Двойной генеалогический состав московского дворянства.

Оно получило двойственный состав: рядом с людьми знатных фа­милий стали люди, набранные по различным уездам государства из низшего провинциального дворянства. Служба «по московско­му списку» была началом служебной карьеры для людей знатных фамилий и завершением ее для людей среднего и низшего дворян­ства. Молодой сын боярина, достигнув боевого возраста, обыкно­венно начинал служить дворянином московским или стольником и потом, смотря по знатности, получал место в Думе со званием околь­ничего или прямо боярина. Напротив, дворянин провинциальный, долго прослужив по «выбору», потом возвышался в чин жильца, в редких случаях дворянина московского и еще реже стольника. Этот двойственный состав московского списка легко различить, просмат­ривая боярскую книгу 1627 г. Здесь обозначены имена бояр, oкольничих и всех чинов московского списка: поименовано 236 стольни­ков, 94 стряпчих и 826 дворян московских; жильцов несколько позднее, в середине века, было около 2 000. Любопытно остано­виться на длинном списке дворян московских. Первые два-три десятка имен в нем принадлежат к знатнейшим титулованным или нетитулованным фамилиям. Это князья Голицыны, Хованские, Ростовские, Прозоровские — дети бояр Шереметевых, Салтыковых, Бутурлиных. Чем ниже спускаемся мы по этому списку, тем реже мелькают знатные имена. Напротив, все чаще попадаются фамилии, члены которых никогда не появлялись в списках думных чинов: Биркины, Боборыкины, Загряжские, Наумовы и тд., [61] с отметками при именах некоторых из них, что прежде они служили выборными дворянами по такому-то городу. Значит, «московский список» был служебным поприщем, на котором встречались друг другом обе половины служилого класса — знатная и рядовая.

Двоякие специальные поручения — административные и военные, падавшие на московских дворян сверх общей рат­ной повинности. Согласно с этим двойственным составом, на московское дворянство падали, сверх их общей ратной повинно­сти, и двоякие служебные поручения — административные и военные. [62]Стольники и дворяне московские в мирное время были вечно на посылках. Их назначали управителями второстепенных московских приказов, воеводами во второстепенные города, в сви­ту к послам, отправляемым к иностранным дворам. Их посылали и для производства следствий по важным уголовным делам в различ­ные части государства. Словом, на них возлагались все особые ад­министративные и дипломатические поручения. Это были испол­нительные орудия гражданского управления. Рядом с этим они занимали совершенно особое положение в военном строе. Стольни­ки стряпчие, дворяне московские и жильцы составляли значитель­ный и наилучше вооруженный корпус, называвшийся Царевым полком и обыкновенно сопровождавший царя в военных походах; их бывало иногда более 6 000 человек.

Но они редко ходили в походы всей массой: они имели еще значе­ние офицерского запаса для провинциальных служилых людей. Часть их рассылалась в военное время по армейским полкам, состоявшим из провинциального дворянства. В этих полках они служили полков­никами и головами, т.е. батальонными и ротными командирами, а также составляли свиту полковых воевод, т.е. корпусных команди­ров. Таким образом, одну часть московского дворянства, составляв­шую Царев полк, можно назвать московской гвардией; а другая, руко- водившая полками городового дворянства, имела значение мос­ковского генерального штаба. Но не думайте, что и в Царевом полку люди московского списка служили рядовыми: они были большею частью крупные землевладельцы, которые выходили в поход со значительным числом вооруженных холопов. Мы уви­дим после, как разверстана была эта ратная служба по размерам землевладения. Каждый московский дворянин выступал в походе десятками или сотнями вооруженных холопов и ими командовал.

[63]Таким образом, люди московских чинов, служа командирами частей в городовых полках, вместе с тем и в своем Царевом полку имели значение командиров вотчинных холопьих отрядов. Чтобы нагляднее видеть это двойственное значение московского дворян­ства, достаточно просмотреть роспись 1681 года. Всего стольников и других московских чиновных людей по этой росписи считалось 6 385 человек. Из них 3 761 человек рассеяны были по полкам про­винциального дворянства в офицерских должностях; 2 624 входили в состав московского гвардейского корпуса, «Царева полка», но они приводили с собою в этот полк 21 000 с лишком вооруженных холопов, так что весь московский корпус состоял почти из 25 000 с небольшим; на каждого дворянина в нем приходилось круглым чис­лом почти по десяти холопов.

