Проблемы ускорения и перестройки башкирской литературы в свете решений XXVII съезда КПСС и январского Пленума ЦК».

Перед нами уже давно выстраданная повестка дня, и от нас она требует гражданского мужества, высокий накал совести, чтобы сказать всю правду об общих наболевших вопросах.

Начну с недавнего высказывания известного писателя:

«Бюрократия будет сопротивляться очень сильно. Потому что она понимает, что с переломом в экономических отношениях ее платформа будет слабеть. Чиновники от искусства чувствуют, что под ним горит, и спешат перестроиться на словах, чтобы сопротивляться на деле. Я больше скажу. Союз писателей, который призван быть творческой организацией, превратился в организацию бюрократическую»... (Вячеслав Кондратьев, «Комсомольская правда», 5 марта 1987 года).

Как будто о нас все это сказано! Здесь, в наших затхлых провинциальных условиях, названный бюрократизм так глубоко укоренился и в таких он уродливых формах проявляется, а часто чувствуя свою силу и безнаказанность орудует так открыто, что он многими стал восприниматься как ниспосланное самим Аллахом непреодолимое зло. Даже робкое проявление критики вызывает его окрик «не сметь!»

Свеженький проимер. Известный поэт и публицист, по-настоящему беспокойный, ищущий товарищ, честный коммунист Айдар Халим 7 января в печати выступил со своими раздумъями о перестройке и при этом немножко, но вполне заслуженно задел честь мундира, говоря словами того же Кондратьева, «чиновников от искусства». 7 марта последовал язвительный ответ с групповой подписью трех штатных руководителей Союза писателей. Даже невооруженными глазами видна там крепко сжатый в кулак рука махрового бюрократа, цепко державшегося с другой рукой за служебное кресло.

И еще. Как вы помните, 2 декабры 86-го года здесь коммунисты подвергли к нелицеприятной критике работу правления и редколлегии журнала. А вот реакция: председатель союза Мирзагитов 13 марта через газету «Литературная Россия» выступил со статьей. Как обухом топора размахнулся он на тех, кто его критиковал за развал работы союза. Например, известного всесоюзному читателю романиста Яныбая Хамматова опрометчиво и без доказательств обвинил чуть ли не в плагиатстве, то есть «заимствовании из произведений Льва Николаевича Толстого». Вот она «интеллигентная» душа, моральная уровень уездного критиканствующего интеллигента! (В старинные времена за это можно было бы вызвать автора на дуэль и стреляться)... Даже покойникам от него нет покоя: ни с того ни с сего он в компании с Хамматовым побил и Фарита Исангулова за его давно написанные романы, как будто он сможет его услышать и вернуться для доработки своих произведений. А ведь когда писатель был жив он и не думал его критиковать — перелистайте опубликованные за 15 лет его доклады и статьи. Выходит, уже в те годы он, хотя и улыбался, жил со сжатыми кулаками и поджидал лишь удобного момента, то есть смерти своего знаменитого друга, чтобы тотчас же его крепко легануть.

Автор статьи сетует еще о том, что о Башкирской кавалерийской дивизии до сего времени «большого художественного полотна из-под пера наших литераторов не выходило», что «на эту тему было наложено своеобразное табу». Наш руководитель вину за это возлагает на кого угодно, но только не на руководство Союза писателей. Нет, товарищи, ряд писателей никакого «табу» на эту тему не признавали, копили они материал и упорно работали. В том, что работа эта затянулась, в первую очередь виновато само наше бюрократическое руководство, которое до сих пор не знает и не хочет знать, кто с чем занят. В действительности же дело обстоит так: кроме названного председателем в статье Тайфура Сагитова к этому дню Ахтям Ихсан завершил вторую книгу документальной повести о дивизии, Яныбай Хамматов в секцию прозы сдал роман, Ибрагимом Абдуллиным написана героическая драма. Союзу писателей остается лишь проснуться от спячки и взять их под свой благожелательный контроль, чтобы на пути их не возникла очередная преграда.

