TO BUILD A FIRE 1 страница

(Разложить костер)

Day had broken cold and gray (/уже/ забрезжил холодный и серый день; to break — ломать/ся/; разрушать/ся/; рассветать), exceedingly cold and gray (чрезвычайно холодный и серый), when the man turned aside from the main Yukon trail (когда этот человек свернул с главной тропы, /проходящей по замерзшему/ Юкону; aside — в сторону) and climbed the high earth-bank (и взобрался /на/ высокий берег; earth — земля; bank — вал, насыпь; берег /реки/), where a dim and little-travelled trail (где едва заметная и нехоженая тропка; dim — неясный, неотчетливый; little — маленький; мало; to travel — путешествовать) led eastward through the fat spruce timberland (вела на восток через густой еловый лесок; fat — толстый; обильный; timberland — лесной участок). It was a steep bank (это был крутой берег), and he paused for breath at the top (и он остановился наверху, чтобы отдышаться; for — для; breath — дыхание; вздох; top — вершина; верхняя часть), excusing the act to himself by looking at his watch (/и как бы/ оправдывая этот поступок перед самим собой, посмотрел на свои часы). It was nine o'clock (было девять часов). There was no sun nor hint of sun (не было ни солнца, ни /даже/ намека на солнце), though there was not a cloud in the sky (хотя в небе не было /ни/ облачка). It was a clear day (был ясный день), and yet there seemed an intangible pall over the face of things (и все же, казалось, /была/ какая-то неуловимая пелена надо всем /вокруг/; face — лицо; внешний вид; thing — вещь, предмет), a subtle gloom that made the day dark (какой-то едва различимый сумрак, который делал день темным; subtle — неуловимый; тонкий), and that was due to the absence of sun (и это было из-за отсутствия солнца). This fact did not worry the man (это обстоятельство не беспокоило человека). He was used to the lack of sun (он привык к недостатку/отсутствию солнца). It had been days since he had seen the sun (было = прошло /уже столько/ дней с тех пор, как он видел солнце), and he knew that a few more days must pass (и он знал, что еще несколько дней должно пройти; more — добавочный, дополнительный; больше) before that cheerful orb, due south (прежде чем тот яркий шар, точно/прямо на юге) would just peep above the sky-line (только выглянет над горизонтом) and dip immediately from view (и тут же спрячется из виду; immediately — немедленно).

 

exceedingly [ik`sJdINlI], climb [klaIm], intangible [In`txnGqbl]

 

Day had broken cold and gray, exceedingly cold and gray, when the man turned aside from the main Yukon trail and climbed the high earth-bank, where a dim and little-travelled trail led eastward through the fat spruce timberland. It was a steep bank, and he paused for breath at the top, excusing the act to himself by looking at his watch. It was nine o'clock. There was no sun nor hint of sun, though there was not a cloud in the sky. It was a clear day, and yet there seemed an intangible pall over the face of things, a subtle gloom that made the day dark, and that was due to the absence of sun. This fact did not worry the man. He was used to the lack of sun. It had been days since he had seen the sun, and he knew that a few more days must pass before that cheerful orb, due south, would just peep above the sky-line and dip immediately from view.

 