Отношение московских чинов к думным. Перечисленные мос­ковские чины различались между собою свойством административ­ных и военных поручений, какие возлагались на людей каждого из них: стольник назначался в более важную «посылку», чем дворя­нин московский, и т.д. Вместе с тем в среде этих чинов существова­ло такое же иерархическое движение, как и в думных чинах: жилец повышался в дворяне московские, дворянин — в стряпчие или в стольники. Но это движение несколько отличалось от того, какое происходило в думной службе. Думные чины давались преимуще­ственно по отечеству или по породе. То же отечество служило основанием чиновного возвышения и для знатных людей, служив­ших по «московскому списку», но значительное большинство сто­личного дворянства поднималось на чиновной лестнице по служ­бе, т.е. по заслугам, а не по породе. Таким образом, двойственный генеалогический состав «московского списка» отражался и в слу­жебном движении людей, по нему служивших.

Лекция XV

Происхождение служилых чинов городовых. — Разверстка службы по земле. — Превращение удельных дворов в местные общества служи­лых вотчинников. — Разверстка земли по службе и образование но­вых обществ служилых помещиков. — Поземельное устройство но­вобранцев на опасных границах государства. — Следствия разверстки службы по земле и земли по службе. 1) Разрушение первоначальных местных обществ служилых вотчинников. 2) Происхождение двой­ственного характера и состава столичного дворянства. 3) Уста­новление нормы поземельной службы.

Происхождение служилых чинов городовых. Изучая проис­хождение высших служилых чинов, думных и столичных, мы ви­дели, что они имели генеалогический источник и правительствен­ное значение. Они соответствовали слоям, из которых составилась московская служилая знать к XVI веку, и различались важностью правительственных поручений, какие возлагались на людей того или другого чина. Чиновное деление низшего провинциального дворянства имело другое основание: здесь чиновные различия воз­никли из распорядка поголовной ратной службы, т.е. общей по­винности, падавшей на всех служилых людей — как столичных, так и городовых. Если высшие чины отражали различные степени правительственного доверия или авторитета, которым облекались лица, их носившие, то чины городовые показывали различные сте­пени боевой годности. В тогдашнем военном строе боевая годность служилого человека определялась не столько строевой выучкой или личной храбростью, сколько количеством вооруженных дво­ровых людей, с которыми он выступал в поход, и качеством своего и их вооружения. Такой боевой годностью иной молодой знатный стольник, унаследовавший от отца обширную вотчину, намного превосходил иного старого боярина, выводя в поле несравненно большее количество хорошо вооруженных ратников. Тем не ме­нее, в военном и гражданском управлении стольник становился гораздо ниже боярина, пока сам не дослуживался «до Дум», т.е. до думного чина.

Разверстка службы по земле. Напротив, положение провин­циального дворянина в городовой чиновной иерархии определя­лось исключительно его боевыми средствами. Эта разница про­исходила оттого, что обязанности правительственной службы распределялись между служилыми людьми по их отечеству, по­роде, а тягости службы ратной развёрстывались по земле, т.е. по землевладельческой состоятельности.

Превращение удельных дворов в местные общества служи­лых вотчинников. Первоначально, т.е. в первую пору образования Московского государства, «дворы» терявших самостоятельность князей оставались на местах, образуя местные землевладельческие общества. С них снимался только верхний слой — знатнейшее удельное боярство, которое вслед за своими князьями переселя­лось в Москву для столичной службы. Но и в столице эти при­шлые элементы московского двора некоторое время не смешива­лись со старыми московскими служилыми людьми, образуя особые родословные или удельные группы. Так, знатные придвор­ные люди, присутствовавшие во дворце при торжественном при­еме польских послов в 1542 г., были расписаны на такие группы: «князи Оболенские, князи Ростовские, тяж Ярославские, кня­зи Стародубские, двор Тверской, Москва». В последней группе поименованы члены двух старинных московских фамилий — Мо­розовых и Шейных, да один Ласкирев — сын выехавшего в Мос­кву в конце XV века знатного грека из фамилий Ласкарисов. Люди, принадлежавшие и этим местным группам, — князья Оболен­ские, Ростовские и двор Тверской, Москва — владели вотчинами в тех княжествах, имена которых носили. Так ратные люди в Мос­ковском государстве первоначально складывались в местные слу­жилые общества по земле, т.е. по месту землевладения.

