Глава 5 От восторга к разочарованию

Как я уже говорила, община, в которой я была

теперь вместе с мужем и куда он пришел менее чем за год до нашей свадьбы, состояла из людей, принадлежавших раньше к различным христианским конфессиям. Это были души, не нашедшие духовного удовлетворения в своих традиционных церквах, ищущие близости с Господом и личного общения с Ним; поэтому в этом своём искании мы хорошо понимали друг друга. Первые два года, проведенные мною вместе с ними, были годами восторга и восхищения. Казалось что я, наконец, нашла то, что так давно искала. Особенно меня покоряла открытость и искренность сердец, а также взаимная любовь и единство членов между собой. Несмотря на преследование властей мы собирались по домам по несколько раз в неделю. Причём некоторые члены, в том числе и мы с мужем, ездили на одном или двух автобусах из других городов, покрывая расстояния до 50 и более километров. Нередко приходилось в тот же день, поздно вечером или даже ночью возвращаться домой, чтобы утром снова идти на работу. Собрания были настолько ценны для нас, что мы забывали о сне и усталости.

Хочу повторить, что наш пастор был выходцем из баптистской церкви, принявший в тюрьме многое из учения пятидесятников. Он очень ценил духовные дары, поэтому в церкви часто проявлялись пророчества, истолкования, видения и другие откровения, причём так часто и многообразно, что даже я, выросшая среди пятидесятников, не переставала удивляться этому. Однако, как это, к сожалению, в таких случаях нередко бывает, чрезмерно увлекаясь откровениями, люди переставали бодрствовать и быть духовно трезвыми, что, разумеется, создавало хорошую почву для внедрения неверного. Всё началось с того, что в общину в образе брата-служителя вошёл лжепророк, который своими рассказами и откровениями сумел убедить как пастора, так и многих других членов общины в необходимости эмигрировать в Америку.

Уже столкнувшись в прошлом с чем-то подобным, я приняла это сообщение очень настороженно, однако меня всячески убеждали в том, что это откровение – от Господа и что Бог хочет вывести свой народ из страны безбожия, чтобы дать ему свободу в другой земле. Слушая это, я невольно вспоминала, как в годы моего детства и юности, христиане, принимая подобные откровения, переезжали с места на место в так называемые места выхода народа Божьего, откуда Бог, якобы, намеревался их вывести в другие страны. Сколько позора и поношения от мира претерпели тогда верующие, которые с детской доверчивостью, не проверяя и не испытывая, бездумно следовали таким «откровениям». В связи с тем, что такая волна прокатилась теперь среди нас, я решила молиться, прося у Господа ясности в этом вопросе.

Прошло немного времени, и мне был дан удивительный сон, который и теперь ещё, спустя много лет, живо стоит перед моими глазами. Каким-то образом, словно находясь вверху, в полёте, я видела под собой огромное поле, разделенное на большие участки. На этих участках усердно трудились люди и каждый занимался своим делом. Неожиданно на это поле въехал необычно большой трактор, который стал ездить туда и сюда, разрушая проложенные межи и подминая под свои гусеницы плоды уже совершённой работы. Прекратив трудиться, народ как обезумевший бросился за ним. Через короткое время на поле царил полнейший хаос. Почти всё было уничтожено. Многие люди, распростёршись на земле, лежали раздавленные этим трактором. Другие, как слепые, бродили по полю, не зная больше за что взяться. Третьи – попросту куда-то пропали. Потом эта картина исчезла, и я увидела огромный амбар для хранения зерна, который внутри был пуст. Не было сомнения, что он предназначался для жатвы, которая должна была быть собрана с разорённого трактором поля. Теперь же в этом зернохранилище царило жуткое запустение. Гулял ветер, хлопая ставнями и оторвавшимися досками. На стенах и в углах висела густая паутина. Бегали мыши и крысы, ползали змеи. Повсюду лежал какой-то мусор и охапки старой соломы. Стоя среди этого заброшенного амбара, я услышала раскатистый мужской голос: «Се, оставляется вам дом ваш пуст!» Проснувшись, я в страхе поняла, что это было ответом на мою молитву.

