Легче перенести голод с другом, чем сытость в одиночестве». 3 страница- Нет! - отозвались те. - Продолжай, батоно! - Продолжу: отца должен заменить сын, если он достоин его. Люди Когда Баян подошел, Гапур первым делом надел на него свою высокую шапку, затем повесил на шею каменный медальон на золотой цепи. Публика раскатилась рукоплесканиями. - Молодец, Гапур! Он до-сто-ин! Пусть теперь расскажет, пусть расскажет о числе, что оно означает?! «Не выполнить требование тысячной толпы я не смею, но с чего начать? Что я отдал двух сыновей аталыку и приютил у себя чужого мальчишку? Но поймут ли этот наш обычай здесь, в благородном, древнем и неувядаемо красивом городе. К тому же невдалеке стоит эта женщина, которой я дал обещание увезти с собой в Аланию, что же делать?..» - замешкался Баян. Его выручил Гапур, мгновенно обратив на себя взгляды публики. - Прежде чем избрать достойного предводителя, в древности, аланы устраивали специальные испытания: в борьбе, в скачках, и в умении искусно говорить. Вот такой каменной медалью, какая красуется теперь на Баяне, удостаивался самый сильный, ловкий и умеющий говорить коротко и убедительно о задачах армии и роли военачальника. Наши испытания еще не закончены, с радостью отдаю ему эту шапку и медаль, которую носил десять лет. У грузин сохранился этот обычай, унаследованный от аланов. Говори, Баян-батыр, здесь умеют слушать. Скромность хороша, когда она не превращается в робость. - Трудна моя доля, славные жители славного города, - начал Баян спокойно. - Не потому, что я не смогу сказать несколько слов, а потому, что я боюсь не оправдать ваших надежд: уж слишком расхвалил меня Гапур-эфенди. 3335 шагов составляют расстояние от нашего дома до стойбища рода Мамашевых, который берет начало от времен Тохтамыш-хана. Старший брат моего деда, Асудар, обточил камень, равный моему весу в десятилетнем возрасте, заставлял меня таскать его на спине от дома до стойбища и обратно, каждый день, пока мне не исполнилось двадцать пять лет. Меня учили бороться, бросать в специальных упражнениях этот камень. В двадцатипятилетнем возрасте меня возили в Кабарты бороться с черкесами, в Осетию, в Чечню, чтобы испытать мои возможности в единоборстве. В тридцатилетнем возрасте я стал победителем среди борцов в Тбилиси. И в сорок я победил здесь. Баян отыскал глазами сына и сказал ему: - Атарал, принеси наш камень и покажи его людям. Атарал мгновенно выполнил поручение аталыка. Люди подходили к камню, касались его руками. Некоторые попытались поднять и бросить... - Этот камень, - говорил меж тем Баян, - фамильная гордость Мамашевых. Сохранят ли его мои потомки для будущих поколений? Я двадцать лет не расставался с этим камнем, он был как бы моей частью, настолько я к нему привык. Атаралу, моему приемному сыну, я поставил другую задачу: каждый день проходить определенное расстояние с мешком камней на голове. Каждый день мешок пополнялся новым камешком. Сегодня в капчыке Атарала число камешков достигло тысячи шестисот. Когда их количество достигнет числа 3335, мы будем знать, что пехлевану исполнилось двадцать пять лет. Вот тогда-то, если позволит Аллах, мы и приедем в Тбилиси, город солнца и любви. - Ты покажешь игру с камнем? - спросил кто-то из зрителей. - Покажу. И предложу всем силачам повторить за мной то, чему меня научили. Олан-эген, поблагодарив Баяна от имени всех присутствующих, повел ход состязаний дальше: - На тапхыте - пехлеван из Азербайджана Муса Темир-башлы и Зрители не проявили особого интереса к этой паре на тапхыте - такая борьба ведется долго, в ней нет захватывающих моментов. В конце концов, с падением более тяжелого и неповоротливого Мусы, победу присудили Тутану. - Итак, победителю этой схватки, Тутану Кара-Беку, предстоит встретиться с непобедимым аланским алфом Баяном. Но до этого борцы должны отдохнуть. А пока, уважаемая публика, я скажу кое-что для вас: как известно, в этом году в Грузии собран большой урожай фруктов, уже убраны пшеничные и ячменные поля, народ готовится к празднику - Сабан тою. Приглашаю всех присутствующих принять участие в этом празднике! По прошествии времени, необходимого для восстановления сил борцов, Олан в необычайном волнении