Глава 40. Эдриан поднес Джима к кровати и уложил на нее его измученную задницу

 

Эдриан поднес Джима к кровати и уложил на нее его измученную задницу. Бедняга весь трясся, его скелет бился о клетку из кожи, пытаясь вырваться… но, по крайней мере, желудок его больше не беспокоил.

Выпрямившись, Эд обвел взглядом комнату. Матиас с Мэлс вместе сидели в кресле, женщина положила голову мужчине на плечо.

Было чертовски ясно, что Девина попыталась выкинуть что-то с журналистской, а Джиму, очевидно, это не понравилось. Невольно начинаешь гадать, в каком состоянии пребывала Девина.

Кстати о хромоте. Ангел мог лишь надеяться.

– Ребята, хотите еды? – спросил он голубков.

– Ему разве врач не нужен? – парировал Матиас.

– Только время.

– Что с ним?

– Едой отравился.

– Чушь собачья.

Эд многозначительно посмотрел на Мэлс и не сказал ни слова. Не потому, что не уважал журналистку или из-за того, что она представляла слабый пол. Матиас был одним из них: он побывал в Аду и знал Девину, даже если совсем ее не помнил. Он был также безнадежно впутан во все это.

Мэлс, однако, не принадлежала к их группе, и чем меньше она знала, тем более здравый рассудок сохранит, когда все закончится… предполагая, что она выживет: открытие того, какая часть реальности податлива, а сколькие кошмары – не вымысел, может сильно шокировать. И однажды узнав правду, невозможно вернуться в счастливые дни, когда единственные заботы заключались в химчистке, налогах на собственность или в достатке молока в овсянке на утро.

Несомненная истина прекрасно объясняла все послеполуночные радио.

Хорошая новость была в том, что Матиас, по крайней мере, понял намек, кивнув и закрыв рот.

Видя их вместе, Эд почти сожалел о том, что этой паре долго не протянуть. Матиас – краткосрочная задача, в лучшем случае… в худшем – часть скользкого склона, из-за которого все они очутятся в проклятой стене Девины. А Мэлс? Учитывая, на что способна Девина, журналистке повезет, если осиновый гроб станет единственным местом, где она закончит свою жизнь.

Странно, подумал он. Эдриан не чувствовал ничего, кроме боли и ярости с тех пор, как убили Эдди. Но видя этих двоих вместе, он…

О, да ни хрена это не значило. У него есть собственные проблемы… и выздоровление Джима – одна из них.

– Я в порядке, – сказал другой ангел, словно по сигналу.

– Заткнись и ложись.

– Из тебя никудышная медсестра. – Но парень повиновался… скорее всего потому, что тело не предоставило разуму выбора.

Мэлс села прямо.

– Его должен осмотреть доктор.

– Если тебе станет лучше, он уже бывал в таком состоянии. Просто дай ему час или около того. – Может, больше. – С ним все будет в порядке. Где меню обслуживания номеров?

– Что именно с ним случилось? – потребовала она.

– А, вот оно, – сказал Эд, повернувшись к столу. – Посмотрим… – Пролистывая ламинированный буклет, он просмотрел список основных блюд. – Хороший ассортимент.

Пока он выбирал между бифштексом «Нью-Йорк» и ростбифом, на фоне слышался разговор – Матиас говорил своей девушке остыть, что они получат ответы, когда Джим проснется.

Возможно, а, может, и нет, подумал Эд.

Протянув им меню, Эд по телефону заказал целый ужин. Повесив трубку, он посмотрел на парочку.

– Мы портим вам свидание, не так ли?

Они зашаркали ногами… мило, поскольку никто из них не вставал.

– Я действительно могу ходить, – сказал Джим, поднимаясь с подушек.

– Хватит уже, а? – рявкнул Эдриан, вдруг почувствовав себя взаперти. – К черту все, я пошел в коридор, ждать хавчик.

По правде говоря, голова гудела, и все в том номере могло вызвать у него срыв: женщина, Матиас, Джим со своей рвотой. Ему вдруг захотелось закричать на всех них, на самого себя, на гребаного Эдди за его смерть, на Девину…

Всегда – на Девину.