Когда я рассказала сон пастору и некоторым членам общины, он был выслушан крайне насторожено. Поезд, зовущий в эмиграцию, был уже на рельсах и отказаться от этой заманчивой идеи для многих было уже невозможным. Шёл 1977 год. В это время некоторые христиане немецкой национальности уже выехали на родину своих предков – в Германию, однако эмиграционное движение в Америку среди русских христиан только начиналось. В разных точках бывшего Советского Союза были организованы группы людей, активно взявшихся за работу, связанную с эмиграцией, поводом для которой стали не столько откровения, сколько опубликованная в те годы Международная Декларация о правах человека. Пророчества и многообразные откровения по этому поводу пришли позже и были, увы, очень противоречивы.

История эмиграции в семидесятые и восьмидесятые годы двадцатого столетия довольно сложна и запугана. Об этом можно было бы написать отдельную книгу., что вовсе не является моей задачей. Тем более, что эта волна увлекла за собой многих моих родственников и друзей, которым не хотелось бы причинять боль. Многие из них уже немало за это пострадали и, пожалуй, сполна поплатились. Ни для кого не секрет, что в этом движении было много подделок, преувеличений и явной неправды, что, возможно, и послужило причиной бед, раздоров и несчастий, выпавших на долю тех, кто готов был любой ценой выехать из Советского Союза.

Так или иначе, но эта волна эмиграции захватила и нашу общину, результаты чего не замедлили сказаться. Духовная атмосфера сменилась эмиграционным настроем. Всё больше внимания и времени уделялось этому. Все рассуждения, беседы и разговоры вращались вокруг эмиграции. Писались письма, готовились документы, совершались поездки. И всё это из-за эмиграции и ради эмиграции. Даже пророчества и откровения приняли то же направление. Сейчас об этом неловко даже говорить, но тогда это было само собой разумеющимся. В конце концов я смирилась и, согласившись с тем, что это воля Божия, отдалась во власть эмиграционного движения. Через что мы в следствии этого прошли, не хочется вспоминать. Это может служить лишь горьким уроком, но никак не приятным воспоминанием. Время от времени из глубины сердца в сознание пробивался голос совести: «Но мы ведь христиане, и нам нельзя так поступать!» Но это обычно заглушалось голосом оправдания, что иначе невозможно и все желающие эмигрировать, так делают. Бог же знает, ради чего мы это предпринимаем... Да. Бог действительно всё видел и знал и, разумеется, не имел ничего общего с тем, в чём мы старались видеть волю Божию.

Эмиграционная волна не прошла бесследно. Как следствие духовного охлаждения в общину стал медленно вползать грех. Сначала это было не очень заметно, но постепенно приобрело всё более чёткие очертания. За ложью и всякого рода неправдой пришли несогласия и разделения. От прежнего единства и любви между членами не осталось и следа. На смену им пришли настороженность и подозрительность, которые со временем всё больше и больше усугублялись. После подачи документов на эмиграцию в Америку прошёл год, второй, третий, однако община оставалась на месте. Наши богослужения давно уже потеряли свою силу и привлекательность. Теперь нас объединяла больше эмиграция, чем вера и искание Бога. Души томились и страдали, а грех продолжал утверждаться.

Однажды пастор посоветовал мне и Генриху принять предложение его родителей выслать нам вызов для переезда на постоянное место жительства в Германию, где они жили в течение нескольких лет. Помолившись и передав это в руки Господа, мы решили так и сделать, однако пришлось ждать ещё четыре года, прежде чем нам было дано разрешение на выезд. Мучительно томительным и трудным было для меня это время. Духовно поддерживали и, так сказать, держали на плаву лишь пережитые в прошлом благословения, В глубине сердца было такое чувство, что я где-то уклонилась с пути истины и удалилась от Господа, хотя все пророчества и откровения утверждали, что Бог пребывает с нами и нужно только оставаться верными в нашем решении в продолжении этого времени испытания. Подвергнуть эти утверждения сомнению мы боялись из страха похулить тем самым Духа Святого. Здравый рассудок порой подсказывал, что во всём происходящем есть что-то неверное, однако страх проявить неверность блокировал всякую способность к критическому анализу происходящего.

