Студопедия — Глава 1. Историография проблемы
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Глава 1. Историография проблемы






 

 

Проблемы народничества и партийного строительства в целом привлекали внимание исследователей с начала ХХ в. Имеется довольно обширная исследовательская литература, однако вопросам теории партии и партийного строительства народников специального внимание почти не уделялось, а комплексных исследований не было. Существующие же работы условно можно разделить на три группы.

Во-первых, это ряд научных работ, затрагивающих наиболее общие проблемы теории партии, а также теории и истории радикализма. Здесь необходимо выделить статьи Э. Баталова, Л.К. Журавлевой, К. Холодковского, Т.В. Шмачковой, содержательные публикации Г.Л. Олеха, раскрывающие сущность основных подходов к определению партии, содержание признаков данного института и основных направлений его деятельности [1].

Разнообразные точки зрения, сложившиеся в западной и отчасти отечественной литературе по вопросу о партиях, представлены в монографии М.Н. Марченко, М.Х. Фарукшина «Буржуазные политические партии» и работе Г.Л. Олеха «Партийная демократия как политический феномен» [2]. Большое значение имеет присутствующий в них развернутый анализ теории олигархизации партии немецкого социолога Р. Михельса. По его мнению, усложнение условий деятельности партии, расширение ее численности приводят к сокращению контроля рядовых членов за руководящей верхушкой и превращению последней в устойчивую и несменяемую касту или «олигархию» [3]. Это было общемировое явление партийной жизни конца XIX – начала XX в., нашедшее отражение в идеях М.А. Бакунина, П.Н. Ткачева, а также деятельности «Народной воли». А потому мы не можем согласиться с общей оценкой данной теории М.Н. Марченко и М.Х. Фарукшиным как несостоятельной [4].

В то же время несомненным достоинством их работы следует признать качественное и довольно полное рассмотрение авторами основных типов и функций партии, таких как представительства, политической социализации, борьбы за власть и т.д.

Ценный материал по теории партии и общемировым процессам их возникновения содержится в исследованиях зарубежных политологов Р.-Ж. Шварценберга и Дж. Сартори [5].

Проблема радикализма вообще и в отечественной истории XIX в. в частности разрабатывается Г.И. Авциновой, Е.А. Кирилловой и А.Н. Медушевским [6]. Не давая конкретного определения этому феномену, историки предпочитают социокультурный подход. По их мнению, он является состоянием российской культуры, одной из ведущих, наряду с консерватизмом, традиций, обусловленных особенностями духовного, политического развития страны, национального характера, спецификой религиозного сознания, становления государственности, а также географическими условиями, формирующими соответствующий тип социального мироощущения, мышления и поведения. И в этом смысле радикализм является реакцией на «догоняющую» модернизацию и характеризуется «утопизмом, идеализацией, романтизацией... будущего, значения коренных изменений в политическом процессе и социально-политических отношениях» [7].

Террору как «способу управления социумом посредством превентивного устрашения» посвящена статья М. Одесского и Д. Фельдмана «Террор как идеологема» [8]. Авторы раскрывают противозаконный характер подобного устрашения, когда в принципе отсутствует связь «нарушителя и кары», а также условия его проведения, главными из которых выступают страх и массовая истерия. Рассматриваемый в диссертации террор как метод деятельности партии М. Одесский и Д. Фельдман, с опорой на концепцию толпы французского социолога Г. Лебона, относят к «террору толпы», только «толпы», обладающей социальной однородностью, ограниченной численностью, идеологией агрессивного характера и управляемой сформировавшими ее руководителями [9]. Иными словами, авторы ставят знак равенства между «толпой» и партией, что на наш взгляд, не совсем верно. Вызывает сожаление и тот факт, что поставленная проблема анализируется только на материале французской истории конца XVIII в., в то время как российская традиция дает не менее богатую почву для подобного исследования.

Во-вторых, это литература, посвященная истории социально-политических учений и общественного движения России второй половины XIX в. Данная группа включает работы обобщающего характера и помогает рассмотреть развитие теории партии революционных народников, выявить ее влияние на складывавшиеся протопартийные и партийные организации, а также степень преемственности последних между собой.

И, наконец, третья группа исследований, наиболее представительная в количественном отношении, непосредственно касается вопросов изучения творческого наследия Н.П. Огарева, М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова, П.Н. Ткачева или документов, структуры и деятельности отдельных народнических организаций. Так как эти две группы не являются взаимоисключающими, а расширяют либо углубляют представления по изучаемой проблеме, то, на наш взгляд, возможен их совместный анализ по хронологическому принципу.