Оказавшись в коридоре, он закрыл дверь, прислонился к ней и закрыл глаза.

– Мамочка, тут снова ангел!

О, бога ж ради.

И он забыл стать невидимым.

Подняв веки, Эд внимательно посмотрел на маленькую девочку с большими глазами. Сегодня ее волосы были перевязаны лентой, подходившей к цвету ее платья, а улыбка была такой открытой и искренней, что он почувствовал себя дряхлым стариком.

– Ты ангел! – Казалось, тощая девчушка могла изъясняться только восклицаниями… будто разница в росте требовала большей громкости. – Можно мне посмотреть на твои крылья?

Мать со всех ног побежала по коридору, остановившись возле него с той же аурой крайней усталости, бремя того, что она переживала, определенно отнимало все силы.

– Прошу прощения. Пойдем…

– Пожалуйста. Хочу увидеть твои крылья.

– У меня их нет, – покачал головой Эд. – Прости.

– Есть… у всех ангелов есть крылья.

– Я не ангел.

Мать обняла дочь за плечи – и, несомненно, была готова оттащить ее, если девочка сама не сдвинется с места.

– Пойдем. Нам пора.

Мама избегала зрительного контакта… с другой стороны, девочка рассматривала его за них двоих.

– Пошли.

Девчушка начала всхлипывать, но дала матери себя оттащить.

– Я хочу увидеть твои крылья…

Эдриан сосредоточился на своих берцах, не отводя взгляда от стальных носков, давая мамочке отвести драгоценный груз к лифту и уехать с этажа.

– Немного жестоко с малышкой, не думаешь?

Эдриан выдохнул ругательство, услышав знакомую аристократичную интонацию.

Прекрасно, визит сверху. То, что нужно.

– Здравствуй, Найджел.

Архангел не произнес ни слова, пока Эд не поднял взгляд. Надо же, очередной милый прикид: дэнди был разодет в облегающий льняной костюм, сочетающуюся с ним жилетку настолько яркого белого цвета, что Эдриану хотелось нацепить «Рэй-Бэны» как Матиас. Шейный платок был в розовую и белую полоску. Как и нагрудный платок.

Сукин сын походил на парня из рекламы жвачки «Орбит».

– Решил прийти, проведать тебя, – сказал Найджел, его высокомерие превращало доброту в снисходительность. А, может, Эду так казалось из-за своего настроения.

– Не Джима?

– Его тоже.

– У нас все отлично. Вовсю отрываемся, а ты как? – Когда блестящие глаза босса боссов[140] прищурились, Эд наклонил голову. – Скажи мне кое-что… если ты так волнуешься за свою команду здесь, на земле, тогда почему не воскресишь Эдди?

– Это компетенция Создателя, не моя.

– Тогда поговори с Ним. Принеси пользу.

– Твой тон оставляет желать лучшего.

– Так засуди меня. – Найджел вперился в него взглядом, и Эд вновь сосредоточился на своих гребаных ботинках. – Сейчас не подходящее время, чтобы ждать от меня чего-то большего.

– И это трагедия, безусловно. Потому что именно в этот момент ты нужен, как никогда прежде.

– Найджел, – сказал Эд, вскинув руки, – приятель, босс, или как ты хочешь, чтобы я к тебе обращался. Дай мне перерыв, а…

– Твои слова той девочке верны. Ты не ангел… не с таким отношением к делу.

Эд ударился затылком о дверь.

– Катись к черту. Пусть все катится к чертям.

Повисла долгая тишина… и Эд уже начал задумываться, не испарился ли важный человек, вернувшись на Небеса.

Но затем Найджел сказал тихо:

– Мы зависим от тебя.

– Думал, это Джим должен быть золотым спасителем.

– Он болен. А сейчас… сейчас кульминационный момент.

Эдриан взглянул на англичанина.

– Я думал, ты не должен влиять на происходящее.

– Мне позволено давать советы.

– Так какого черта ты хочешь от меня?

Найджел просто медленно покачал головой, будто Эдриан так разочаровал его, что он потерял дар речи.

Затем архангел исчез.