объявил: - Схватка, которая сейчас начнется, покажет нам самого сильного пехлевана на нынешнем Тбилисском ристалище! Вот они, два могучих, еще никем не побежденных пехлевана! Тутану тридцать пять лет, но преимущество в молодости, даже при железной мускулатуре и несгибаемой воле к победе, снижается из-за его малоподвижности. Баян, пятидесятилетний алф, немного легче своего соперника, но вы сами видели сколь он техничен, и как молнеиносны его приемы. После сигнала к началу, борцы осторожно двинулись по кругу, высматривая промахи в защите и выжидая удобного момента для нападения. Баян боролся в своей излюбленной манере: одна рука крепко сжимает пояс противника, вторая - свободная. Прием не нов - многие пехлеваны имеют его на вооружении. Баян казался совершенно раскованным: дыхание легкое, движения мягкие и свободные. Но за этой внешней легкостью скрывалось напряжение всех сил, так постепенно сжимается стальная пружина, чтобы потом, вдруг и с чудовищной силой распрямиться... Баян все-таки сумел уловить момент: глубокий вздох, затем выдох с характерным кличем: «Ал!», обе руки уже на поясе противника, сам он, немного отклонясь назад и влево, увлек Тутана на себя. Тот от резкого движения потерял опору, затем - приподнят могучими руками аланина и, перевернувшись в воздухе, уже повержен! Лопатки его так и впечатались в тапхыт. Снова, опережая Олана, в круг поспешил Гапур Даризо. Тбилиси! Родина Тариэла и Автандила! Ты уже в третий раз становишься свидетелем триумфа Баяна Мамыш улу, непобедимого пехлевана! Посмотрите, как он прекрасен в миг победы и как прост и доступен; взгляд его преисполнен уважения и к сопернику, и ко всем присутствующим. Он стоял, озаренный лучами заходящего солнца, принимая слова признания и признательности. «Ба-ян! Ба-ян!» широкими кругами расходились над тапхытом восторженные возгласы, поднимались и уходили далеко в горы. - О горы, горы, сохранившие все то, что высказано людьми! Кто - Люди города! - сменил его Олан-эген. - Завтра в эрлиташе Гапура *** Огромный шестиугольный зал, вмещающий более тысячи зрителей. Посередине - тапхыт для единоборств; иногда здесь проводятся встречи с поэтами, где публика венчает самых талантливых и сладкоголосых. Столы, накрытые для гостей всем, что только смогла произвести изощренная грузинская кухня. Все собравшиеся ждали Гапура и Баяна. За столами царило оживление, шутки перелетали от одного к другому, подхватывались, переиначивались, отправлялись обратно. Веселье, шум... Вошел Гапур, с камнем, подобным огромной полной луне, в вытянутой руке, - свидетельство недюжинной силы шестидесятилетнего правителя города. Несколько позади шел Баян, одетый как и визирю было бы не стыдно: бархат, шелка, золотое шитье... Гостей обуревало любопытство, все ждали от него чего-то необыкновенного, невероятного... «Ничего необыкновенного, собственно, во всем этом нет», - думал Баян, перехватывая из руки Гапура в свою показавшийся легким, словно воздушный шар, округленный камень. Постояв немного, - публика притихла, все взгляды были обращены только на него, - Баян подбросил камень вверх, придав ему вращение, затем, мгновенно пригнувшись, поймал камень спиной. Тяжелый шар мягко спустился между лопаток, продолжая вращаться. Публика даже удивиться не успела так все легко и ловко получилось у аланина. Но когда Гапур предложил повторить это Тутану, и тот взялся -- каменное ядро, подброшенное вверх, едва не сломало ему позвоночник. Тутан отшатнулся, с трудом удерживаясь на ногах. Мрачно посмотрел на камень и сказал: «Тяжелая работа. Без специальных и долгих упражнений с таким «шариком» не поиграешь. Вот тогда и публику проняло: - Молодец, Баян! Достоин похвалы! Баян снова подошел к камню, снова подбросил его одной рукой вверх, - на этот раз гораздо выше - и поймал его уже почти у самой земли. Одно неточное движение, дрогни хоть один мускул, и камень мог превратить его ладонь в лепешку. - Таковы первые упражнения в «буратаре» - сказал Олан, - в игре, которая так огорчила нашего турецкого гостя. А теперь посмотрите еще кое-что! - С трудом оторвав камень от земли двумя руками, эген передал его Баяну. Прежде чем начать, Баян осмотрел куполообразный потолок, равный и ширине и длине зала, то есть сорока адламам.