Первобытная семья.
Семья в первобытной Греции (γένος) значительно отличалась от той семьи, какую мы наблюдаем впоследствии, в V и IV веках. Прежде она была очень многочисленной, и члены ее жили все вместе под одной кровлей. Гомер, не проводящий никакого различия между учреждениями греков и троянцев, так описывает дворец Приама:
с. 26 Позже, когда эта семья (γένος) заменилась οἶκος, т. е. семьей в современном значении этого слова, пытались рассматривать первую, как фиктивный союз, где родство не играло никакой роли. Между тем, нам известно, что к членам γένηприлагался еще эпитет ὁμογάλακτες (вскормленные одним и тем же молоком), а это определенно указывает на кровное родство. Впрочем, тогда придавали мало значения тому обстоятельству, вступил ли кто-нибудь в семью по рождению или путем усыновления. Приемный сын играл в ней такую же роль, как и сын родной; его присутствие не было нарушением правила, требующего, чтобы все члены семьи (γεννῆται) находились в кровном родстве; приобщение к культу нового дома совершенно отрывало человека от его настоящего отца и давало ему другого, приемного. Таким образом, γένος представлял собой союз людей, ведших свое происхождение от одного общего предка. Но при этом необходимо было выполнение одного условия. Эти лица входили в состав γένος, они считались родственниками только в том случае, если их связь с их более или менее отдаленным предком основывалась на родстве по мужской линии. Дети сестры и дети брата были друг для друга чужими. Глава семьи пользовался громадной властью; обыкновенно власть эта находилась в руках отца. Если отец умирал, она переходила к его старшему сыну, и pater familias2 в этом случае был самый старший из находящихся в живых братьев. Известно, кроме того, что слово pater «заключало в себе не только идею родства, но и идею власти»3, и что оно именно служило для обозначения верховной власти богов. В принципе у греков отец имел абсолютное право над жизнью и смертью своих детей. Он мог по своему произволу лишить их жизни даже в том случае, когда они были совершенно с. 27 невинны. Лай узнал через оракула, что его сын Эдип4сыграет в его жизни роковую роль; для предотвращения этой опасности он приказывает бросить его на пустынную гору. Противные ветры препятствуют отплытию ахейского флота, и Агамемнон не колеблется принести в жертву свою дочь Ифигению, чтобы смягчить гнев богов. Тем большее право имел отец распоряжаться детьми в случае их виновности. Дракон5 не установил никакого наказания за отцеубийство, потому что карать это преступление было правом исключительно главы дома. В Афинах рассказывали историю одного архонта конца VIII века, который, чтобы наказать свою дочь за дурное поведение, отдал ее на съедение лошади. До Солона6 отец имел право продавать своих дочерей, а брат, если он сам был главой семьи, — своих сестер. Для этого не нужно было, чтобы они совершили какой-нибудь предосудительный поступок, — достаточно было отцу впасть в нужду. Старые законодатели — Солон, Питтак, Харонд7 признавали право отца изгонять из дому сына за недостаток почтительности по отношению к нему. По Гомеру брак есть договор двух глав семей; в большинстве случаев о чувствах будущих супругов даже и не справлялись. Подарки, которые жених предлагал своему будущему тестю, являлись настоящей покупной платой; иногда происходило даже нечто вроде аукционных продаж молодых девушек. Первой семейной обязанностью женщины было повиновение. Пенелопа спускается из своей комнаты, чтобы попросить певца Фемия прекратить вызывавшую в ней тоску песню. Но едва она, закрыв лицо покрывалом, с. 28показывается на пороге комнаты, как сын ее, Телемак, обращается к ней с такими словами:
Все эти черты свидетельствуют, что вначале эллинской семьей деспотически управлял глава ее. Власть отца устанавливала между всеми ее членами тесную связь и препятствовала распадению этой группы. Время от времени случалось, конечно, что или какой-нибудь недостойный человек изгонялся из семьи, или кто-нибудь из мужчин, движимый капризом, духом неповиновения, желанием поискать счастья в другом месте, — уходил добровольно. Но оставшиеся подле господина являлись по отношению к нему как бы подданными самодержавного государя. Все члены семьи были тесно связаны друг с другом. Если один из них брал в долг у чужого, за этот долг была ответственна вся община. Если кто-нибудь из них становился жертвой или виновником преступления, вся семья соединялась, чтобы требовать вознаграждения или, наоборот, вознаградить потерпевших. Семья владела имуществом, но это имущество, в особенности недвижимое, было общей собственностью всех. Земля принадлежала не главе семьи, а всему γένος, и глава ее только, так сказать, хранил и охранял семейное достояние. Более того, каждое поколение, сменявшее друг друга на этой неразделенной земельной собственности, было обязано передать ее следующему поколению по крайней мере в таком виде, в каком оно само получило это владение, потому что каждое из поколений составляло на самом деле лишь один момент в существовании семьи; ни одно из них не имело права присвоить себе плоды долгого труда своих предшественников; оно могло пользоваться ими, но должно было предоставить эту же с. 29 возможность и своим преемникам. Платон правильно выражает идеи древних по этому вопросу, говоря: «Я не рассматриваю ни вас, ни ваши имущества, как ваше личное достояние, но думаю, что и то, и другое принадлежит вашей семье в ее целом, т. е. как потомству, так и предкам». Многочисленные причины вызвали постепенное разложение патриархальной семьи. Различные ветви одного и того же γένος со временем обособились друг от друга; каждая супружеская чета выделилась, чтобы жить своей собственной жизнью, поддерживая с родственными семьями не более тесные отношения, чем те, какие существуют в современном обществе. Воспоминание о старинном единстве проявлялось иногда лишь в некоторых религиозных обрядах и судебных актах. Старый дух единения, как это всегда случается, поддерживался долее всего в аристократических и особенно в жреческих фамилиях, хотя и во все более и более слабеющих формах.
|