Предпосылки модели мотивации помощи

Достигнутые к настоящему времени в исследованиях деятельности помо­щи существенные результаты позво­ляют переформулировать выявлен­ные при этом комплексы условий (характеризующие как ситуацию, так и личность) с точки зрения теории мотивации. Они могут пониматься при этом как привлекательность предвос­хищаемых субъектом, последствий вмешательства или невмешательства.

В первом приближении можно вы­делить 5 отличных друг от друга видов последствий собственного дей­ствия, обладающих специфическим мотивирующим значением. Прежде всего это предвосхищаемые субъек­том польза (1) от оказания помощи и затраты на это оказание (2). Затраты и польза могут состоять не только в материальных благах, затрачиваемых субъектом усилиях, времени и т. д., но и в потере или приобретении воз­можностей реализации других, на­правленных на достижение своего собственного блага мотивов. В этом случае могут применяться облада­ющие определенной предсказательной ценностью модели «затрат и пользы», а также принцип взаимно­сти. Еще одним последствием (3), которое стоит отличать от двух пре­дыдущих и которое вместе с ними относится к последствиям, отвеча­ющим интересам самого субъекта, яв­ляется оценка действия со стороны других людей, т. е. привлекатель­ность мнений о его поступке значи­мых для субъекта людей или обще­ственного мнения в целом. Последнее зависит от того, насколько действие субъекта соответствует принятым об­ществом нормам, в частности норме социальной ответственности по отно­шению к зависящим от него лицам, а также принципу взаимности. Привле­кательность перечисленных послед­ствий своекорыстна. И в той мере, в какой решение о действии обусловли­вается именно ими, действие помощи оказывается мотивированным вне­шне, а не внутренне (см. гл. 12), т. е. не является альтруистическим в соб­ственном смысле слова.

Одно из последствий действия (4)—наступающая за ним и осуще­ствляемая самим субъектом оценка того, насколько он, совершая это дей­ствие, оставался верным внутренне принятым им нормативным ценностям (т. е. самоподкрепление). Привлека­тельность в этом случае определяет­ся предвосхищаемыми эмоциональны­ми состояниями: с одной стороны, такими, как удовлетворенность вер­ностью требованиям личностно значи­мых ценностей, радость от исполне­ния хорошего дела, с другой— такими, как переживание стыда и вины за несоблюдение норм, которые субъект считал для себя внутренне обязательными. К важным с точки зрения этой самооценки нормам не­сомненно относится норма социаль­ной ответственности (а норма взаим­ности важна постольку, поскольку субъект обязан выразить свою приз­нательность за оказанное благоде­яние). В отличие от затрат, пользы и оценки со стороны других людей са­мооценка представляет собой не вне­шне, а внутренне опосредованное последствие действия.

И наконец, последствием (5) явля­ется эмоциональное сопереживание внутреннего состояния нуждающегося в помощи человека, состояния, улуч­шающегося в результате осуществле­ния субъектом действия помощи. Привлекательность этого послед­ствия заключается в переживаниях типа облегчения, освобождения от тягостных ощущений, ослабления бо­ли. Два последних типа привлека­тельности — самооценка соблюдения внутренне принятых норм и сопережи­вание состоянию нуждающегося в по­мощи человека—являются бескоры­стными. В той мере, в какой они играют роль в принятии решения о действии, оказание помощи будет внутренне мотивированным, т. е. в полном смысле слова бескорыстным, актом (см. приведенное в начале этой главы определение Макоули и Берковитца [J. R. Macaulay, L. Berkowitz, 1970].

