Развод.

Развод, почти неизвестный в древнейшие времена греческой истории, делается очень частым явлением в классическую эпоху²⁵, — настолько частым, что греческие ораторы указывают на приданое, как на необходимую предосторожность, придающую хотя некоторую прочность узам брака. Муж очень часто не разводился с женой, только боясь необходимости вернуть ее приданое в случае разрыва с нею.

Афиняне употребляли для означения развода два слова: ἀποπομπή (отсылка) — развод по воле мужа, и ἀπόλειψις (оставление) — развод, происшедший по желанию жены. Первый не подлежал никаким формальностям; муж мог отправить из своего дома жену, когда ему угодно. Жена считалась в этом случае разведенною без всякогос. 50 вмешательства какого бы то ни было должностного лица. Она возвращалась к своему отцу или к своему κύριος, дети же оставались у мужа. Обыкновенно муж разводился таким образом со своей женой перед свидетелями, хотя соблюдение этой формальности было необязательно. Что же касается женщины, то она не имела права действовать самостоятельно, а должна была обратиться к архонту, который совершал развод по ее просьбе только в том случае, если она в письменном заявлении свидетельствовала, что у нее были для этого шага веские основания.

Как ни просты были эти действия, для женщины, в силу ее зависимого положения, они становились в высшей степени затруднительными²⁶. Кроме того, и общественное мнение очень осуждало разводящихся женщин²⁷.

Таким образом, развод мог иметь место или с согласия обоих супругов, или по желанию одного из них, несмотря на нежелание другого. В этом последнем случае тот из супругов, который не хотел развода, мог возбудить против другого гражданский иск.

Дело о разводе могло быть возбуждено даже третьим лицом. Отец, например, имел право разлучить свою дочь с ее мужем с целью взять ее обратно к себе с. 51или выдать ее замуж за другого. После смерти отца ближайший родственник имел право требовать, чтобы сирота, покинув своего мужа, вышла за него замуж.

Муж мог выдать свою жену замуж за другого. Для этого, по-видимому, не было необходимости в ее согласии. Правда, Плутарх, рассказывая о Перикле, который передал свою жену другому, прибавляет, что она дала на это согласие. Но не все тексты гласят одно и то же относительно этого вопроса. Стримодор Эгинский выдал замуж свою жену за раба Гермея. Банкир Сократ отдал свою за своего вольноотпущенника Сатира.

Развод влек за собой возвращение приданого, за исключением тех случаев, когда он был вызван изменой жены. В случае замедления в расчете, муж должен был заплатить и проценты, по 18 в год.

В Туриуме супруг, начавший дело о разводе, мог вступить в другой брак лишь с особой, превосходящей возрастом ту, с которой он расставался.

В Гортине на Крите развод разрешался при согласии обеих сторон, но и желания одного из супругов также было достаточно. Однако делалось различие между разводом по произволу и разводом, имевшим серьезные основания. Так, например, когда муж отсылал от себя свою жену без достаточных причин, или когда он своей беспорядочной жизнью или дурным обращением с нею заставлял ее покинуть его, он был принужден вознаградить ее убытки. Если в вопросе о том, кто нес на себе ответственность за развод, между супругами не было согласия, спор их разрешался судом.

(Caillemer. Dict. des ant. De Daremberg et Saglio, II, стр. 319—321).

Обряды, совершавшиеся на седьмой и на десятый день после рождения ребенка.

Через несколько дней после рождения ребенка, — вероятно, на седьмой день, — совершались обряды, называемые — ἀμφιδρόμια. Если рождался мальчик, дверь дома украшалась оливковыми венками; если девочка — шерстяными с. 52 гирляндами. Женщины, ухаживавшие за матерью, в знак очищения омывали руки. Одна из них, держа ребенка на руках, быстро обносила его вокруг очага и приобщала его таким образом к домашнему культу. После этого родственники и друзья семьи собирались на трапезу.

На десятый день ребенку давали имя. Нередко, однако, случалось, что эта формальность совершалась на седьмой день. На жертвоприношение и пиршество приглашались родственники и друзья. По обычаю, ребенку надо было сделать подарки; это были игрушки или маленькие вещицы, которые потом вешали ему на шею.

Выполнение этого обряда служило доказательством, что отец признает ребенка своим. «Каждый из вас знает», говорит Демосфен, «что никогда не празднуется десятый день ребенка, если он не считается законным; с другой стороны, отпраздновав десятый день и выразив ребенку любовь, которую питают к сыну, никто уже не позволяет себе отречься от него» (Речь против Беота, I, 22).

(По Becker-Göll, Chariklés, II, стр. 21—24, и Saglio, Dict. des antiq., I, стр. 238).