Не хотел я говорить здесь о себе, но названная статья вынуждает к этому.

Первым делом вот о чем я озабочен: в дальнейшем наш председатель намерен отлучить от журнала «Агидель» писателей и ученых, пишуших эссе и вообще работающих над сложными темами. Он хочет их отсылать, говоря его же словами, в «какое-либо специальное научное издание». Во-первых, он «забывает», что эссе это тоже жанр литературы; во-вторых, невинно притворяется, будто бы он не знает, что у нас в республике кроме нашего так называемого “толстого” журнала никаких специальных органов для нас не приготовлено. Следовательно, закрыть доступ в журнал «Агидель» подобным материалам означал бы заглушить гласность, то есть лишить целый ряд писателей возможности высказаться, а народ канала информации о состоянии научной и общественной мысли республики. Бюрократическая резолюция «Закрыть! Не пущать!» здесь очень опасна.

Высокопоставленный оппонент обвиняет меня еще в том, что я стараюсь «внушить мысль, что у колыбели цивилизации стояли башкиры». Если признаться, я приятно удивлен от такого заявления, ибо до сих пор некоторые укоряли меня тем, что я «башкирский народ продал русским и угрофиннам», а иные говорили, что я подлизываюсь к русскому пирогу. Но в отличии от нашего председателя эти люди все это говорили прямо мне в глаза, за что я их уважаю.

А дело в том, что в своем эссе я башкиров не отрываю от русских, угрофиннов, а наоборот, на основании данных истории, этнографии, лингвистики, палеографии, мифологии и фольклора и других данных утверждаю, что когда-то в далекие времена, примерно в 6 тысяч лет тому назад, предки современных русских, башкиров, угрофиннов были единокровные братья и говорили на одном едином бореальном, то есть северном праязыке, что подтверждается наукой. Уместно здесь вспомнить мысль Фридриха Энгельса, высказанная в «Происхождении семьи, частной собственности и государства»: «На примере североамериканских индейцев мы видим, как первоначальное единое племя постепенно распространяется по огромному материку; как племена, расчленяясь, превращаются в народы, в целые группы племен; как изменяются языки, становясь не только взаимно непонятнымы, но и утрачивая почти всякий след первоначального единства», — писал он. Я твердо убежден, что у колыбели цивилизации стояли не только предки современных китайцев, индийцев, но также со своей мощной северной культурой стояли и предки современных русских, башкиров, угрофиннов, составлявшие, как я уже сказал, единое племя и говорившие на северном праязыке. Из этого следует, что, несмотря на то, что мы сегодня говорим на разных языках, наши корни общие, Родина одна, и мы друг другу не враги, а братья. Вот эту суть моего произведения товарищ Мирзагитов от имени всех «историков, этнографов, языковедов», по-видимому, даже не спрашивая их согласия, на всю страну печатно заклеймил словом «бред». Если так, то выходит бредит сама наука. Но вот оно последнее слово науки: изданная в прошлом году Институтом языкознания книга «Раннеиндоевропейский праязык». И вот ее исходная концепция, читаю: «Индоевропейский язык как ветвь бореального праязыка. Раннеиндоевропейский язык (считайте, русский язык. — З.С.)... представляет собой главную ветвь бореального праязыка, двумя другими ветвями которого были раннеуральский (то есть угрофинскиеязыки. — З.С.) и раннеалтайский (считайте, башкирский язык. — З.С.)». Как видно, концепция ученого целиком и полностью совпадает с концепцией моего эссе, опубликованного ранее! И еще одно совпадение: в книге ученого и в моем эссе применена одна и та же новая методология! Вот вам «бред»!

В свое время ретрограды генетику и кибернетику тоже заклеймили бредом, но от этого истина клейменой не стала. Так будет, наперекор всем преградам, и с учением о праязыке. Чтобы наш вездесущий председатель ненароком не причислил и меня к плагиатам, заранее предупреждаю: мое эссе опубликовано в 1982 году здесь в Уфе, а книга товарища Андреева выпущена в 1986 году издательством «Наука» в Ленинграде, и с его автором я абсолютно не знаком. Так что в разных концах страны независимо друг от друга пришли мы к единому выводу.