Степень привлекательности разных последствий в каждой конкретной си­туации зависит от ее особенностей, а также от тех или иных личностных диспозиций, которые (как, скажем, склонность принимать на себя ответ­ственность или отказываться от нее) обусловливают различную оценку од­ной и той же ситуации разными людь­ми даже в тех случаях, когда для них внутренне значимы одни и те же моральные нормы. На рис. 8.2 пред­ставлена предварительная схема мо­дели мотивации помощи, содержащая опосредующие личностные перемен­ные, влияющие на величину привле­кательности последствий различного типа (на рисунке эти переменные за­ключены в рамку). Центральную роль в этой модели играет процесс, который Шварц [S. H. Schwartz, 1970] обозначил как осознание послед­ствий своего действия на благо друго­го человека—предвидение того, что результат (Р) собственного действия будет иметь для другого последствия (Пд). Это означает, что мы имеем дело с инструментальным значением определенного последствия действия (в смысле теории инструментальности). С точки зрения психологии моти­вации речь в данном случае идет об индивидуальных различиях в тенден­ции принимать во внимание наряду с результатами действия, непосред­ственно затрагивающими интересы субъекта, последствия этого действия для других людей. Как мы видели, Шварц [S. H. Schwartz, 1968], разра­ботав полупроективную методику, на­шел способ измерения этой благопри­ятствующей альтруистическому дей­ствию личностной диспозиции.

Эта переменная, очевидно, отчасти связана с сопереживанием другому человеку, иначе говоря, со склонно­стью и способностью проникаться ин­тересами других людей. Наиболее близкой к ней является переменная, которую Мехрабян и Эпстейн [A. Meh-rabian, N. Epstein, 1972] называют «эмоциональной эмпатией» и измеря­ют ее с помощью опросника, облада­ющего, насколько можно судить, оп­ределенной валидностью. По крайней мере, отдельные аспекты этой пере­менной выявляются также методика­ми, измеряющими принятие ролей [J. H. Flavell, 1968] и способность к моральному суждению [L. Kohlberg, 1963]. Так, по данным Стауба [Е. Sta-ub, 1974], испытуемые, достигшие бо­лее высокой стадии развития мораль­ного суждения, чаще реагируют на сигналы бедствия, быстрее вмешива­ются в ситуацию и оказывают по­мощь. Наконец, в осознании послед­ствий своего действия для других людей находят, по-видимому, выра­жение и индивидуальные различия в оценке значимости собственной де­ятельности для окружающих.

 

 

Рис. 8.2. Модель мотивации помощи. Сплошными линиями изображен процесс мотивирующего предвосхищения самооценки действия, пунктиром — предвосхищение значения привлекательно­сти сопереживания, штриховыми — предвосхищение значения привлекательности внешне опосре­дованных последствий действия (пользы, затрат, оценки другими людьми). Обозначения: Р — результат действия субъекта; Пд — последствия для других людей; Сд ------ состояние челове­ка, нуждающегося в помощи; СДн—облегчение состояния другого человека; Поо— приписываемая субъекту ответственность с точки зрения общества; Пос—ответственность, приписываемая субъектом самому себе; Но—принятые в обществе нормы; Не—нормы, пережива­емые субъектом как внутренне обязательные

 

Если проследить на рис. 8.2 сплош­ные линии, намечающие развертыва­ние процесса самооценки, то можно видеть, что этот процесс определяет­ся двумя личностными диспозициями. Принятые личностью нормы (Нс) за­дают тот обязательный стандарт, с которым соизмеряются последствия действия для другого человека (Пд). Это происходит однако лишь в той мере, в какой субъект приписывает себе ответственность за свое дей­ствие и его последствия для других, а не уклоняется от нее (приписывание себе ответственности, Пос). Здесь следовало бы измерить (как это пы­тался сделать Шварц с помощью шкал приписываемой себе ответ­ственности и отрицания ее) индивиду­альные различия в готовности при­нять на себя ответственность за благополучие другого человека (го­товности вступиться за него, почув­ствовать себя солидарным с ним). Но не менее важную роль в принятии на себя ответственности играют факто­ры, связанные с оценкой ситуации. Как мы увидим в гл. 11, человек чувствует максимальную ответствен­ность за оказание помощи, когда свя­зывает бедственное положение нуж­дающегося в помощи с причинами, контролировать которые тот не в состоянии, а свое собственное поло­жение считает определяемым факто­рами, с которыми он всегда справится [W. J. Ickes, R. F. Kidd, 1976b].

