Глава 34 День двадцать первый. Сирены

 

Харри дошел до гаража Института анатомии и сел в машину. Закрыл глаза и попытался мыслить четко и ясно. Первое, что он должен сделать, – выяснить, где Матиас.

Он уже стер номер Матиаса из мобильного, поэтому позвонил в справочную и попросил дать ему телефон и адрес. Харри записал цифры и отметил, что, пока ждал ответа, дыхание участилось от волнения. Он постарался успокоиться.

– Привет, Харри. – Матиас говорил негромко, однако в голосе его слышалось радостное удивление.

– Извини, что надоедаю, – начал Харри.

– Да ничего…

– Ты где?

– Дома. Как раз собирался спуститься к Ракель и Олегу.

– Отлично. Хотел попросить тебя все-таки передать Олегу то, что я ему приносил.

Наступила пауза. Харри так сжал челюсти, что зубы скрипнули.

– Передам с удовольствием, но ведь Олег сейчас дома, так что ты сам мог бы…

– Да понимаешь, мне бы не хотелось сегодня встречаться с Ракель.

Новая пауза. Харри буквально вдавил трубку в ухо, словно в надежде услышать мысли собеседника, но уловил только дыхание и тихую минималистскую музыку, что-то вроде перезвона японских колокольчиков. Он представил себе Матиаса в столь же минималистски обставленной квартире. Квартирка, скорее всего, небольшая, но до противности аккуратная – нигде ни пылинки, ни одной случайной вещи.

На Матиасе голубая рубашка, он только что сменил повязку на ране. Тогда, на крыльце у Ракель, он сложил руки на груди вовсе не для того, чтобы прикрыть свой наследственный дефект. Он пытался спрятать рану.

– Ах вот как! Ну что ж, передам, конечно, – ответил Матиас.

Харри так и не понял по голосу, волнуется Матиас или нет. Снова послышалась музыка.

– Спасибо, – сказал Харри. – Я быстро, ты только дождись меня.

– Хорошо, – ответил Матиас. – Слушай, Харри…

– Да? – Харри глубоко вдохнул.

– Ты что, знаешь мой адрес?

– Ну да. Мне Ракель дала.

Харри выругался про себя: ну почему он не сказал, что узнал адрес в справочной? В этом нет ничего особенного.

– Вот как? – удивился Матиас.

– Да.

– О'кей, – согласился Матиас, – заходи, я оставлю дверь открытой.

Харри выключил трубку и в задумчивости уставился на нее. Он не сумел бы дать рационального объяснения этому чувству, но почему-то ему казалось, что времени практически не осталось – он должен бежать со всех ног, должен успеть до наступления темноты. Фантазия, как видно, разыгралась, опять его преследует детский страх, будто вокруг уже стемнело, а он никак не может найти дорогу к бабушкиному дому.

Харри набрал еще один номер.

– Да. – Голос у Хагена был бесцветный, безжизненный.

Голос человека, подписавшего капитуляцию, подумал Харри.

– Бросайте свои бумажки, – сказал Харри. – Звоните всем дежурным полицейским, мне требуется подкрепление. Берем подозреваемого в убийстве, улица Осенгата, двенадцать, в районе Торсхов.

– Харри…

– Слушайте: останки Сильвии Оттерсен лежат в морге Института анатомии. Снеговик – не Катрина. Понимаете?

Пауза.

– Нет, – прямодушно ответил Хаген.

– Снеговик – сотрудник этого института, Матиас Лунн-Хельгесен.

– Лунн-Хельгесен? Вот черт! Это ведь тот, который…

– Да, тот врач, который оказал большую помощь в разработке Идара Ветлесена.

Голос Хагена повеселел:

– Дежурные полицейские, разумеется, поинтересуются, вооружен ли он.

– Насколько нам известно, – поделился Харри, – он убил десять-двенадцать человек и ни разу огнестрельного оружия не использовал.

Сарказм Харри дошел до Хагена не сразу.

– Я перезвоню, – бросил он.

Харри нажал кнопку «отбой» и, вертя в замке ключ зажигания, другой рукой принялся набирать Магнуса Скарре.

Магнус и двигатель отозвались синхронно.

– Ты все еще в районе Трюванн? – спросил Харри.

– Да, а что? – ответил Скарре.