The man flung a look back along the way he had come (человек бросил взгляд назад, туда, /откуда/ он пришел; along — вдоль, по; way — путь; дорога; направление; to fling). The Yukon lay a mile wide and hidden under three feet of ice (/река/ Юкон шириной в милю /была/ спрятана под трехфутовым /слоем/ льда; to lie — лежать; быть расположенным; простираться). On top of this ice were as many feet of snow (поверх этого льда было столько же: «также много» фунтов снега). It was all pure white (все это было чисто белым), rolling in gentle undulations (слегка волнистым; to roll — катить/ся/; свертывать/ся/; gentle — мягкий; тихий; легкий; undulation — волнистость; холмистость) where the ice-jams of the freeze-up had formed (/там/, где сформировались ледяные нагромождения ледостава). North and south, as far as his eye could see (/к/ северу и /к/ югу, насколько он: «так далеко как его глаз» мог видеть), it was unbroken white (/все/ было сплошь белым; unbroken — неразбитый; непрерывный), save for a dark hair-line (за исключением темной тонкой линии; hair-line — очень тонкая /толщиной с волосок/ линия) that curved and twisted from around the spruce-covered island to the south (которая изгибалась и вилась сначала вокруг покрытого елями острова к югу; from — от, из, с; начиная с), and that curved and twisted away into the north (а /потом/ изгибалась и вилась в другую сторону, на север; away — прочь; в другом направлении, в сторону), where it disappeared behind another spruce-covered island (где она исчезала за другим, покрытым елями, островом). This dark hair-line was the trail — the main trail (эта темная тонкая линия была той тропой, главной тропой) — that led south five hundred miles to the Chilcoot Pass (которая вела /на/ юг /на протяжении/ пятисот миль к Чилкутскому перевалу), Dyea (/к/ Дайе), and salt water (и /к/ морю: «соленой воде»); and that led north seventy miles to Dawson (и которая вела /на/ север /на протяжении/ семидесяти миль к Доусону), and still on to the north a thousand miles to Nulato (и все еще продолжала /тянуться/ на север /на протяжении/ тысячи миль к Нулато; on — в качестве наречия указывает на продолжение или развитие действия), and finally to St. Michael on Bering Sea (и, в конце концов, к Сент-Майклу на Беринговом море), a thousand miles and half a thousand more (/на протяжении/ полутора тысяч миль: «тысячи миль и полтысячи еще»).

 

cover [`kAvq], island [`aIlqnd], disappear ["dIsq`pIq]

 

The man flung a look back along the way he had come. The Yukon lay a mile wide and hidden under three feet of ice. On top of this ice were as many feet of snow. It was all pure white, rolling in gentle undulations where the ice-jams of the freeze-up had formed. North and south, as far as his eye could see, it was unbroken white, save for a dark hair-line that curved and twisted from around the spruce-covered island to the south, and that curved and twisted away into the north, where it disappeared behind another spruce-covered island. This dark hair-line was the trail — the main trail — that led south five hundred miles to the Chilcoot Pass, Dyea, and salt water; and that led north seventy miles to Dawson, and still on to the north a thousand miles to Nulato, and finally to St. Michael on Bering Sea, a thousand miles and half a thousand more.

 