На рис. 8.2 симметрично Нс и Пос располагаются соответствующие им детерминанты оценивания со стороны других людей: принятые в обществе нормы (Но) и приписываемая субъек­ту со стороны общества ответствен­ность за его действие и последствия этого действия для другого человека (Поо). Переменные Но и Поо мы не будем рассматривать, в качестве лич­ностных диспозиций, ибо относитель­но них существует (по крайней мере, в достаточно однородных социальных группах) если и не полное единство взглядов, то одинаковая осведомлен­ность. Следует также подчеркнуть, что личностные нормы в целом не идентичны нормам, принятым обще­ством.

Пунктирные линии изображают на нашей мотивационной схеме сопере­живание субъекта состоянию другого человека и его изменения, т. е. воз­можное улучшение (Сд+) тяжелого внутреннего состояния (Сд–) другого человека. Как показали Кок и его коллеги [J. S. Coke et al., 1978], эмо­циональное сопереживание состо­янию нуждающегося в помощи чело­века является решающим фактором, побуждающим к оказанию помощи. Оно, по всей вероятности, вызывает размышления о последствиях своего действия, способных улучшить поло­жение нуждающегося в помощи чело­века (Р→Пд). Поскольку предвосхи­щаемый при этом позитивный эмоци­ональный сдвиг в самочувствии дру­гого обладает положительной привле­кательностью, сопереживание моти­вирует к альтруистической помощи. Для объяснения предпосылок и основ процесса сопереживаний Аронфрид [J. Aronfreed, 1970] и Хорнстейн [Н. A. Hornstein, 1972] разработали концепции: один—исходя из теорий научения, другой—из теории поля. Двухстадийную модель мотивации по­мощи, согласно которой принятие ро­ли возбуждает эмоции сопереживания и лишь одни эти эмоции побуждают к оказанию помощи, Кок и его коллеги [J. S. Coke et al., 1978] подтвердили экспериментально. Берковитц [L. Вег-kowitz, 1970] установил, что замкну­тость переживаний субъекта на са­мом себе и поглощенность преследо­ванием своих собственных стремле­ний и интересов могут на время резко понизить готовность к сопережива­нию. Кроме того, здесь мы опять встречаемся с взаимодействием ситу­ационных переменных и личностных диспозиций. Индивидуальные разли­чия в способности и, что еще более важно (при определенном уровне спо­собности), в готовности к сопережи­ванию состоянию другого человека требуют разработки адекватных средств измерения [попытки такого рода были предприняты, например, в: R. Нодап, 1969; A. Mehrabian, N. Ер-stein, 1972].

Наша схематичная модель не пре­тендует на такое же воспроизведение всей сложности задействованных в мотивации помощи когнитивных и аф­фективных процессов, какое было осуществлено Шварцем [S. Н. Schwartz, 1977] в его процессу­альной модели. Однако исследовате­лям, которые обратятся к разработке отсутствующей пока методики изме­рения «мотива помощи», она сможет подсказать, на что следует обратить внимание при измерении индивиду­альных различий. Анализ результатов выделяет четыре заслуживающих особого внимания момента: (1) готов­ность к эмоциональному сопережива­нию внутреннего состояния другого человека; (2) способность учитывать последствия своего действия для других людей; (3) личностные нормы, задающие эталоны оценки субъектом своего альтруистического поступка (не совпадающие в общем случае с нормативными эталонами, предписы­ваемыми обществом), и (4) тенденцию приписывать ответственность за со­вершение или несовершение альтруи­стического действия себе, а не дру­гим людям или внешним обстоятель­ствам.

