КИТАЙСКАЯ УГРОЗА”: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

Очевидно, что военная угроза интересам стран АТР со стороны Пекина может определяться, во-первых, степенью “агрессивности” и “экспансионизма” в китайской внешней политике, а во-вторых, имеющимся экономическим и военно-техническим потенциалом. Внешнеполитический курс КНР, в свою очередь, будет зависеть, прежде всего, от тех сил, которые в конечном счете встанут у власти в Пекине.

После смерти Дэн Сяопина высшему китайскому руководству удается сохранять определенный status quo. Неизбежные перемены в расстановке политических фигур в высшем руководстве КНР, которые произошли после последнего съезда КПК и весенней (1998 г.) сессии ВСНП, практически не отразились на характере внешней политики Китая.

Немаловажным фактором, обусловливающим китайскую “наступательность” на мировой и региональной аренах, является наличие провокационных элементов в обращенных к КНР внешнеполитических курсах стран региона. Нельзя не вспомнить в этой связи, что, например, обострение ситуации вокруг Тайваня в начале 1996 г. было во многом вызвано действиями Тайбэя, активизировавшего с середины 90-х годов курс на достижение квазинезависимости.

Что касается непосредственно военной составляющей “китайской угрозы”, то на сегодняшний день военного потенциала КНР недостаточно даже для захвата Тайваня. Несмотря на постоянный с конца 80-х годов рост военных расходов, вооруженные силы КНР до сих пор в массе своей оснащены устаревшими образцами вооружений и не способны вести крупномасштабные боевые действия.

По оценкам разведслужбы ВМС США, Тайвань будет сохранять численное преимущество над КНР в современных боевых самолетах по крайней мере до 2005 года, и то лишь в том случае, если Тайбэй не будет ничего предпринимать для усиления своего потенциала. Между тем Тайвань активно закупает истребители, вертолеты, средства противовоздушной обороны и т.д.[103]. Что же касается КНР, то из 4000 состоящих у нее на вооружении боевых самолетов лишь около 100 отвечают современным требованиям[104].

Не лучше ситуация и в военно-морских силах КНР. Правда, накануне президентских выборов на Тайване в марте 1996 г. в пропекинской гонконгской газете “Wen Wei Po” появилась публикация, в которой утверждалось со ссылкой на китайских военных экспертов, что при желании войска КНР могут форсировать Тайваньский пролив шириной в 209 км за каких-нибудь пять-шесть часов[105]. Однако военные специалисты относятся к возможности подобной операции весьма скептически. По мнению многих из них, попытка форсировать Тайваньский пролив вооруженными силами КНР может представлять собой не более, чем “массовый заплыв миллиона пловцов”[106]. Как полагает адмирал Эрик Маквэдон, бывший в 80-х годах главным военным аналитиком в американском посольстве в Пекине, военный флот КНР может быть без особых затруднений уничтожен как в портах, так и в открытом море[107].

Разумеется, нельзя недооценивать серьезность китайской программы модернизации вооруженных сил. При этом чрезмерная закрытость китайской военной политики оборачивается усилением подозрительности и настороженности стран-соседей КНР. Думается, что публикация китайским руководством подобия “Белой книги по обороне”, в которой давались бы реальные данные о размерах военного бюджета КНР, численности и структуре основных родов войск, объемах и характере продаж и закупок вооружений и т.п., могла бы в значительной степени рассеять опасения, связанные с китайской военной угрозой. Так или иначе, ясно, что программа военной модернизации КНР рассчитана на длительную перспективу, и в ближайшие, по меньшей мере, десять-двадцать лет китайские вооруженные силы вряд ли будут представлять серьезную угрозу странам региона.

Впрочем, некоторые авторитетные китаеведы, к примеру Дж.Сигал, утверждают, что “Китай отвоюет обратно то, что он полагает принадлежащим ему, даже если при этом будет угроза его экономическому процветанию”[108]. Напряженная ситуация, возникшая вокруг островов Сэнкаку (Дяоюйдао) в 1996 г., казалось бы, подтверждает эту точку зрения. Однако, на мой взгляд, она верна лишь отчасти. Китай действительно способен порой не задумываться об экономическом уроне, наносимом его жесткими действиями во имя утверждения прав на то, что он “полагает принадлежащим ему”. Но, как отмечалось выше, это происходит, как правило, только тогда, когда его провоцируют на это извне (так, ситуация вокруг Сэнкаку обострилась во многом из-за провокационных действий крайне правых японских националистов).

Таким образом, у Пекина для проведения политики военных угроз в отношении стран региона нет пока ни реальных возможностей, ни соответствующей мотивации (если ее искусственно не создавать или усиливать). Это, разумеется, не означает, что азиатско-тихоокеанским странам не следует обращать никакого внимания на становление у своих границ мощной военной державы и не заботиться об обеспечении национальной безопасности. Но реакция на это должна быть очень тщательно взвешена, чтобы не привести к региональной гонке вооружений и/или усилению напряженности в АТР.

У “китайской угрозы” есть целый ряд аспектов помимо военного. Чаще всего упоминаемый — возможность доминирования КНР в экономике и политике АТР при сохранении руководством КПК контроля над положением в стране и обеспечении дальнейшего проведения реформ. Самое парадоксальное, что наиболее активно этот тезис отстаивается не в малых странах АТР, которые имеют много общего с КНР в структуре производства и номенклатуре экспорта и более уязвимы перед лицом крупных китайских конкурентов, а в самой мощной державе мира — США. При этом одним из основных показателей “угрозы” для американских товаропроизводителей объявляется растущий год от года многомиллиардный дефицит США в торговле с КНР[109].

Но, во-первых, китайцы продают на американском рынке то, что в США уже не производится или производится в небольших количествах. Во-вторых, зарабатывая значительные средства от продажи своей продукции в США, КНР получает возможность для закупок американских товаров (в частности, таких капитало- и трудоемких, как авиалайнеры[110]), обеспечивая занятость многим тысячам американских рабочих. Поэтому тезис об угрозе экономической безопасности странам АТР, в особенности США или Японии, не соответствует реальному положению вещей. Уместно подчеркнуть здесь, что именно китайский рынок сильно помог многим японским компаниям пережить последний экономический спад.

Следовательно, строить сегодняшние и тем более завтрашние отношения с Китаем на путях борьбы с “китайской угрозой” было бы серьезной ошибкой. Но и не замечать тенденции к превращению КНР во все более мощную державу тоже было бы неверно. Оптимум находится где-то посередине между “политикой сдерживания” и “политикой умиротворения”.