But all this (но все это) — the mysterious, far-reaching hair-line trail (эта таинственная, далеко протянувшаяся тоненькая тропка), the absence of sun from the sky (отсутствие солнца на небе; from — от, из, с), the tremendous cold (ужасный холод), and the strangeness and weirdness of it all (и странность и сверхъестественность всего этого) — made no impression on the man (/не/ производили никакого впечатления на этого человека). It was not because he was long used to it (это было /так/ не потому, что он давно привык к этому). He was a newcomer in the land, a chechaquo (он был новичком на этих землях; chechaquo — /разг., на Аляске и в Северной Канаде/ новоприбывший, новичок), and this was his first winter (и это была его первая зима /здесь/). The trouble with him was (его беда была в том) that he was without imagination (что ему не хватало: «он был без» воображения). He was quick and alert in the things of life (он быстро и живо /разбирался/ в явлениях жизни; quick — быстрый; быстро реагирующий на что-либо; сообразительный; alert — настороженный; живой, проворный; thing — вещь; дело; ситуация), but only in the things, and not in the significances (но только /лишь/ в явлениях, а не в /их истинном/ значении). Fifty degrees below zero meant eighty-odd degrees of frost (пятьдесят градусов ниже нуля /по Фаренгейту/ означали восемьдесят с лишним градусов мороза; -50 F = около -46 C; для драматического эффекта, чтобы показать, что было очень холодно, автор прибавляет к 50 градусам ниже нуля 32 градуса /точка замерзания по Фаренгейту/ и получает около 80 градусов ниже точки замерзания, т.е. градусов мороза). Such fact impressed him as being cold and uncomfortable (этот факт производил на него впечатление, /лишь/ поскольку /ему/ было холодно и некомфортно), and that was all (и все). It did not lead him to meditate upon his frailty as a creature of temperature (это не приводило его к размышлениям о своей хрупкости как существа теплокровного; to meditate — размышлять; temperature — температура), and upon man's frailty in general (и о хрупкости человека вообще), able only to live within certain narrow limits of heat and cold (способного жить только в определенных узких температурных рамках; heat — жара; тепло; cold — холод); and from there on it did not lead him to the conjectural field of immortality (и оттуда дальше это не приводило его к гипотезе о бессмертии; conjectural — гипотетический, предположительный; field — поле; область, сфера деятельности) and man's place in the universe (и месту человека во вселенной). Fifty degrees below zero (пятьдесят градусов ниже нуля /по Фаренгейту/) stood for a bite of frost that hurt (означали трескучий мороз, от которого было больно: «который причинял боль»; bite — укус) and that must be guarded against by the use of mittens (и от которого нужно было защищаться рукавицами: «использованием рукавиц»), ear-flaps (шапкой-ушанкой; ear-flap — наушник, отворот /шапки/), warm moccasins (теплыми мокасинами), and thick socks (и толстыми носками). Fifty degrees below zero was to him (пятьдесят градусов ниже нуля были для него) just precisely fifty degrees below zero (только лишь пятьдесят градусов ниже нуля; precisely — точно; именно). That there should be anything more to it than that (/а/ то, /что/ должно было быть что-то еще за этим, кроме этого: «чем-то») was a thought that never entered his head (было мыслью, которая никогда /не/ приходила ему в голову; to enter — входить).

 

tremendous [trI`mendqs], imagination [I"mxGI`neIS(q)n], degree [dI`grJ]

 

But all this — the mysterious, far-reaching hair-line trail, the absence of sun from the sky, the tremendous cold, and the strangeness and weirdness of it all — made no impression on the man. It was not because he was long used to it. He was a newcomer in the land, a chechaquo, and this was his first winter. The trouble with him was that he was without imagination. He was quick and alert in the things of life, but only in the things, and not in the significances. Fifty degrees below zero meant eighty-odd degrees of frost. Such fact impressed him as being cold and uncomfortable, and that was all. It did not lead him to meditate upon his frailty as a creature of temperature, and upon man's frailty in general, able only to live within certain narrow limits of heat and cold; and from there on it did not lead him to the conjectural field of immortality and man's place in the universe. Fifty degrees below zero stood for a bite of frost that hurt and that must be guarded against by the use of mittens, ear-flaps, warm moccasins, and thick socks. Fifty degrees below zero was to him just precisely fifty degrees below zero. That there should be anything more to it than that was a thought that never entered his head.

 