А в собраниях продолжались проповеди с упором на грех, очищение и освящение. И люди, желая быть готовыми для выезда в другую страну и для служения там Господу, продолжали очищаться. Некоторые, не выдерживая терзаний и мучительной внутренней борьбы, открывали свои грехи и тайные мысли перед собранием, что впоследствии принесло очень недобрый плод. Однако чаще старались говорить об этом наедине со служителем. Так делала и я, обращаясь к дьякону нашей общины. Казалось, что его желание помочь мне было вполне искренним, но чем больше я исповедовалась, тем тяжелее было на сердце. Со временем я стала замечать, что становлюсь всё более зависимой от душепопечения и душепопечителя. В то время у меня не было никакого опыта в этом вопросе, да и сами служители варились, похоже, в «собственном соку», впервые собирая опыт этого служения. В конце концов, я так запуталась, что была близка к отчаянию. Несмотря на все попытки прорваться к свету Божьему, в душе царил мрак. Я больше вообще ничего не соображала, не понимая, где ложь, а где истина, что правильно, а что неверно, в чём проявляется Божье, а в чём – человеческое. Были минуты, когда хотелось кричать от душевной боли и безысходности. Однажды, находясь в таком состоянии, я зашла в ванную, чтобы там прибраться. На сердце было так тяжело, что из уст невольно вырвался крик: «Господь! Что Ты от меня хочешь?! Я Тебя больше не понимаю! Я вообще уже ничего не понимаю!» Это был прямой вызов Богу, причём гневный, возмущённый, требовательный.

Что произошло со мной в тот момент, я не знаю. Находясь в ванной, я её больше не видела. Перед моими глазами предстала удивительная картина. Трудно описать, как это было, но я видела океан с его берегом и огромное земное пространство. На том месте, где земля отделялась от воды, возвышалась неописуемо огромная фигура Бога. Одной ногой Он стоял на воде, другой упирался в землю. Голова касалась небес и хотя находилась высоко-высоко я могла каким-то образом видеть Его лицо и особенно глаза. Они смотрели на меня с печалью и в то же время строго, почти гневно. Затем мой взгляд скользнул к Его ноге, стоявшей на берегу, который был виден настолько отчётливо, что я могла различить миллиарды отдельных песчинок, составляющих прибрежный песок. Вдруг одна песчинка зашевелилась и превратилась в крошечную человеческую фигурку, которая подняла свой мизерный кулачек к Богу и стала кричать: «Господь! Что Ты от меня хочешь?! Я Тебя больше не понимаю! Я вообще уже ничего не понимаю!.. Ты жесток! Да, Ты – жесток!»

Я содрогнулась от ужаса. Это были мои слова. В этом крошечном человечке-песчинке я узнала себя. В неописуемо великой фигуре Бога было столько мощи, славы и величия, а в моей крошечной фигурке – столько ничтожества. И это ничтожество бросало вызов великому Богу. Запутавшись сама, я обвиняла Его. Какое безумие!!

Я пришла в себя от собственного душераздирающего крика. Не знаю, как мои голосовые связки в тот момент не порвались от невероятного напряжения. Я снова стояла в ванной с тряпкой в руках, но была уже совершенно другая. Со мной, точнее сказать, во мне что-то произошло. Бросив тряпку, я забежала в комнату, упала на колени и, заливаясь слезами, повторяла: «Господь дорогой! Отец мой и Спаситель! Прости меня! О, если можешь, прости!! Как я могла... Как я только могла?!»

