Новый криминальный триллер, в лучших традициях жанра погрузит вас в атмосферу загадочных экспериментов, пугающих секретных лабораторий и чудовищных злодеяний прошлого. 6 страница

Когда дворняга, завидев гостей, отрывисто залаяла, старик отложил покоцаный колун, которым охаживал березовые поленья и подошел к воротам.

- Тихо! Тихо Кучум. Старый лешак! Вам чего мужики?

- Открывай ворота батя, – ответил Леха протягивая удостоверение. – Убери своего крокодила, и покажи, где тут проживал Руслан.

- А что он натворил чего? – усмехнулся дед, смачно высморкавшись в одну ноздрю. – Парень вроде спокойный.

- Отец, давай вопросы потом. Веди на место, ключи у нас есть, – поторопил Алексей.- Влад молчал.

- Ладно, ладно начальник, – откашлявшись заторопился сторож. – Сейчас только Кучума привяжу, а то ведь покусает стервец.

Старик поднял с земли стальной трос, с карабином на конце, пристегнул его к ошейнику собаки, ухватив ее за загривок, и намотав трос на толстый крюк от изолятора, вкрученный в заднюю стенку невысокой бытовки, открыл боковую калитку. Следователи прошли, и сторож повел их вглубь территории, прямо между рядами поднятых на зиму яхт.

Пройдя метров триста вдоль побережья неприветливо продувающей промозглой сыростью Онежской губы, они увидели обшарпанный дебаркадер, стоящий на якорях у причала. Его корма соединялась с сушей узким дощатым трапом.

- Вот там он и жил, – указал их проводник на плавучий дом. – Вон вход в его комнату справа по борту. Только поосторожней ребята, палуба после дождей совсем скользкая.

Молодые люди сухо поблагодарили провожатого, дождались когда он удалиться, и достав оружие, осторожно пробрались на судно. К Владу уже вернулось спокойствие и его знаменитое обыкновение рационально мыслить. У самых дверей он предупредил друга:

- Чтобы там ни было, я вхожу первым. Ты прикрываешь.

Прислонившись ухом к двери и выждав некоторое время, он аккуратно отпер замок ключом, полученным от Антона. Нырнув в полумглу заводил вокруг себя пистолетом.

Леха чутко осматривался, контролируя периметр вне помещения. Через минуту он услышал:

- Чисто. Можешь входить. Дверь прикрой на замок.

Леха вошел, разглядев у дальней стены силуэт друга.

- Вот он, – вполголоса сказал Влад, указывая на большой клепаный ящик в углу каюты.- Мы подобрались к самому дну!

Сыщик приблизился, затаив дыхание открыл сундук, и приоткрыв шторку небольшого окошка, начал доставать из него содержимое, внимательно осматривая каждую вещь.

- Карты Карелии, GPS навигатор, набор отмычек, газовая горелка, ружейные патроны, какие-то датчики…- перечислял он. А это? Вот! Похоже это то, что нужно. Давай присядем.

Влад достал толстую, со шнуровкой папку и присев на край сундука открыл ее. Над доброй сотней изрядно помятых листов, различающихся по формату и качеству бумаги, лежала потрескавшаяся черно-белая фотография. На ней была запечатлена семья из трех человек. Красивый, широкоплечий мужчина с суровым взглядом, крупным носом и темными волосами, зачесанными назад, обнимал одной рукой хрупкую кудрявую девушку. А между ними стоял маленький мальчик. На оборотной стороне снимка красовалась изящная надпись, нанесенная видимо чернильным пером: «Леонид, Людмила и Антон Кравец. Харьков 1985 г».

Отложив семейный фотопортрет, Влад взглянул на первый лист в папке. «Л.А.Кравец. Собственноручная рукопись», было написано на заглавии. Алексей встал поближе к свету и приготовился слушать. Влад перевернул страницу и начал читать.