– Хватай всех, кто есть под рукой, и бегом в машину. Притормози на перекрестке Осенгата и Фуктс. Едем брать мерзавца.

– Ах, мать твою!.. Это то, о чем я думаю, или…

– Да, – отрезал Харри.

Он так втопил газ, что покрышки взвизгнули на асфальте.

Харри вспомнил Юнаса. По какой-то непонятной причине – именно Юнаса.

 

Один из шести патрульных автомобилей, которые затребовал Харри, связавшись с управлением, уже стоял у перекрестка на Осенгата. Харри подъехал со стороны Стурусиден. Свернул на тротуар, выскочил из машины, подбежал к патрульным и в приспущенное окно попросил рацию.

– Выключи пока, – бросил Харри, показав на мигалку. Нажал на кнопку вызова и приказал всем патрульным машинам выключить сирены заранее.

Через четыре минуты все шесть патрульных автомобилей подъехали к перекрестку. Полицейские, среди которых были Скарре и Ула Ли из убойного отдела, собрались вокруг машины, где у открытой дверцы сидел Харри с картой города в руках и давал указания:

– Ли, возьми три машины и отрежь возможные пути к бегству. Вот тут, тут и тут.

Ли наклонилась над картой и кивнула.

Харри повернулся к Скарре:

– Что вахтер?

Скарре показал телефон:

– Как раз с ним говорю. Он уже идет к главному входу с ключами.

– О'кей. Возьмешь шестерых и расставишь их по подъезду, на черной лестнице и, если возможно, на крыше. Еще добудь мне машину прикрытия. «Дельта» приедет?

– Уже.

Двое полицейских, похожих друг на друга как две капли воды, доложили, что «Дельта» прислала группу захвата, специально обученную на случай подобных ситуаций.

– Вы мне будете нужны прямо перед подъездом. Все вооружены?

Полицейские кивнули. Некоторые держали автоматы МР-5, отлично зарекомендовавшие себя при освобождении заложников, у остальных были только табельные револьверы. «Бюджет – прежде всего», – разъяснил как-то раз комиссар полиции.

– Вахтер сказал, что Лунн-Хельгесен живет на третьем этаже, – сообщил Скарре, убирая мобильный в карман. – Там по одной квартире на этаже. Выходов на крышу нет. Чтобы попасть на черную лестницу, надо подняться на четвертый этаж и пройти через закрытый холл.

– Хорошо, – сказал Харри. – Пошли двоих на черную лестницу, пусть ждут в холле.

Харри посадил к себе в машину двух полицейских в форме. Один постарше, другой – прыщавый юнец. Оба как-то работали со Скарре. Он повел машину не на улицу Осенгата, 12, а переехал на другую сторону и загнал ее во двор напротив.

Два мальчугана огромными, блестящими от любопытства глазами рассматривали вооруженных полицейских, пока Харри объяснял их отцу, для чего полиции требуется ненадолго войти в их квартиру. Харри прошел в гостиную, отодвинул диван от окна и внимательно всмотрелся в квартиру напротив.

– В гостиной свет! – крикнул он.

– Там кто-то сидит, – заметил полицейский, тот, что постарше.

– Я слышал, что после пятидесяти зрение ухудшается на тридцать процентов, – ответил Харри.

– У меня отличное зрение. Вон там, в большом кресле, которое стоит к нам спиной. Можно разглядеть часть затылка и руки на подлокотниках.

Харри прищурился. Черт, ему что, очки уже нужны, что ли? Однако как только старик подсказал, куда смотреть, он все разглядел.

– Оставайся здесь и сообщи по рации, если он шелохнется. Идет?

– Идет, – улыбнулся пожилой.

С собой Харри взял юнца.

– А кто хоть там сидит-то? – спросил тот громко, чтобы перекричать давящую тишину, когда они были уже внизу на лестнице.

– Слыхал про Снеговика?

– О, черт!

– Вот именно.

Они перебежали через дорогу во двор дома напротив. Вахтер, Скарре и пятеро полицейских в форме стояли наготове возле входной двери.

– Ключей от квартиры у меня нет, – сказал вахтер. – Только от подъезда.

– Отлично, – ответил Харри. – Мы сначала позвоним. А если он не откроет, будем ломать дверь. Всем приготовить оружие и шуметь как можно меньше. Ясно? «Дельта», вы со мной…

Харри достал «смит-вессон» Катрины, и по его сигналу вахтер повернул ключ в замке.

