ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Они обедали на открытом воздухе, в ресторане, где стенами служили деревья, и Саксон заметила, что по счету за всех четверых платит Билл

 

Они обедали на открытом воздухе, в ресторане, где стенами служили деревья, и Саксон заметила, что по счету за всех четверых платит Билл. Среди молодых людей и женщин, сидевших за другими столиками, у них оказалось много знакомых, и обе пары оживленно перебрасывались с ними приветствиями и шутками. Берт настойчиво и даже грубо подчеркивал свое право на Мери, ловил и сжимал ее руку, клал на нее свою и даже, завладев ее двумя кольцами, долго не хотел отдавать их. Время от времени он обнимал ее за талию, и Мери то порывисто отталкивала его, то с притворной рассеянностью, которая никого, однако, не могла обмануть, делала вид, что не замечает его маневра.

Саксон, говорившая мало, но очень внимательно изучавшая своего спутника, с удовлетворением решила, что Билл стал бы, наверное, делать все это совсем иначе – если бы вообще стал вести себя так. Во всяком случае он никогда бы не облапил девушку, как это позволяет себе Берт, да и многие другие парни. Она невольно остановила взгляд на могучих плечах своего кавалера.

– Почему вас зовут «Большой Билл»? – спросила она. – Вы ведь не такой уж высокий.

– Пожалуй, – согласился он. – Во мне росту только пять футов восемь и три четверти дюйма. Должно быть, из‑за моего веса.

– На ринге его вес считается за сто восемьдесят фунтов, – вмешался Берт.

– Ну, хватит, – резко прервал приятеля Билл, и его глаза потемнели. – Я вовсе не боксер. Вот уже полгода, как я не выступаю. Надоело. Игра не стоит свеч.

– Однако за тот вечер, когда ты сокрушил Слэшера из Фриско, ты получил двести долларов, – с гордостью заявил Берт.

– Сказал – хватит! Замолчи! Знаете, Саксон, ведь и вы не бог весть какая громадная, а? Как раз в точку: кругленькая и стройная. Держу пари, что я отгадаю ваш вес.

– Вряд ли. Многие старались, да ничего не вышло, – ответила Саксон; она не знала – радоваться, что он бросил бокс, или жалеть об этом.

– Только не я, – отвечал он, – я на этом собаку съел. Вот погодите, – Билл окинул ее критическим взглядом, и было ясно, что он не просто оценивает ее сложение, но и восхищается ею. – Подождите минутку!

Он перегнулся к ней и пощупал ее бицепс. Девушка почувствовала, что рука, сжавшая ее мышцы, – крепкая и честная рука. И она вздрогнула. В этом полумужчинеполумальчике было что‑то обаятельное и влекущее. Если бы ей так сжал руку Берт или другой парень, она бы только рассердилась. Но Билл!.. «Может быть, он и есть тот самый?» – спрашивала она себя. Но тут он прервал ее мысли, высказав свое заключение:

– Ваша одежда весит не больше семи фунтов, а отнять семь от… ну, скажем, от ста двадцати трех, – словом, ваш вес сто шестнадцать фунтов без одежды.

Мери воскликнула с упреком:

– Слушайте, Билл Роберте! О таких вещах не говорят, это не прилично.

Он посмотрел на нее с возрастающим недоумением.

– О каких вещах? – спросил он, наконец.

– Ну вот опять! Бессовестный! Посмотрите, вы заставили Саксон покраснеть.

– Вовсе нет! – возразила Саксон с негодованием.

– А если вы. Мери, будете продолжать в том же духе, – проворчал Билл, – я, пожалуй, покраснею. Мне кажется, я знаю, что хорошо и что дурно! Дело не в том, какие слова мужчина говорит, а что он при этом думает. А я не думаю ни о чем дурном, и Саксон это знает. Ни у нее, ни у меня и в мыслях нет того, о чем думаете вы.

– Ой‑ой! – воскликнула Мери. – Час от часу не легче! Я никогда не думаю о гадостях.

– Стой, Мери! Замолчи! – решительно остановил ее Берт. – Зачем говорить зря? Билл себе никогда подобных вещей не позволит.

– Тогда не надо так грубо выражаться, – настаивала она.

– Ну ладно. Мери, перестаньте, не сердитесь, и довольно об этом, – отрезал Билл и повернулся к Саксон. – Ну что, угадал?

– Сто двадцать два, – отвечала она, задумчиво глядя на Мери. – Сто двадцать два с одеждой.

Билл расхохотался, Берт тоже.

– Как хотите, – запротестовала Мери, – но вы ужасны! Вы оба, да и ты тоже, Саксон. Вот уж никогда бы про тебя не подумала.

– Послушай, детка, – вкрадчиво начал Берт, и его рука обвилась вокруг ее талии.

