ХУДОЙ МИР ЛУЧШЕ ДОБРОЙ ССОРЫ

Между тем по инициативе государственного секретаря США, проявленной еще до прибытия в Мадрид, состоялась договоренность о моей двусторонней встрече с ним. Предполагалось, что на ней состоится обстоятельный обмен мнениями по вопросам советско-американских отношений и таким кардинальным проблемам международной обстановки, как ход переговоров по ограничению стратегических и европейских ядерных вооружений.

Итак, на следующий день после выступлений мы встретились. Не требовалось большой проницательности, чтобы заметить, что государственный секретарь США выглядел уныло. А обоим предстоял, что называется, откровенный разговор, только с разных позиций.

Шульц сразу начал развивать тему о правах человека, относящуюся к сугубо внутренним делам Советского Союза. Я в тактичной форме сказал:

— Обсуждать эту тему нет смысла, так как речь идет о наших чисто внутренних делах.

Шульц же опять повторил почти дословно сказанное. Только, видимо, для убедительности добавил:

— Это президент поручил мне высказать то, о чем я и начал говорить.

Снова в сдержанной форме я сказал собеседнику:

— Наши внутренние дела мы обсуждать ни с кем не намерены, а что касается поручения, которое дано вам как государственному секретарю, то оно не обязывает меня как представителя другого государства следовать указанию американского президента. Ведь не будете же вы обсуждать эти вопросы сами с собой? И не лучше ли нам перейти из маленькой комнаты в другую, где, надеюсь, мы сможем обсудить важные вопросы советско-американских отношений и международной политики в присутствии наших советников? Ведь именно об этом мы с вами условились заранее.

Шульцу ничего не оставалось, как согласиться перейти в другое помещение и приступить к беседе в более широком составе. На этой части беседы присутствовали с советской стороны заместитель министра иностранных дел СССР В. Г. Комплектов и переводчик В. М. Суходрев, с американской стороны — специальный помощник президента по советским делам Джек Мэтлок, заместитель государственного секретаря Ричард Бэрт и посол США в Москве Артур Хартман.

Как и ожидалось, Шульц, не успев сесть за стол, заговорил об инциденте с самолетом. Он, не реагируя на мое предложение относительно порядка беседы, стал излагать взгляды своего правительства по этому вопросу и опять сослался на указание президента.

Попытка навязать порядок беседы означала, что американская сторона просто не желала обсуждать другие действительно важные проблемы. Пришлось его остановить.

— Ваша попытка,— сказал я,— действовать согласно заранее разработанной в Вашингтоне схеме не может иметь успеха. Нам следует обсудить фундаментальные вопросы советско-американских отношений, положения в Европе в связи с проблемой ядерного оружия и положения в мире, которое становится все более напряженным.

После перепалки удалось все-таки добиться, чтобы беседа дальше продолжалась по тому плану, который диктовался взаимными интересами. Правда, прежде чем перейти к этому плану, потребовалось перешагнуть через много всяких реплик и деликатных моментов, включая и такой, когда мне пришлось прямо заявить:

— Если государственный секретарь США будет уходить от обсуждения важных вопросов и пытаться все дело свести к зачтению заявления Вашингтона об инциденте, то в таком случае у нас с вами нет предмета для разговора и нашу беседу можно считать законченной.

Из своей практики встреч с американскими официальными лицами я не могу припомнить ситуацию, когда государственный секретарь США так настойчиво пытался бы навязать свой порядок работы и отвернуться от разговора по важнейшим проблемам современности.

Поведение Шульца тем более трудно объяснимо после его заявления:

— Администрация Рейгана привержена к конструктивному диалогу с Советским Союзом.

Впрочем, такое заявление, не отражало реального положения

вещей, так как США тогда вовсе не стремились к поискам решения проблем.

Обратив внимание государственного секретаря на эту сторону дела, я заявил:

— Я готов обсуждать вопросы, представляющие взаимный интерес, если, конечно, и вы к этому готовы. Главная задача сводится к тому, чтобы выравнять советско-американские отношения, внести разрядку в ту напряженную обстановку, которая создалась в результате действий США в отношениях между двумя странами, да и в мире в целом.

Затем я изложил нашу позицию по кардинальным вопросам ядерных вооружений. Отметил при этом:

— Утверждения, будто вопрос о самолете является проблемой номер один, надуманны. В действительности проблема номер один, которой живет весь мир,— предотвращение ядерной войны. И едва ли найдется хоть один американец, если, конечно, он в своем уме, который не считает, что именно это — наиболее острая общечеловеческая задача.

От имени советского руководства я заявил:

— Мир сейчас все ближе сползает к очень опасной черте. Очевидно и то, что СССР и США несут большую ответственность за недопущение ядерной катастрофы. По нашему мнению, США должны по-новому оценить эту лежащую на них ответственность, а президенту и его администрации стоило бы смотреть на внешнеполитические дела не так, как прежде. Разве не факт, что отклоняется все предложения, ведущие к сдерживанию гонки вооружений, к ее ограничению, не говоря уже о сокращении ядерных вооружений? Сколько бы Советский Союз ни выдвигал конструктивных предложений с этой целью, США их с ходу отклоняют. Перечень таких примеров большой.

Советское руководство,— продолжал я,— исходит из того, что СССР и США обязаны активно способствовать устранению угрозы ядерной катастрофы. Кстати, на этот счет есть совместный официальный документ, принятый в свое время обоими государствами. Его положения обязывают наши страны действовать в этом направлении.

Шульц сидел молча.

