Глава восьмая. Катер вырвался из ночной темноты и помчался на малой высоте к взгромоздившемуся на своем насесте Эль-мингарду
Катер вырвался из ночной темноты и помчался на малой высоте к взгромоздившемуся на своем насесте Эль-мингарду. Сенсорная сеть твердыни Куллина, конечно, была переведена в пассивный режим последним приказом хозяина, но это все равно не объясняло того, как корабль сумел так близко подойти к ним и остаться незамеченным. Удивляли и еще три фактора. Во-первых, то, как именно шел катер: на предельной скорости, чуть ли не прижимаясь к земле. У боевых пилотов такая манера полета называлась «целоваться с травой». Путь, проделанный судном, можно было проследить вплоть до границы Сарра по оставленному следу. Кое-где пламя турбин причесало вершины деревьев, разметало стога, сложенные на скошенных полях. Корабль летел, чуть опустив нос, что тоже требовало немалого опыта и безупречной реакции пилота. Во-вторых, смущал способ маскировки небольшого судна. Модель и принципы действия установленных на нем щитов не знал ни Цабо, ни любой другой из профессионалов, находившихся в центре управления безопасностью Эль-мингарда. Катер просто неожиданно возник из ниоткуда. Только рев его дюз стал слышен раньше, чем сам корабль появился на скопах. И в-третьих, сама ночь. Тучи казались грязным завывающим чудовищем, страшнее любого ведомого людям зверя. Гроза шагала по горам пьяным огром, сотрясающим небеса своим рычанием. Вокруг все сверкало, мерцало и раскачивалось от непрерывных ударов молний, создающих блики, ложные сигналы и фантомы на радарных экранах. Два когитатора замкнуло. Из динамиков грянули причудливые завывания и визги, заставившие Эльдрика, сидевшего за терминалом рядом с Цабо, сорвать с головы наушники. — Она не настоящая, — пожаловался Эльдрик. Цабо ответил не сразу. Он был слишком занят разглядыванием собственного экрана, на котором медленно тускнел след, оставленный последней молнией и необъяснимо точно изображающий человеческий череп. — Что? — наконец отрешенно спросил Цабо. — Говорю, что она не настоящая. Я о грозе, — сказал Эльдрик. — Да, действительно, — произнес Цабо, прежде чем встряхнуться. — Сосредоточься на этом проклятом корабле. Дай мне четкую картинку. — Уже, — ответил его помощник. Цабо взял линк и вызвал основной канал. Ему ответил Куллин. — Сэр, — произнес охранник, — летательный аппарат в двух километрах от нас. Расстояние стремительно сокращается. Ни опознавательных знаков, ни информации о приписке, ни соответствующих кодов допуска. — Да, я его уже слышу, — откликнулся голос Кулли-на. — Должно быть, он действительно мчит во весь опор. — Как я и сказал, сэр. Если прикажете, готов активировать защитные системы дома. В сыром сумраке нижней кладовой, где, после того как взорвался череп Бэллака, повисла жуткая вонь, Куллин перевел взгляд на Молоха и кивнул: — Включайте, мистер Цабо. Активируйте периметр и подготовьте противовоздушные системы. Будьте готовы открыть огонь и уничтожить катер. — Вначале вызовите их на связь, — произнес Молох. — Что? — спросил Куллин. — Вызовите на связь. Вызовите их! — потребовал Молох. — Зигмунд, они не представляются, не передают коды доступа. Они не из наших. — Но очень хотят попасть сюда. — Зиг, Зиг, Зиг, а что, если это налет Инквизиции? Молох расхохотался. Это всех смутило, поскольку его редко видели смеющимся. — Орфео, если бы нас вычислила Инквизиция, то военно-космический флот Скаруса уже стер бы это местечко с карты. Поприветствуй их. — Нет, Зигмунд, это... Молох снова продемонстрировал свой любимый фокус, и линк вылетел из наманикюренных пальцев Куллина. Орфео чертыхнулся. Ловко подхватив устройство, Зигмунд поднес его к уху: — Цабо, вызови объект на связь. Последовало продолжительное молчание. — Цабо? — Простите, сэр. Но я подчиняюсь только приказам господина Куллина, — ответил голос охранника. Молох вздохнул и оглянулся на своего компаньона, бросив обратно линк: — Знаешь, Орфео, меня всегда восхищало твое умение подбирать себе людей. Куллин поймал линк: — Цабо, вызовите их на связь. — Слушаюсь, сэр. Опустив линк, Орфео посмотрел на Слейд и Уорну: — Лея, мне бы хотелось, чтобы ты поднялась в центр управления и сама за всем проследила. — Да, сэр. — Слейд бросилась к двери. — Люциус, — продолжил Куллин, — твоя помощь пригодится на посадочной площадке, если все полетит в задницу. Уорна кивнул и выбежал в коридор. Куллин обернулся к Молоху: — Надо подняться наверх и посмотреть, что там происходит. — Да, надо, — кивнул Зигмунд. — Но чтобы сразу было ясно, Орфео, мы с тобой еще не закончили. — Знаю. — Запомни, не закончили. — Знаю. Молох опустил ладонь на плечо Куллина и мягко придержал его, не давая выйти из кладовой. — Я вот