В своем притворном возмущении Мери резко оттолкнула его, но затем, боясь, что ее поклонник обидится, принялась подтрунивать над ним и дразнить его. Она снова пришла в хорошее настроение, его рука вернулась на прежнее место, и, склонившись друг к другу, они зашептались.

Билл степенно продолжал разговаривать с Саксон.

– А знаете, у вас все‑таки чудное имя. Я никогда не слышал, чтобы кого‑нибудь так звали. Но оно хорошее. Мне нравится.

– Меня мать так назвала. Она была образованная и каких только мудреных слов не знала. И вечно сидела с книгой, чуть не до самой смерти. А сколько она писала! Я нашла ее стихи, напечатанные очень давно в газете, которая издавалась в Сан‑Хосе. Саксы – это был такой народ, – она мне все рассказала про них, когда я была маленькой. Они были дикие, как индейцы, только белые. У них были голубые глаза и белокурые волосы, и они были страшно воинственные.

Пока девушка говорила, Билл сосредоточенно слушал, и глаза его не отрывались от ее глаз.

– Никогда про них не слыхал, – сознался он. – Они, что же, жили где‑нибудь тут в окрестностях?

Она рассмеялась.

– Нет. Они жили в Англии. Это были первые англичане, а вы ведь знаете, что американцы произошли от англичан. Мы ведь все саксы – вы, я. Мери, Берт. Словом, каждый, если только он настоящий американец, а не какой‑нибудь даго note 1 или японец.

– Мои предки издавна жили в Америке, – начал Билл, медленно обдумывая все то новое, что она ему о себе рассказала. – По крайней мере предки моей матери. Они высадились в Мэне сотни лет тому назад.

– Мой отец тоже из Мэна, – радостно прервала его Саксон. – А мать родилась в Огайо, вернее – там, где теперь находится Огайо. Она обычно звала это место Великой Западной Резервацией. А кто был ваш отец?

– Не знаю. – Билл пожал плечами. – Он и сам не знал, да и никто не знал, хотя отец был чистокровный американец.

– У вас настоящая староамериканская фамилия, – сказала Саксон. – И сейчас в Англии есть известный генерал по фамилии Роберте. Я в газете читала.

– Но ведь фамилия моего отца не Роберте. Он не знал своих родителей. Роберте – фамилия золотоискателя, который усыновил его. Вот как было дело. Во время войны с индейским племенем модоков очень многие из золотоискателей и поселенцев приняли в ней участие. Роберте командовал таким отрядом. И вот после одного сражения было взято очень много пленных, среди них оказались женщины, дети и даже грудные младенцы. Один из этих малышей и был мой отец. Ему было тогда, вероятно, около пяти лет, и он умел говорить только по‑индейски.

Саксон всплеснула руками, и ее глаза заблестели.

– Индейцы держали его в плену!

– Так предполагают. Потом многие припомнили, что это племя за четыре года до того перебило целую партию орегонских поселенцев. Роберте усыновил мальчика, и вот почему я не знаю настоящей фамилии отца. Но уж через прерии‑то он прошел, можете быть уверены!

– Мой отец тоже, – сказала Саксон с гордостью.

– И моя мать, – добавил Билл дрогнувшим голосом. – Во всяком случае она родилась в повозке, возле реки Платт, когда ее родители миновали прерии.

– А моей матери, – сказала Саксон, – было восемь лет. Волы выбились из сил, и ей пришлось большую часть дороги идти пешком.

Билл протянул ей руку.

– Давайте вашу лапку, детка, – сказал он. – В судьбе наших родителей очень много сходного, и мы все равно что старые друзья.

Глаза Саксон засияли, она протянула ему руку, и они обменялись торжественным рукопожатием.

– Разве это не чудесно? – пробормотала она. – Мы оба от того же старого американского корня, и если уж вы – с вашими глазами, цветом волос и кожи и так далее – не сакс, то не знаю, кого и назвать саксом! И к тому же вы герой!

– Уж если на то пошло, я думаю, что наши предки были закаленный народ. И это естественно: они, черт побери, были вынуждены бороться, а не то погибли бы!

– О чем это вы так оживленно беседуете? – вмешалась Мери в их разговор.

– Успели уже подружиться, – поддразнил их Берт. – Можно подумать, они знакомы по крайней мере неделю.

– О, мы знали друг друга гораздо раньше, – возразила Саксон. – Нас еще на свете не было, а наши предки уже совершили переход через прерии.

– А ваши, чтобы отправиться в Калифорнию, ждали, пока им построят железную дорогу да перебьют всех индейцев, – словно желая подчеркнуть свою близость к Саксон, заявил Билл, обращаясь к Мери. – Нет! Мы – Саксон и я – коренные жители здесь; так и скажите, если кто‑нибудь спросит.

– Ну, не знаю, – надменно и с тайным раздражением возразила Мери.

– Мой отец предпочел остаться в Восточных штатах, он хотел принять участие в Гражданской войне. Он был барабанщиком. Вот отчего он только потом попал в Калифорнию.