Теперь о премии. Наш председатель обвиняет имярек за то, что «бред был отмечен годовой премией журнала» и при этом опять «забывает» о своем личном участии в принятии такого решения в редколлегии журнала. Выходит, раньше он мое произведение оценивал положительно, а теперь, после моего критического выступления на партсобрании... Извините, я это рассматриваю как поступок девицы легкого поведения.

Теперь кратко о моем, говоря словами того же Мирзагитова, «вытащенном из сундука и отвергнутым редакциями и издательством пухлом романе». Наш председатель и здесь встал на путь прямой фальсификации фактов. Ибо мой роман никогда не был отвергнут книжным издательством, потому что роман я туда не сдавал и из числа издательских редакторов никто роман не читал. Он обсуждался на секции прозы в 1974 году и положительно был оценен. После того очень большой отрывок был опубликован в республиканской газете. Редакция журнала «Агидель» тоже дважды, а именно в 1977 и 1987 годах, планировал роман опубликовать, об этом дважды были оповещены подписчики журнала, но оба раза роман был зарезан неприятельской рукой. Чья эта рука — догадаться не трудно. Наконец, в этом году согласно решению открытого партсобрания и годовому рабочему плану правлении союза в апреле роман должен обсуждаться в совместном заседании правлении и редколлегии с привлечением широкого актива писателей. Однако наш скорый на всякие запретительные акции председатель, как стало очевидно, своей одной рукой подписал свой рабочий план, а другой рукой подписался под той погромной статьей, где он, не утруждая себя даже почитать текст последнего варианта романа, от имени союза учинил самосуд, объявив через газету СП РСФСР свой не подлежищий пересмотру приговор. Из этого видно, как он «уважает» всех нас — не только рядовых писателей, но и членов партбюро, правлении союза. По-видимому, потерял он самоконтроль и стал неуправляемый, как чернобыльский реактор. Правда, как и любой закоренелый бюрократ, он умело изображает бурную деятельность. Однако от такой бурной деятельности дела наши не улучшаются, а качесетвенная уровень произведений, за исключением некоторых, продолжается оставаться невысокой. Пример тому — журнал «Агидель»: за последние 10 лет его тираж сократился на 10 тысяч экземпляров — по одному тысячу за каждый ниспосланный Аллахом год. Одним словом, читатель от нас упрямо отказывается. Таким образом все мы с вами, сидящими здесь, являемся свидетелями застарелой болезни нашей писательской организации. Главный симптом: обюрократившийся правленческий аппарат и секретариат, полное благоволение аппаратчикам и пренебрежение большинству, то есть всем нам. Течение болезни: круговая порука. Все функциональные органы союза распределены между бюрократами и их пособниками. На плечи каждому из этих лиц возложены так много различных обязанностей и должностей: они, одни и те же люди, являются одновременно и членами правления, и его секретариата, и членами бюро творческих секций, и членами редколлегий, и членами редсовета книгоиздательства — везде одни и те же, везде они решают: быть тому или иному писателю или не быть, — как будто в нашей большой организации нет достойных других. Скажем, зачем на одного Баимова, или Гареева наваливать столько должностей и обязанностей? Первый товарищ является одновременно членом правления СП РСФСР, членом правления СП БАССР, членом секретариата СП БАССР, председателем бюро секции прозы, председателем республиканского общества книголюбов, членом редколлегии журнала «Агидель», членом редсовета Башкнигоиздата и, кроме всех этих, он же заведует кафедрой Башгосуниверситета. Гареев тоже не хочет в этом отставать: он член ревкомиссии СП РСФСР, заместитель председателя Союза писателей БАССР, главный редактор журнала «Агидель», секретарь партбюро СП