Первый этап изучения народнической теории партии связан с марксизмом. В работах Г.В. Плеханова, В.И. Ленина, П.Б. Аксельрода [10] история народничества и созданная им концепция партии делилась на два периода: неполитический и политический, связанный с деятельностью «Народной воли», называемой ими первой российской партией. Высоко оценивая осуществленный ею переход к программе политической борьбы, они вместе с тем критиковали «Народную волю» и другие народнические организации за отрыв от широких масс. С позиции марксистского тезиса о решающей роли пролетариата в политической борьбе они осуждали народников за слабое внимание к данному классу и более или менее явно определяли их теорию и практику партийного строительства как пример тупикового развития партогенеза. В то же время В.И. Ленин, разрабатывая свою концепцию революционной партии, опирался на теорию М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова, П.Н. Ткачева и приводил в качестве примера правильной организации структуру «Народной воли» [11].

Критически подходя к террору как методу деятельности революционной партии при подготовке революции, Г.В. Плеханов и В.И. Ленин признавали большую заслугу народников в разработке принципов ведения социалистической пропаганды и агитации и их осуществлении. Таким образом, работы Г.В. Плеханова, В.И. Ленина, П.Б. Аксельрода положили начало изучению теории партии революционных народников 70-х гг. XIX в. и заложили методологические основы советского периода ее историографии.

Начало же научного изучения революционного народничества как идейного течения и фактора общественной жизни второй половины XIX в. относится к периоду Первой русской революции 1905–1907 гг. Оно было связано, по нашему мнению, с попыткой ряда историков объяснить складывающуюся в стране ситуацию путем нахождения ее истоков, а также с некоторым ослаблением политического режима самодержавия после Манифеста 17 октября 1905 г. Однако в дореволюционный период теория партии народников, планы организации и структуры их объединений не стали объектом специального изучения. Основное внимание уделялось анализу взглядов М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова, П.Н. Ткачева на будущее общественное устройство и решение крестьянского вопроса, истории возникновения и конкретным мероприятиям народнических партий и протопартий. Именно такой характер носили обобщающие работы Л. Барриве, Б.Б. Глинского, А.А. Корнилова, Н.Д. Носкова, С.Г. Сватикова [12]. Представленный в них фактический материал и документы по вышеуказанным вопросам, хотя и не подвергнутые должному анализу, послужили основой для дальнейшей разработки проблемы.

Социально-политические воззрения М.А. Бакунина и П.Л. Лаврова стали предметом статей М. Антонова и Ю. Стеклова. Данные исследования раскрывают содержание предлагавшихся «бунтарями» и «пропагандистами» схем революции, что позволяет определить понимание ими роли партии в этом событии, трактовку сущности пропагандистского метода деятельности революционной партии [13]. Помимо этого Ю. Стеклов дает обстоятельное объяснение бакунинского идеала революционера как человека, проникнутого «сатанинским» духом возмущения, носящего «черта в теле» [14].

Предыстории народнической теории и практики партийного строительства посвящены исторические очерки М. Лемке. Основываясь на материалах следствия по процессам «32-х» и «Великоруссцев», личных бумагах, изъятых у обвиняемых, автор пытался воссоздать процесс формирования «Земли и воли» 60-х гг., взгляды ее руководителей, особенно Н.А. Серно-Соловьевича, а также показать роль А.И. Герцена, Н.П. Огарева и М.А. Бакунина в образовании данной организации [15]. Наибольший же вклад в изучение исследуемой проблемы в дооктябрьский период был внесен немецким профессором А. Туном и российским историком В.Л. Богучарским.

Работа А. Туна «История революционных движений в России», написанная в 1883 г., явилась первым как отечественным, так и зарубежным, опытом анализа событий второй половины XIX в. В качестве истоков российской традиции партогенеза автор выделял масонские ложи времен Екатерины II и декабристские тайные общества. Рассматриваемую же эпоху он делил на четыре этапа: 1) 1855–1863 гг., связанные с деятельностью А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского; 2) 1863–1869 гг., называемые им «затишьем революционного движения» ввиду отсутствия крупных организаций; 3) 1872–1878 гг. как этап «мирной пропаганды мелких кружков», переходящих в «революционную агитацию», и, наконец, 4) с 1878 г. – «полный поворот в революционном движении», когда на первый план выходит политический аспект, эпоха централизации и террора, связанных с деятельностью «Народной Воли» [16].