Мотивация помощи и модель «ожидаемой ценности»

Поведение человека в ситуации по­мощи (решится ли он оказать помощь и на какие затраты времени, сил и прочего он будет готов) может быть объяснено также с позиций модели «ожидаемой ценности». Переменными ценности здесь выступят последствия предпринятого или не предпринятого субъектом действия помощи. Чем вы­ше будет величина позитивных пос­ледствий, тем скорее субъект окажет помощь. Переменные ожидания могут быть различными. Один их тип—это субъективная вероятность действия, результат которого влечет за собой благоприятные для нуждающегося в помощи последствия. К другому типу переменных ожидания относится ин­струментальная значимость собствен­ного действия помощи для достиже­ния желаемых последствий (избавле­ния от неприятностей нуждающегося в помощи). Это уточняющее различе­ние было введено (см. гл. 5) только в теории инструментальности, давшей расширенную трактовку модели «ожидаемой ценности». Произведение инструментальности и валентности соответствующего последствия дей­ствия (если у действия несколько следствий, то сумма таких произведе­ний) относится к модели валентности и означает результирующую вален­тность оказания помощи; ожидание же достигнуть своим действием жела­тельного результата (оказание помо­щи) относится к модели действия и при умножении на результирующую валентность дает величину, отража­ющую силу мотивации помощи (см. рис. 5.23).

Эмоциональное сопереживание не может в рамках подобного рода моде­ли играть самостоятельную роль, оно занимает в ней лишь место опосреду-ющего звена. Выступая в качестве меры значимости последствий оказа­ния помощи для нуждающегося в ней человека, оно повышает величину ва­лентности на стадии оценки ситуации и формирования отвечающего ей мо­тива, т. е. еще до начала деятельно­сти.

Линч и Коэн [J. G. Lynch, J. L. Co-hen, 1978] предлагали своим испыту­емым сильно упрощенные описания ситуаций («сценарии»), в которых не­зависимо друг от друга варьирова­лись и комбинировались между собой значения ожидания и валентности лишь одного последствия действия. Испытуемые должны были оценить степень своей готовности к помощи. Авторы воспользовались простейшей из возможных моделей, а именно моделью субъективно ожидаемой по­лезности (см. гл. 5, раздел о теориях принятия решений). Поскольку авто­ры исследования не проводили раз­личия между ожиданием успешного осуществления действия и его инструментальностью, случайно получилось так, что в каждом из двух сценариев варьировалось по одной из этих пере­менных ожидания.

В первом сценарии испытуемый до­лжен был поставить себя на место адвоката, которого некая общественная организация очень просит бес­платно защищать их интересы в про­цессе против одной мошеннической фирмы, что может с определенными шансами на успех принести для благого дела, защищаемого этой орга­низацией, некоторую сумму денег. Шансы на успех и величина денежной суммы могли в разных вариантах сце­нария различаться в 5 раз. Шансы на успех означали вероятность того, что адвокату, в результате предпринятых им действий, удастся выиграть про­цесс. Инструментальность не могла быть в этом случае переменной вели­чиной, ибо победа в процессе автома­тически вела к получению всей спор­ной суммы (таким образом, инстру­ментальность постоянно равнялась +1). Для каждой комбинации шансов на успех и величины спорной суммы испытуемый должен был указать за­траты времени, на которые он в качестве адвоката согласился бы ра­ди дела, за которое борется данная общественная организация, не требуя гонорара. Полученные в этом экспе­рименте данные о величине готовно­сти к помощи подтвердили постулиро­вавшуюся моделью мультипликатив­ную связь ожидания успеха и вален­тности последствий действия. Было обнаружено отчетливое взаимодей­ствие этих переменных: чем выше спорная сумма, которую предстояло выиграть, тем больше времени испы­туемый соглашался пожертвовать на судебный процесс при условии, что шансы на успех были достаточно вы­сокими (а не просто равными шансам на проигрыш или тем более совсем маленькими). Иными словами, при вы­сокой вероятности успеха величина валентности оказывает большее вли­яние на масштабы действия помощи.