– А мой отец вернулся, чтобы участвовать в Гражданской войне, – сказала Саксон.

– И мой, – подхватил Билл.

Они радостно взглянули друг на друга: еще и это их сближало.

– Ну, хорошо, но ведь они все умерли, верно? – желчно заявил Берт.

– Все равно, где умереть, – в бою или в богадельне. Суть‑то в том, что их уже нет. А мне вот наплевать, хоть бы моего отца повесили. Кто об этом спросит через тысячу лет? Довольно вам хвастаться своими предками, надоело! Да мой отец и не мог бы тогда сражаться: он родился спустя два года после войны. Зато двое моих дядей были убиты при Геттисберге. Кажется, хватит с нас!

– Еще бы, – поддержала его Мери.

Берт снова обнял ее.

– Зато мы живы. Верно? А это главное. Мертвые – мертвы, и – голову даю на отсечение! – мертвыми и останутся.

Мери зажала ему рот рукой и начала бранить за то, что он говорит такие ужасные вещи, а он поцеловал ее ладонь и придвинулся к ней.

По мере того как ресторан наполнялся публикой, веселый стук тарелок становился все громче. Там и сям сквозь гул голосов прорывалась песня, слышался пронзительный визг и восклицания женщин, взрывы басовитого мужского хохота. Это молодые люди, как всегда, шутили со своими приятельницами. Многие мужчины были заметно навеселе. Какие‑то девушки, сидевшие за одним из соседних столиков, стали звать Билла, и Саксон с новым проснувшимся в ней ревнивым чувством отметила, что он всеобщий любимец и эти девушки очень хотели бы его заполучить.

– Какой ужас! – неодобрительно сказала Мери. – Экие нахалки! Ни одна уважающая себя девушка этого себе не позволит! Нет, вы послушайте!

– Билл! Билл! – звала одна из них, пухленькая молоденькая брюнетка. – Надеюсь, ты узнаешь меня, Билл?

– Конечно, цыпленок, – галантно отозвался он.

Но Саксон заметила с радостью, что он морщится, и почувствовала к брюнетке решительную неприязнь.

– Потанцуем? – крикнула брюнетка.

– Может быть, – отвечал он и тут же круто повернулся к Саксон.

– Мы, старые американцы, должны держаться друг друга, правда? Как вы думаете? Ведь нас осталось так мало. К нам сюда валом валят всякие иностранцы…

Он говорил спокойно, вполголоса, в тоне интимной доверчивости, склонив к ней голову и как бы давая этим понять той девушке, что он занят.

Молодой человек, сидевший за столиком напротив, обратил внимание на Саксон. Одет он был неряшливо и казался грубым, его спутники – мужчина и женщина – тоже. Лицо у него побагровело, глаза дико сверкали.

– Эй, вы! – крикнул он. – Вы там, бархатные туфельки, наше вам!

Девушка, сидевшая рядом с ним, обняла его за шею и пыталась успокоить, но он бормотал из‑под ее руки:

– Вот это краля так краля. Увидишь… я пойду туда и отобью ее у этих обормотов!

– Хулиганы из мясных рядов, – презрительно фыркнула Мери.

Саксон встретила взгляд девушки, с ненавистью смотревшей на нее. Потом она посмотрела на Билла и увидела гневные искорки в его взоре. Теперь его голубые глаза были особенно красивы и задумчивы, они то темнели и затуманивались, то вспыхивали, то снова меркли. Ей стало в конце концов казаться, что они таят в себе какую‑то бездонную глубину. Он смолк, видимо ему не хотелось говорить.

– Не затевай скандала! – заметил Берт. – Они с того берега и не знают тебя, вот и все.

Вдруг Берт поднялся, подошел к соседнему столику, что‑то шепнул сидевшим и вернулся. Все трое сразу же повернулись и посмотрели на Билла. Парень, пристававший к Саксон, поднялся, стряхнул с себя руку девушки, пытавшейся удержать его, и, пошатываясь, подошел к Биллу. Это был широкоплечий малый с жестким, злым лицом и колючим взглядом. Он, видимо, утихомирился.

– Так это вы. Большой Билл Роберте? – спросил он заплетающимся языком и, покачнувшись, уцепился за стол. – В таком случае отступаю… Страшно извиняюсь… Восхищен вашим вкусом по женской части… А уж я в этом деле знаток! Я же не представлял, кто вы, а то бы и глазом не мигнул в вашу сторону… Поняли? Еще раз прошу извинить… Дайте мне вашу руку…

– Ну ладно, – сказал Билл мрачно. – Все в порядке. Забудем это недоразумение. – Он, насупившись, пожал парню руку и медленным мощным толчком пихнул его обратно к столу.

Щеки Саксон пылали. Вот это мужчина, это защитник, на него можно положиться! Достаточно было назвать его имя – и даже такой хулиган оробел!