И хотя в работе А. Туна многое, на наш взгляд, вызывает возражение, например, в оценках третьего и четвертого из обозначенных им этапов, сведение деятельности «Народной воли» только к террору, на что обращал внимание еще Г.В. Плеханов [17], данная работа имела и имеет большое значение. Несомненной заслугой исследователя следует признать определение им направлений революционного народничества («бунтарского», «пропагандистского» и «бланкистского»), ставшее традиционным для всей последующей литературы [18].

Другим крупным специалистом по изучаемой проблеме являлся историк, редактор журнала «Былое» В.Я. Богучарский. Он так же, как и А. Тун, делил историю партийного строительства революционного народничества на донародовольческий, «аполитичный» и народовольческий периоды. Первый охватывает 70-е гг. XIX в. и связан с именами М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова, С.Г. Нечаева и деятельностью «Земли и воли». По мнению Богучарского, в идейном плане он был подготовлен всей предшествующей политической мыслью XIX в., начиная с П.Я. Чаадаева и славянофилов и заканчивая А.И. Герценым, П.Н. Огаревым, Н.А. Добролюбовым, Н.Г. Чернышевским. При этом историк отмечал незначительность размеров движения «шестидесятников», его изолированность от народа и распространение почти исключительно в студенческой среде в отличие от следующего десятилетия [19].

Говоря о развитии теории партии в 70-е гг. XIX в., автор, с одной стороны, анализирует учения ее вышеупомянутых идеологов, а с другой – показывает выработанную ими теорию партии в связи с политическим движением данного периода. И несмотря на то, что вопросы партийного строительства В.Я. Богучарским особо не выделялись, содержащийся в его работах ценный материал по этой проблеме помог ее более глубокому осмыслению. В частности, он утвердил совершенно обоснованный, на наш взгляд, подход к «нечаевщине» как «эпизоду» исключительного характера, порожденному общественно-политическим строем России, но судить по которому обо всем русском освободительном движении совершенно «несправедливо» [20].

Рассматривая народовольческий этап, историк также приводит много ценной информации о структуре и деятельности «Народной воли», дискуссии, развернувшейся в революционном движении по поводу перехода к политической борьбе и террору, показывает их влияние на процесс партогенеза в России второй половины XIX в. [21].

Интересное и содержательное исследование общественной мысли 1860-х гг. (А.И. Герцен, Н.А. Добролюбов, Д.И. Писарев, Н.Г. Чернышевский) и 1870-х гг. (П.Л. Лавров, М.А. Бакунин, П.Н. Ткачев) предпринял Р.В. Иванов-Разумник [22]. Им были высказаны ценные замечания по поводу истоков народнической теории партии и образа революционера, методов «хождения в народ» и террора.

В целом есть основание констатировать слабое внимание дореволюционных авторов к проблемам теории и практики партийного строительства революционных народников. В досоветской литературе отсутствовали попытки специального рассмотрения данного вопроса. Большинство публикаций представляют собой очерки социально-политических взглядов идеологов народничества, истории формирования и деятельности отдельных организаций, основанные на обширной документальной, но мало анализируемой базе. Тем не менее некоторые аспекты темы находили освещение. В этот период шло накопление и обобщение документов. Были поставлены вопросы о самобытности русской теории партии и партийного строительства, оправданности террора как метода деятельности и роли «Народной воли» в процессе российского партогенеза.

В советский период продолжала сохраняться тенденция, отмеченная в дореволюционной литературе. По-прежнему основное внимание уделялось концепциям социализма, теории революции идеологов народничества и деятельности отдельных протопартий и партий, что обусловило отсутствие специальных работ по их теории и практике партийного строительства.

Работы 20-40-х гг. ХХ в., рассматривавшие отдельные аспекты изучаемой темы, носили описательный характер и основывались на узкой источниковой базе. К таковым можно отнести обобщающие работы по народничеству Н.П. Полянского, Л.Э. Шишко, М. Поташа, М. Илюковича, Е.Н. Городецкого, публикацию М.М. Клевенского «Ишутинский кружок и покушение Каракозова» [23], а также книги Б.И. Горева и немецкого историка М. Неттлау о жизни и деятельности М.А. Бакунина [24]. На более обширной документальной основе построено обобщающее сочинение по истории революционного движения Ф. Кона [25].