[62] Затем он нагнулся, держа камень двумя руками, и, резко выпрямившись, бросил его через себя назад. Шар, вращаясь, прочертил в воздухе дугу и упал на другом конце тапхыта. «Пятнадцать адламов!» - крикнул Олан, измерив расстояние полета. Тогда в круг снова вышел упрямый Тутан, ни в чем не желавший уступать первенства. Повторив все, что сделал Баян, он швырнул камень в глубоком прогибе через себя, при этом его грузное тело по инерции шлепнулось на тапхыт. Быстрый эген, измерив расстояние от упавшего силача до места падения камня - летевшего без вращения - негромко сказал: «Пять адламов». Публика была разочарована и потребовала, чтобы бросок повторил аланин. Баян шагнул на край тапхыта и стал снимать с себя блещущий халат... - Улан! - остановил его Гапур. - Не принято показывать свою наготу - У него их, между прочим, три! - А интересно, - крикнул кто-то, - он при всех трех раздевается? - Баян, твоя внешность соответствует твоей прекрасной душе! - Мы полюбили тебя! Улучшишь ты свой результат или нет - это не имеет значения. Ты всегда наш — великий грузинский батыр!.. Наконец, когда публика поутихла, Баян подошел к камню, обхватил его руками, сделал глубокий вдох и взрываясь криком «хоп!» швырнул его изо всех сил. - Двадцать три адлама! - огласил уже осипший Олан. - Да он, если захочет, до небес его отправит! - крикнули из толпы зрителей. - Слава Баяну! Именно с того незабываемого дня и возникла в Грузии традиция называть все выдающееся именем Баяна: «баяновский размах», «баяновская выдержка»... Но сейчас, в этом зале, странное, почти тревожное чувство охватило Баяна. Ему почудилась музыка, да нет же - в его ушах явственно звучал мотив «Думала». Мелодия звучала, а он с удивлением оглядывал зал: где бы мог быть источник этого звучания? Все пело: высокие стрельчатые окна, сводчатый потолок, украшенные фресками стены... Он ничего не понимал: «Откуда им известна мелодия «Думалы»? Неужели Зантууду каким-то чудом оказался здесь? Такого не бывает... наверное, я схожу с ума. Нет, надо скорее возвращаться домой, пока я не стал посмешищем тбилисских женщин...» *** Самым желанным, самым уважаемым гостем в доме Гапура Даризо в этот вечер был Баян. Сдержанно, с достоинством принимал он поздравления званых на этот вечер знатных особ, благодарил за принесенные ими подарки: изукрашенные золотом кинжалы, шашки, высокие папахи... Как райские птицы сияют оперением, блистали своими нарядами знатные тбилисские дамы. Подходили, улыбаясь, к Гапуру, благодарили за знакомство с его знаменитым гостем. Их дочери-красавицы украдкой бросали испытующие взгляды на Атарала и Абуша, пораженных великолепием всего происходящего, оба друга, как и полагается горцам, - держались скромно и с достоинством. Баян никак не мог улучить минуты, чтобы порасспросить Гапура о чудесной музыке, которая звучала... или померещилось? в день его торжества. Однако, после нескольких тостов, Гапур заговорил сам: - Дорогие гости, эриставы и мурзы всех сословий богатой Грузии! Сегодня вы познакомились с аланским батыром и его воспитанниками. Как и многие до него, Баян задался целью: уменьшить зло на земле. Мне кажется, что его усилия не пропадут зря. Он воспитывает прекрасных людей, честных и порядочных, тем самым увеличивая добро, тем самым не давая вселиться в их душу злу. И чем больше людей будут брать с него пример, тем больше их пойдет по пути добра, тем меньше будет возможности злу укорениться в них. Такой гость, как Баян - праздник, как добра, тем меньше будет возможности вселиться в их души злу. И чем Баян - праздник; и пусть не кончается череда этих праздников здесь, в благословенной Грузии! Наверное, многие из вас заметили музыкантов, которые играли мелодию песни «Думала», она всегда сопровождала выступления силачей. Накануне мне ее напел сам Баян. Хорошая песня, и таких в Алании много. Великий народ - аланы, прошедшие когда-то всю Европу, обогатившие искусство и культуру многих народов. А потому их помнят не как завоевателей, но как созидателей, взять хотя бы ирригационные системы на Апеннинском полуострове. Аланы достойны пристального внимания. Да, они потерпели поражение в войне с Аксак-Темиром, не