Легче перенести голод с другом, чем сытость в одиночестве». 7 страница

Гапур имел в виду мужа дочери, а сметливая Анэген поняла, что Баян затеял этот разговор всерьез и шуткой тут не отделаешься.

- Что удивительного в том, что я пряду шерсть на ходу? Это в обычае у аланских женщин. Ты бы видел, как ловко справляется с этим делом наша соседка Гыстума! Она при этом еще и поет замечательно. И вот от того, как она ходит и как поет, и зависит отличное качество ее пряжи. Вот такая у нас жизнь! Сукно, которое привезено сюда, так и делалось - днем и ночью, и на ходу, и сидя, - отвечала Анэген отцу, мешая грузинские слова с аланскими.

- Ну, дочь моя, ты стала настоящей аланкой!

На это Анэген деликатно, стараясь не обидеть отца, заметила:

- У нас так не говорят - «моя дочь». Все мы творения Аллаха. Да, я
твоя. Но, прежде всего я - как и все - принадлежу Ему. Только при
обращении к Аллаху наши люди обозначают свою принадлежность.

- Ну что ж, мне только остается удивляться, как ты за столь короткий срок познала жизнь аланов, прониклась их верой и приняла их обычаи. Однако с веретеном - урчуком, как ты его называешь, согласиться

не могу...

В этот момент в комнату вошла Мелейи, мать Ауала, которая, кстати сказать, пользовалась большим уважением среди алан. Она быстро освоила ткацкий станок, умела кроить и шить любую одежду для мужчин и женщин любых возрастов. Именно с ее легкой руки в Алании вошло в обиход мужское и женское нижнее белье.

- Скажи, и ты поешь на ходу, крутя веретено? - решил испытать Гапур и Мелейи.

- Не только пою, но и танцую. А вообще-то без песни и работа не так спорится: стричь ли овец, копнить ли сено...

От звонкого голоса Мелейи приятное тепло потекло к сердцу Баяна, на его губах промелькнула улыбка, в которой можно было прочитать и гордость за свою супругу.

* * *

Когда утреннее солнце заглянуло в широкий двор Гапура Даризо, там уже вовсю шумели полуодетые Ауал и Астал, гоняя в разные его концы кур. На крыльцо вышла Анэген.

- Мальчики, не шумите: девушки еще спят. Вы должны знать, что одна из красавиц, гостящих в нашем доме, невеста Атарала, и он увезет ее в Аланию.

Мальчики не все поняли насчет невесты, но просьбу Анэген исполнили беспрекословно. Между тем красавицы уже проснулись и ждали, кто же первый решится рассказать о своем сновидении.

В комнату девушек вошли Анэген и Мелейи, увидев их бодрствующими, стали спрашивать, удобно ли им спалось, что снилось...

- Мне снилось... - начала было Айза и смутилась. - Странный какой-то сон, запутанный...

- Расскажи, а я помогу тебя его распутать, - сказала Анэген, садясь на кровать рядом с Айзой и принимаясь переплетать ее длинные косы, распутывая вчерашние.

- Мне снилось, - более уверенно сказала Айза, - что я пила щербет.
Выпила не все - в чаше еще осталось, а какая-то женщина подошла ко мне
и сказала, что мне много придется пить его, щербета. Я обрадовалась и
спросила: «А можно я этот допью?» Она ответила: «Все сразу пить нельзя

- щербет пьют понемногу». И я, поблагодарив ее, отложила чашу, - закончила Айза свой рассказ тихим голосом.

Анэген к тому времени привела в порядок ее черную шелковистую косу.

- Это хороший сон! - воскликнула Мелейи. - Все в нем понятно: судьба твоя счастлива! Атарал, красавец твой, будет принадлежать тебе! Торопись в его объятия, готовься к радостной жизни! - Мелейи крепко обняла Айзу и показала на окно. - Смотри, вон он!..