Особое значение из работ этого времени, посвященных персоналиям, имели публикации историков Ю.М. Стеклова и Б.П. Козьмина. Анализ жизни, деятельности и творчества М.А. Бакунина Ю.М. Стекловым носит фундаментальный характер и до сих пор не потерял своей актуальности [26]. Автор не только приводит огромное количество документов, но и подвергает их детальному разбору, пытается вписать каждый источник в ситуацию, складывавшуюся в революционном движении, окружении Бакунина, его личной жизни. Он выделяет три этапа в жизненном пути и идейной эволюции теоретика анархизма (1814–1861, 1861–1868, 1868–1876), показывая особенности его позиций на каждом из них. Работа дает цельное представление о концепции Бакунина, и, что особенно важно для нас, содержит анализ разработанных им в 1848–49 и 60-е гг. XIX в. планов создания революционной партии, раскрывает характер взаимоотношений Бакунина и С.Г. Нечаева, а также отношение мыслителя к пропаганде, агитации и террору как методам революционной партии. При этом мы полностью согласны с высокой оценкой Ю.М. Стекловым планов бакунинского «Альянса» как «верной и здоровой мысли» о том, что массовое движение может рассчитывать на успех, если оно «объединится сплоченной организацией», выражающей интересы масс и пользующейся их доверием. «Это было, – заключает он, – как бы предвидением грядущих форм пролетарской борьбы» [27].

Проблемы теории революции, методов деятельности партии и принципов ее построения в понимании Н.П. Огарева, С.Г. Нечаева и П.Н. Ткачева стали предметом внимания Б.П. Козьмина. Историк одним из первых поставил вопрос о созвучности планов создания партии Ткачева и Нечаева, что объяснялось, по его мнению, деятельным участием теоретика «заговорщиков» в нечаевской организации. Кроме того, им были частично введены в научный оборот и проанализированы документы нечаевской «Народной расправы» и «Общества Народного Освобождения» – тайной организации, которую планировалось создать на базе редакции журнала «Набат» [28].

Важным этапом в изучении народнических организаций стало опубликование исследований-воспоминаний самих народников или их ближайших родственников: С.Ф. Ковалика, О.В. Аптекмана, В. Левицкого (В.О. Цеденбаума), М. Слепцовой [29].

В целом же можно сказать, что большинство работ 1920–1940-х гг., основанных на узком круге источников, носило скорее описательный, научно-популярный характер. При этом начиная с 30-х гг. XX в. шло нарастание тенденции к однозначности оценок народничества и выработанной им теории партии в рамках марксистско-ленинского подхода как бесперспективных с точки зрения исторического прогресса [30].

Новый этап в изучении теории партии и партийного строительства мыслителей второй половины XIX в. начался в 1950–1970-е гг. Одним из первых к ней как к объекту специального исследования обратился Я.И. Линков [31]. В своей статье «Проблема революционной партии в России в эпоху падения крепостного права» ученый систематизировал высказывания Н.Г. Чернышевского, Н.П. Огарева, листки «Великорусса» и «Ответ “Великоруссу”» Н.А. Серно-Соловьевича по вопросу необходимости революционной партии в России, принципов ее построения и методов деятельности и, опираясь на свои изыскания, сделал вывод о наличии определенной теории партии у теоретиков начала 60-х гг. XIX в. Данная работа явилась первым опытом анализа русской теории партогенеза. Однако она охватила лишь 1861–1863 гг. и не содержит каких-либо выходов на последующий период.

Большое значение для дальнейшего рассмотрения темы имели работы Я.И. Линкова, посвященные теории партии Н.П. Огарева и попыткам ее воплощения в деятельности «Земли и воли» 60-х гг. XIX в. [32].

Схожая проблематика нашла отражение в монографиях М.В. Яковлева, Э.С. Виленской, Н.Н. Новиковой [33]. В частности, последняя предприняла единственную до сих пор в отечественной литературе попытку установить состав Комитета «Великорусса». На основе сопоставления текстов, материалов следствия, мемуаров и переписки Новикова пришла к выводу, что Комитет был основой будущего общества «Земля и воля», а его листки – набросками его программы, в которых отразились взгляды их авторов – Н.Г. Чернышевского, Н.А. Добролюбова, А.А. Серно-Соловьевича, В.А. Обручева, П.И. Бокова, М.Л. Михайлова, Н.В. Шелгунова [34].

Введение в научный оборот новых источников по революционному движению первой половины 60-х гг. XIX в. и их анализ отличало работы профессора М.В. Нечкиной [35]. Несмотря на то, что некоторые сделанные ею выводы, особенно по структуре «Земли и воли», далеко не бесспорны, предпринятая публикация ранних записок Н.П. Огарева с планами создания революционной партии, несомненно, оказала большое влияние на все последующее изучение проблемы.