As he turned to go on (когда он повернулся, чтобы продолжить путь), he spat speculatively (он задумчиво сплюнул; to speculate — обдумывать; размышлять; полагать; to spit). There was a sharp, explosive crackle that startled him (был = раздался резкий, громкий треск, который испугал/поразил его; explosive — взрывной). He spat again (он снова сплюнул). And again, in the air (и опять в воздухе), before it could fall to the snow (/еще/ до того, как она смогла упасть на снег), the spittle crackled (слюна затрещала). He knew that at fifty below spittle crackled on the snow (он знал, что при минус пятидесяти слюна трещит на снегу; below — внизу, ниже; ниже нуля), but this spittle had crackled in the air (но эта слюна затрещала /еще/ в воздухе). Undoubtedly it was colder than fifty below (несомненно, было больше: «холоднее», чем минус пятьдесят) — how much colder he did not know (насколько холоднее, он не знал). But the temperature did not matter (но температура не имела /для него/ значения). He was bound for the old claim on the left fork of Henderson Creek (он направлялся к старому участку, /расположенному/ на левом рукаве Хендерсон-Крика; claim — участок земли, отведенный под разработку недр; creek — бухта; речка; ручей), where the boys were already (где уже были /его/ ребята). They had come over across the divide from the Indian Creek country (они пришли туда через водораздел с территории, /где находится/ Индиан-Крик), while he had come the roundabout way (в то время как он подойдет окольным путем) to take a look at the possibilities (чтобы рассмотреть возможность; to take a look at — посмотреть на; ознакомиться с) of getting out logs in the spring from the islands in the Yukon (переправки бревен/лесоматериала весной с островов по /реке/ Юкон; to get out — выходить; вытаскивать). He would be in to camp by six o'clock (он доберется до лагеря к шести часам; to be in — прийти, прибыть; быть дома); a bit after dark, it was true (немного не успеет до темноты, правда; after — после; за; dark — темный; темнота; сумерки), but the boys would be there (но там будут ребята), a fire would be going (костер будет гореть; to go — идти; работать, быть в действии), and a hot supper would be ready (и горячий ужин будет готов). As for lunch (что касается ланча), he pressed his hand against the protruding bundle under his jacket (он положил руку на выступающий сверток под своей курткой; to press — нажимать; давить; against — напротив; по направлению к чему-либо вплоть до соприкосновения). It was also under his shirt (он был также = еще и под рубашкой), wrapped up in a handkerchief (завернутый в носовой платок) and lying against the naked skin (и касался его кожи: «лежащий напротив голой кожи»). It was the only way to keep the biscuits from freezing (это был единственный способ уберечь булочки от замерзания; biscuit — сухое печенье; /в амер. вар. англ. яз./ булочка). He smiled agreeably to himself (он улыбнулся довольно сам себе; agreeably — приятно, мило; соответственно) as he thought of those biscuits (когда подумал о тех булочках), each cut open and sopped in bacon grease (каждая /была/ разрезана пополам и пропитана свиным жиром; open — открытый; to sop — обмакивать; смачивать; bacon — бекон, свиная грудинка), and each enclosing a generous slice of fried bacon (и /в/ каждую вложен толстый ломоть жареного бекона; to enclose — окружать; заключать; вкладывать; generous — щедрый; обильный, богатый).

 

undoubted [An`dautId], handkerchief [`hxNkqCIf], biscuit [`bIskIt]

 

As he turned to go on, he spat speculatively. There was a sharp, explosive crackle that startled him. He spat again. And again, in the air, before it could fall to the snow, the spittle crackled. He knew that at fifty below spittle crackled on the snow, but this spittle had crackled in the air. Undoubtedly it was colder than fifty below — how much colder he did not know. But the temperature did not matter. He was bound for the old claim on the left fork of Henderson Creek, where the boys were already. They had come over across the divide from the Indian Creek country, while he had come the roundabout way to take a look at the possibilities of getting out logs in the spring from the islands in the Yukon. He would be in to camp by six o'clock; a bit after dark, it was true, but the boys would be there, a fire would be going, and a hot supper would be ready. As for lunch, he pressed his hand against the protruding bundle under his jacket. It was also under his shirt, wrapped up in a handkerchief and lying against the naked skin. It was the only way to keep the biscuits from freezing. He smiled agreeably to himself as he thought of those biscuits, each cut open and sopped in bacon grease, and each enclosing a generous slice of fried bacon.

