Глава 46. Перед самым рассветом Бэт решила, что ей просто необходимо покинуть их с Рофом комнаты

 

Перед самым рассветом Бэт решила, что ей просто необходимо покинуть их с Рофом комнаты. Он еще не вернулся, а от перспективы провести хотя бы минуту наедине с хаосом, царившим в ее мыслях, хотелось броситься с моста.

Первая остановка? Комната Лейлы, но Избранной там не оказалось. Наверное, это к лучшему, ведь она бы только доставала бедную женщину расспросами о симптомах ранней беременности… а это неадекватно по двум причинам: во-первых, если она забеременела, то на каком она сейчас сроке, максимум сутки? И второе, Лейла чуть не потеряла своего малыша.

Нежелательная компания… если Бэт не хотела довести себя до полного безумия.

Пройдя по коридору со статуями, она подумала… кухня. Да, кухня вполне сойдет для пункта «два» в ее программе… она ведь не хотела надоедать Рофу в качалке тренировочного центра.

Очевидно, ему нужно побыть одному.

Спустившись по парадной лестнице, она поняла, что не могла не воспринимать реальность двояко. Первый слой – тот, что был перед ней: Роф и свержение с престола, гнетущая весь дом тишина, беспокойство о будущем расы. А второй слой – внутренний, физический уровень: боль в районе таза… это имплантация[134]… или предстоящая менструация как синоним провала? Ноющие груди… симптом зачатия… или последствия секс-марафона? Жар в теле… остаточное явление гормонального дисбаланса… или чепуха, не стоящая внимания?

Только критичность положения, в котором они оказались благодаря действиям Совета, не позволяла ей полностью погрузиться в ощущения своего тела. А тем временем, в глубине души, она не знала, надеялась ли на беременность… или молилась, чтобы этого не произошло.

На самом деле, это ложь.

Положив руку на живот, она поняла, что надеется, чтобы этого не произошло. Для Рофа только одно может быть хуже, чем потерять трон… это после свержения узнать о том, что он станет отцом.

Если сейчас он чувствовал себя так, будто потерял наследие своих родителей, то подобная новость, словно брошенный ему камень, когда он едва держится на ногах: без сомнений, он решит, что подвел и своего ребенка.

Внизу она пересекла фойе и через столовую вошла в кухню.

Боже, здесь до жути безлюдно… кухня всегда была полна народу, даже в перерывах между Большими Трапезами. Зайти сюда после того, как опустились ставни, и ничего не увидеть на плите, в духовке или столах… пугающее зрелище.

Черт… что будет дальше?

Братство разделится? Куда они с Рофом отправятся? Технически, они не могли оставаться в тех шикарных покоях на третьем этаж, ведь они больше не были Первой Семьей.

По правде… она с радостью съедет оттуда.

Хотя причина для переезда – полный отстой.

Открыв «Саб-Зиро», она увидела… целую кучу еды, которую есть не хотела. Но ей положено быть голодной, разве нет? Она перекусила только тем, что принес Фритц, и сколько часов назад это было? И, разумеется, во время жажды она ничего не ела.

Ей нужно в туалет.

Она заскочила в уборную рядом с кухней, справила нужду, вымыла руки и решила дать холодильнику второй шанс.

Кто-то только что поставил большую кастрюлю на нижнюю полку. Быстрый взгляд под крышку… курица по-охотничьи. Как правило, блюдо – пальчики оближешь, особенно если готовил айЭм. Но когда она уловила запах, ее желудок яростно воспротивился. Та же песня с оставшейся ветчиной. Тарелкой болоньеза с лунгуини в пластиковом контейнере.

Томатный суп…

Заглянув в морозильную камеру, она достала коробку простых замороженных вафель… а потом вернула на место.

– Фу.

Мороженое – сто процентов «нет». Ее тошнило от одной мысли о кремообразной жиже. Она с сомнением посмотрела на свое тело:

– Есть там кто? – Обратилась она к своему животу.

Окей, официально подтверждение: она рехнулась.

Поход в кладовую – для нее оказался попыткой найти что-то съедобное в прачечной, и, снова вернувшись к холодильнику, она заставила себя достать банку огурцов.

– Соленые огурцы, - пробормотала она. – Соленые. Какое клише.

Но когда она открутила крышку и посмотрела на плавающие в рассоле кусочки, то поморщилась и поставила банку на место.