Качественно иными стали в 1950-е – первую половину 1970-х гг. обобщающие исследования по истории и теории революционного народничества. Значительный эмпирический материал, привлечение основных сочинений идеологов 60–70-х гг. XIX в. сочетались в работах Б.С. Итенберга, В.Ф. Антонова, Ш.М. Левина с тщательной разработкой проблем роли партии в революционном движении, методов ее деятельности, морального облика социалиста-революционера. Не был обойден вниманием и вопрос о соотношении предполагавшейся и реально существовавшей структуры народнических организаций. При этом помимо традиционных «Земли и воли» 1870-х гг. и «Народной воли» анализу подверглись протопартии, такие как «ишутинцы», «чайковцы», Всероссийская социально-революционная организация [36]. Плодотворным для дальнейшего рассмотрения народнической теории партии является, по нашему мнению, сделанный Ш.М. Левиным вывод о преемственности ленинской теории партийного строительства [37], что однозначно отрицалось литературой 1930–1940-х гг.

Однако и в этот период продолжали появляться весьма поверхностные как в фактическом, так и в аналитическом плане работы, к каковым, на наш взгляд, можно отнести книги А.Ф. Костина, И.К. Пантина, Г.Г. Водолазова [38]. Так, например, вызывает недоумение характеристика И.К. Пантиным теории революции и партии П.Л. Лаврова как «идеалистической картины революционного процесса» в связи с тем, что последний «не знает иных форм революционной работы, кроме пропаганды», а будущее освободительного движения рисует как «процесс все более широкого распространения социалистических идей» [39]. Или его же тезис о том, что централизации народнической партии мешали «привычки к своеволию, психология индивидуализма» ее членов [40].

Идейные поиски М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова, П.Н. Ткачева, в том числе и в области теории партии, нашли отражение в монографиях А.А. Галактионова и П.Ф. Никандрова [41]. Авторы широко использовали сравнительно-исторический подход, в связи с чем их трактовки концепций Лаврова и Ткачева отличаются аналитичностью, взвешенностью оценок и категориальной строгостью. Несколько слабее, к сожалению, представлена теория М.А. Бакунина. Ученые свели его понимание революции, бунта к взаимоотношениям между интеллигенцией и народом как социальными слоями, не вводя понятия «партия», несмотря на то, что у идеолога анархизма оно присутствует [42].

Важные проблемы характеристики социалистических взглядов и теории революции отдельных мыслителей были подняты историками и философами В.М. Кейзеровой, В.Я. Баркаловым, А.И. Демиденко, А.И. Татарниковым, М.Г. Седовым [43]. И хотя некоторые их оценки сегодня подвергаются пересмотру в связи с переосмыслением марксистско-ленинского подхода, ценными остаются содержащийся в них фактический материал и попытки осмысления уже существующей литературы по изучаемым вопросам.

Первой работой, специально посвященной пониманию народниками морального облика члена социально-революционной партии, стала статья-обзор И.А. Зайцева [44], в которой автор кратко останавливается на высказываниях теоретиков и практиков народничества по указанной теме. Большой вклад в изучение структуры, принципов построения и деятельности отдельных народнических организаций 1870-х гг. внесли Р.В. Филиппов, Н.А. Троицкий, П.С. Ткаченко, С.С. Волк, В.А. Твардовская, М.Г. Седов [45].

Признанным авторитетом в области истории народничества является Е.Л. Рудницкая. В советский период ею были исследованы записки, публикации Н.П. Огарева и М.А. Бакунина, другие документы 1860-х гг., касающиеся создания революционной партии. Пожалуй, впервые в отечественной литературе подверглись полному и глубокому осмыслению ранние наброски планов партийного строительства Н.П. Огарева. Совершенно справедливо, на наш взгляд, указано главное отличие предложенной им структуры партии от реально существовавшей у декабристов: ее ориентированность на связь с народом, работу в массах, что проявлялось даже в названии руководящих членов «апостолами», а также федеративный принцип построения организации [46].

В работе «Русская революционная мысль: демократическая печать. 1864–1873» [47] историк, анализируя судьбу эмигрантских революционных изданий, прослеживая их связи с эволюцией революционно-демократического движения в России, представляет процесс развития различных направлений русской революционной мысли. Нетрадиционно много внимания уделено пропагандистской кампании М.А. Бакунина – Н.П. Огарева – С.Г. Нечаева в 1869–1870 гг. Однако применительно к изучаемому вопросу мы не можем согласиться с утверждениями автора об отрицании Бакуниным роли организации, заменяемой стихийностью, из враждебности его к сознательному началу в революционном движении; о совместном авторстве «Катехизиса революционера» и принадлежности Бакунину прокламации «Начало революции», призывающей к террору [48]. Тем более, что подобным выводам противоречат другие, более ранние, публикации Е.Л. Рудницкой, затрагивающие планы партийного строительства М.А. Бакунина [49].