Во дворе снова резвились Ауал и Астал, и, похоже, заводилой у них на этот раз был Атарал. Из глаз Айзы, устремленных на него, скатились крупные капли. Слезы падали на ладонь Анэген, капали все чаще и, наконец, обернулись настоящими ручьями. Девушки молча, испуганно взирали на происходящее.

Молчание нарушила Мелейи:

- Так приходит любовь, милые мои. Ее нужно уважать, научиться удержать, оставить возле себя надолго. Любовь безмерна, но, как это ни кажется странным, нужно обладать чувством меры, чтобы не потерять ее, и не все обладают им... - при этих словах Мелейи и сама всплакнула, но это были слезы светлые, беспечальные.

Затем, расцеловав девушек, Мелейи собралась было уходить, но ее остановила Жамель, прося растолковать и ее сон. Мелейи пришлось вернуться.

- Ну, расскажи свой сон и ты, Жамель.

- Играла я с девушками на лужайке, как вдруг, откуда ни возьмись,
появилась птица, похожая на орла, подлетела и села возле меня. Тотчас со
всех сторон налетели коршуны и отогнали эту птицу. Затем они
покружились надо мной и, видимо, не найдя возможности приземлиться,
улетели прочь, - так рассказала свой сон Жамель и тем самым побудила
девушек к невеселым раздумьям.

- Первая птица, Жамель, была вестницей твоей любви. Но твои недруги прогнали ее. Нет, не плачь, милая, твоя птица прилетит еще раз, чтобы решительным образом вручить тебе твоего сокола. Ты должна быть готовой принять его. Ты еще не научилась распознавать настоящих друзей, которые могут повстречаться тебе в самом неожиданном месте... Теперь скажи, Жамель, плакала ли ты этой ночью?

- Плакала, Мелейи-ханум. Утром вся подушка мокрой оказалась, -
ответила девушка, веря, что в словах старшей подруги она обязательно
усмотрит свою судьбу.

- Значит, придет к тебе настоящая любовь. На крыльях прилетит, чтобы забрать туда, где живет твой суженый. У такой любви, что настойчиво возвращается, счастливое будущее!

Мелейи не успела выслушать Зейли, чтобы разъяснить и ее сон, потому что ее позвали наверх, где мужчины готовились начать деловой разговор.

- Замечательная женщина Мелейи, - сказала Зейли после ее ухода. -
Наверное, она умеет любить по-настоящему...

* * *

В день начала состязаний Баян разговаривал со своими земляками, прибывшими вместе с ним в Гюржю.

- Аланы, я думаю, мы должны поступить следующим образом: Бурнас - надежный борец в самом тяжелом весе. Но если случится так, что он не сумеет сладить с противником в первой или во второй встрече, тогда выпускаем Атарала. Такая замена предусмотрена правилами соревнований. И - будем надеяться на волю Всевышнего. Теперь скажите, можем ли мы рассчитывать на успех Эри-Бия Аккаева? Соперников его вы уже видели. Что скажите, аланы?

- Пусть выступит, попробует свои силы, - сказал Кара-Бий, знавший
всех дальних и ближних силачей, который и в свои семьдесят, с его
неукротимым нравом, готов был стены прошибать. - Не столь важно -
выиграет он или проиграет. Где, как не в таких встречах набираться опыта,
учиться тонкостям борцовского искусства.

И вот уже, выйдя перед толпой зрителей, распорядитель соревнований объявил:

- Наряду с другими борцами, в этом году в Тбилисском ристалище
участвуют аланские пехлеваны Бурнас и Эри-Бий, воспитанные самим
Баяном-эрфатром.

Окончание этого объявления потонуло в громе рукоплесканий и выкриках - «Баян, Баян!» Распорядитель продолжал:

- Я думаю, слово Баяна будет хорошим началом для наших соревнований.

Баян вышел к зрителям в бежевом чекмене, с черным кинжалом на поясе, одним появлением своим произведя впечатление пронесшейся по рядам бури. Баян поднял руку, буря мгновенно улеглась.