 

He plunged in among the big spruce trees (он пошел между большими елями: «еловыми деревьями»; to plunge in — погружать/ся/, окунать/ся/). The trail was faint (тропа была еле видна; faint — слабый; нечеткий). A foot of snow had fallen since the last sled had passed over (фут снега выпал с тех пор, как последние сани проехали /здесь/), and he was glad he was without a sled, travelling light (и он был рад, /что/ был без саней, путешествуя налегке). In fact, he carried nothing but the lunch wrapped in the handkerchief (в сущности, он /не/ нес ничего, кроме ланча, завернутого в носовой платок). He was surprised, however, at the cold (он был удивлен, однако, таким холодом). It certainly was cold (несомненно, было холодно), he concluded (он сделал /такой/ вывод), as he rubbed his numb nose and cheek-bones with his mittened hand (так как он растирал свой окоченевший нос и щеки: «скулы» рукавицей: «рукой, одетой в рукавицу»). He was a warm-whiskered man (он был человеком с густой растительностью на лице, которая согревала его; warm — теплый; whisker — бакенбарды; борода; усы /кошки, тигра и т.п./), but the hair on his face did not protect the high cheek-bones and the eager nose (но волосы = волосяной покров на его лице не защищал /его/ высокие скулы и энергичный нос) that thrust itself aggressively into the frosty air (который вызывающе выставился в морозный воздух).

At the man's heels trotted a dog (по пятам = следом за этим человеком бежала собака; to trot — идти рысью; спешить; семенить), a big native husky (большая местная эскимосская лайка), the proper wolf-dog (настоящий волкодав; proper — присущий; полный, совершенный), gray-coated (с серой шерстью) and without any visible or temperamental difference from its brother, the wild wolf (и без каких-либо внешних или поведенческих отличий от своего брата, дикого волка; visible — видимый, видный; temperamental — темпераментный; свойственный определенному темпераменту). The animal was depressed by the tremendous cold (животное было подавлено /таким/ ужасным холодом). It knew that it was no time for travelling (оно знало, что /сейчас/ не время путешествовать). Its instinct told it a truer tale (его инстинкт подсказывал ему более верно: «рассказывал ему более правдивую сказку») than was told to the man by the man's judgment (чем подсказывал человеку его человеческий разум; judgment — приговор; мнение, суждение; рассудительность).

 

numb [nAm], whiskered [`wIskqd], wolf [wulf]

 

He plunged in among the big spruce trees. The trail was faint. A foot of snow had fallen since the last sled had passed over, and he was glad he was without a sled, travelling light. In fact, he carried nothing but the lunch wrapped in the handkerchief. He was surprised, however, at the cold. It certainly was cold, he concluded, as he rubbed his numb nose and cheek-bones with his mittened hand. He was a warm-whiskered man, but the hair on his face did not protect the high cheek-bones and the eager nose that thrust itself aggressively into the frosty air.

At the man's heels trotted a dog, a big native husky, the proper wolf-dog, gray-coated and without any visible or temperamental difference from its brother, the wild wolf. The animal was depressed by the tremendous cold. It knew that it was no time for travelling. Its instinct told it a truer tale than was told to the man by the man's judgment.

 

In reality (на самом деле), it was not merely colder than fifty below zero (было не просто больше: «холоднее», чем пятьдесят /градусов/ ниже нуля); it was colder than sixty below (было больше, чем минус шестьдесят; below — внизу, ниже; ниже нуля), than seventy below (/и даже больше/, чем минус семьдесят). It was seventy-five below zero (было семьдесят пять /градусов/ ниже нуля; -75 F = около -60 C). Since the freezing-point is thirty-two above zero (так как точка замерзания /по шкале Фаренгейта/ — тридцать два /градуса/ выше нуля), it meant that one hundred and seven degrees of frost obtained (это означало, что было сто семь градусов мороза; to obtain — получать; достигать). The dog did not know anything about thermometers (собака ничего не знала о термометрах). Possibly in its brain there was no sharp consciousness of a condition of very cold (возможно, в ее мозгу не было четкого осознания состояния сильного холода) such as was in the man's brain (такого, как в человеческом мозгу). But the brute had its instinct (но у животного был его инстинкт). It experienced a vague but menacing apprehension (его охватило смутное, но угрожающее предчувствие; to experience — испытывать; переживать) that subdued it and made it slink along at the man's heels (которое подавляло его и заставляло идти вперед по пятам = следом за этим человеком; to make smb. do smth. — заставить кого-то сделать что-то; to slink — красться; идти крадучись), and that made it question eagerly every unwonted movement of the man (и которое заставляло его изучать напряженно каждое необычное движение человека) as if expecting him to go into camp (как будто ожидая, /что/ он пойдет в лагерь) or to seek shelter somewhere and build a fire (или /будет/ искать где-нибудь укрытия и разложит костер; to build — сооружать, строить; создавать; fire — огонь). The dog had learned fire (собака знала, /что такое/ огонь; to learn — учить/ся/; узнавать), and it wanted fire (и ей нужен был огонь), or else to burrow under the snow (или в противном случае /нужно/ зарыться в: «под» снег) and cuddle its warmth away from the air (и свернуться калачиком, /чтобы сохранить/ свое тепло от /морозного/ воздуха; away — вдали; прочь).