Во втором сценарии успешность своего действия (вызов пожарной ко­манды) не подвергалась ни малейше­му сомнению, однако под вопросом стояла инструментальность действия помощи для прекращения бедствен­ного положения (т. е. степень необхо­димости пожарной команды для пре­дотвращения пожара). Испытуемый должен был представить себя чело­веком, едущим на автомобиле, стре­мящимся успеть на самолет и вдруг замечающим на фермерском участке с каким-то строением горящую траву, а людей поблизости нет. Стоимость строения могла варьироваться, при­чем максимальная стоимость (стро­ение является жилым домом) превос­ходила минимальную (строение явля­ется дровяным сараем) в 5 раз; коле­балась также и вероятность того, что от травы загорится весь участок. Ве­роятность в этом случае равнялась инструментальному значению вызова пожарной команды для предотвраще­ния пожара всего участка. О вероят­ности успеха действия субъекта здесь речи быть не может, ибо вызов по­жарной команды не относится к чис­лу действий, которые могут не удасться.

Для каждой комбинации валентно­сти последствий действия и инстру­ментальности испытуемые должны были указать вероятность своей оста­новки в пути с целью оповещения пожарников, даже если они при этом не успеют на самолет. Результаты опять выявили взаимодействие обеих переменных, т. е. мультипликативную связь валентности последствий дей­ствия (стоимость строения, которому грозит пожар) и инструментальности своего действия помощи (необходи­мость вызова пожарной команды). Чем большей ценностью обладало на­ходящееся под угрозой строение, тем более вероятным считали испыту­емые прерывание своего пути в аэро­порт для вызова пожарных, причем эта вероятность возрастала по мере того, как опасность. Для здания стано­вилась все более реальной. Это озна­чает, что различия в инструменталь­ности оказывали большее влияние на оценку вероятности в том случае, когда стоимость здания была высокой.

Таким образом, для обоих сценари­ев оцениваемая испытуемыми гипоте­тическая готовность к помощи с до­статочно хорошим приближением со­ответствует произведению ожидания и ценности. Поскольку в первом сце­нарии в качестве ожидания имеет значение (т. е. варьируется) только вероятность успеха, а во втором — только инструментальность, модели валентности и действия (см. рис. 5.23) как бы сливаются. Это оз­начает, что в ситуации угрозы пожара произведение валентности и инстру­ментальности (модель валентности) не требует умножения на вероятность успешного осуществления действия помощи (модель действия); а в ситу­ации судебной тяжбы произведение валентности и вероятности успеха (модель действия) не нуждается в умножении на инструментальность ре­зультата оказания помощи (модель валентности). Более сложной и в то же время более приближенной к ре­альной жизни была бы проверка адекватности модели «ожидаемой ценности» для действий помощи, если бы, во-первых, варьировались незави­симо друг от друга как. вероятность, так и инструментальность успеха и, во-вторых, учитывалось не одно, а несколько последствий действия. На­пример, если бы в сценарии с пожа­ром принимались во внимание воз­можная похвала или вознаграждение со стороны владельца строения, сму­щение в случае напрасного вызова пожарной команды, неприятности, связанные с опозданием на самолет, чувство удовлетворения своей готов­ностью прийти на помощь.

Если речь идет сразу о нескольких последствиях действия, то помимо первого допущения модели (мультип­ликативная связь ожидания и ценно­сти) проверке следует подвергнуть и второе ее положение, а именно адди­тивность связи полученных для каж­дого из отдельных следствий значе­ний. Линч и Коэн попытались прове­рить второе допущение, несколько расширив сценарий с пожаром. Они сообщали испытуемым о втором со­оружении, также находящемся под угрозой пожара, о его стоимости и относящейся к нему инструментальности. Полученные данные не подтвер­дили наличия простой аддитивной связи. Вместо непосредственного сло­жения обоих произведений наблюда­лось их явное взвешивание, осуще­ствляемое под углом зрения экстре­мальности соответствующих им пос­ледствий: то из них, которое имело более экстремальный характер, от­тесняло последствие, казавшееся бо­лее рядовым. Прежде чем дело дохо­дило до сложения соответствующих разным последствиям произведений, одно из них, по-видимому, обесцени­валось, а ценность другого, наоборот, повышалась. Степень обобщенности этого результата пока находится под вопросом, ибо авторы рассматривали только однородные последствия дей­ствия (пожар одного или двух зда­ний), но не сопоставляли между со­бой последствия разных типов. Воп­рос о том, в какой мере разнородные последствия действия (их результиру­ющие валентности), заведомо разли­чающиеся по экстремальности, также будут не просто складываться, но предварительно обесцениваться или, напротив, приобретать особую значи­мость, пока, насколько нам известно, остается открытым. Следует, разуме­ется, обратить внимание и на индиви­дуальные различия в оценке субъек­том получаемой им информации о вероятности и значимости послед­ствий действия.