помог и союз с Тохтамыш-ханом. Но народ жив! Вот такие, как Атарал и Абуш, представители нового поколения, смогут выстоять перед любым противником. Аланы умеют дружить и побеждать! Я не буду перечислять все слова, да это и невозможно, - все так называемые тюркизмы, которые обогатили языки европейских стран. Баян, мой дорогой кунак! Я хочу сказать: умейте пользоваться богатством родного языка, - это и есть мой тост, - заключил сын Даризо. Баян погрустнел. - Я понимаю тебя, Гапур-эфенди, очень хорошо понимаю. Богатство родной речи не сравнить ни с чем. В ней вся история народа, мудрость, накопленная многими веками... Богатство это иссякнет, не будучи записано, не став содержанием книг, ибо изустная передача, как мы уже говорили, подобна реке, которая постоянно меняет русло, меняет и – кто знает - может и вовсе пересохнуть. Народу нужна грамотность, и не только чтобы сохранить свое, - это ведь и возможность приобщиться к тысячелетней культуре народов, обладающих письменностью. Все, что ты рассказал, откуда, если не из книг, большей частью. А что касается заимствований... я думал об этом. Да, во многих языках, особенно в языках соседних народов, очень много - как ты говоришь - «тюркизмов». Язык наш от этого не стал беднее, напротив, - это свидетельство его мощи, гибкости, выразительности. Это одно, другое - важно сохраниться народу. Вся наша история - это история войн. После Тамерланова побоища, кто знает, с какой стороны ожидать беды. Помня об этом, люди и не строят больших домов, опасаются иметь большое хозяйство: в любой момент все это может сгореть в огне войны. Имущество горца - конь и шашка! Так и живем веками, защищая свое место под солнцем. Богатые, княжеские роды, правда, строят боевые башни, крепости, объединяют вокруг себя верных людей...- Баян замолчал, обуреваем невеселыми мыслями. Гапур, понимая это, повернул разговор к другому: - Ты говорил о некоем Зантууду, создателе песни «Думала». Из какого он рода? Бывает, старится человек, уходит, и даже имя его забывается... - Зантууду - из рода Мокъа. А тот, кто дал начало роду, появился в верховьях Черека или спасаясь от кровников, или по причине близкой к этому, - словом, в Алании поселился гонимый судьбой человек по имени Мокъа. Имя это, по всей видимости, измененное выражение «кум-ок» -стрела, сделанная из земли. Старейшины села дали этому человеку разрешение поставить дом на холме. Холм со временем стали называть «Къумкал» земляной кош, или «кумук-кош» кумыкский кош. Не исключено поэтому, что человек этот пришел к нам из Кумыкии. А название холма претерпевает еще больше изменений - «Мукош», а потом - «Мукуш», то есть искажается до непонятного. - Да, Баян, строятся дома, крепости, возникают города, а потом - Ты поэт, Гапур! Хорошо говоришь, много знаешь. Немудрено, ведь - Будет все это и у твоего народа, Баян, если будет побольше людей -Думаю, это будет не раньше чем через семь лет. Когда Атаралу исполнится двадцать пять лет, и если на то будет воля Аллаха. - Да поможет тебе Аллах, создатель миров! Будем ждать... Однако
*** Эта ночь показалась самой долгой из проведенных в гостеприимном доме Гапура - и постель казалась неудобной, и сна не было ни в одном глазу, и одолевали думы: «Интересно, что он имел в виду, говоря о своей «задумке»?..» Лишь под утро заснул Баян, так и не найдя никакого ответа, не зная, что предположить. Заснул так крепко, что его не смогли разбудить начавшиеся с самого утра уличные шествия, посвященные окончанию Тбилисского ристалища: громкие возгласы прославление Грузии, знаменитых пехлеванов... К полудню, когда над городом поплыли мелодичные звуки призыва к намазу, проснулся Баян. После того, как он совершил полуденную молитву, к нему в комнату вошел Гапур в богато украшенной одежде для верховой езды. - Баян-хан, - сказал он после обычного приветствия. - Не хотел бы - Конечно, согласен! - с радостью отозвался Баян. - Это лучше - Да, заодно и поговорим. Они ехали не торопясь, делились на ходу впечатлениями от увиденного и постепенно удалились за холмы Адамат. Здесь, остановившись у огромного камня, - неизвестно, какая чудовищная сила пригнала его сюда, спешились и, подстелив бурки, присели передохнуть. Невольно