А, значит, если воспринимать уход буквально, тот вообще ничего не хотел от Эдриана.

На другом конце коридора открылась дверь, предназначенная только для персонала, и парень из обслуживания номеров вышел, катя тележку из нержавеющей стали. Он двигался быстро, словно часто этим занимался.

– Это для номера шесть сорок два? – спросил Эдриан, когда парень в униформе подошел ближе.

– Ага.

– Это мне. – Он запустил руку в задний карман и вытащил бумажник. Выудив двадцатку, Эд протянул ее. – Где подписать?

– Спасибо, дружище. – Паренек достал белый листок. – Вот здесь.

Эд что-то черкнул и постучал, чтобы Матиас открыл дверь. Когда парень ответил на стук, официант начал закатывать тележку в номер, но Эд встал в проходе.

– Мы сами разберемся.

– Ладно, поставьте снаружи, когда закончите. Приятного вечера.

Да уж, именно он им и светит.

Матиас придержал дверь, пока Эд закатывал тележку, и, боже, скрип ее колес казался слишком громким. Как и звук закрывающейся двери. Как и тихие голоса, которые раздавались, пока журналистка и Матиас расставляли еду на столе и спрашивали, сможет ли Джим вынести пищу.

Эдриан отошел назад, из-за гула в голове ему казалось, будто барометрическое давление в номере превысило все нормы. Оттянув вырез майки – словно это могло помочь – он во что-то врезался.

Ах, да, снова дверь.

Идеальное время. Он должен выбраться отсюда.

Грустная правда заключалась в том, что злиться у него получалось лучше, чем вести себя ответственно. Он был более компетентным в сражении, чем в логике. А этот подонок Найджел не дал ему возможности поругаться.

Но сильное раздражение не вернет Эдди, не изменит игру или тот факт, что всем им, даже суке Девине, не свернуть с этого пути, правила борьбы определяли ландшафт и не выпускали их из игры.

От всей этой гребаной заварухи Эдриану хотелось кричать… и он до боли скучал по Эдди. Находясь рядом с приятелем, Эд всегда был под контролем… доверял Эдди принимать решения и предоставлять всю важную чепуху вроде «отойди от края» в подходящий момент.

Вот только он был уже взрослым мужчиной… ангелом, да без разницы.

Может, пора самому браться за это дерьмо.

Вдруг он посмотрел на парочку в другом конце комнаты.

Когда Мэлс начала снимать крышки с тарелок, Матиас болтался позади, буквально пожирая девушку взглядом.

Откуда ни возьмись в голове Эда зазвенел голос Джима: «Он – душа, но она – ключ ко всему этому».

Эдди не стал бы тратить время, стаптывая ботинки и раздражаясь, не позволил бы себе диверсий в сторону официанток, разносящих коктейли, и запущенных служебных коридоров, он остался бы начеку даже если казалось, что происходящее того не стоило.

Эдриан сделал глубокий вдох, и на выдохе ему открылась дорога.

Следуя логике Эдди, он знал, что должен сделать, дабы помочь.

Да, это несколько изменит игру, но… что поделаешь. Найджел хотел, чтобы он принял участие? Заметано.

Кроме того, именно так бы поступил Эдди.

 

***

 

Матиас вернулся в кресло с подголовником с едой в руках – благословенное облегчение для его уставших ноющих ног – и стал наблюдать за тем, как Мэлс ест за столом.

Снова картошка фри. С гамбургером средней прожарки. И Кола.

Слабый свет вытянутой лампы мило падал на лицо Мэлс, сглаживая круги под глазами, задерживаясь на синяке около виска. Но он подметил все… а также напряжение в плечах. Два раза оказаться на волосок от смерти? В течение суток? Он мог бы закрыть глаза на упавшего с небес строителя… но произошедшее у сарая для лодок?

У него было нехорошее предчувствие, что кто-то пытался навредить ей. Или причинить что-то худшее.

Матиас подумал о том, что Мэлс сказала о своем отце, и был вполне уверен, что будь парень жив, он бы выследил того, кто столкнул ее в холодную воду.

Получается, теперь за это ответственен Матиас… и он готов ответить на вызов.

