Москва. Первая игра с «Зенитом». Чемпионат России
…Так или иначе, вечером двадцатого апреля я уже был в Москве. Поздоровался с собирающимися в длинную забугорную командировку родителями, принял с наслаждением душ, быстренько перекусил маминой курицей и заперся в своей старой «детской» комнате. Вроде как – устал после перелета. На самом деле просто подумать надо было. Включил комп, воткнул в музыкальный центр сидишку с медленным эсид-джазом, завалился на старенькую кушетку, закинув руки за голову. Лежу, думаю. А мысли, как назло, никакие в голову не лезут, вот и приходится стены рассматривать. Полки с книгами, половину из которых собирался, да так и не прочитал. Постеры с Цымбаларем, Цоем и Дэвидом Гэханом. Старые фэнзины «Ультрас Ньюс», стопкой на огромном «дедовом» письменном столе, рядом с компьютером. Старый телек и новехонький музыкальный центр. Ингина фотография с гонки, притаившаяся среди книг. Она там очень красивая, злая, раскрасневшаяся, в черной кожаной «косухе» и черной бейсболке на фоне белоснежного «Ская». Слили гонку тогда… По моей глупости, как сейчас помню… Фотку теперь надо убрать, кстати, неправильно это. Хоть и хорошая фотография, но, похоже, – этот этап в моей жизни миновал. И, если честно, гордиться им у меня вряд ли получится… …А кстати, интересно, что бы подумал Али, окажись он, так, чисто случайно, в этой комнате? Ну, насчет фотографии собственной жены на самом почетном месте – понятно, что бы подумал. Я о другом. Понял бы он что-нибудь обо мне? Наверное, понял бы. Даже – наверняка… …С этими мыслями – я и уснул… Так в результате и не раздевшись, и ни о чем не подумав… А наутро проснулся, позавтракал на скорую руку маминой яичницей с беконом (она мне, кстати, сказала, что они с отцом и мелкой улетают сразу же после майских праздников, дом для них в Испании фирма уже сняла, будут рады, если я приеду летом хотя бы ненадолго) и отправился к дому Али забирать машину. Там-то я с Ингой, естественно, и столкнулся. Стоит перед подъездом: высокая, стройная, стильная, темные волосы по плечам рассыпаны, а водитель с Глебовой фирмы – я его немного знаю – ей чемодан в багажник служебной машины грузить помогает. Грустная какая-то. И как всегда – очень красивая. – Привет, – говорю. – А, – замечает меня, – и тебе приветики. А ты уже вернулся, что ли? – Угу, – улыбаюсь, – я же только на футбол ездил, это твой муж прямо оттуда еще и на рыбалку свалил. А я – сразу в Москву… Она неожиданно мрачнеет. – Да пошел он, – тянет сквозь зубы, – со своими рыбалками и «выездами». Обещал вместе со мной в Германию поехать, у меня там друзья нас вдвоем уже три года ждут. И каждый раз вдруг: «Извини, дорогая, планы изменились, тебе придется слетать одной». Вот и лечу одна, как дура, обидно – сил нет… – Ну, – неожиданно для себя вступаюсь за Али, – он же не просто так, Инг, он же по бизнесу на эту рыбалку помчал, с банкирами знакомыми, сама понимаешь… – Да насрать я, – свирепеет, – хотела на его бизнес! И на все остальное! Бизнес, ага! Можно подумать, я не знаю, что денег, которые он уже заработал, нам до старости не прожечь! Даже если очень захочется! В игры он свои играет, а не в бизнес, что я, совсем дура что ли… Я делаю шаг вперед и обнимаю ее за плечи. Она плачет. – Ну что ты, – говорю, – Инга. Ну что ты? Ну да, он большой мальчик и играет в большие игры. Вот такой вот он уж уродился, другим не будет. Да и нужен он тебе самой-то другим, не таким? Она отворачивается. Успокаивается, аккуратно, чтобы не повредить макияж, промокает глаза белой бумажной салфеткой. – Да я все понимаю, – вздыхает, – Данька. И сама себе каждый раз то же самое говорю. Просто устала. Очень. Мне ведь уже тридцать пять, мальчик. И