 

thermometer [Tq`mOmItq], consciousness [`kOnSqsnIs], build [bIld]

 

In reality, it was not merely colder than fifty below zero; it was colder than sixty below, than seventy below. It was seventy-five below zero. Since the freezing-point is thirty-two above zero, it meant that one hundred and seven degrees of frost obtained. The dog did not know anything about thermometers. Possibly in its brain there was no sharp consciousness of a condition of very cold such as was in the man's brain. But the brute had its instinct. It experienced a vague but menacing apprehension that subdued it and made it slink along at the man's heels, and that made it question eagerly every unwonted movement of the man as if expecting him to go into camp or to seek shelter somewhere and build a fire. The dog had learned fire, and it wanted fire, or else to burrow under the snow and cuddle its warmth away from the air.

 

The frozen moisture of its breathing (замерзшая влага /от/ дыхания собаки: «ее») had settled on its fur in a fine powder of frost (осела на ее шерсти тонкой морозной пудрой), and especially were its jowls, muzzle, and eyelashes (и особенно были ее челюсти, морда и ресницы) whitened by its crystalled breath (белыми от ее закристаллизованного дыхания; to whiten — белить; побелеть). The man's red beard and mustache were likewise frosted (рыжая борода и усы человека были также покрыты инеем), but more solidly (но более основательно), the deposit taking the form of ice (налет /инея/, превращающийся в лед; deposit — депозит; осадок, отложение, налет; to take the form — принимать форму) and increasing with every warm, moist breath he exhaled (и увеличивающийся с каждым теплым, влажным выдохом, /который/ он производил; breath — дыхание; to exhale — выдыхать). Also, the man was chewing tobacco (также = еще человек жевал табак), and the muzzle of ice held his lips so rigidly (и ледяной намордник держал его губы так твердо) that he was unable to clear his chin (что он не мог не запачкать: «был не способен очистить» свой подбородок) when he expelled the juice (когда он сплевывал: «выбрасывал сок»). The result was (результатом /этого/ было /то/) that a crystal beard of the color and solidity of amber (что прозрачная борода цвета и прочности янтаря) was increasing its length on his chin (все росла: «наращивала свою длину» на его подбородке). If he fell down it would shatter itself (если /бы/ он упал, она бы разбилась вдребезги), like glass, into brittle fragments (словно стекло, на мелкие кусочки: «хрупкие осколки»). But he did not mind the appendage (но он не обращал внимания /на/ этот привесок). It was the penalty all tobacco-chewers paid in that country (это было наказание, /которое/ все жующие табак несли здесь: «платили в той стране»), and he had been out before in two cold snaps (а он /и/ раньше дважды бывал в дороге в холодную погоду; out — вне, снаружи, за пределами; two — два; cold snap — кратковременное резкое наступление необычайно холодной погоды). They had not been so cold as this, he knew (он знал, они не были такими холодными, как эта), but by the spirit thermometer at Sixty Mile he knew (но по /показаниям/ спиртового термометра на Шестидесятой Миле он знал) they had been registered at fifty below and at fifty-five (/что/ они были зарегистрированы = зафиксированы /на отметке/ в пятьдесят /градусов/ ниже нуля и в пятьдесят пять).