что хочу сказать, Орфео. То, что наши пути разойдутся, стало очень и очень вероятным, но тебе, уж поверь мне, вряд ли это понравится. Куллин опустил взгляд на его руку и ленивым движением стряхнул ее со своего рукава. — Зиг, не угрожай мне. Поверь, я последний человек, которому тебе стоило бы угрожать. Молох улыбнулся. Улыбка сделала его похожим на гиену, у которой уже закапали слюнки при виде падали. — Орфео, я никогда и нигде еще не встречал человека, которому побоялся бы угрожать. Пойми это, и наша дружба, может быть, продлится чуть дольше. Лейла Слейд поднялась в центр управления, как раз чтобы услышать голос Цабо: — Приближающееся судно, вызываю приближающееся судно, ответьте и идентифицируйте себя. Вы находитесь в частной зоне. Идентифицируйте себя, или мы будем вы нуждены принять меры. Ответом ему стало только шипение статики. — Приближающееся судно, вызываю приближающееся... — заговорил снова Цабо. Слейд отобрала у него вокс-микрофон. — Приближающееся судно, — решительным тоном произнесла она, — говорит Эльмингард. Отвечайте, или мы сорвем вас с неба, обрушив на вас всю мощь праведного гнева Императора. Отвечайте. Статика. — Системы переведены в режим боеготовности? — спросила Слейд у дежурного. — Стражи бодрствуют. Ракеты подготовлены и нацелены, — отчеканил Эльдрик, щелкая бронзовыми переключателями своего пульта. — Приближающееся судно... — вновь произнесла Слейд. Ее перебил ответ с катера. Это был не треск вокса и не пикт-передача. Телепатическая речь. — Эльмингард. Не стрелять. Вам нельзя уничтожать меня. Я вам не враг. Не в этот раз. Проходя по лабиринту лестниц и коридоров Эльмин-гарда, Куллин с Молохом неожиданно застыли на полушаге. — Ой! — произнес Орфео. — Ты это почувствовал? — Да, — ответил Молох. — Это он. — Кто? — А, черт возьми, как думаешь? Кто еще знает нас настолько хорошо? Чей еще телепатический ответ может быть настолько мощным?
— Рейвенор? — Гидеон, — произнес Молох. — Он жив? Зигмунд бросил на Куллина разочарованный взгляд: — Конечно же он жив. Ты разве в этом сомневался? Ох, когда же ты повзрослеешь, Орфео? В тени башни астронома было темно и холодно. Среди обрушившихся камней завывал ветер, и негде было укрыться от дождя. Карл Тониус застонал, натягивая цепи, в которые его заковала Лейла Слейд. Они уходили к самому массивному каменному блоку, лежащему посредине руин. Он услышал голос. Услышал его в своей голове, невзирая на гул и смех. Это был голос Рейвенора. Значит, Гидеон жив. Неожиданное обжигающее чувство надежды посетило Тониуса. Да, помимо этого его переполняли муки совести, стыд и боль, но надежда оказалась сильнее. Он заставил себя подняться и посмотреть сквозь сплошную завесу дождя на приближающиеся огни. Все-таки у него еще оставались силы, оставалась воля. Он не ощущал себя более сильным с того дня, когда оказался достаточно глуп, чтобы попробовать флект в Доме Грусти, расположенном в Общем блоке Е Петрополиса, и впервые допустил демона в свою душу. Он почувствовал, что может справиться. Он был готов сражаться. Он... Он ослеп. Нет, не ослеп. Оглох. Нет, не оглох... Падение. Он падал. В яму, наполненную чернейшим дымом Старой Ночи... И вспыхивали забытые светила, проваливаясь в забвение, и охающее стенание потрескивало, точно ненастроенный вокс. И что-то кружило рядом в темноте, сопровождая его в бесконечном падении... Рот Тониуса раскрылся в крике, но не издал и звука. Все это было уже знакомо. Происходило и раньше. Нечто приблизилось и помчалось рядом. Нечто бледное, холодное и в то же время пылающее. Страдающее от боли и изувеченное. Нечто древнее и ужасное. Оно зарычало зверем в голове Карла. Ужасная сила вдавила его глаза внутрь черепа. Когти вспороли ноздри и стали вытаскивать язык, пока он не натянулся и не стал рваться. Расплавленный свинец полился в его уши, отсекая все звуки. Тониус повалился на спину, дергая цепи и завывая от боли. Из его рта, ноздрей и ушей вдруг хлынула черная, вонючая кровь. Спазмы стали перекручивать и раздирать внутренности. Ноги свело судорогой. Одно за другим лопались кольца, слетая с распухших пальцев правой руки. Карл Тониус закричал. В конце концов он решил, что хочет умереть, и как можно скорее. Он выпустил гудящий голос. Боль была уже невыносима. Тварь жила в нем слишком долго, постепенно изнашивая его, протирая насквозь. Казалось, будто прошла целая жизнь. Жужжание, жужжание, жужжание. Зрение возвратилось. На мгновение он встретился со Слайтом лицом к лицу. Затем глаза Тониуса взорвались и склизкой массой потекли по щекам. Казалось, будто дождь сдирает с него кожу. Близился конец человеческого существования Карла. Хуже и болезненнее этих последних шестнадцати минут его жизни не познал еще ни один человек.
|