Это был час духовного отрезвления. Во мне будто что-то перевернулось. Я стала духовно видеть иначе, понимать иначе, воспринимать иначе. Прекратив свои исповедания, я решила никогда больше не открывать сердце человеку. С этого дня началось медленное выздоровление души. Шел 1979 год. Трудясь в городской поликлинике врачом-терапевтом, я была выбрана председателем народного контроля. Активно взявшись за эту работу, я навлекла на себя массу неприятностей, так что дело закончилось тем, что я вынуждена была уволиться. Целый год я пробыла дома. В духовном смысле это было благословенное время и всё же меня очень тянуло в больницу. Медицина в то время оставалась моим идолом, которому я служила, пожалуй, нисколько не меньше, чем Богу. Однажды, стоя на коленях, я обратилась к Господу со словами: «Отец дорогой! Ты знаешь, как я люблю свою работу и как хочу своей профессией служить людям. Ведь я семнадцать лет училась, чтобы стать врачом, и Ты всегда помогал мне в этом. Пожалуйста, позволь мне продолжить работу и помоги найти новое место...» Не успела я закончить эту фразу, как в сердце удивительно отчётливо прозвучали слова:

– Людмила! Мне нужны другие врачи. •

– Что?! – безотчётно переспросила я. – Другие врачи?! Какие это другие?

– Врачи для души, – услышала я в ответ, и голос умолк.

Поражённая, я продолжала стоять на коленях, размышляя о том, что это значит «врачи для души». Хотя я уже столкнулась с душепопечением, у меня не было даже мысли о том, что эти выражения как-то связаны. Так ничего и не поняв, я оставила размышления, и сказанные слова постепенно забылись. Вскоре я устроилась на работу участковым терапевтом в амбулатории, расположенной близ небольшого посёлка, и активно взялась за дело. Помещение амбулатории нужно было расширить, перестроить и оборудовать, на что, разумеется, требовались силы. Однако всё пережитое за прошедшие пять лет дало о себе знать. Моё здоровье резко пошатнулось. Снова начались повторяющиеся кровотечения, закончившиеся как обычно больничной койкой. В то время диагноз моей болезни оставался не установленным, и врачи недоумевали, проводя только симптоматическое лечение малокровия. Но наступил момент, когда и многократные переливания донорской крови уже не помогали. Я теряла кровь из желудка, кишечника, почек и других органов. Ясно было, что это какое-то генерализованное заболевание, но все обследования в городской больнице не внесли ясности. От слабости и бессилия я с трудом передвигалась, держась за стенки. Собравшийся консилиум врачей ни к чему определённому не пришел. Меня поместили в отдельную маленькую палату. Я таяла, как свеча. Помню, как однажды вечером, обескровленная и обессиленная я смотрела в больничное окно на падающий снег и думала о смерти. Откровенно говоря, в то время мне действительно не хотелось жить. Как врач, я понимала, что моё положение плачевное и без установления диагноза мне грозит неизбежная смерть. Вдруг стало страшно: «Господи! – взмолилась я. – Прошу, исцели меня...» и тут же услышала в ответ: «Врач, исцели себя самого».

Эти короткие слова, записанные в Евангелии Луки 4:23, в одно мгновение сорвали повязку с моих глаз. В памяти всплыли надменные мысли о том, что я способна помогать другим, врачуя их болезни. Вспомнилась гордость, переполнявшая моё сердце, когда очередной пациент, от которого отказывались другие врачи, моими усилиями и настойчивостью снова вставал на ноги. Не только больные и врачи считали меня хорошим специалистом, но и я сама была уверена в этом. И вот теперь тело, в котором жило это «Я», беспомощно лежало на больничной кровати. Будучи способной лечить других, я не могла исцелить саму себя.

Стыд за свои надменность и высокомерие так захлестнул меня, что лицо, казалось, пылало. Теперь мне стало понятно, для чего была допущена эта болезнь и почему я оказалась в таком критическом положении. Я чувствовала себя загнанной в тупик. Как много понадобилось Господу, чтобы подвести меня к этому осознанию, и как Он был терпелив!