Последнюю надежду она возлагала на ящик с овощами…

– О да, – выдохнула она, выбросив руку вперед. – О да, да, да…

Она взяла связку органической моркови, подошла к ящику с ножами, хотя в ее голове не укладывалось, что она собиралась наброситься на этот бета-каротин.

Она ненавидела морковь. Хорошо, не то, чтобы совсем… встретив морковь в салате, она не стала бы выбирать ее по крупинкам. Но она ни разу не доставала ее из холодильника по своей воле.

Встав у раковины, она отрезала одну морковь, достала нож для чистки овощей и стряхнула в раковину из нержавеющей стали ярко-оранжевую кожицу. Быстро сполоснула. Разрезала по середине. Вдоль, на две половины. И вуаля, легка овощная закуска.

Хруст. Хрум. Проглотила.

Морковь была такой свежей, что хрустела при каждом укусе, а фруктово-землянистый вкус был лучше шоколада.

Еще одну, подумала Бэт, закончив последнюю четвертинку. Но когда она прикончила морковь-номер-два, то подумала… о следующей.

Уплетая третью, она размышляла о декларации Совета. Она хотела что-нибудь предпринять, и это было очевидно. Хотя расовая принадлежность ее матери – не ее вина, Бэт чувствовала ответственность за то, что на пороге Рофа оказалось это мерзкое письмо.

Если бы она могла придумать, как обойти…

У Совета, с другой стороны, дела шли в гору. Была назначена дата присяги этому парню, Икану… и Ривендж узнал об этом, потому что секретарь совета, непроходимый тупица, забыл убрать его э-мейл из списка рассылки.

Оно назначено на грядущую полночь.

Бэт посмотрела на парные духовки. Синие электронные часы показывали 4: 54. Значит, у них в распоряжении девятнадцать часов.

Что можно придумать за девятнадцать часов?

Вернувшись к своему запасу, она…

Услышав сигнал охранной системы, уведомляющей об открытии и закрытии внешней двери, она сильно удивилась. Нахмурившись, Бэт вышла из кладовой, толкнула откидные дверцы кухни и…

Лейла выходила из библиотеки, и выглядела она так, будто побывала в автокатастрофе: волосы взлохмачены, лицо белое как снег, ладони прижаты к щекам.

– Лейла, – позвала ее Бэт. – Ты в порядке?

Избранная подпрыгнула так высоко, что ей пришлось обеими руками удерживать равновесие.

– Ой! Ой… да. Да, я в порядке. Прекрасно, просто прекрасно. Спасибо. – Женщина внезапно нахмурилась. – А ты? Ты…

Эту фразу можно закончить по-разному, зная как обстоят дела: Ты… планируешь самоубийство? Ты… решила передохнуть от нытья? Ты… тоже беременна?

– О, да, в норме. Да, все хорошо. Точно.

Она тоже умела увиливать.

– Что ж, я собираюсь наверх. Лягу спать. Приму душ, а потом в кровать. – Лейла снимала парку, улыбаясь при этом также искренне, как это свойственно Кортни Стодден[135]. – Увидимся в… ну, позже. Увидимся позже. Ну пока. Пока!

Избранная поднялась по лестнице так быстро, будто ее преследовали, хотя позади никого не было.

Бэт вернулась на кухню, чувствуя себя скверно от того, что не уделила достаточно внимания очевидному смятению женщины, но грустная правда была такова, что ей хватало проблем на собственной тарелке... там не было места для посторонних бургер-драм и поджаренных мозгов.

Вернувшись к раковине, она почистила еще одну морковь. Разрезала пополам и повернула, чтобы…

Решение свалилось на нее с такой ошеломляющей ясностью, что она чуть не отрезала себе палец.

Отложив нож, Бэт взяла две половинки… и прижала их так, чтобы они идеально прилегали друг к другу.

Потом целенаправленно разделила их. Снова соединила. И опять разделила.

В любом виде… это все еще две половинки моркови.

Бросив овощи в раковину, она побежала что было сил.

Это большая лазейка, которая сбережет их обоих.

 

***

 

Материализуясь на дворе их пригородного жилища, Кор мгновение собирался с мыслями… хотя солнце уже припекало с востока.

К слову о тех сигналах… он едва успел вернуть Лейлу вовремя. И даже сейчас он сомневался, что преуспел.

Но он сделал все возможное.

Как только он понял, что она также сбита с толку и дезориентирована этим туманом, как и он, Кор взял ее за руку и повел вверх по склону. Он не стал спрашивать, на самом ли деле убежище Братства располагалось на вершине горы… в этом плане он полагался на те же принципы, руководствуясь которыми было построено их более подобающее место обитания в Старом Свете.