взгляды обоих притягивались к этому необыкновенно большому валуну. «Как он мог оказаться здесь, вдали от гор, породивших его?» этим вопросом они задались оба, хотя и независимо друг от друга. - Я знаю, о чем ты думаешь! - сказал, улыбаясь, Баян. - И я знаю, что тебя сейчас приводит в восхищение и удивление величина этого загадочного камня. - Да... но как ты догадался? - Здесь, возле этого чуда, о другом думать невозможно – непонятное влечет к себе мысли человека. - Действительно, в таких местах только и говорить, что о мечтах, затаенном и вообще о едва возможном, - сказал Баян, увлекаемый вдруг воспоминанием об одной несостоявшейся любви, давней, но ранящей его душу и по сегодня. Гапур между тем, указывая рукой на одинокий, довольно далеко от них отстоящий дуб, неторопливо заговорил: - Вон, видишь, дуб? У него странное название - «Бийтер». Ну, а этот красавец-камень люди называют «Даренли». Гапур помолчал немного, Баян молчания не нарушал, и продолжил: - Но, как ты, может быть, догадываешься, не об этих названиях мой - А я, уважаемый Гапур, начинаю тревожиться: уж не совершил ли я за время, проведенное в вашем доме, чего-нибудь такого, что не вяжется с требованиями горского этикета. - Баян! В этом отношении ты - пример для многих и многих! Дело в другом... - Меня удивляет твоя нерешительность, Гапур. - Нет, я просто хотел сказать - не обессудь, если разговор обернется нежелательной для тебя стороной. - Аллах судья, многочтимый Гапур, я постараюсь понять все, что бы - Видишь ли, дело в том... голос Гапура прозвучал едва различимо, сам он поднялся и, стоя уже, откашлялся и решительно закончил: - Дело в том, Баян, что моя дочь - Анэген - влюблена в тебя. Теперь поднялся Баян, отводя взгляд в сторону Даренли-камня, отрывисто произнес два слова: - Я знаю... - после чего долго собирался с мыслями. - Перед выходом на схватку с Тутаном я вдруг увидел ее рядом с собой. - Говоря, Баян краснел, как подросток.- Она... она подарила мне платок с вышивкой, сказала - утирать пот с лица... Больше не было сказано ни слова: принимать скоропалительные решения не было в правилах ни одного из них. Друзья пошли к лошадям, оставленным неподалеку. «Конечно, я догадывался об этом. Но никак не ожидал подобных слов от ее отца. Я знаю, что многие богатые и знатные семьи готовы были породниться с Гапуром, думал Баян, поглядывая сбоку на своего молчаливого спутника, - но сватов, одного за другим, она отправляла обратно ни с чем. Не знаю, что тому причиной, как не знаю - на чем основан ее теперешний, столь решительный выбор. Как же быть? Я обещал увезти с собой ту милую женщину, которая так открыто выказала мне свое расположение в доме имеретинца... Ладно, будь что будет! Увезу обеих! А если у думалинцев возникнут вопросы, я разрешу их как должно! Да, но как объяснить все это Атаралу и Абушу?..» «Тридцатилетняя Анэген, моя столь же капризная, сколь и красивая дочь, - думал Гапур, - не устояло ее сердце перед богатырем из Алании...» Они сели на лошадей и поехали рядом, все так же не торопясь, все так же, не прерывая молчания. - Аллах свидетель, - сказал наконец Баян, - такое бывает только в - Я не хочу больше недомолвок, Баян, а потому скажу прямо: есть у - Какое угодно! -- воскликнул Баян. - Пусть даже и грозящее мне - Дело это нешуточное, батыр. Я хочу, чтобы ты встретился с неким - Почему же, в таком случае, он не вышел на тапхыт вместе со всеми? - Он ставит особые условия и в три раза больше требует, если - Я буду с ним сражаться. Но, Гапур, учти и мое условие: никакого Сказано это было самым решительным тоном, а Гапур Даризо, помедлив, спросил: - А мальчики? Ты хочешь, чтобы они все видели? - Да, пусть увидят и кровь, если ей суждено пролиться. В конце - Твое условие чревато самыми печальными последствиями. Или ты, - Иначе встреча не состоится! Если Аллаху угодно, чтобы я погиб в *** По мощеным улицам города с утра разъезжал глашатай, выкрикивая так, что его тощая лошаденка то и дело всхрапывала и спотыкалась от испуга. «Несокрушимый Обан Гарунелли, надрывался глашатай, вызван на тапхыт Баяном Думалаэлли, победителем нынешнего Тбилисского ристалища! Не исключен смертельный исход схватки! Встреча произойдет