Разверстка земли по службе и образование новых обществ служилых помещиков. Но рядом с этими местными общества­ми, основанными на удельном распорядке служилых людей, воз­никали другие, вызванные новыми стратегическими условиями внешней обороны. По мере расширения Московского государ­ства, в состав его территории входили местности, в которых было мало или вовсе не было служилых землевладельцев, но которые нуждались во внешней защите. Для ограждения таких местно­стей от внешних нападений они заселялись безземельным лю­дом, состоявшим из низших слуг прежних удельных дворов, из тяглых людей и даже из привычных к оружию холопов, которых правительство брало из боярских дворов и ставило в ряды про­винциального дворянства. Подьячий второй половины XVII века Котошихин, вспоминая об этой усиленной военной вербовке, в своем описании Московского государства говорит, что в прошлые давние годы, когда у Московского государства были войны с окрестными государствами, ратных людей набирали из всяких чинов и многие из них «за службу и полонное терпение» (т.е. за страдания в плену) освобождались от холопства и крестьян­ства и получали в награду за свою службу небольшие поместья и вотчины.

Поземельное устройство новобранцев на опасных границах государства. Средством для поземельного устройства этих ново­бранцев был новый вид землевладения, выработавшийся в Мос­ковском государстве и получивший название поместного. Я не буду говорить ни о происхождении этого землевладения, ни о тех юридических отношениях, которые входили в состав поместной системы. Одни из вас, может быть, слушали об этом в общем курсе русской истории, другие услышат в общем курсе истории русско­го права. Для нас теперь важны практические последствия этой системы, которые показывают, как устраивалось военно-служи­лое и поземельное положение провинциального дворянства при помощи законодательства о поместном владении. Напомню толь­ко, что в Московском государстве поместьем, в отличие от вотчи­ны — наследственной поземельной собственности, назывался участок казенной земли, данный служилому человеку во времен­ное, обыкновенно пожизненное владение под условием службы и как средство для службы. Этот вид землевладения возник еще в удельные века. Его черты носили на себе те участки, которыми князья наделяли за службу — и только на время службы — не боевых, а дворцово-хозяйственных своих слуг, знакомых уже нам под названием слуг «под дворским». Только в XV и XVI веках это землевладение было распространено на всех служилых людей и приведено было законодательством в стройную систему.

Эта поместная система была выражением другого правила, которое положено было в основу военно-поземельного устройства служилых людей и было тесно связано с первым, проводившимся через вотчинное землевладение. Мы видели, что когда ратная служба стала обязательной повинностью целого класса, ее тяго­сти были разложены между служилыми людьми по земле, т.е. по размерам вотчины каждого. Но если все люди, владевшие зем­лей, должны были нести ратную службу в меру земельного вла­дения, то, естественно, все, кто нес постоянную ратную службу, должны были владеть землей соразмерно со служебными тяго­стями. Так, правило служить по земле привело к другому, об­ратному — владеть землей по службе.

Согласно с этим новым правилом и наделялись поместьями безвотчинные или маловотчинные служилые люди. Это испомещение не только ввело новых землевладельцев в ряды старых мест­ных вотчинных обществ, но и созидало в продолжение XVI и XVII веков одно за другим новые уездные землевладельческие об­щества, на которые падала обязанность защищать ближайшие к ним границы государства. Наиболее угрожаемые западные, юж­ные и восточные границы были обсажены более или менее гус­тыми рядами помещиков, которыми, как живой изгородью, с трех сторон был защищен государственный центр. Мы можем судить о ходе этих оборонительных работ по нескольким сохранившимся в памятниках данным. В 1488 году, несколько лет спустя по заво­евании Новгорода, здесь был открыт заговор, вследствие которо­го более 8 000 бояр, знатных горожан и купцов переселены были из Новгорода в Московскую землю. Эти бояре и знатные горожа­не были в большинстве крупные землевладельцы.

