стратегический аспект курса “единого фронта”. В некоторой степени это было связано с еще более осложнившейся ситуацией у китайских границ: с конца 70-х годов к напряженности вдоль китайско-советской, китайско-монгольской и китайско-индийской границ прибавилась конфронтация на китайско-вьетнамской границе, ввод советских войск в соседний Афганистан, дальнейшее усиление советского военного потенциала на Дальнем Востоке и в западной части Тихого океана, а также охлаждение отношений Китая с КНДР. В целях улучшения своего стратегического положения КНР пошла на активизацию связей с другими государствами мира, жертвуя прежними идеологическими установками. В отличие от предыдущего периода, когда приоритетное положение в системе внешних связей Китая занимали страны “третьего мира”, на рубеже десятилетий главный упор был сделан на развитие отношений со странами Запада. Во внешней политике усилилось значение экономических факторов. Страны Запада, в частности, предполагалось использовать в качестве главных источников капиталов и передовой технологии, хотя это сочеталось с недооценкой всей значительности перемен в предстоящей модернизации народного хозяйства КНР, а также неоправданными надеждами на возможность “купить модернизацию”. Не исключено также, что на рубеже 70-х-80-х годов, то есть в период резкого обострения советско-американских отношений, китайское руководство рассчитывало и на содействие администрации США в быстром решении тайваньской проблемы в обмен на поддержку Пекином идеи “параллельных стратегических интересов”. Политика “единого фронта” использовалась в этих условиях в целях повышения стратегической значимости Китая в глазах ведущих западных держав. Проводившийся на рубеже 70-х-80-х годов внешнеполитический курс КНР был также тесно связан с внутриполитической ситуацией в Китае, отражая прямо или опосредованно весьма острую в этот период борьбу в китайском руководстве по вопросу об отношении к маоистскому наследию, вокруг разработки новой политики. Лишь к середине 1981 года позиции Дэн Сяопина и его сторонников в руководстве КНР окончательно укрепились, что открыло путь к углублению реформ и, соответственно, к дальнейшему пересмотру внешнеполитических установок. Проведение политики “единого фронта” позволило Китаю за короткий период времени резко улучшить отношения со странами Запада. В декабре 1978 г. было опубликовано совместное китайско-американское коммюнике об установлении с января 1979 г. дипломатических отношений между двумя странами, в котором США признавали правительство КНР в качестве единственного законного правительства Китая. В июле 1979 г. КНР и США подписали соглашение о торговле, которое предусматривало создание прочной долговременной основы для дальнейшего развития двусторонних торгово-экономических связей. Помимо этого между двумя странами в конце 70-х годов был подписан ряд соглашений о сотрудничестве в области науки и техники, культуры, образования, сельского хозяйства, освоения космического пространства и некоторых других областях. На рубеже 70-х-80-х годов между представителями двух стран резко активизировались контакты по различным линиям и на различных уровнях, быстрыми темпами рос объем торгово-экономических отношений: объем двусторонней торговли вырос в период 1977-1982 гг. более чем в 15,5 раз — с 391 млн. долл. в 1977 г. до 6,07 млрд. долл. в 1982 г. Улучшение отношений с США в значительной степени способствовало прогрессу связей Китая с другими развитыми капиталистическими странами, и прежде всего Японией, на которую часть китайского руководства возлагала особые надежды в осуществлении модернизации. В 1978-1980 гг. между двумя странами были подписаны соглашения о торговле, содействии культурному обмену, научном и техническом сотрудничестве, а также достигнут ряд других соглашений и договоренностей. В августе 1978 г. между КНР и Японией был заключен договор о мире и дружбе. С конца 70-х годов на регулярной основе стали проводиться встречи руководителей двух стран, стабильно развивалась торговля, объем которой увеличился за период 1977-1981 гг. более чем в три раза — до четверти всего внешнеторгового оборота КНР.
|