 

Агрессия*

 

В обыденном языке слово "агрессия" означает множество разнообразных действий, которые нарушают физическую или психическую целостность другого человека (или группы людей), наносят ему материальный ущерб, препятствуют осуществлению его намерений, противодействуют его интересам или же ведут к его уничтожению. Такого рода антисоциальный оттенок заставляет относить к одной и той же категории столь различные явления, как детская ссора и войны, упреки и убийство, наказание и бандитское нападение. Мотивационно-психологический анализ деятельности предполагает не только фенотипическую, но и генотипическую дифференциацию этих явлений. Однако, когда речь идет об агрессивных действиях, выяснение условий их совершения представляет собой особо сложную задачу. Как и в случае других социальных мотиваций, человек, совершая агрессивное действие, как правило, не просто реагирует на какую-либо особенность ситуации, но оказывается включенным в сложную предысторию развития событий, что заставляет его оценивать намерения других людей и последствия собственных поступков. Поскольку многие (хотя и не все) виды агрессивных действий подлежат к тому же регуляции моральными нормами и социальными санкциями, исследователю еще приходится принимать в расчет многообразные заторможенные и завуалированные формы агрессивного действия.

Количество работ, направленных на выяснение того, какие виды и формы агрессивных действий возможны и при каких условиях, за последние 15 лет чрезвычайно возросло. За 10 лет, с 1964 по 1973г., на эту тему появилось в три раза больше публикаций, чем за три предыдущих десятилетия; а в период с 1970 по 1976г. было опубликовано более 1200 работ [D.M. Stonner, 1976]. К настоящему времени лишь о человеческой агрессивности написано более 350 монографий [В.A. Baron, 1977, р.VII]. Причина этого не в последнюю очередь заключается в стремлении содействовать посредством лучшего понимания агрессивных действий предотвращению и сдерживанию явных актов насилия. Ибо террористические акты (как в странах, где идет гражданская война, так и там, где она отсутствует), новые формы преступности (такие, как ограбление банков, угон самолетов, захват заложников, шантаж), влияние сцен насилия, ежедневно "с доставкой на дом" получаемых населением от средств массовой информации, вызывают все большую обеспокоенность международной общественности.

 

_________________

* Приводимые в этом разделе данные в основном относятся к индивидуальному агрессивному действию, которое принципиально отличается от групповой агрессии Конечно, в борьбе с такими антисоциальными явлениями, как терроризм, мафия, захват заложников, знание психологических особенностей формирования агрессивного действия может помочь, но оно не решит самой проблемы, поскольку такие явления есть результат социального неблагополучия совсем иного рода, чем то, которое приводит к свершению индивидуального агрессивного действия. Социальное неблагополучие первого рода в основном определяется господствующей в обществе системой ценностей. Если в обществе явно или неявно поощряется (например, тем, что остается безнаказанным или всячески рекламируется) стремление любыми средствами подчинить себе людей (например, психическое состояние или держа их в страхе), то такие явления, как мафия,- это только доведение до логического конца принятой в обществе системы ценностей, смена которой возможна лишь в результате радикальных социальных преобразований, а не вследствие изучения особенностей агрессивного действия. В случае же индивидуального агрессивного действия дело обстоит принципиально иначе. Такое действие может свершаться не благодаря, а вопреки принятой системе ценностей и быть свидетельством социального неблагополучия не общества в целом, а или самого индивида, или его непосредственного окружения, как, например, в случае детской агрессивности. И знание психологических особенностей формирования такого действия- одно из средств борьбы с ним. (Прим. ред.)