- Картли! Страна Тариэла и Автандила, сказачно богатая страна! Я
приехал, чтобы посмотреть выступления сильнейших пехлеванов мира!
Простите, иначе жить не могу...

И снова крики зрителей перекрыли окончание фразы.

- Покажите Бурнаса! Каков он, аланский пехлеван!

- Вот он Бурнас, родом из Гянджи, но два года проведший в Алании, в высокогорном селении Думала. Не ищите среди нынешних пехлеванов равного ему! Вес его уменьшился на два пуда, а сил прибавилось многократно! Пусть выходит тот богатырь, который считается самым достойным среди пехлеванов.

- Сотвори бой! - требовала публика.

- На схватку с Бурнасом выходит Ойрот Иранелли, - объявил эген. -
Он тяжелее на три пуда. Прошлогодний эрфатр, любимец публики Ойрот
ставит на кон двадцать золотых монет!

Медленной, медвежьей походкой подошел Ойрот к Бурнасу и протянул для приветствия руку. Тот с выражением почтительной вежливости на лице пожал предложенную руку. Ойрот же, к удивлению зрителей, едва только высвободился от пожатия, побежал к эгену. Эген, спросив его о чем-то, стал осматривать правую руку Ойрота, побывавшую в руке Бурнаса, затем, недоуменно пожав плечами, объявил:

- Люди города, в виду того, что у Ойрота Иранелли повреждена кисть правой руки, он не сможет принять участие в схватке. А потому победителем первой встречи становится Бурнас Гянджеви Аланелли!

Во второй день соревнований желающих противостоять Бурнасу не оказалось. Что же касается Эри-Бия, он, большую часть времени проводивший при овцах своего отца, не владея приемами борьбы, в первый же день проиграл черному великану Урхо из Ирака, что дало повод лишний раз убедиться в том, что какая угодно сила, не поддержанная умением, не значит почти ничего.

Атарал, как и обещал Баян, вышел в круг с шестом в руках, чтобы показать людям древнюю аланскую игру. После представления эгена, Атарал, очень надеясь, что среди многих сотен пар глаз на него смотрят прекрасные глаза Айзы, вышел в середину круга, поднял как можно выше девятиаршинный шест, затем он запустил его в воздух, заставив вращаться. Сделав три полных оборота, шест воткнулся в землю острым концом. Атарал начал взбираться по нему наверх, стараясь удержать равновесие. Добравшись до середины, он благополучно спустился на землю, выдернул шест из земли, поставил его на ладонь острым концом и стал медленно обходить круг. Третий круг он сделал - к восторгу зрителей - с закрытыми глазами.

Публика требовала, чтобы он боролся, хотя бы с тем же Бурнасом, но Атарал ответил так: «Вряд ли здесь найдется человек, равный ему по силе, по знанию приемов. Лет через двадцать, пожалуй, и появится алф, который сможет одолеть Бурнаса. Вы оценили силу его правой руки? Ударом ноги он может убить любого дикого зверя. Я не берусь описывать человеческие качества Бурнаса, скажу лишь, с каким благоговением он относится к великому Баяну, его семье, ко всему, чем Учитель дорожит в жизни. Он владеет талантом лекаря: многие люди обязаны ему здоровьем и жизнью. Многие домашние животные, на которых уже махнули рукой, побывав в его добрых руках, через короткий срок становились бодрыми, полными жизненных сил. Скажу еще: в прошлом году он женился на аланке Уянды. От него, сильного и умного человека, пойдет добрый род».

Атарал вернулся к эгену и поклоном выразил свое почтение.

Мы же, уважаемые читатели, подошли к концу той части повествования, где речь идет о зарождении трех фамилий:

- Мамашевых от Баяна;

- Ксанаевых от Атарала;

- Байтугановых от Бурнаса.

И если у кого-нибудь из вас возникает желание поспорить со мной насчет достоверности описанных здесь событий, я предложу тому поехать в Грузию и провести там остаток жизни, чтобы написать продолжение «Неизвестного путника» и «Хамза-Бий Беттургучу», немногочисленные родичи которых, объединенные фамилией «Аккаевы», живут и здравствуют в новой Алании.