 

moisture [`mOIsCq], mustache [mqs`tRS], appendage [q`pendIG]

 

The frozen moisture of its breathing had settled on its fur in a fine powder of frost, and especially were its jowls, muzzle, and eyelashes whitened by its crystalled breath. The man's red beard and mustache were likewise frosted, but more solidly, the deposit taking the form of ice and increasing with every warm, moist breath he exhaled. Also, the man was chewing tobacco, and the muzzle of ice held his lips so rigidly that he was unable to clear his chin when he expelled the juice. The result was that a crystal beard of the color and solidity of amber was increasing its length on his chin. If he fell down it would shatter itself, like glass, into brittle fragments. But he did not mind the appendage. It was the penalty all tobacco-chewers paid in that country, and he had been out before in two cold snaps. They had not been so cold as this, he knew, but by the spirit thermometer at Sixty Mile he knew they had been registered at fifty below and at fifty-five.

 

He held on through the level stretch of woods for several miles (он продолжал /идти/ несколько миль по равнинному участку леса; to hold on — держаться за; продолжать делать, упорствовать в чем-либо; through — через, сквозь, по; level — плоский, ровный; горизонтальный), crossed a wide flat of niggerheads (/затем/ пересек широкую равнину, /покрытую/ кочками; niggerhead — растущая пучками или группами трава, растительность), and dropped down a bank to the frozen bed of a small stream (и спустился вниз по берегу на замерзшую маленькую речку; to drop — капать; падать; резко спускаться; bed — постель; речное русло, ложе реки). This was Henderson Creek (это /и/ был Хендерсон-Крик), and he knew he was ten miles from the forks (и он знал, /что теперь/ он был /в/ десяти милях от развилины). He looked at his watch (он посмотрел на свои часы). It was ten o'clock (было десять часов). He was making four miles an hour (он делал = проходил четыре мили в час), and he calculated that he would arrive at the forks at half-past twelve (и он подсчитал, что он доберется до развилины к половине первого: «в половине после двенадцати»). He decided to celebrate that event by eating his lunch there (он решил отпраздновать это событие, съев свой ланч там).

The dog dropped in again at his heels (собака снова пошла за ним: «по его пятам»; to drop in — заходить, заглянуть; присоединяться), with a tail drooping discouragement (с уныло поникшим хвостом; to droop — свисать, поникать; унывать; to discourage — лишать силы духа, уверенности; приводить в уныние), as the man swung along the creek-bed (когда человек зашагал по речному руслу; to swing — качать/ся/; идти мерным шагом). The furrow of the old sled-trail was plainly visible (колея от старого саночного следа была отчетливо видна), but a dozen inches of snow covered the marks of the last runners (но дюжина дюймов снега покрывала следы /от/ последних полозьев). In a month no man had come up or down that silent creek (в течение месяца ни один человек /не/ проходил туда или обратно /по/ этой тихой речушке; up — вверх; down — вниз). The man held steadily on (человек продолжал упорно /идти вперед/). He was not much given to thinking (он был не очень склонен к размышлениям), and just then particularly he had nothing to think about (и как раз сейчас, в особенности, ему не о чем было думать; then — тогда, в то время) save that he would eat lunch at the forks (за исключением /того/, что он будет есть ланч на развилине) and that at six o'clock he would be in camp with the boys (и что в шесть часов он будет в лагере с ребятами). There was nobody to talk to (/не/ было никого, с /кем бы можно было/ поговорить); and, had there been (да /если бы и/ было /с кем/), speech would have been impossible (разговор был бы невозможен) because of the ice-muzzle on his mouth (из-за ледяного намордника на его лице; mouth — рот). So he continued monotonously to chew tobacco (поэтому он продолжал монотонно жевать табак) and to increase the length of his amber beard (и увеличивать длину своей янтарной бороды = а его янтарная борода все росла).