В раскаянии, глотая слезы, я повторяла: «Я всё поняла, Господь! Теперь я всё поняла. Ты – справедлив. Я заслужила эти страдания, но, если можно, прости меня ещё раз и, если хочешь, исцели». Долго я так молилась и плакала, пока в душе не наступил мир. За окном стемнело. Я продолжала лежать с закрытыми глазами, наслаждаясь невыразимым внутренним покоем, когда голос внутри меня вдруг произнёс: «Попроси сейчас лечащего врача, чтобы она отпустила тебя домой на выходные дни. Там Я открою тебе диагноз болезни». Не успела я осмыслить сказанное, как дверь тихо приоткрылась и на пороге появилась моя лечащая врач, у которой в этот день было ночное дежурство. Присев на край постели, она озабочено произнесла:

– Ну, что будем делать с Вами, дорогая коллега? Должна признаться, что я в полном отчаянии. Ни одно из проводимых обследований не показало источник кровотечений. Консилиум врачей тоже ни к чему не пришёл. Ясно одно, что невозможно постоянно вливать Вам только чужую кровь. Надо что-то делать, но что? Что думаете по этому поводу Вы сами?

– Доктор, – тихо сказала я. – Отпустите меня домой...

– Что?! – не дав мне договорить, перебила она. – Да Вы понимаете, о чём просите?! Вы же практически нетранспортабельны! Я же вижу, как Вы, держась за стенку, еле передвигаетесь! О каком доме может идти речь?!

– Доктор, прошу Вас, – снова повторила я. – Пожалуйста, отпустите меня на субботу и воскресенье. Обещаю, что, вернувшись из дома в понедельник утром, я скажу Вам свой диагноз.

– Людмила Михайловна! – изумлённо сказала врач, пытливо вглядываясь мне в лицо. – Вы говорите сейчас прямо-таки неудобоваримые вещи. Почему для постановки диагноза нужно обязательно ехать домой? Если Вы предполагаете диагноз заболевания, тогда назовите мне его сейчас, и мы начнём обследование в этом направлении. А отпустить Вас домой в таком состоянии – это же огромная ответственность! Что будет, если...

– Доктор! – снова умоляюще повторила я. – Только в понедельник я смогу Вам сказать свой диагноз. Но для этого мне необходимо съездить домой.

– Вы меня удивляете, доктор Плетт, – врач в смущении качала головой. – Ни с каким другим пациентом я бы так не поступила, но Вы меня заинтриговали и Вас я отпущу. Сейчас вызову машину, чтобы отвезти Вас домой, однако, если что-нибудь случится, немедленно вызывайте «скорую» и приезжайте назад. Отпускаю только на Вашу ответственность.

Не помню, сколько раз мне пришлось отдыхать, пока я поднялась к нам на четвёртый этаж и там обессиленная упала на диван. «Что это значит? – размышляла я, отдышавшись. – Господь, что я теперь должна делать?» Блуждающий взгляд остановился на полке шкафа, где стояли книги по медицине, и в ту же минуту голос в глубине сердца произнёс: «Возьми эту книгу по гематологии и открой её». Послушно встав, я взяла в руки указанную книгу и, открыв её, увидела перед глазами описание редко встречающегося заболевания мелких кровеносных сосудов, сопровождающегося периодическими профузными кровотечениями. Я читала и не верила своим глазам. Это было точное описание моей болезни, которое известно только узко специализирующимся врачам-гематологам. Ни в институте, ни за все годы работы я об этой болезни ничего не слышала.

Упав на колени, я благодарила Господа за Его милость. Пришедший с работы муж с изумлением смотрел на меня, не понимая, что происходит. В понедельник утром я вернулась с этой книгой по гематологии в больницу, сообщила врачам диагноз болезни и попросила отправить меня в гематологическое отделение Эстонской республиканской клинической больницы в Таллине, куда была немедленно направлена. Ни своему лечащему врачу, ни принявшему меня в Таллине главному специалисту-гематологу на его вопрос, кто поставил этот диагноз, я не могла, разумеется, сказать, Кому в действительности этим обязана. Услышав правду, они бы, наверное, сочли меня за безумную, ведь в те годы Советский Союз был страной воинствующего атеизма.