Аллах, помоги мне достичь цели моей жизни!

 

 

БЫЛЛЫМ - БАЛЛЫ СЫРТ (МЕДОВОЕ ПЛОСКОГОРЬЕ)

На расстоянии 80-ти человеческих криков, в Баксанском ущелье, на правом берегу реки располагается село Быллым. Сегодня там проживает 480 семей. По сравнению с 60-ми годами численность населения увеличилась в два раза и составляет более 2200 человек. Здесь есть сельская мечеть, Дом культуры, средняя школа, отделение связи, чесальный цех (в здании старой школы) и ровные улицы. Встречаются и частные торговые точки, в которых можно купить все необходимое. Огороды радуют глаз изобилием капусты, картошки, моркови, кукурузы. Сельскохозяйственная продукция Быллыма обычно полностью покрывает потребность населения в продуктах питания и кормовых для скота.

Если придешь к ним в дом, девушки отложат вязание и угостят тебя вкусным айраном. Шустрые, юркие мальчики принесут поднос с аппетитным абрикосами и поставят перед тобой. Отцы проводят в дорогу с благопожеланиями. Элегантно одетые, спокойного нрава и с открытыми душами - такими мне запомнились быллымчане.

Когда с неба ни одна капля дождя не падает, эта земля выживает благодаря ледниковым водам Кестенты. Старожилы помнят времена, когда в долинах: Пёрке, Алмалы, Гыжгыт, Кыр-Арты выращивались овес, пшеница, просо. Сегодня эти места заросли бурьяном и жители села переживают из-за того, что эти злаковые культуры привозят втридорога издалека. «Родятся ли еще истинные хозяева земли?» вопрошают сельчане.

Наша цель написать историю Быллыма и я направляюсь к главе сельской администрации Узденову Хасану Масхутовичу. Он был немало удивлен, когда я спел ему песню, услышанную мной в 1962 году из уст уроженца этих мест 85-летнего Мусы Ахматова:

Шел я, шел долго, ой алан,

Остановился в долине Быллым.

В Котен-Коле играющего

Бёрю-Аслана[66] я встретил.

Бёрю-Аслан сорвал с себя

И вывернул наизнанку вольчю шапку.

«Иди по этой дороге», - сказал он,

И показал краткую дорогу.

Идя по дороге: «Хей», - я сказал. Почитаемый вышел, заскромничал, За ним вышел безродный.

Попятился, зажмурился.

Он подумал, что я прошу у него свежий сыр,

Его сердце чуть не выскочило.

Я стал смеяться,

А он все плакал, ой алан!

- А может дальше я не буду рассказывать? - я вопросительно посмотрел в глаза Хасана.

-Нет, нет! Разве можно прерывать такую чудесную песню. А может ты прав и наша история берет начало с этой песни!? - сказав так, он дал понять, что я щекочу его сердце (букв. перевод выражения).

-Ну, тогда слушай, - сказал я. - Недоразумения выясним потом. Рассказываю дальше.

Не плачь, ой Маржа,

Дай мне тебя узнать.

Я собираюсь поведать тебе рассказ,

Если ты обратишь свое внимание ко мне.

Достойный сказал истину:

«Я живу в Баллы Сырте [67],

В Сылтыране дою оленей

И пью их молоко.

Недостойный говорит и боится.

На поясе у него нож.

Он не выдергивается легко,

Это меч с короткой рукояткой.

Вопрошающий в Салкынлыке[68]

В низине поставил дом.

Заплатив Бёрю-Аслану долг,

Порадовался вдове.

Айдаруков Арасан сказал:

«Я в Коган-Коле разведу стадо зайцев,

Из табуна выберу молодых жеребцов,

И венграм подешевле продам.

Если скажите: «Ради Тейри».

Я дам и овцу, и ягненка.

А если скажите: «Ради твоей души»,

Мечом вас задену».