я с каждым годом – не молодею… Проводил ее до машины, усадил на переднее сиденье рядом с водителем. Она помахала мне рукой и уехала, а я уселся на скамейке во дворике, вынул пачку сигарет и закурил. Надо же, думаю. Тридцать пять лет, оказывается. А я-то думал – ей лет двадцать семь, от силы. Ну – двадцать девять. Выглядит-то она вообще почти как моя ровесница, но – понятно, что старше, – по тому, как говорит, как держит себя уверенно, по всему. Но чтобы – тридцать пять?! Повезло Али. Хотел бы я, чтобы Лида в таком возрасте так же выглядела... Порода! Хотя, наверное, справедливости ради, и деньги Али – которые она тут вот только что хаяла – тоже свою роль в этой ее молодости сыграли. Ага. Какая бы порода не была, а женская ухоженность не породой достигается. А исключительно шершавыми зелеными бумажками с портретами чужих мертвых президентов. Которые и идут на оплату самых лучших в Москве косметологов, массажистов и прочей женской хрени, в которой я, к сожалению или к счастью, совсем не разбираюсь, Не без этого… …А вот это, кстати, – уже тебе самому, Дэн, на заметку. Чтобы выводы делал. И – запоминал. Хочешь, чтобы Лида так же в тридцать пять лет выглядела, говоришь? Значит, придется и зарабатывать… гкхм… тоже адекватно… Получится ли? А куда я на фиг денусь, если – и надо, и хочется! Я кто, в конце концов, по этой жизни – реальный парняга или, как это там, – тварь дрожащая? Как там Али говорил в свое время, а я случайно подслушал? Он тогда с Гарри разговаривал. Первое, типа, и самое главное, – это понять, что ты хочешь. Потом второе – правильно поставить перед собой задачу. А, типа, добиваться ее решения уже намного легче, чем первые два пункта. Не знаю, не знаю… Да и говорил он это совсем по другому поводу… Да неважно. Разберусь. Время, пока что, слава Богу, имеется… …Кстати, о времени… Сколько там до пяти часов осталось, в аэропорт-то успею? Еще как! Даже домой заскочить пообедать получится, с родаками поплотнее пообщаться. А то улетят скоро, неудобно. Надо, кстати, наверное, не только Лиде, но и маме цветов заехать купить, думаю. А потом сажусь в машину и ржу, как подорваный, понимая, что, кажется, наконец-то взрослею… …Мамина реакция на цветы меня даже не удивила. Поразила. И напугала. А еще лишний раз показала мне, что я что-то делаю неправильно в этой запутанной жизни. Ну казалось бы, – чего тут особенного, маме цветы подарить? Если, разумеется, это будет не как в моем случае, когда – первый раз в жизни без повода. А просто потому, что так захотелось. А что? Али, вон, вообще, если в гости куда-то идет, так всегда спрашивает: будет ли дома хозяйка, кто она, как выглядит, какие вкусы? После чего что-то гоняет в своей далеко не самой дурной башне и велит водителю останавливаться у ближайшей цветочной палатки. Говорит, что, типа, ему просто нравится людям приятное делать, особенно, когда для него это «приятное» ни фига не обременительно. А у Инги так вообще вся квартира цветами всегда заставлена, хоть и живут они с Глебом уже Бог знает сколько лет вместе. …А тут человек, до этого беззаботно хлопотавший по кухне, даже вроде как напевавший что-то, – вдруг бледнеет как полотно, хватается за сердце, кое-как сползает на стул и плачет беспомощно. – Что-то плохое случилось? – спрашивает. – Да нет. Я ничего, честно говоря, не понимаю, но отвечаю предельно честно. Правда, недоуменно пожимая при этом плечами. Искренне, заметьте. – Просто захотелось тебе цветы подарить. У меня знакомая сегодня из Лондона прилетает, я ей букет покупал. И вот почему-то решил, что тебе тоже будет приятно… Мама опускает голову на руки, продолжает плакать и верить мне явно не собирается ни под каким соусом. Прямо бесовщина