Харри и двое ребят из «Дельты» – оба с автоматами МР-5 – бесшумно взлетели, шагая через три ступеньки, по лестнице. Остановились возле синей двери, на которой была табличка с именем. Один из полицейских приложил ухо к двери, повернулся к Харри и покачал головой. Харри убрал звук в своей рации и поднес ее ко рту.

– «Альфа» вызывает… – Харри понял, что не дал пожилому полицейскому позывного, а фамилии его он не помнил. – Наблюдательный пост за диваном. Объект шевелился? Прием.

Он отпустил кнопку, и рация тихо зашипела, а потом раздался голос:

– По-прежнему сидит в кресле.

– Понял вас. Мы идем. Отбой.

Первый полицейский достал лом, второй встал на изготовку.

Харри уже видел этот приемчик: один взламывает дверь, а второй стремглав забегает внутрь. И дело не в том, что невозможно открыть дверь без применения лома, а в том, что эффект от шума, натиска, стремительного проникновения в дом таков, что объект, как правило, теряется и в девяти случаях из десяти застывает как каменный на своем кресле, диване или кровати.

Но Харри предупреждающе поднял руку. Нажал на дверную ручку и толкнул дверь.

Матиас не обманул: действительно, не заперто.

Дверь бесшумно открылась. Харри показал на себя – он хотел пройти туда первым.

Квартира была обставлена вовсе не так, как Харри себе представлял, хотя, впрочем, в каком-то смысле в минималистском вкусе: в ней не было ничего: ни одежды в прихожей, ни мебели, ни картин. Только голые стены, истосковавшиеся по новым обоям или побелке. Создавалось ощущение, что отсюда давным-давно выехали.

Дверь в гостиную была приоткрыта, и в щель Харри увидел на подлокотнике кресла руку. Маленькую руку с часиками на запястье. Он затаил дыхание, сделал два длинных шага, держа револьвер перед собой обеими руками, и пнул ногой дверь в гостиную.

Полицейские, которые двигались почти вне поля его зрения, застыли.

Один прошептал:

– Господи боже ты мой…

Над креслом висела большая зажженная люстра и освещала сидящую женщину, которая смотрела прямо на Харри. На шее – синий след от удавки, бледное красивое лицо, черные волосы и небесно-голубое платье в мелкий белый цветочек. То самое платье, что было на фотографии в его календаре. Харри почувствовал, как сердце в его оцепеневшем теле разрывается на куски. Он попробовал пошевелиться, но не смог вырваться из-под власти ее потухшего взгляда. Потухшего и обвиняющего. Обвиняющего именно его в том, что не сделал чего-то… Эх, если бы знать чего! Не сделал, не задумался, не успел остановить, не сумел спасти ее.

Снежная бледность ее лица напомнила Харри ледяную холодность лица матери, лежавшей мертвой на больничной койке.

– Проверьте остальные помещения, – приказал Харри срывающимся голосом и опустил револьвер.

Неверными шагами приблизился к креслу и дотронулся до ее руки. Рука была ледяной и безжизненной, словно мрамор, но он услышал слабый пульс, и у него мелькнула абсурдная мысль, что она просто накрасилась и притворилась мертвой. Опустив взгляд, он понял, что тикают ее часики.

– Больше никого нет, – раздался голос полицейского у него за спиной. Парень кашлянул и спросил: – Вы знаете, кто она?

– Да, – ответил Харри и провел пальцем по стеклу часиков. Тех самых, которые он всего несколько часов назад держал в своей руке. Часики, которые лежали в его собственной спальне. Которые он положил в скворечник, потому что любовник Ракель пригласил ее куда-то этим вечером. Отпраздновать, что они двое теперь стали единым целым.

Харри посмотрел в ее глаза, встретил взгляд-обвинение.

Так и есть, подумал он. Кругом виноват.

 

Скарре вошел в квартиру и теперь стоял позади Харри и смотрел через его плечо на мертвую женщину в кресле посреди гостиной. Рядом с ним стояли двое парней из «Дельты».

– Задушена? – спросил Скарре.

Харри не ответил и даже не пошевелился. Одна из петелек, за которые вешают платье, вылезла наружу.