 

- Если ты еще не устал слушать, Я бы и дальше продолжил разговор.

И это записано со слов Мусы, - уточняю я. Хасан дает свое согласие.

На площади Арасан

Я вижу черный дым.

В скотном дворе Айдаровых

Гаснет звезда Чолпан.

 

Арийской[69] была девушка Чолпан,

Ничуть не раздумывая

Вышла на Элек[70]-уруш

 

С воинами, долго не споря.

В Арасане Чолпан знали давно,

«В селе бия Солак будем биться до смерти», - сказали.

На площади Арасан была большая битва.

Вершина Баллы-Сырта покрылась серым дымом.

Были приходившие и уходившие,

На площадь Арасан.

Молитесь за души умерших

В этом месте.

Пусть именем Тейри назовут

Ту, которую Маржа воспитал дома.

Не забудь девушку Чолпан.

Великий бий, мой Арасан!

-То, что тебе непонятно, то, что тебя удивляет, спрашивай. А я тебе разьясню, - этими словами я пытался приободрить Хасана, но он с грустью мне сказал:

-То, что Муса называет «Арасан-майданом», это, скорее всего, могильники Шылтрана перед нами: могильниками называют это место. Их насчитывается около 900. Допустим, если в каждом из них 3-6 умерших, то выходит здесь захоронено не менее 3000 человек. «Что это были за люди?» - своим вопросом глава села озадачивает и меня. Про кладбища я спрашивал у известного ученого Чеченова Исмаила: «По словам Акритаса количество могильников достигает 900, а я сам не подсчитывал. В этом месте не было крупного боя, погибли не в бою: в X-XI веках здесь разразилась чума (ёлет). В Баксанском ущелье, похоже, гуляла смерть. Об этом свидетельствует тип застройки могильников и народные предания», - говорит кандидат исторических наук (И.М. Чеченов).

В начале песни упоминается Коган-Кол, это - название села. Певец просит народ держать в памяти это название, не меняя, не искажая произносить его в песне. Судя по тому, что песня поется шутливо, задорно, оно было; создано в мирное время. Но в финале песни упоминается сражение, на вершине Баллы-Сырта, объятой дымом пожарищ, и эта игровая песня превращается в плач и завершается призывом певца к заупокойной молитве: - «Чтоб твоя игра превратилась в плач», «Чтоб игра твоя сломалась, чтоб цепь твоя перекрутилась» -видимо, такие проклятия рождались в такие дни. Первое, слова «ыс+улусун», второе: «къур + ушсун» употреблялись со значением: «пусть мужчины воют», «летают в подвешенном виде».

Теперь давайте оставим в стороне и песню, и плач, и посмотрим, как, по словам Исмаила Мизиева, в наших поселениях в средних веках закрепилось слова «хазар» - старинное название Баллыма. «Хазар-кала» в устах тех, кто копал могильники, звучало немного иначе - «гацар-кала». Предводитель хазаров Иосиф в 10 веке писал: «Царство хазаров упирается в границу с Грузией, а средь высоких гор живут наши (хазары). Их называют басиянами».

В 30-е годы те, кто, восстанавливая историю, занимался раскопками могильников, курганов, выражение «котан-кол» по ошибке восприняли «Гацар-кала». А жители Быллыма позже превратили его в «Кала-Кол». Гюдюргю, Курнаят, Мысака. Булунгу, Хурзук, Юч-Кулан, Бет-Тургу, Чылмас (Чылым-ас -«Жылынмас» - не согреваемый) - эти и другие топонимические названия хранят следы хазаров», - так пишется в данной книге.

«Если эти слова бытовали в языке хазар, то, как они проникли из этрусского языка в латинский? А может быть при переходе этрусское через Кавказ многие из них осели здесь (5000 лет тому назад?)» - вопросы подобного рода не дают мне покоя.