Чем выше локация, тем неприступней крепость.

Подгоняя Избранную так быстро, насколько это было возможно, он привел их прямо к опорной стене двадцать футов высотой… очень хороший знак того, что они были близко к ее дому. Проблема состояла в том, что Избранная была слишком взволнована, чтобы дематериализоваться через нее.

Разрываясь от выбора между правым и левым направлениями, он прекрасно осознавал, что от его решения зависит безопасность женщины. Во стольких смыслах.

Он ясно осознавал, что даже если сможет соорудить некое подобие укрытия, что-то способное оградить их от солнечного света в течение всего дня, ее отсутствие будет замечено и возникнут вопросы, когда она вернется на закате. Как она ответит им, не усложнив свою жизнь раз и навсегда, он не знал.

Он выбрал право… в теории, он хотел поступать правильно по отношению к ней, такое направление он и выбрал.

Когда они вышли к хорошо подстриженному, ухоженному кусту… и веренице идентичных собратьев, стало очевидно, что они на пути к главному зданию. Он не повел ее до конца.

Он дошел до первых клумб, а потом отпустил ее руку и прошипел, чтобы она шла быстро… очень быстро.

Его время тоже было на исходе.

Кор лишь мгновение наблюдал, как она бежала вперед, а потом Лейла скрылась в тумане, и он более не слышал даже ее шагов.

Словно она исчезла навсегда.

Какая-то его часть хотела сесть там и позволить солнцу спалить его, но он заставил себя двигаться вниз, пока не уперся – буквально – в дорогу в виде глубокой борозды.

Хотя он видел всего на пять футов впереди себя, поверхность дала ему возможность двигаться вертикально по неровной земле. Он бежал со всех ног, и гравитация была ему подругой, его беспокоило одно – что кто-то поедет в гору и заметит его в свете фар.

Но этого не произошло. Он спустился вниз и, наконец, вырвался из земель, покрытых туманом, сбивающим с пути.

Но его не отпускал тот ужас, который он ощутил, когда впервые проник во мглу. Что, если Лейла не успела вовремя? Что, если кто-то заметил ее и начал задавать вопросы? Что, если…

Он проверил телефон – безуспешно – а потом был вынужден закрыть глаза и сосредоточиться, молясь, чтобы хватило сил и концентрации для дематериализации.

Ему удалось исчезнуть лишь потому, что не мог умереть в незнании, что стало с Избранной.

Кор снова достал телефон, ведомый надеждой на то, что она звонила, и он пропустил звонок, когда спускался с горы. Увы… нет.

Он приблизился к двери в колониальном стиле, от слабого сияния в небе покалывало кожу, как бы предупреждая, а глаза увлажнились… но все исчезло как только он вошел в дом.

Чтобы стать свидетелем вопиющей пьянки.

Для полноты картины не хватало женщин. В воздухе витал запах рома и джина, всюду раздавался искренний смех, наполненный мужской агрессией, присущей празднованию победы.

– Ты возвращаешься! – закричал Зайфер. – Он возвращается!

Вопли были достаточно громкими, чтобы поднять соседей на ноги, живи кто поблизости с ними. Но, в их ситуации, они просто пронеслись по дому.

– И у нас есть новости, – сказал Тро с удовлетворением, приправленным алкогольным опьянением. – Коронация назначена на полночь следующего дня. В библиотеке Икана. Разумеется, мы приглашены.

Его подмывало послать всех к чертям. Но он возобладал над своим голосом. С кивком, он скрылся на верхнем этаже.

К счастью, солдаты привыкли, что он любил раздумывать в одиночестве… и они оставили его в покое.

Он закрыл дверь своей комнаты, лишь приглушая шум первого этажа, но не полностью пресекая его. Однако он привык мысленно отгораживаться от своих людей.

Подойдя к кровати, он сел на ком спутанных простыней и покрывал, разоружился и достал сотовый. Держа его в ладонях, он смотрел на экран.

Он не мог связаться с ней: каким бы телефоном она ни пользовалась, номер был зашифрован.

Кор откинулся на кровать и уставился в потолок, зная, что пустота была откровением.

Мысль, что Избранная могла быть мертва, и он не узнает об этом, ранила его так сильно, что казалось, будто его личность разбилась на две части.

И больше никогда не станет целой