Словно чувствуя на себе его взгляд, она посмотрела на него и улыбнулась.

– Ты есть не будешь?

Не этот голод ему хотелось утолить. Совсем не этот. Что-то в этой едва не случившейся трагедии заставляло его хотеть оказаться с ней кожа к коже, будто только так он мог убедиться, что она действительно это пережила.

На самом деле, мысленно он сократил расстояние между ними, притянул ее к себе и раздел, покрывая поцелуями.

Неплохой план, вот только в постели не было места… и почему-то он сомневался, что едва не случившееся утопление – афродизиак для женщин.

– Матиас?

Он кивнул и взял в руки вилку, кладя еду в рот и автоматически жуя ее. Повисшая тишина знаменовала лишь ожидание: Эдриан ждал, когда Джим поправится и сможет встать; Джим ждал выздоровления; Матиас ждал, когда останется наедине с Мэлс, поговорит с Джимом с глазу на глаз, дабы выяснить, что именно пошло не так.

– Могу я с тобой поговорить? – вдруг спросил Эдриан.

Матиас поднял взгляд. Парень возвышался над кроватью, огромная темная фигура, мрачная, как кладбище.

Матиас гадал, как этот друг Джима не оказался в спецподразделении.

– А, да. Конечно.

– Наедине.

Вытерев губы салфеткой, он положил белый квадрат на ручку кресла и встал на ноги.

– Где?

Эдриан оглянулся и кивнул на дверь в ванную комнату.

– Сейчас вернусь, – сказал Матиас Мэлс.

В комнатушке было мало места благодаря туалету, тумбочке и совмещенной ванной с душем. А с Эдрианом внутри она сжалась до размеров спичечного коробка.

– Что такое? – спросил Матиас.

– Может, снимешь очки?

– Боишься, что не сможешь изучить меня? – Когда ответа не последовало, он снял «Рэй Бэны» и уставился на мужчину здоровым глазом.

– Ты очень важен для всего происходящего, – сказал Эдриан низким, ровным голосом. – Поэтому мы должны сделать все, чтобы помочь тебе.

– Вы с Джимом?

– Именно.

– Кто ты на самом деле? Потому что я не помню тебя из своего прошлого. – Матиас прищурился. – И дело не в потере памяти. Я совсем тебя не знаю.

– Не знаешь. Но никогда не забудешь.

– Что ты вообще несешь…

Мужчина резко вытянул руки и обхватил голову Матиаса, не давая двигаться, а глаза, неотрывно смотрящие на него, казалось, изменились… и такого цвета он не видел прежде.

Матиас попытался вырваться, оттолкнуть парня, избавиться от его хватки, но не получалось. Он не мог сдвинуться с места, словно кто-то прикрутил его ноги к полу…

Искаженным голосом мужчина заговорил на языке, которого Матиас никогда не слышал. Слова были серьезными и ритмичными, словно песня… вот только они являлись чем-то большим, нежели звуком, слоги крепли, образуя нити окрашенного во все цвета радуги света, который охватил его тело, одна на другой поверх еще одной, и так до бесконечности – нити переплетались, формируя связь.

Матиас боролся со всем этим, отбиваясь, толкаясь, воспоминания о заключении в темном Аду придавали силы…

Ничего не вышло… и тонкая паутинка все еще сплеталась из того голоса, тех слов, того ритмичного витка, покрывавшего его с головы до ног, создавая замкнутую тюрьму, которая сжималась, сжималась… и каким-то образом вывела его из ванной, в которую он зашел.

Матиас начал кричать, но чувствовал, что звук не разносится, что происходящее с ним разворачивалось в другом измерении…

В следующее мгновение его затянуло в воронку, отчего ему казалось, будто внутренние органы вытягивало через кожу, тело каким-то образом выворачивало наизнанку. Боль поражала, мучительный стон поднялся по горлу и сорвался с губ, пока он продолжал бороться с коконом…

Все начало двигаться.

Сначала Матиас практически не замечал вибрацию, но вскоре она стала отдаваться по всей ширине спектра, умножаясь, пока он не начал бормотать в пределах физической оболочки слов, ударяясь из стороны в сторону на скорости миллион миль в час… и Матиас был уверен, что разобьется вдребезги.