Придавая большое значение текстам преданий, Мизиев Исмаил пишет: «Прибыв издалека, два брата Басият и Бадинат обосновались в горах, Басият обосновался в Балкарии. Стал главой Дюгерии» Бадинат - он стал править Осетией. Так рождается население малкар (читай: страна). Это предание совпадает с фактами истории. Вторгавшиеся извне гунны, болт ары, аланы, хазары ассимилировались с коренным населением и обретали свое постоянное место жительства здесь. Да и язык у них был один и тот же», - пишет (Ас-Алан, стр. 57). Если это так, то стоит привести стихотворение, услышанное мною в 1959 году в Верхней Жемтале от Бегиева Козу:

Идет большой спор вТорсе[71],

Ой, кто пойдет в селение Дюгер, сообщить.

Горький голос чумы донести,

И живым - здоровым вернуться на родную землю?

Ой, аланы, «къырым ёлет» - чума к нам проникла.

Юные девушки не в состоянии выпить воды, умирают.

Мертворожденных детей в сухую кору

Пеленают, в песчаных курганах хоронят.

Ой, не плачьте, потом будете оплакивать.

Большому Тейри принесете девять жертвоприношений,

Без рыданий дигорцам расскажите новость,

Запомните имя тамады села.

Ой, выделывайте волчьи шкуры,

И выкраивайте из них короткие, свободные тулупы.

Ой, для дорожной пищи и вечный лед,

Растопите и возьмите воду.

Наши имена правдивой рукой

На свинцовой горе запишите,

Углем и известью удвоенно

Выводите письмена.

А если не вернетесь через десять дней,

Выйдем на поиски вас в Буруу-Аллы[72],

А на площади «Арасан» крымская чума

Задушила десять тысяч человек.

В ущелье на нас упал скальный камнепад

(Окрестности Быллыма полны камней «Жан—жар-таш» скальной породы).

На вершине «Перк» пожинают черную пшеницу аланы,

У двух всадников: «Откуда путь держите? Кто вы?» -

Не смущаясь, спросили аланы.

Упавших всадников подхватили,

Отряхнули их одежды аланы.

В Большую Балкарию пришла чума:

Где вы, дигорские бадинаты?

Танцующих юношей крымская чума догнала,

В комнатах для невест мертвыми.

Скот наш остался на склонах гор с мычанием, аланы!

А собаки не могут пить воду, лают,

Их красные глаза ничего не видят.

И лесные волки падают с онемевшими челюстями,

И за куропатками никто не подбирают яйца.

И засыпающие землей могилы не уверены.

Что встанут на рассвете сами.

О БадинатДигорский, в трудный день мы пришли,

Посмотрите на умирающих балкарских басият.

В печальный час разделите наши горе;

Ой, славный правитель, болезнь косит людей в горных селениях!

Страшные болезни, став крылатыми, как дым летят к нам.»

Сказав так, Обу и Жобу завершили речь.

«Дайте воды», - попросили они.

Две арийские девушки в ведрах воды принесли и налили на

Думая: «А что они дальше будут делать?»

Я на достойных смотрю, стоя поодаль.

«Аллах, Аллах, мы сгорали от жары» -

Говорят и благодарят девушек.

В трудный час всегда помогали друг другу» И едой, и средствами так же делились. Всегда различали добро и зло. Разговаривали, глядя в лицо -

Эти древние традиции не ломайте,

Не сидите, пожелтев, собирайтесь.

На двенадцать породистых коней садитесь,

Помните, что вам сказали Обу и Жобу.

Копья в руки возьмите.

Встречным, не ожидая вопроса,

Расскажите о произошедшим.

Дигорский Бадинат открыто сказал,

На огнеупорном камне расчертил знак,

Направив на верх стрелу.

Мёд, смешанный с жареной кукурузной мукой,

Налил им в бурдюки.

«По дороге в ущельях не прикасайтесь ни к еде, ни к воде.

Обувь не снимайте, не меняйте,

Горюя умейте сопереживать.

«Пусть ваши глаза зорко все видят,

Идите, выбирая укромные тропинки.

На каменных строениях оставляйте знаки,

Встречным говорите слова согласья.

В любом случае, уверенно.