какая-то. …Вот я и стою – дурак дураком. И понимаю, какая же я, на самом деле, сволочь, оказывается… …Да и отец мой тоже, наверное… Мама ведь у меня – чуть постарше Али. Ему вроде тридцать восемь уже, ей – всего сорок один недавно исполнился. А если их рядом со мной где-нибудь в кафе за столик посадить, то Глеб будет выглядеть исключительно моим старшим приятелем, ну, чуть повзрослее меня, конечно, но не так уж и сильно. А отнюдь не маминым ровесником. …Про Ингу в этой ситуации я даже и говорить не хочу… Она по внешнему виду маме в дочери годится. И почему, думаю, так получается-то? Наверное, тут не только в деньгах дело – отец, вон, в принципе, тоже неплохо зарабатывает. Весьма. Не так, как Али, конечно, но уж точно никак не меньше Мажора. А сколько, кстати, самому Мажору-то лет? Две дочки у него вроде? Начальник управления, считай, топ-менеджер крупного столичного банка? Блин! Да он же Ингин ровесник, они ж как-то на пати обсуждали, что одного знака по восточному гороскопу! Просто я тогда не знал, что Инге – тридцать пять лет… О, Господи… Я прислоняюсь спиной к холодильнику и медленно сползаю жопой на холодный кафельный пол родительской кухни. Купленные в палатке кустовые гвоздики поникшим веником ложатся между кроссовками. …Я плачу вместе с мамой, но совершенно о разных с ней вещах… Мама с отцом – ровесники, отец даже моложе на год, ему сорок. Али – тридцать восемь. Гарри и Инге – тридцать пять. Гарри до сих пор стоит в фестлайне, вовсю мутит акции, планирует околофутбольные беспорядки. Они с Али и другими парнями так жгут по ночным клубам и на террасе, что стены, полы и потолки трясутся. Их любят друзья и боятся враги. …А потом, на следующий день, вечером, кто после работы, кто – после занятий в институте, мы с ними встречаемся на площадке и полтора часа гоняем в футбол, толкаясь, пихаясь и лупя друг друга по голеностопам так, что кости трещат. И самым большим грехом в команде считается убирать ноги от стыков. О возрасте там как-то никто и не думает. Ага. Не успеешь задуматься – снесут на фиг. Затопчут. Нет, Али иногда, безусловно, кокетничает. Типа, – старый стал совсем. Одышка, типа, замучила. Но все понимают, что это кокетство, и ржут, как подорванные… А их тогдашняя драка в пабе? …Я на секунду представил на месте Али своего отца… …Нет. Не хочется… …А Инга гоняет в самой успешной стрит-рейсерской команде Москвы, участвует в нелегальных ночных гонках, ездит на полулегальные драговые «схватки» в Питер, Красноярск и Нижний Новгород, каждый год мотается на чемпионат Европы по драг-рейсингу, зажигает танцпол на вечеринах, слушает ганста-рэп и отлично танцует рок-н-ролл. Интересно, какую музыку слушает в машине моя мама? В нее, в Ингу, безнадежно и – ведь совсем недавно! – влюблялся я сам, чьи – старые и совсем не понимающие ни меня, ни моих вкусов и интересов – родители всего на пять лет старше ее и на два года старше ее мужа, моего друга, с которым мне интересно и прикольно! Мне! Который сбегает из дому или с дачи всякий раз, когда к родакам приезжают их друзья, такие же как они – старые, скучные и неинтересные… Которые, при всем при том, как я сейчас понимаю, в принципе, – все ровесники Али – и почти ровесники Гарри Мажора! Звиздец… …Я просто не знаю, почему это все так… …Я понимаю, что вообще ничего не знаю и ничего не понимаю… …Встаю, аккуратно кладу цветы рядом с раковиной, целую маму в мокрую щеку и иду умываться. Надо ехать в Шереметьево, встречать Лиду. Время уже поджимает. Так, кстати, и не пообедал, блин… Ничего. По дороге что-нибудь в закусочной перехвачу… Или в самом Шарике, если время будет. А нет, – так и ерунда. Прорвемся на фиг… В первый раз, что ли? Самое главное – Лида