А затем все завертелось. Сначала медленно, но после – набирая силу, все поворачивалось так, что клетка света закрутилась быстро вокруг него. Верчение набрало невозможную скорость, давление доросло до точки взрыва, в ушах стучало, легкие едва могли набрать воздух, а тело достигло предела физической выносливости.

Его разорвет на части, каждая молекула натянута…

Водоворот начал подниматься, целая конструкция вздымалась с его ног, поднимаясь… поднимаясь… с его щиколоток, икр, бедер… через плечи… и затем, наконец, с головы, освобождая его.

Затем он упал, будто в теле не было костей, приземляясь на твердый пол со стуком плюхнувшихся частей тела.

Но это еще не конец.

Лежа на полу, прижимаясь щекой к кафелю, он увидел невозможное зрелище. Кружащийся, мерцающий хаос навис над другим мужчиной, опустился, овладевая Эдрианом, накрывая сначала голову, грудь, а потом и весь торс… и в итоге вихрь поглотил его.

Позади нитей мужчина боролся, словно его пронзили, его тело дергалось, сводило судорогами, выражение агонии предполагало, что они с Матиасом поменялись местами.

Раздался щелчок.

С острым звуковым сопровождением это нечто рассеялось так же, как появилось, нить за нитью распустилась и растворилась в воздухе, словно дым, кокон раскрылся волосок за волоском… и Эдриан упал на пол.

Матиас поднял голову и посмотрел на свое тело. Затем оценил тело другого мужчины.

Какая ирония, они лежали в одинаковой позе, одна рука поднята вверх, другая опущена, одна нога вытянута, другая – согнута.

Они были совершенным отражением друг друга.

Матиас вытянул руку, чтобы прикоснуться к соседу…

Он моргнул. Моргнул снова. Соскочил с пола.

Держа руку перед собой, Матиас пошевелил ею, двигая вперед и назад, изменяя расстояние.

С криком он метнулся к тумбочке и поднялся к своему отражению над раковиной.

И увиденное было невозможным.

Его мутный глаз, тот, что два года назад был загублен его собственными действиями, оказался таким же голубым, что и другой.

Прыжком встав на ноги, он наклонился к стеклу, становясь нос к носу с самим собой… словно это раскрыло бы правду… и, похоже, истина открылась, но не так, как он когда-либо ожидал: близость просто-напросто доказывала, что шрамы на его виске на самом деле рассосались.

И если бы он не искал их, то не заметил бы их.

Матиас сделал шаг назад и уставился на свое тело. Тот же рост. Тот же вес. Но боль исчезла, а также онемение и случайные уколы боли, которые изнуряли его кости с таким постоянством, что он замечал их, только когда их не было.

Он поднял поврежденную ногу. Шрамы остались на коже икры, но, как и те, что были на лице, совершенно отличались от прежних. А сильное сгибание колена, от которого ему должно было трудно дышать, не оказало никакого влияния.

Матиас посмотрел на лежащего на полу мужчину.

– Какого хрена ты со мной сделал?

Эдриан, ворча, сел, а затем с трудом поднялся с кафеля. Когда он, наконец, выпрямился, то поморщился, низко опустив брови.

– Ничего.

– Тогда какого черта это было?

Парень отвернулся.

– Я пойду и проверю Джима.

Матиас схватил мужчину за руку, чувствуя приступ страха.

– Что ты со мной сделал?

Вот только он знал. Еще перед тем, как Эдриан обернулся через свое широкое плечо, он знал.

Он исцелился. Каким-то чудом Эдриан, сосед, кем бы он ни был, сделал то, что в течение двух лет не удавалось докторам, хирургам, медикаментам и реабилитации.

Его тело было здорово… вновь.

Потому что Эдриан перенял на себя все повреждения.

Глядя в теперь затянутый глаз мужчины, Матиас не стал задерживаться на метафизической чепухе, божественном промысле, «аминь» или даже простом «спасибо».

Он мог думать лишь о том, как теперь объяснить все это Мэлс.