Опирайтесь на человечность.

Селевые камни вы увидите вдоль дорог,

В таких местах стройте планы.

Если вас застала ночь в пути.

Ищите сторожей кошары.

А топоры пусть будут всегда с вами, Совета спрашивайте у старшего в отряде.

Заметив усталость восьмидесятилетнего Козу, я прекратил свои расспросы. А он сказал мне: ««приходи еще. Я тебе расскажу легенду Адырчиева Бузуртуна, прожившего на свете 200 лет».

Ахматов Муса немного дополнил песню, высказал благоположение и проводил меня. Вот эта часть плачи:

 

У Бёрю-Аслана есть тулуп из кожи гыммы[73],

На два года запас пшеницы вмещается,

В амбар, плетенный из карамырзы[74],

Там найдете девять сушеных ребер.

Берн-Аслан снял тулуп из змеиной кожи,

Из шаумырзы[75] сплел большой амбар.

На глазах у народа самонадеянно.

Раздев догола (огодив) шайтанов побил.

О, Бёрю-Аслан, ты жил в Котан-Коле,

Сеял пшеницу чёрную,

И собирал колосья в тысячу копен,

А ленивца ты укорял насмешками.

А Бёрю-Аслан волчью шапку вывернул наизнанку,

И заговорил с шайтанами, которые шли навстречу,

«Хай» - сказал он и напугал кривоногих,

И этим остудил свою душу.

Оставим в стороне эти предания,

Царь Хазарии Иосиф (они ошибаются в написании, правильный вариант Ёсюп. Юсюп) жил в X веке, если он так обозначил. Следовательно, в этих краях жили еще раньше предки его народа.

Если эту местность назвали («Къотан-къол») Котан-Кол жители побережья Баксана, позже оно превратилось Кала-Кол и окончательно трансформировалось в «азар-Кала». Согласно письменным источникам, в Х веке до образования государственности России на территории нынешней Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, Ставропольского края окончательно утвердилась господство хазар. Сегодня село Быллым своим названием обязано соседнему Баллы-Сырту (Медовое плоскогорье). Если выражение Быллымское плоскогорье не звучало бы в устах древних раньше Котан-Кола, то не существовало бы присказки:

«Шел, шел, шел,

В долине Быллым осведомился,

В Котан-Коле встретил Бёрю-Аслана».

 

Я уверен, что в историю карачаево-балкарского народа можно проникнуть с помощью шумерского-этрусского языка. С этими мыслями я беру книгу «Этрусски Средиземноморья», выбираю оттуда несколько слов, вызывавших бурные споры, и убеждаюсь в том, что любой тюрко-язычный читатель без труда их переведет:

«Зертнес зилкти Тер (стр.27) ларт», «зелле курулуш» (стр.57), «кетесен», означает уход бога Тейри, запечатленный на зеркале (стр.128), «катысан», «хата». «аркалла» (стр.136), «тур катыны асыл» (стр.138), «кум баба» (стр.174), «накышы рустамны» (стр.183), «эт урур» (стр. 203), «ойнар», «ойнас» (стр.289). Слова, подобные этим, подвергаются различным трактовкам псевдоучеными, называющими свою науку этрусскологией. Проникшие из латинского в европейские языки слова «арйа», «ацы», «треу», «канал», «этика» и другие бесспорно тюркского происхождения, «Эдил». «Эдик», «Эдем», «Эдин», «Эки атыр» (экватор) - во всех этих словах, начинающихся на«э», угадываются тюркские корни. Хоть экскурс в латинский язык выглядит чрезвычайно увлекательным (может утомительным), давайте все же вернемся к новой истории села.