Прошло несколько недель и после тщательного обследования в гематологической клинике я была выписана с полным подтверждением открытого Богом диагноза. Спустя многие годы, в различных жизненных ситуациях и трудностях не раз потом я вспоминала услышанные когда-то слова: «Врач исцели самого себя». Хороший урок для нас, не правда ли? Как часто бывает, что мы, стараясь помочь другим, не в силах помочь самим себе. Утешая, вразумляя и поучая людей, мы бессильны разрешить свои собственные проблемы. Не зря говорит мудрая русская пословица: «Чужую беду руками разведу, а к своей – ума не приложу».

После больницы я вновь вернулась к работе. Жизнь шла своим чередом, заполненная ежедневными заботами и работой, которая с годами меня всё больше и больше разочаровывала. Сталкиваясь со многими недобрыми вещами, с вопиющими беззакониями и несправедливостью в системе здравоохранения, я чувствовала себя бессильной что-то изменить. Любимая профессия постепенно теряла в моих глазах свою возвышенность. Во время ночных дежурств в стационаре бывали случаи, когда пациенты умирали у меня на руках, потому что не хватало лекарств или уже ничего невозможно было сделать. Я смотрела в их измученные страданиями лица, видела страх и терзания души, предчувствующей вечную погибель, и мучилась от сознания, что не говорю им самого главного – о возможности спасения через покаяние. Я ненавидела себя за это и всё же молчала. После таких дежурств уходила из больницы разбитая, думая о том, что, стараясь помочь плоти человека, ничего не делаю для его души. Конечно, для разума было оправдание, что, во время безбожия и запрета свидетельств о Боге, просто не могу этого делать. Однако свою совесть я не могла этим успокоить. Она терзалась и мучилась. В эти годы я все чаще вспоминала слова, услышанные в дни моей подготовки к вступительным экзаменам в медицинский институт: «Лучше было бы для тебя оставаться так, как ты есть». Только теперь стал доходить до меня их смысл. Бог задолго знал многое то, о чём я не могла тогда даже предположить.

В то время, как у меня прояснялось что-то в одном, возникал вопрос в другом. Так, к примеру, однажды, когда я, уединившись, молилась о том, что давно уже меня удручало, в сердце снова совершенно неожиданно прозвучал голос: «Я положу тебя камнем соблазна и преткновения, о который споткнутся и падут многие». Как только смысл этих слов дошел до меня, я в ужасе закричала: «Нет, Господи! Только не это! Это не может быть Твоей волей. Я не верю, что это – Твой голос, потому что он противоречит Священному Писанию!..» Ведь я хорошо помнила, что Слово Божие говорит: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18:6-7). Поэтому не может •быть, чтобы Бог делал какого-то человека камнем преткновения и соблазна для других? Ведь Он же не будет губить души! Значит этот голос мог придти только от дьявола, который только и ищет, чтобы погубить.

Мне действительно легче было отвергнуть этот голос, чем принять его за голос Божий. Я всячески убеждала себя в том, что услышанное является искушением, которое нужно отвергнуть и забыть, поэтому молилась, чтобы Небесный Отец помог мне это сделать. Но проходило время, а сказанное не уходило, время от времени всплывая в памяти и пугая своей отчётливостью. Однажды я не выдержала и, упав на колени, молила Господа дать мне ясность, так как не могла поверить, что Бог мог сказать мне такое. Ответ на молитву пришёл в форме напоминания места Священного Писания из Евангелия от Луки 2:33-34: «Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нём. И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий...» Откровенно говоря, прочитав это место Священного Писания, я была поражена, потому что никогда ещё не заостряла своё внимание на данных словах. Следовательно, если Бог-Отец положил Своего единородного Сына на падение и на восстание многих в Израиле, тогда почему Он не может употребить для той же цели и человека? Много позже, читая книгу пророка Иезекииля, я наткнулась на такие слова: «И если праведник отступит от правды своей и поступит беззаконно, когда Я положу пред ним преткновение, и он умрёт, то, если ты не вразумлял его, он умрет за грех свой, и не припомнятся ему праведные дела его, какие делал он; и Я взыщу кровь его от рук твоих» (Иез. 3:20).