В целом же статьи и монографии Е.Л. Рудницкой оказали значительное влияние на дальнейшее изучение теории партии и партийного строительства революционных народников.

Социально-политическую доктрину М.А. Бакунина избрала предметом своих многолетних исследований Н.М. Пирумова. Именно ее изыскания поставили точку в вековом споре об авторстве «Катехизиса революционера». Анализируя большое количество источников, историк пришла к выводу, что данный документ принадлежит перу С.Г. Нечаева и Г.П. Енишерлова [50]. Это позволило рассматривать все более поздние попытки приписать его Бакунину только как идеологический прием.

Комплексный анализ теории революции, партии и морального облика ее члена теоретика анархизма представлен в ее работе «Социальная доктрина М.А. Бакунина». Автор подробно освещает идейные истоки бакунинской концепции, ее содержание, показывает процесс сближения мыслителя с Нечаевым, его «метания», а также влияние бакунизма на российское революционное движение. Абсолютно справедливо, по нашему мнению, делается вывод о приверженности теоретика «бунта» организации, дисциплине, отрицании им террора как метода деятельности и рассмотрении партии как необходимого условия подготовки революции. Обширная источниковая база и взвешенные оценки обусловливают огромное значение данной монографии для дальнейшего изучения творчества М.А. Бакунина [51].

Высокая оценка его роли в русском революционном движении в плане разработки методов агитации и работы с народом дана в статье Н.Ю. Колпинского и В.А. Твардовской, ставшей, по сути, переломной в традиции рассмотрения бакунизма как «антинаучного» противника «марксизма» [52].

Процесс складывания централистского подхода к структуре революционной партии в теории и практике охарактеризован В.Ф. Пустарнаковым, Б.М. Шахматовым, А.И. Володиным, Е.Г. Плимаком и др. [53].

В этот же период, в 1960–1970-е гг., народничество и созданная его идеологами концепция партии начинают активно изучаться за рубежом. Появляются как обобщающие сочинения, так и монографии, посвященные деятельности отдельных мыслителей. В англо-американской историографии наиболее авторитетными признаны работы Ф. Вентури, И. Берлина, Л. Шапиро, Э. Хингли и др. [54]. Теория партии П.Л. Лаврова анализировалась Ф. Вэлкером, а Н.А. Бакунина – Е. Карром, А. Келли и др. [55]. Не была обойдена внимание и такая колоритная фигура, как С.Г. Нечаев, рассматривавшаяся как традиционная для русского освободительного движения, с чем, конечно же, нельзя согласиться [56]. Общим для всех англо-американских исследователей народнической теории партии являлось признание ее в качестве идейного истока ленинской теории, против чего решительно возражали советские историки. Особенно отчетливо подобное утверждение проявилось в публикациях, посвященных П.Н. Ткачеву [57].

Иной точки зрения придерживался французский коммунист Ж. Дюкло. Его работа, заключающая в себе критику теории М.А. Бакунина, носит своеобразное название: «Бакунин и Маркс: Тень и свет», демонстрирующее, по нашему мнению, скорее пропагандистский, чем научный подход автора: «...Свет – это свет марксистского учения, его предельно ясное понимание мира и общества и выдвигаемой им цели – кардинальных социальных преобразований. Говоря же о тени, я имел в виду бакунинские концепции, их утопичность, двусмысленность и запутанность» [58]. Тот же характер носит содержание книги, представляющее собой цитаты из работ М.А. Бакунина, К. Маркса и Ф. Энгельса как антитезы, но без какого-либо анализа. Теория революции Бакунина автором определяется словами Маркса и Энгельса как «ряд убийств, сначала индивидуальных, затем массовых», а революционер приравнивается к «разбойнику» [59], что, конечно же, не совместимо с реальной концепцией мыслителя.

В целом же заслуга зарубежных исследователей состоит в том, что несмотря на слабую источниковую базу они обоснованно подошли к народнической теории партии как к истоку российской традиции партогенеза.

Однако подобный тезис не соответствовал марксистско-ленинскому подходу, господствовавшему в советской историографии проблемы, и вызвал большое количество «обличительной» литературы [60]. Несколько выделялись в этом ряду монографии В.Г. Джангиряна, Л.Г. Сухотиной, М.Д. Карпачева. Наряду с критикой, они дали достаточно полное представление об англо-американской историографии народничества 1950–1970-х гг., в связи с чем до сих пор не потеряли своей актуальности. Хотя некоторые приведенные в них суждения сейчас нуждаются в пересмотре [61].