В 40-е годы селение Гыжгыт, Сары-Тюз и Быллым объединились и образовали один колхоз. Это богатое, сильное хозяйство носило имя Этезова Индриса. Сено, заготавливаемое в лощинах, ущельях, долинах служило кормим для 1ысячи коров. 600 лошадей. 20 тысяч овец (в те времена домашний скот не учитывался). Выросло новое поколение, оно еще не успело познать «свободу», дарованную советской властью. Как началась, потрясшая весь мир, война и 260 молодых горцев из Быллыма отправились на фронт. Из них домой возвратились лишь 80 и те больные и раненые. А в марте 1944 года жителей Быллыма, Сары-Тюза и Гыжгыта раскидали по степям Средней Азии.

А еще раньше в 30-е годы, со словами: «Вы - кулаки (белоручки, живущие за счет чужого труда), вы заняты обогащением, вас нужно изолировать от трудящегося народа», - ссылали в далекие края представителей наиболее состоятельных фамилий, предприимчивых хозяйственников.

«...Почему коммунисты - «мудрецы», повидавшие многое на свете, столь избирательно жестоки к тюркским народам?» За этот вопрос Толгуров Артан был оторван от семьи и отправлен в тюрьму.

«Однажды спускался я с Гыжгыта,

При мне мешочек жареной муки,

Два ведра меда (къуут бла бла),

Данные мне в дальнюю дорогу»,

- говорит эту песню - плач сочинил Артан.

-Муса, поблагодарим Аллаха, теперь балкарцы, карачаевцы возвратились домой из депортации. Основали новые селения и мирно живут. Это неплохо. И власть покаялась, - говорю я, пытаясь смягчить его средце.

- Мы, познавшие многие стороны жизни, не можем одобрить тот факт, что старинные села остались заброшенными, проклятыми, а на плодородных землях основаны новые поселения. Если мы не научим подрастающее поколение бережно обращаться с землей, то трагические последствия станут очевидными через 100 лет. Неужели Толгуров Казак, наш прадед Орта, Озаруков Ногай-хажи не догадывались основать дома в Быллымской долине, а не в Кала-Кырыне? Они экономили землю, хотели извлечь из нее сельскохозяйственную пользу, ценили ее плодородность. Было бы целесообразнее в Гыжгыте, Сары-Тюзе, Котан-Коле и в Кыр-Арты построить сотни домов, а сено, картошку и другую сельхозпродукцию выращивать подальше, на ровной местности и необходимое количество поставлять населению. Мы видим, жизнь колхоза долго не протянется. Землю стоит распределять посемейно. На душу населения и дать людям жить. Если собирать налоги с каждого хозяйства, то средств хватит на содержание госслужащих и армии. Иначе, нам не видать справедливости, обещанной большевиками. Пойми меня правильно: я не из тех, кто против советской власти. Я, рожденный в прошлом веке, повидавший и царя, и советы, имею право так говорить, - заключает Ахматов Муса.

Услышав речь мудрого старика, я думаю, может быть на самом деле так! И по моему телу пробегает дрожь.

«Лет через четыреста в небе будут летать железные быки, в горы по трубам пустят воду, ледники раздробят, и осколки понесут домой. Землю будут пахать железными быками. На участке земли в десять шагов будут выращивать годовой запас урожая», - предрекал святой-Леуан. Сегодня мы свидетели всего этого. Чистая вода, сладкие яблоки, плодородная почва еще понадобится будущим поколениям. Разрушаются вечные горы из-за полезных ископаемых, питьевая вода отравляется, я горький свидетель этих перемен. Гибнет рыба в реке Баксан. Исчезли горные туры. Но народ вечен. Разум, верные помыслы, бережное отношение к земле и воде должны победить деструктивную силу. Я сожалею о том, что не доживу до этих дней, - сказал Муса.

- Безусловно, и вы должны за это бороться, - добавил аксакал и горько вздохнул.

Сегодня мы стали свидетелями тех дней, о которых говорил Ахматов Муса и мы готовы заплакать. Сары-Тюз засыпан камнями и глиной, здесь выросла искусственная гора Аман-Тау (Плохая гора). Теперь там не приживаются ни лягушки, ни змеи. Поговорка «Человека тянет к своему роду, реку - в старое русло» обретает буквальный смысл. Человек разрушает собственное гнездо. Мы видим это!