Шокирующее слово, не правда ли? Невольно начинаешь сознавать, что мы не знаем нашего Господа. Мы так стараемся Его упростить до нашего крайне ограниченного человеческого разума, пытаясь на свой манер, кому как вздумается, объяснить то или иное место Священного Писания, подстраивая его под наше понимание. Однако если Слово Божие принимать так, как написано, тогда оно порой действительно способно шокировать. Не знаю, как, почему и по какой причине, но из сказанного становится ясно, что Бог Сам, Своей рукой кладёт иногда перед кем-то преткновение к падению. Что это? Суд, наказание или возмездие? На эти вопросы ответит только вечность. Наш человеческий разум просто не может такое вместить. Ясно только, что такой камень преткновения может положить и убрать только Господь. Никто другой, в том числе и сам камень, на это не способен.

Возвращаясь к прерванному рассказу о нашей общине в Эстонии, хочу сказать, что в этом некогда благословенном собрании, которое когда-то меня восторгало, всё более и более находил место грех, причём в самых различных его проявлениях, в том числе в блуде и прелюбодеянии. Однако, несмотря на это, многообещающие пророчества и ободряющие проповеди продолжались. Был ли это человеческий разум, пытавшийся подставить подпорки разваливающемуся «делу Божьему» или тут уже явно действовал ложный дух, – об этом можно теперь только догадываться. Так или иначе, члены общины, соединённые больше эмиграцией чем христианской любовью, продолжали собираться, хотя души их явно стонали.

Между тем прошло четыре года после подачи нашего заявления на выезд в Германию, и в декабре 1983 года, в момент, когда мы не ожидали, пришло разрешение. Не скажу, что это известие не было для нас радостью, но покидали мы общину с тяжёлым сердцем. Прошло немного времени и наши пути разошлись. Забегая вперед, скажу, что спустя четыре года после нашего выезда в Германию, все члены этой общины, желавшие эмигрировать, семья за семьёй выехали из Эстонии и рассеялись по Соединённым Штатам Америки, так что от общины не осталось и следа. Время от времени до нас доходили о них печальные слухи, и вскоре контакт полностью оборвался. В конце 1989 года мы получили известие, что наш бывший пастор умер в мучительных страданиях от тяжёлой болезни. Остаётся надеяться, что при отхождении в вечность Господь открыл ему духовные очи, даровав осознание, раскаяние и прощение. Несмотря ни на что, память хранит о нём много доброго. Любя Господа, он хорошо начал и хотел оставаться Ему верным, однако, чрезмерно доверившись откровениям и пророчествам, которые принимал за истинное водительство Божие, был увлечён на ложный путь.

Как важно всё-таки в нашем хождении пред Господом и служении Ему почаще вспоминать слова царя Давида: «Испытай меня, Боже, и узнай сердце моё; испытай меня и узнай помышления мои; и зри, не на опасном ли я пути, и направь меня на путь вечный» (Пс. 138:23-24). Ведь Слово Божие предостерегает не зря: «Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1 Кор. 10:12). От падения не застрахован ни один человек, как бы велик в глазах Бога и людей он не был. Все мы способны уклониться с истинного пути и сделать ошибку, однако очень многое зависит от того, насколько мы готовы это признать, давая Господу возможность нас поправить. Мы, люди, можем быть в чём-то абсолютно уверены и, основываясь на этой вере, утверждаться самим и убеждать других в том, что вовсе не истина. Так было и в этом случае. Наш пастор заблуждался, но заблуждался искренне, полагая, что идёт верным путём. Однажды поверив в то, что получаемые им через других откровения и пророчества – истинны, он потерял осторожность, трезвость и бдительность, которая так нужна тем, кто ведёт за собой Божий народ. Следствием этого была жестокая расплата: собственный грех, развал.семьи, утрата детей, две смерти в доме, многолетние терзания, томительное ожидание выезда в Америку, не сбывшиеся надежды на особое служение, горькие разочарования в тех, на кого он надеялся, тяжёлая болезнь и в заключение – мучительная, возможно преждевременная, смерть. Кто знает, не сложилось бы всё иначе, не окажись он столь неразумно доверчивым.