прилетает… …И я клянусь себе, что никогда – никогда! – не позволю Лиде становится такой, как моя мама, в ее вечном переднике и с лучиками морщин. А себе таким, как мой отец, в его неизменных серых костюмах и полосатых, туго завязанных галстуках… Клянусь! И, насвистывая, сбегаю вниз по лестнице, во двор, к машине. На улице необычно для середины апреля тепло, солнечно и безветренно. Снег давно уже стаял, даже лужи просохли, и на сухом асфальте вечные девочки рисуют мелом свои вечные «классики». Хорошо бы такая погода простояла хотя бы до послезавтра. Послезавтра у нас – важнейшая игра с «Зенитом», вторым по «заклятости» клубом-вражиной после самих коней. Ты извини, Лида. Но если день рождения твоего папы приходится как раз на двадцать третье число, то тебе, кажется, придется туда идти без меня… Вот такие-то дела, красотка… Прыгаю в тачку, поворачиваю ключ зажигания, врубаю «Bloodhound Gang» и выруливаю в сторону Ленинградки… …Лида вылетела из таможенной зоны запыхавшаяся, раскрасневшаяся и жутко недовольная. Объятья Родины, блин. Сначала сорок минут в душной прокуренной очереди на паспортный контроль, потом тусклые тюремные глаза пограничников, потом еще полчаса в ожидании багажа, потом невозможность взять тележку без оплаты «услуг» носильщика, чтобы этот самый багаж самостоятельно вывезти. За границей от этих реалий как-то подозрительно быстро отвыкаешь, по себе знаю… А ей в этот раз пришлось много чего везти: подарки, зимние вещи, книг целую кучу, уже не нужных больше в Лондоне. Несколько сумок набралось, довольно объемистых. Приняла цветы, чмокнула в щеку, потащила к выходу. За нами, как привязанный, тащился «оплаченный» носильщик с совершенно гнусной жирной рожей. Подвез тележку к машине, перегружать вещи в багажник напрочь отказался, зато затянул песню о чаевых, типа, «у нас так принято, перед девушкой не позорься». Я посмотрел на него как на конявого перед дерби, он заткнулся и растворился в воздухе. Мы поехали. Лида первое время, правда, только дулась и смотрела в окно, но потом ничего, оттаяла. А день рождения у ее папы, как оказалось, на наше общее счастье приходится на двадцать второе, а не на двадцать третье. А потом я перетащил вещи в ее квартиру, пообщался, пока она принимала душ, с ее мамой, попил с ними с обеими чаю, проводил маму до дверей и, как-то неожиданно и очень естественно, остался у нее ночевать. Просто позвонил родителям, сказал, что останусь у ребят, а потом мы уедем к приятелю за город на дачу. И все. Я вообще-то, конечно, как-то не совсем так представлял себе свою первую ночь с любимой девушкой. Ну там, типа, – шампанское, вопли, сопли, безумие. А вот ни фига подобного! Все было очень тихо, радостно, светло, но – почему-то очень и очень спокойно и естественно. А потом она, замученная перелетом и всем остальным, уснула, а я завернулся в полотенце и долго курил на балконе, и мне почему-то совсем не было холодно… …С утра меня разбудил звонок дребезжащего на прикроватной тумбочке телефона. Я, сдуру и спросонья, схватился за трубку, совершенно почему-то забыв, где я нахожусь и кто может мне вообще звонить по этому номеру. – Да, – говорю, – слушаю. – Доброе утро, Данила, – отзывается трубка голосом Лидиного папы, – а Лида еще спит? – Угу, спит, – мямлю, – и вам доброго утра, Андрей Евгеньевич. – Ну тогда не буди ее, – вздыхает, – пусть отдохнет ребенок. А как проснется, пусть мне позвонит, нужно с ней кое-что уточнить по сегодняшнему вечеру, хорошо? – Хорошо, – бледнею, соображая, наконец, в какую подставу вляпался. – Вот и отлично, – говорит, – всего доброго. – До свиданья, – выдавливаю и опасливо поглядываю на сопящую на соседней подушке Лиду. Не проснулась, интересно? А