Таким образом, в 1950–1970-е гг. произошло дальнейшее осмысление концепции партии и партийного строительства революционных народников. На основе введенных в научный оборот новых источников были проведены интересные изыскания Е.Л. Рудницкой, Н.М. Пирумовой, М.В. Нечкиной, Я.И. Линковым, затронувшие проблемы формирования теории революционной партии в работах Н.П. Огарева, Н.Г. Чернышевского, Н.А.Серно-Соловьевича, М.А. Бакунина и их влияние на складывание народнических организаций исследуемого периода. Все явственнее наблюдался переход от однозначных характеристик к более взвешенным оценкам места данной проблемы в истории и теории русского освободительного движения, укрепившийся в литературе в 1980-е гг.

Всплеск интереса к народнической теории и практике партийного строительства в начале 1980-х гг. был инициирован 100-летием со дня покушения народовольцев на Александра II 1 марта 1881 г. В связи с этим в центре внимания историков оказалась «Народная воля», определяемая ими как «партия действия» с нарастающей централизацией структуры и многоплановой деятельностью [62].

Исследуя причины перехода народовольцев к террористической деятельности, Е.Г. Плимак и В.Г. Хорос сделали важный, по нашему мнению, вывод о специфике «революционной» ситуации 1879–1881 гг. Они показали, что в ней не было фактора «низов», а был террор революционеров и метания «верхов» в связи с ним [63]. Следовательно из двух предназначенных террору функций – «пробуждения массы» и дезорганизации власти – в тот период выполнялась только последняя.

В целом ряде монографий этого периода, посвященным социально-политическим и философским взглядам идеологов революционного народничества, нашла отражение и теория партии Н.П. Огарева, М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова, П.Н. Ткачева, П.А. Кропоткина [64]. В качестве их источниковой базы выступили уже опубликованные произведения мыслителей, однако авторы подошли к ним взвешенно, руководствуясь не идеологическими постулатами, а особенностями духовного и политического развития России второй половины XIX в. Справедливо отмечалось выдвигавшееся всеми идеологами требование связи партии с народом, характеристика ее как «подготовителя» социальной революции, а также разное понимание ими принципов построения революционной партии. Но изложение материала по персоналиям, преобладание философской и социологической проблематики не позволяют составить на основе этих работ цельное представление о народнической концепции по исследуемому вопросу.

Не очень удачную попытку отойти от марксистских оценок теории и практики партийного строительства народников демонстрирует монография М.Д. Карпачева, носящая обобщающий характер [65]. Историк объясняет распространение их концепций социально-экономической и политической неподготовленностью России к восприятию марксизма. При описании идейных течений 1870-х гг. на первый план у него выходят взаимоотношения в паре «интеллигенция-народ» в трактовке М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова и П.Н. Ткачева. Не совсем уместными в подобного рода сочинении выглядят определения тактики Ткачева как «революционного авантюризма» и «отрицания политической борьбы» народниками как «застарелого предрассудка» [66]. В целом, фактическая сторона данной работы значительно превышает ее оценочный компонент, что характерно и для других публикаций второй половины 1980-х гг.

Особенности революционной традиции России XIX в., степень преемственности и новизны каждого ее этапа, сущностные черты сложившегося в 70-е гг. нового типа личности – профессионального революционера, раскрывают И.К. Пантин, Е.Г. Плимак, В.Г. Хорос [67]. Их совместный труд заслуживает особого внимания, так как наряду с богатой эмпирической базой по структуре и деятельности конкретных организаций авторы рассуждают о степени взаимовлияния теории и практики в русском освободительном движении, начиная с Радищева и декабристов и заканчивая Ткачевым и «Народной волей». Говоря о преемственности, они выводят принцип централизованного построения народнических партий из опыта «Южного общества» во главе с Пестелем. На протяжении всей работы историки ставят и решают вопрос о естественности перехода от заговорщических организаций к строго законспирированным протопартиям и партиям, осознавшим необходимость постоянной связи с народом, а также об истоках, причинах и логичности появления террористического направления их деятельности. Предпринятая И.К. Пантиным, Е.Г. Плимаком, В.Г. Хоросом попытка вписать революционное народничество и созданную им теорию партии в контекст политического развития России, показав преемственность ленинского этапа, имеет исключительное значение для дальнейшей разработки проблемы.

