Как отшить мужчину

 

Мы познакомились на яхте. Всё вокруг было точно таким же, как мой костюм, – бело‑голубым. Мы кормили чаек хлебом, и они плавали в море, похожие на рюмки для мартини. Он снял галстук и предложил мне выпить. Я согласилась.

Его звали Марио. В его глазах светилось восхищение, и оно сверкало на солнце, отражаясь в бокалах миллионами бликов.

Я подставила лицо ветру и слушала длинный рассказ Марио о его жизни. Ветер – это дыхание моря. Оно было лёгким и чистым. Когда заиграла музыка, мы были первыми, кто обнялся под её плавные звуки. Марио рассказывал мне о своей работе, о своих мечтах и планах. Мы ели икру, когда танцевать уже надоело.

На его красивых, таких же, как мой костюм (бело‑голубой), глазах появились две нежные росинки‑слезы, когда он вспоминал о своём детстве.

Шампанское не кончалось, и казалось, это путешествие тоже не закончится никогда. Я решила спуститься вниз, в piano‑bar, и Марио последовал за мной. Он был моей тенью, а его глаза – аксессуаром к моей одежде (бело‑голубой). Когда мне это надоело, я протянула ему мой бокал.

– Ещё? – спросил он по‑итальянски.

Я улыбнулась. Так, как должна улыбаться женщина, по мнению Леонардо да Винчи.

– Я не понимаю по‑итальянски, – сказала я на своём родном языке, и Марио впервые услышал волшебные звуки моего голоса.

– Что? – не поверил он снова по‑итальянски.

Я повторила. Широко открывая рот, я старательно произносила слоги, словно говоря с глухонемым.

Солнце стало похоже на апельсин, и этот апельсин готов был вот‑вот провалиться за горизонт. Марио замолчал. И я вполне могла представить себя в желаемом одиночестве, если бы не его навязчивая забота.

Он принёс пледы, и мне пришлось укутаться, чем сразу нарушилась вся бело‑голубая гармония. Но капуччино, который он заказал для меня, источал такой аромат, что отказаться было невозможно. Улыбка на моём лице стала для Марио неожиданностью.

Обгоревший и недовольный, на палубу вышел мой жених. Мы совершали этот круиз вдвоём.

Как бомба замедленного действия, он подошёл к нам слегка раскачивающейся походкой, которую подсмотрел у матросов и капитана.

Я представила мужчин друг другу и нежно поцеловала своего жениха в щёку, как Кейт целовала Леонардо Ди Каприо в фильме «Титаник». До катастрофы.

Шампанское пузырилось в бокале, и мне казалось, что это кровь Марио вскипела в его груди. Я смотрела ему в спину, и он представлялся мне куклой, которую надо всего лишь потянуть за ниточку.

Я не тянула. Я подарила эту куклу, даже толком не задумываясь кому.

– Кто это? – спросил мой жених, ловко отрезав кусок яблока огромным ножом для хлеба.

– Просто. Итальянец, – ответила я, пожав плечами.

– Итальянец, значит? – уточнил мой жених, и я подумала, что, конечно, лучше бы он был негром или телепузиком.

Я взяла яблоко и громко откусила от него.

– Значит, стоит мне ненадолго отлучиться, как у нас тут сразу итальянцы?

Он говорил, сощурившись и слегка растягивая слова. По его тону непонятно было, какое из них наиболее оскорбительное: «итальянцы», «тут» или «сразу».

– Ты долго спал, – неопределённо сказала я.

– И что?

Я откровенно любовалась им: его красивое лицо от злости становилось ещё красивее.

Мы помирились к ужину. Как всегда.

Я выслушала несколько упрёков, потом поклялась в вечной любви, потом меня немного оскорбили, но тут же простили.

И его отличный аппетит был щедрым вознаграждением моему испорченному настроению.

У него всегда отличный аппетит. Я вышла из каюты на цыпочках. Был штиль.

На мне было лиловое платье, и таким же лиловым был рассвет.

Сонная яхта была пришвартована в тихой бухте, и даже шум мотора моей лодки не пугал плавающих чаек, похожих на рюмки для мартини, если их опустить в воду. Матрос с походкой вразвалочку вёз меня к берегу, и я чувствовала себя княжной Таракановой, которой удалось сбежать с корабля графа Орлова. Море дышало мне в лицо, и жёлтое солнце было похоже на яичницу.

На второй лодке плыл Марио.

Я не просила его. Это правда. Я даже не говорю по‑итальянски.

А как отшить мужчину, если он ни слова не понимает? Разве что однажды утром просто сбежать от него.