– Необычно как-то: летнее платье зимой, – заметил Скарре, просто чтобы хоть что-то сказать.

– Оно ей нравилось, – отозвался Харри каким-то потусторонним голосом.

– Кому? – спросил Скарре.

– Ракель.

Инспектор сжался. Он видел бывшую возлюбленную Харри только один раз, когда она еще работала в полиции.

– Это… это Ракель? Но…

– Это ее платье, – ответил Харри, – и ее часы. Он переодел ее в Ракель. А женщину звали Бирта Беккер.

Скарре молча уставился на тело. Таких трупов он еще не видел. Те, что он видел, были обезображены и обведены мелом.

– Пошли, – кивнул Харри парням из «Дельты» и повернулся к Скарре. – Оставайся здесь. Позвони криминалистам, скажи, им подоспела работенка.

– А ты куда?

– На танцы, – отрезал Харри.

Все трое вышли на лестницу, и в квартире воцарилась мертвая тишина. Через несколько секунд Скарре услышал, как завелся автомобиль и рванул вперед, пробуксовывая колесами по асфальту.

 

По улице разносились завывания полицейской сирены. Харри сидел на пассажирском кресле и чувствовал, как в кармане вибрирует телефон. С зеркала заднего вида свисали две крошечные дамочки в бикини и словно танцевали под яростный тревожный вой, а полицейская машина, виляя, обгоняя другие автомобили, летела по третьему кольцу.

«Пожалуйста, – молился он про себя, – пожалуйста, Ракель, держись».

Харри взглянул на металлических танцовщиц, болтавшихся под зеркалом, и подумал, что он точь-в-точь как они: безвольно пляшет под чужую дудку. Он превратился в эдакую комическую фигуру, всегда на два шага позади, всегда вламывается в дверь слишком поздно, и публика встречает его смехом.

И тут Харри взорвался.

– Черт! Черт! – прорычал он и швырнул мобильный телефон в переднее стекло. Тот соскользнул с панели и упал рядом с дверцей. Водитель в зеркало переглянулся со вторым полицейским.

– Выруби сирену, – приказал Харри.

Стало тихо.

И тут Харри услышал звук, идущий снизу.

Он поднял телефон.

– Алло! – крикнул он в трубку. – Алло! Ракель! Ты дома?

– Ну конечно. Ты же по номеру видишь, я звоню с городского, – услышал он ее голос. Мягкий, смеющийся.

– А Олег дома?

– Да, – ответила она. – Сидит вот тут, на кухне, ужинает. Мы ждем Матиаса. А что случилось, Харри?

– Слушай меня внимательно, Ракель.

– Харри, не пугай меня. Что произошло?

– Запри дверь на цепочку.

– Зачем это? Дверь заперта…

– Запри на цепочку! – прорычал Харри.

– Хорошо-хорошо!

Он услышал, как она что-то говорит Олегу, скрип стула и звук быстрых шагов. И почувствовал некоторое облегчение.

– А теперь расскажи мне, что случилось, Харри.

– Расскажу. Но сначала пообещай, что ни при каких обстоятельствах не впустишь в дом Матиаса.

– Матиаса? Ты что, напился, Харри? Да какое право ты…

– Матиас опасен, Ракель. Я сижу в полицейской машине, со мной еще двое наших сотрудников, мы едем к тебе. Остальное объясню при встрече, только прошу – смотри все время в окно. Ты видишь что-нибудь?

Она помедлила. Харри молчал, не говорил ни слова, просто ждал. Потому что вдруг совершенно точно понял, что она ему верит, надеется на него и что так было всегда. Они подъехали к тоннелю в Нюдалене. На обочине серыми тюками шерсти лежал снег. Раздался ее голос:

– Ничего не вижу. Но я же не знаю, что мне нужно искать.

– Снеговика не видишь? – тихо спросил Харри.

По наступившей тишине он понял, что она вот-вот поймет, в чем дело.

– Скажи, что это неправда, Харри, – прошептала она. – Скажи, что это дурной сон.

Он прикрыл глаза. Увидел перед собой Бирту Беккер в кресле. Ракель права, конечно, это сон.

– Я положил твои часы в скворечник, – сказал он.

– Но их там не… – начала она, осеклась и простонала: – О боже!