— Советский Союз,— говорил я,— настойчиво стремится именно к этому. Может быть, это звучит парадоксом, но даже наша данная встреча показала, что и в сложных условиях диалог возможен. Плохой диалог лучше войны.

Намеренно я немного переиначил известную поговорку «Худой мир лучше доброй ссоры». А далее сказал:

— У нас теплится надежда, что американская администрация не отказалась от мысли о необходимости поиска решения спорных проблем путем переговоров. Нельзя допустить, чтобы свинцовые тучи, нависшие сегодня над миром, разразились катастрофой. В США знают ничуть не хуже, чем мы, что означала бы такая катастрофа для всех — для США, для нас, для всего мира.

Шульц внимательно слушал мои высказывания. Видимо, он уже махнул рукой на свой первый вариант — свести беседу к обсуждению одной темы — инцидента с южнокорёйским самолетом.

«НЕОБХОДИМО ИСКАТЬ СОГЛАШЕНИЕ»

Напомнил я государственному секретарю об одном примере из советско-американских отношений:

— Когда в 1972 году президент Никсон приехал в Москву, то в результате переговоров оба государства пришли к выводу о том, что надо искать взаимоприемлемые решения международных проблем, и искали их. Да, давайте вспомним — при Никсоне искали. Горы оружия и вся международная обстановка обязывают нас бережно относиться ко всему, что помогает наводить мосты к миру. Поэтому мы призываем президента США и вас, как государственного секретаря, к тому, чтобы с чувством ответственности искать соглашения, использовать любые возможности, которые позволили бы сблизить наши позиции в вопросах прекращения гонки ядерных вооружений и разоружения.

Далее я поставил вопрос:

— Если США осуществят свое намерение разместить новое ракетно-ядерное оружие в Западной Европе, то что же будет потом? Ведь Советский Союз не будет спать,— мы постараемся восстановить равновесие и сделаем это. Мир станет еще более хрупким, так как равновесие это будет на более высоком уровне. Вот к чему США фактически ведут дело.

Шульц продолжал внимательно слушать и не подал ни одной реплики.

— На нас с вами,— сказал я далее,— лежит обязанность изложить друг другу позиции своих стран, информировать свое руководство о тех предложениях, которые каждая сторона выдвигает на обсуждение.

В этой связи я еще раз привлек внимание к предложению, высказанному в то время Ю. В. Андроповым, относительно ядерного

оружия в Европе. Учитывая американскую позицию, счел также нелишним напомнить Шульцу советскую точку зрения.

Что же последовало в ответ от государственного секретаря США? Шульц заявил:

— Нет человека более приверженного идеям мира, чем президент Рейган.

Состоялся обмен доводами, которые представляли собой обоснование позиций сторон. Каждый из собеседников внимательно следил не только за содержанием и аргументацией партнера, но даже за интонацией, с которой произносились слова и фразы, стараясь уловить, насколько твердо соответствующая сторона придерживается объявленной позиции и нет ли в ней какого-либо слабого места.

Встреча происходила в старинном особняке. Некогда его, вероятно, строил для себя какой-то испанский гранд, а ныне в нем размещается резиденция посла США в Мадриде.

Совершив логический вираж, Шульц вновь вернулся к инциденту с южнокорейским самолетом.

Словом, было ясно, что Шульц в ходе беседы стремился не замечать советских инициатив по вопросам ограничения гонки вооружений и хотел лишь завязать дискуссию о самолете.

Я изложил советскую точку зрения:

— Мы обвиняем американскую сторону в совершении крупной акции против Советского Союза. Имела место заранее спланированная акция. Американские заявления не могут опровергнуть этого нашего убеждения. Как мог упомянутый самолет отклониться от общепринятого, утвержденного коридора на 500 километров, причем не в сторону международных вод, а в сторону советской границы, проникнуть в глубь воздушного пространства СССР и лететь там в течение более двух часов?

Обратил я внимание Шульца и на то, что США в своем заявлении обходят молчанием тот факт, что полет самолета проходил над важнейшими военно-стратегическими районами Советского Союза на Дальнем Востоке.

— Почему этот самолет,— спросил я,— находясь в воздушном пространстве СССР, не подчинился сигналам предупреждения и требованиям о посадке, полностью соответствующим международному праву и нашим законам? Он отказался подчиниться нормам международного права и советским законам, которые хорошо известны всем, кого это касается, точно так же, как нам известны соответствующие американские законы.

Не было у собеседника ответа на все заданные ему вопросы.

— Вот почему,— сказал я в заключение,— мы обвинили ад-

министрацию США в организации против СССР преступной акции. Случай с самолетом — это не единичный враждебный выпад против Советского Союза. Одновременно мы решительно возражаем против тех слов, которые ныне стали обычными для лексикона американской администрации, против брани по адресу Советского Союза, нашего общественного строя.

На этом практически наша беседа с Шульцем завершилась. Пожалуй, это была наиболее острая беседа из всех тех, что за многие годы мне доводилось вести с четырнадцатью государственными секретарями США. Вот их полные имена и фамилии — Кордэлл Хэлл, Эдуард Рейли Стеттиниус, Джеймс Фрэнсис Бирнс, Джордж Кэтлетт Маршалл, Дин Гудерхем Ачесон, Джон Фостер Даллес, Кристиан Арчибальд Гертер, Дин Раск, Уильям Пирс Роджерс, Генри Альфред Киссинджер, Сайрус Робертс Вэнс, Эдмунд Сикстус Маски, Александр Мейгс Хейг, Джордж Прэтт Шульц.