какая, блин, думаю, разница. Все равно рассказывать придется… Ой, только бы не убила. И – ведь будет права, такое палево… …Однако, когда я за завтраком рассказал Лиде о случившемся, она только плечиками пожала и засмеялась. – Вот и хорошо, – говорит, – зато не надо ничего придумывать, как им преподнести, что мы какое-то время собрались вместе пожить. И если подойдем друг-другу, то это время может стать неопределенно долгим… – Умеете вы, – вздыхаю завистливо, – финансисты из хороших семей, эдак заковыристо выражаться. И при этом – очень точно формулируете… Она хохочет. – Да уж, не то, что вы, журналисты-словоблуды. Мне, может, вчера хотелось от тебя услышать, как ты меня сильно любишь, а ты вместо этого только пыхтел и краской заливался… – Это я сдерживался, – хмыкаю, – на сегодня речи берег. – Ну так расскажи, – заигрывает. – И расскажу! – смеюсь. …И, кстати, – рассказал. Но об этом уже вам знать – совсем не обязательно… …День рождения ее отца я, между прочим, выдержал просто как солдат, обязанный стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Компания ее родаков оказалась точной копией компании моих. Ну может, чуть постарше и потоньше, а так – все то же самое. Надо ее, думаю, с Али познакомить, с Гарри, с Депешем. С Ингой, в конце концов. Чтобы она могла понять, что все может быть совсем по-другому и что к сорока годам вовсе не обязательно становится тем, что почему-то принято называть «взрослым человеком». Потому что я для себя уже все решил. А значит, ей придется принять это мое решение. Или уйти. Как бы это не было больно для нас обоих… …На следующее утро после дня рождения я уселся за ее компьютер, написал материал в газету, загрузил на си-ди элистинские фотографии, а потом отвез все это в редакцию и поехал к парням «разминаться» перед футболом. Лида все поняла и не возражала. Она, по ее словам, слишком долго прожила в Англии, чтобы понимать, что девушка против футбола возражать не должна ни в ком случае. – Себе, – говорит, – дороже. У меня подружка, Сандра, из-за этого дела с бойфрендом рассталась, а у них уже к свадьбе все шло. Оба из хороших семей, красивые. Но когда она вопрос ребром поставила, что ему дороже, он долго мучился, но выбрал все-таки «Челси»… Ну и правильно, думаю. Я бы, наверное, – тоже «Спартак» выбрал. При такой-то дурной постановке вопроса особенно. Но говорить об этом Лиде, естественно, не стал… А вот на футбол идти вместе со мной она наотрез отказалась. – У каждого, – качает головой, – должна быть только его, исключительно его и никого больше, территория. И переться на эту территорию только потому, что ты любишь человека, который этой территорией владеет – праздное занятие. Так что, – иди, болей, пей пиво, дерись. Только береги себя, ты теперь не только себе самому нужен… В общем, – поцеловал ее и поехал. Правда, одним поцелуем, конечно, не обошлось. Но это, опять-таки, – наше с ней исключительно личное дело. Наше. Личное, Отвалите… …Другая фигня, что это «личное дело» у меня, похоже, просто на лбу было написано, когда я к парням в паб приехал. И почему у счастливого человека всегда такие глупые и сложные щщи? Надо бы как-нибудь потом разобраться… …А играли мы безобразно и сгоняли очередную тусклую ничейку, 1:1. Судья, конечно, тот еще маргинал оказался, но и самим свои моменты надо тоже реализовывать. Просто беда какая-то со «Спартаком» в этом году. Хотя какие-то проблески того, Романцевского, стиля, все-таки вроде как начали проявляться. Может, еще все и наладится? А с Питером нам уже следующую игру через неделю играть. На выезде. Правда, молодежным составом на Кубок Федерации, но – какая разница. Выезд в Питер – это всегда праздник. При любых обстоятельствах…
|