БАССР, член редсовета Башкнигоиздата... Случилось так, что самое святое из святых — секретариат — оказался полностью в руках аппаратчиков и необъективных людей. Если ты не являешься членом их круга, со своими нуждами к ним лучше не подходи. На примере названных двух коллег мы видим, какой страшной силы власть сконцентрирована в руках одних и тех же лиц, скрепленных круговой порукой. И как они вследствии этого могут безжалостно и безнаказанно расправляться с неугодными им людьми, играть писательскими судьбами, а себя и своих угодников поощрять, дружно проталкивая в печать даже никудышных их сочинений. Вот этот порочный метод и привел наш журнал к кризисному состоянию, которое особенно четко проявилось в прошедшем 1986 году. Грубо говоря, уже с первого номера порочный круг успел наложить на него мохнатую лапу свою: площадь прозы — фундамент журнала — почти целиком было им захвачена: то есть «круговики» по принципу «ты мне — я тебе» скороспешно составили выгодный только им литературный эшелон и отправили его по «зеленой улице» читателю. Станция назначения его будет принимать, или нет — до этого никому и дела нет, лишь бы свой вагончик прицепить. В результате состав этот перегружен нечитабельными совместными путевыми заметками заместителя главного редактора Султангареева и секретаря союза, члена редколлегии Бикбаева. Из 144 журнальных страниц отхватили они 72 — целую половину книжки и с чем — заурядным газетным материалом! Это был удар прямо в сердце подписчиков, на тираж... «А редколлегия что смотрела?» — спросите вы. Отвечу. Многие члены редколлегии были прямо заинтересованы, чтобы халтура была опубликована. Потому что у них самих были сокровенные намерения пристроиться к эшелону поточной литературы. В частности можно назвать бессменного члена редколлегии Рамазанова. Даже статус профессионального литературоведа не помешал ему свой расплывчатый цикл стихов назвать «поэмой» и пристроить к эшелону. Характерный штрих: в злополучном этом сочинении профессора-автора известный ветеран второй мировой войны американец Джо Половски дважды назван (в тексте произведения и в авторском примечании) как Джо Палацки... 20 декабры 86-го года текст прогремел по радио и все теми же умопомрачительными дефектами... Спрашивается, почему члены редколлегии, в частности Булат Рафиков, не сумели удержать ретивого автора? А ларчик открывается просто. Помните, в течении прошлого года и печатно, и по радио, и по телевидению был излит поток дифирамб в адрес тогда еще недописанного исторического романа Рафикова? Авторами дифирамб выступали одни и те же лица — Рамазанов, Гареев. Дело дошло до того, что их стараниями и благодаря нашего с вами трусливому молчанию 27 января 1986 года сия хвала была вклинена в решение партсобрания, посвященного совсем другому вопросу — творческому отчету писателя-коммуниста Галия Ибрагимова. Складывалось общее впечатление, что вот наконец-то в родной литературе создано нечто такое, что сие достижение немедленно и срочно надо опубликовать. Конечно, по-человечески можно было бы и понять ликующих, если бы оно не было чуточку преждевременным. Ведь никто еще тогда из читающей публики, кроме самих ликующих, с текстом романа «Карасакал» не был знаком, рукопись даже на бюро секции прозы не была представлена... Для любого здравомыслящего это — беспрецедентный случай, грубое нарушение этики. Но для них, «эшелонщиков», это лишь стиль их деятельности — круговая порука. А теперь вот что я скажу. Прежде чем хвалить, стоило бы всем нам уяснять следующее: верно ли мы представляем суть политической программы изображенного в романе карасакаловских деяний? А из этого вытекает самое главное: верна ли концепция романа?.. Если получим ответ «да», тогда можно будет и ликовать. История — это вещь серьезная, с ней шутки плохи.