Я рассказала о нашей бывшей общине только потому, что, к сожалению, этот случай – не единственный. Такое встречается нередко. Ни для кого не секрет, что дьявол может приходить в виде ангела света, однако, когда таким образом он приходит лично к нам, мы обычно неспособны его распознать и принимаем как посланца истины. Особенно опасно, когда под влияние духа лжи попадают служители. Тогда последствия заблуждения просто катастрофические. При этом сатане удаётся превратить в руины не только жизнь руководителя, но и многие жизни тех, кто следовал за ним, не сомневаясь в его непогрешимости. Души этих людей несут на себе последствия такой травмы обычно всю их жизнь. Они внутренне разбиты, духовно дезориентированы, не способны больше никому верить, во всём разочарованны, ищущие и не находящие покоя своей душе. Это поистине трагедия, которая встречается намного чаще, чем это нам кажется, и избежать её практически невозможно, потому что сколько существует человечество, столько существуют и заблуждения.

Дорогой читатель! Ты, наверно, уже заметил, что описывая пережитое в Эстонии, я не упомянула ни названия города, ни имён людей, о которых рассказывала, сделав это преднамеренно, чтобы не порочились имена тех, которые и сегодня мне по-своему дороги. Не понимаю людей, которые в подобных случаях обязательно ищут «козла отпущения». Это знакомое нам летучее выражение, хотя и звучит грубовато, но очень точно характеризует подобную ситуацию. «Козлом отпущения» был в прямом смысле козёл, на которого в Израиле, в ветхозаветные времена, евреи символично возлагали свои грехи; после чего гнали несчастное животное к обрыву, откуда он срывался и погибал, якобы, вместе с возложенными на него грехами. Для израильтян это было частью их религии и очень подходившей им традицией, которая легко прижилась и у нас, христиан, став удобной формой самооправдания. Попав в какое-то заблуждение и осознав это, мы стараемся найти виноватого, вспоминая того, кто нас туда привёл и кто был главным руководителем, учившим тому, что не было истиной. На них-то и возлагается вся ответственность. Они обвиняются во всех ошибках, грехах и разного рода уклонениях, за которые мне, бедному, видите ли, приходится расплачиваться. А то, что у меня своя голова на плечах, и что в своих руках я держу Слово Божие, которое должно быть светом моей стезе, и что сам когда-то восторгался и поддакивал, бездумно исполняя всё, чему был научен, – об этом я, конечно, не думаю, считая себя бедной, несчастной жертвой, которую, видите ли, соблазнили и ввели в заблуждение. Думаю, что такой подход недостоин честного и искреннего христианина. Если уж мы совершаем ошибку, тогда нужно иметь мужество признаться в ней, а не делать «козлом отпущения» кого-то другого. Конечно, намного удобней и легче свалить всю вину на ближнего, вопрос в другом – сможем ли мы таким образом оправдаться, представ однажды пред престолом Божиим?

Я не могу винить ни бывшего пастора и ни какого другого члена той общины, потому что в принятии того, что было заблуждением, виновна только сама. В течение всех прожитых в Эстонии лет, Господь неоднократно обращал моё внимание на то, что должно было меня насторожить и заставить серьёзней задуматься. Но нет. Я избрала более лёгкий путь пассивного следования чьим-то суждениям и понесла за это заслуженное наказание. Однако как бы горько не было осознание этого, в произошедшем есть и что-то доброе, что можно для себя извлечь. Это, прежде всего, – духовный опыт, который собирается, увы, чаще всего из букета собственных ошибок. Пережитое падение хоть и приносит боль, хотя и оставляет в сердце глубокий рубец на память, становится всё же хорошим уроком, помогающим впоследствии избежать повторения подобных ошибок. Не зря в уста пророка Иеремии Господь вложил когда-то такие слова: «Если ты обратишься, то Я восставлю тебя, и будешь предстоять пред лицем Моим; и если извлечёшь драгоценное из ничтожного,то будешь как Мои уста» (Иер. 15:19).