Трактовка М.А. Бакуниным, П.Л. Лавровым и П.Н. Ткачевым морального облика профессионального революционера – члена социально-революционной партии рассматривалась в диссертационном сочинении А.А. Шиширянц. Автор справедливо, на наш взгляд, указывает общие требования, предъявлявшиеся к революционеру – критическое отношение к миру, беззаветная преданность делу революции, единство с народом. Менее обосновано выглядят положения об отождествлении Бакуниным революционной деятельности с «разрушением, насилием, вседозволенностью» и стремление соединить моральный образ члена партии Нечаева с бакунинским, хотя в литературе уже существовали достаточно аргументированные противоположные точки зрения [68].

В 1987 г. вышла работа С.Н. Канева «Революция и анархизм», получившая резко негативную оценку. Книга была написана в ключе марксистско-ленинского подхода и носила компилятивный «обличительный» характер. Автор сводил всю теорию революции М.А. Бакунина только к крестьянскому бунту, а идеалом партии для него считал «организацию ордена иезуитов». В связи с этим он делал вывод о противоречии бакунинского анархизма и планов построения партии [69].

Ответом на нее стала статья А.К. Исаева и Д.И. Олейникова «Бакунизм нуждается в более серьезном изучении» [70]. По их мнению, «задача показать бакунизм в качестве непримиримого врага революции и революционной демократии неблагодарна изначально». Он нуждается в серьезном критическом изучении, но рассматривать его при этом следует как одно из направлений социалистической мысли. Как и всякая идеология, бакунизм имеет «свои сильные и слабые стороны, свои взлеты и свои трагические ошибки» [71]. Определяя место Бакунина в освободительном движении, историки обращаются к его теории партии и совершенно верно отмечают осознание им необходимости сплоченной организации с внутренней дисциплиной для подготовки и осуществления революции, неприятие террора как метода деятельности и «гениальную догадку», что такая организация сложится вокруг единой общерусской политической газеты [72]. Таким образом, аргументировано опровергая сложившийся в литературе вывод о пагубном влиянии бакунизма на революционное движение в России, Исаев и Олейников действительно переосмыслили его, показав огромное влияние идей Бакунина на теорию партии 1870-х гг. и последующих десятилетий.

Смене оценок роли М.А. Бакунина в процессах партогенеза XIX в. способствовала и монография М.И. Михайлова «Мелкобуржуазное бунтарство в эпоху промышленного капитализма». В ней почти не содержится суждений по поводу бакунинской теории партии, однако очень подробно описаны первая попытка создания революционной организации идеологом анархизма в 1849 г., а также цели, принципы и структура Альянса интернациональных братьев [73]. К творческой биографии теоретика анархизма в этот период также обращался В.Г. Графский [74]. Социально-политическая доктрина П.Л. Лаврова, в том числе и в области партийного строительства, в 1980-е гг. детально анализировались Г.И. Кучерковым [75], В.Ф. Антоновым и Б.С. Итенбергом. Последние достаточно полно раскрыли ее содержание от общ







Дата добавления: 2015-09-07; просмотров: 567. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Шрифт зодчего Шрифт зодчего состоит из прописных (заглавных), строчных букв и цифр...

Картограммы и картодиаграммы Картограммы и картодиаграммы применяются для изображения географической характеристики изучаемых явлений...

Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Тема 5. Организационная структура управления гостиницей 1. Виды организационно – управленческих структур. 2. Организационно – управленческая структура современного ТГК...

Методы прогнозирования национальной экономики, их особенности, классификация В настоящее время по оценке специалистов насчитывается свыше 150 различных методов прогнозирования, но на практике, в качестве основных используется около 20 методов...

Методы анализа финансово-хозяйственной деятельности предприятия   Содержанием анализа финансово-хозяйственной деятельности предприятия является глубокое и всестороннее изучение экономической информации о функционировании анализируемого субъекта хозяйствования с целью принятия оптимальных управленческих...

Вопрос 1. Коллективные средства защиты: вентиляция, освещение, защита от шума и вибрации Коллективные средства защиты: вентиляция, освещение, защита от шума и вибрации К коллективным средствам защиты относятся: вентиляция, отопление, освещение, защита от шума и вибрации...

Задержки и неисправности пистолета Макарова 1.Что может произойти при стрельбе из пистолета, если загрязнятся пазы на рамке...

Вопрос. Отличие деятельности человека от поведения животных главные отличия деятельности человека от активности животных сводятся к следующему: 1...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.011 сек.) русская версия | украинская версия