Личные землевладельцы должны были служить по правилу московской политики. Но туземные землевладельцы на своих нов­городских вотчинах были опасны для московского правительства. Поэтому 8 000 переселенцев были рассыпаны по уездам Влади­мирскому, Нижегородскому, Муромскому, Переяславскому, Юрьевскому, Ростовскому и Костромскому и наделены поместь­ями. [64] На их опустевшие места посланы были сотни московских служилых людей, которым раздали в поместья конфискованные вотчины переселенцев. При этом, чтобы добыть требуемое коли­чество московских служилых заместителей, велено было распустить более пятидесяти семей походных холопов, служивших во дво­рах московских бояр Тучковых, Шереметевых, Ряполовских, Травиных и других. Все эти невольно отпущенные получили поме­стья в Вотьской пятине, пограничной со шведскими и ливонскими владениями. До нас дошла окладная книга этой самой пятины, со­ставленная в 1500 г. В 14-ти погостах двух уездов этой пятины, Ладожского и Ореховского (уездный город Орешек), мы встреча­ем по окладной книге 106 московских помещиков и между ними много бывших холопов московских бояр. В имениях всех этих по­мещиков значилось около 45 000 десятин пахотной земли, на ко­торой работало более 4 000 крестьян и помещьичих дворовых людей. Такое служилое гнездо свито было Москвой в погранич­ном со шведскими владениями уголке Новгородской земли менее чем за два десятилетия. Еще раньше и гуще заселены были вос­точные и северо-восточные уезды. В 1499 г. совершен был под командой кн. Семена Курского поход за Урал на вогулов, напа­давших на русские владения. Под начальством князя было посла­но, между прочим, 1 304 служилых человека Устюжского уезда и более 2 000 служилых людей уездов Вятского, Важского и Пинежского.

Еще заботливее огораживались самые опасные южные гра­ницы. Барон Герберштейн, посетивший дважды Московию в на­чале XVI в. и хорошо ее изучивший, говорит, что даже в мирное время по рекам Оке и Дону ставили ежегодно до двадцати тысяч ратных людей для предупреждения татарских нападений. По уста­новившемуся порядку мобилизации, большинство этих стороже­вых отрядов состояло из служилых людей южных пограничных уездов. Можно даже уловить по книгам XVI в. географическое распределение провинциального дворянства. В центральных уез­дах, особенно в Московском, было очень мало городовых дворян. Здесь решительно преобладали землевладельцы высших чинов, думных и московских, обыкновенно крупные вотчинники и с круп­ными поместными окладами. [65] Поместья самих городовых дво­рян, рассеянные между крупными имениями людей высших чи­нов, в этих уездах были также довольно значительны. Чем дальше от Московского уезда на восток и юг, тем реже становились поме­стья и вотчины высших чинов, тем больше являлось провинци­альных помещиков и тем мельче были их поместные оклады.

Размеры помещичьего и вотчинного землевладения шли в реде­ющем порядке от центра к южным, западным и восточным окраи­нам. Возьмем список 1577 г. служилых людей Коломенского уезда с их поместными окладами. По этому списку значилось 295 помещи­ков, за которыми по окладам числилось 804 000 десятин пахотной земли, не считая лесной, луговой и неудобной. Следовательно, на каждого помещика приходилось по 285 десятин. Возьмем список служилых людей Рижского уезда 1597 г. Ряжский уезд в конце XVI в. принадлежал к числу юго-восточных пограничных. По списку в нем было 770 поместий, в которых по окладам значилось 127 860 деся­тин; следовательно, среднее поместье имело 166 десятин. Такова разница от среднего поместья Коломенского уезда, заключавшего в себе 285 десятин. В этом Ряжском и в смежных или еще более юж­ных уездах — Епифанском, Ефремовском, Козловском, Лебедян­ском, Елецком, Ливенском, Воронежском — в конце XVI и начале XVII веков садились служилые люди «вновь на диких полях». Там было чрезвычайно мало, а в иных местах даже совсем не было крес­тьян. Служилые люди были здесь первыми русскими поселенцами со своими дворовыми людьми. Они рассаживались не одинокими помещичьими усадьбами, а огромными сплошными и притом укреп­ленными селениями и почти все жили «однодворкою», т.е. имели только свои собственные дворы, не имея дворов крестьянских.