Но вернемся злополучному «эшелону». Как было уже сказано, ему был подан не совсем уж справный замглавредакторовский паровоз. Коллегиальный ум подельников решил его подтолкнуть мощным, по их мнению, локомотивом — повестью с символичным названием («По ухабистым дорогам») самого главредактора Гареева. «Сперва это был очерк, — умиленно признается сам автор. — Но Мирзагитов подарил мне счастливую идею превратить его в повесть». Под одобрительное рукоплескание редколлегии сам председатель тоже умиленно заявил, что «эта повесть станет послесъездовским украшением журнала». И была она набрана аршинным жирным шрифтом, который, наверное, не приснился даже самому Мустаю Кариму. По коридорам пошел такой приятный для наших неискушенных провинциальных ушей слушок: вот мол и в нашей родной литературе повторяется удивительное явление — подобно тому, как великий Пушкин дал благотворный толчок великому Гоголю написать «Ревизора» и «Мертвых душ», так и наши корифеи... и т.д., и т.п. И что же? Дейтствительно получили мы со всем читающим миром великолепно сброшюрованные «мертвые души» Амира Гареева, то есть явно мертворожденный опус — литературный брак. Теперь остается только ожидать ревизора, самого настоящего, чтобы смог он разобраться в наших запутанных литературных делах... А главное вот в чем: никто из членов редколлегии своевременно автору не сказал: «Дорогой товарищ, воздержись! Не позорь себя и в своем лице руководителя!» Так должен был поступить в первую очередь Султангареев, который по своему служебному долгу непосредственно отвечает за прозу. Но и он промолчал, потому что опять без очереди и обсуждения проталкивал свой роман. Султангареев не оказался на высоте возложенных ему задач. Это и не удивительно. Ведь не кто иной, а он в республиканском активе творческой интеллигенции после партийного съезда от секретаря обкома умолял: «Укажите, пожалуйста, решений XXVII съезда нам исполнять, или нет?». Посудите теперь сами: зрелый муж он Отечества, или нет? Между прочим, подобное послесъездовское настроение проскользнуло и от самого председателя правления союза в его программной статье, названной «Как жить?» («Агидель», 1986 г., №6). «Я сегодня ясно знаю одно: должен жить все так же, как жил и до сих пор, работать все так же, как работал и до сих пор"» — бодро заявил он, подобно Мустаю Кариму, отреагировавшему так же. Выходит, перестройка нас не касается, мы — вне перестройки... Правда, автор еще добавляет, что при том «не надо забывать, что ты солдат партии и литературы». Смешно. Ведь и прежде многие так же громко провозглашали, что они «солдаты партии», но однако по выражению самого же председателя «жили и работали» вовсе не по-партийному, но даже во вред партии. От таких ждать перестройку не приходится.

Если уж так трудно нынешнему председателю покинуть насиженное кресло в тонущем корабле, его надо спасать. Хотя бы придумать для него, не дожидаясь следующего съезда, должность почетного председателя, а работающим капитаном к рулю приставить другого. Заодно и руководство журнала обновить. Так только можно разорвать порочный круг, устранить наш застарелую хворь. А потом уж пусть новые товарищи по-новому и по всей строгости спросят и с нас, и с них — чтобы было меньше слов, больше дел.

 

Бындай ҙа оҙон һәм киҫкен телмәремде яҙыусылар нисек бүлдертмәй тыңланылар икән, тигән һорауға — тура ярып әйтелгән хаҡлыҡ ярылып ятҡаны өсөндөр тип, ә түрәләр, трибунанан мине ҡыуып төшөрмәй, нисек түҙҙеләр икән, тигәнгә — партия тырышып алға һөргән «билдәлелек» осороноң ҡыҙыу мәле булғанға һәм баяғы өлкә комитетындағы кәңәшмә шауҡымынан шаҡтай әлһерәп төшкәнлектәренә күрә, тип яуап бирергә кәрәк.

Шул уҡ ваҡытта йыйылыштағы Мирзаһитов докладынан бик яҡшы аңлашылды — нәүбәттәге тикшереүҙә Йыһат Солтановтың «Ядкәр» романын башҡаса уға кире әйләнеп ҡайтҡыһыҙ итеп тар-мар ҡылыу әҙерлеге бара өйөр яғынан. Ләкин йоҡлап ҡала торған мәл түгел — алдан күреүсәнлегемде егеп бүлдем аҫтыртын юлдарын:

 

 

Башкирский обком КПСС, отдел Культуры,