у камня «Даренли» в день новолуния - ровно через три дня!» У камня и до этого происходили подобные встречи, но такой, какая ожидалась, еще не было. Это были батыры из батыров, и встреча должна была закончиться смертью одного из них. Поток людей, спешивших к месту поединка, все прибывал. Камень возвышался над шумливой толпой, как утес над бурным морем. Одна из его сторон была довольно пологой, и можно было по уступам взобраться на самый верх. Там, на вершине, свободно могли разместиться на ночлег человек десять-пятнадцать. В ожидании жестокого зрелища люди переговаривались между собой. «Грешно проливать кровь в таком месте», - говорили одни. «Все в воле Всевышнего!» - отвечали им другие. Молодая женщина, скрывающая свое лицо под вуалью, сопровождаемая благородной внешности мужчиной, заявила во всеуслышание: «Мне не жалко ни того, ни другого! Неправый должен умереть!» Четверо всадников подскакали к камню со стороны города, спешились, и направились к устроителю встречи. Это были Гапур, Баян, Атарал и Абуш. А вот и Обан Гарунелли, в красном чекмене, оживленно жестикулирующий в кругу друзей. Смеется, балагурит, словно заранее знает исход этой встречи. И друзья ничуть не сомневаются в его превосходстве над противником, окружив Обана, они чуть ли не пыль сдувают с его плеч, выказывая свою преданность и готовность в любой момент прийти на помощь. Мощная фигура Обана внушала опасливое уважение: чтобы тягаться с таким батыром, нужно быть человеком отчаянной решительности. Между тем на земле прочертили ровный круг, в середину его вышел эген, чтобы огласить условия поединка. - Борьба будет продолжаться, пока один из участников не останется Эген повторил этот призыв еще два раза и, убедившись, что иных мнений нет, объявил: - Итак, перед вами два великих пехлевана. Один из них умрет на Усталость и недомогание в расчет не берутся. - Эген посмотрел на Обана и Баяна, изготовившихся к схватке, и махнул рукой: - Начинайте! Гапур стоял в толпе зрителей, потное лицо его выражало крайнюю степень тревоги. «Если сегодня прольется кровь, то виновником этого будет только один человек - Гапур Даризо», - терзал себя этой мыслью правитель города. Раздались крики толпы - смерть погнала по кругу участников поединка, уже — непримиримых врагов. Кольцо зрителей то сжималось, то разжималось. «Ломай ему ноги! Рви пасть! Выворачивай руки! - взлетают в горячий воздух крики. - Убей его!» В зависимости от того, на чьей стороне временное преимущество, меняются и предпочтения крикунов. Обан, схватив Баяна за пояс, попытался в подъеме перебросить его через правое плечо. Толпа взревела: «Кончай его!» Но противник уходил, уходил удачно, не предпринимая пока серьезных попыток одолеть Обана. Гапур места себе не находил, не понимая тактических ходов своего кунака. Атарал же, застыв на месте, с широко раскрытыми глазами, с болью в душе следил за ходом единоборства; рядом с ним таким же изваянием застыл Абуш, боясь упустить малейшее движение на тапхыте. Баян успешно противостоял всем натискам Обана, в то время как рубахи обоих уже промокли насквозь, усталость проступала в их движениях. Оба все более ожесточались... Сейчас или никогда! И, как всегда, в одну секунду собрав воедино всю свою физическую мощь, подчинив ее воле, Баян в выверенном броске обхватил голову и правое плечо противника, сделал большой круг вращения и повергнул его на землю. Сам тут же навалился сверху. Изнеможенному ходом борьбы и потрясенному ударом о землю, Обану никак не удавалось освободиться от цепкого захвата противника. Он издал истошный крик, затем стал изрыгать грязные ругательства. Тогда Баян придавил его грудь коленом, стеснив дыхание и остановив поток ругательств. «Проси пощады, не то убью!» крикнул распаленный схваткой аланин. Обан, не имея возможности что-либо сказать, задыхаясь, стал кивать головой, сдаюсь, дескать, отпусти... Взволнованный Гапур выбрался из толпы, прошел к легендарному камню и негромко произнес: «Слава Аллаху! Кровь не пролилась. Пусть уйдут с этого места, примирившись!» Подняв обоих, эген спросил Баяна: - Даруя ему жизнь, ты будешь настаивать на условленном выкупе? - Нет, золота мне не надо. Но я требую с него обещания: никогда
|