 

 

****

 

Глава 4 Откровение

 

Мотивы, побудившие написать меня мою злосчастную историю, были настолько сильны, что я, даже несмотря на страх быть растоптанной, попади эта рукопись не в те руки, решилась написать ее. И хранила те события в памяти трепетно, день за днем, год за годом, выжидая, сначала сама не зная чего. В одном я точно была уверена: наступит момент, и я сумею обнародовать информацию о тех ужасных вещах, что творились в подземельях одной лаборатории.

И вот, наконец, после многих лет проведенных в этом клоповнике, среди убийц и умалишенных, ежедневно вдыхая вонь грязных тел и вонючих матрацев, наконец я у цели. Моя месть дастся мне дорогой ценой, я знаю, но бессильная ярость, глубокое отвращение и презрение к моим гонителям, сделали меня сильной, и я смогу расстаться с жизнью без сожаления. За нашу семью и друзей сумеет отомстить мой сын, и мир узнает о ядовитых гадах и о великом зле, живущем среди нас. Я Людмила Кравец приподняла завесу кошмара, мерзкую, кровавую вуаль, что скрывает от людей правду. Момент настал.

Все началось весной 1980-го года, когда нас с мужем особым порядком отозвали из Украины, где мы родились и жили.

Я тогда была худенькой, со смешными завитками двадцатилетней девушкой - молодой женой успешного ученого. А познакомились мы двумя годами ранее, в период, когда я еще училась в университете. Леонид уже был кандидатом на звание профессора в своем «НИИ микробиологии и иммунологии имени Мечникова» и иногда приезжал с курсом лекций, а мое обучение подходило к концу, пора было браться за дипломную работу. Я, застенчивая студентка, консультировалась у красивого шатена с благородным взглядом и с первого же дня влюбилась как наивная дурочка.

Господи, с какой же радостью я вспоминаю то время. Страсть между нами вспыхнула как порох, и по окончании моего обучения мы уже жили и работали вместе, а к концу 79-го расписались, скромно отметив женитьбу в кругу ближайших друзей и родственников.

Так мы начинали жить. Жили, как и все советские граждане. Вместе ходили на работу, занимаясь интересным делом, а в перерывах травили байки и шутили с коллегами. Мы умели радоваться малому и небольшой домик на окраине Харькова, оставшийся Леониду после смерти родителей, вполне нас устраивал. Помню по воскресениям, у нас собиралась большая компания. Мужчины устанавливали на бобину новенького, на ту пору магнитофона любимые пленки и садились за карты, в то время как жены рассаживались на кухне посплетничать. Так все сидели до глубокой ночи, а уходя прощались легко, зная что через неделю все свидятся вновь. Боже, слезы каменеют у меня на глазах, когда я вспоминаю дни нашей молодости. Как могли мы потерять все то, что было нам дорого? Какой момент оказался поворотным? Трудно сейчас по прошествии стольких лет найти ответы, да это никому и не нужно. Винить некого я ясно только одно: все было хорошо до поры, пока наша идиллически-размеренная жизнь не сменилась на нечто совсем иное, когда перед нами открылись новые, завораживающие горизонты.

Я запомнила тот день, как будто это было вчера. 14 мая 1980-го, как раз после праздников, к нам в институт заявились какие-то люди, и Леонид, обменявшись с ними несколькими фразами, был вынужден отложить работу и даже попросил меня выйти. Припоминаю, что я тогда здорово обиделась, потому что раньше у нас не было секретов друг от друга. А вечером у нас состоялся разговор. Речь шла о работе в новой, засекреченной лаборатории где-то в Центральной Карелии. По словам мужа, нас ожидала прекрасная перспектива, поскольку на новый проект были приглашены только лучшие специалисты со всего союза. Леонид говорил красноречиво и возбужденно, его глаза горели. Я все понимала. Большое доверие от государства, блестящая карьера, возможность получения льготного жилья по завершению работы и шанс поработать с элитой советской научной мысли, чего еще мог желать молодой, инициативный ученый? Его работы знают, его талант оценили на самом высоком уровне, и что самое главное, несмотря на секретность, получено разрешение взять меня с собой, хотя я на тот момент была лишь младшим научным сотрудником.

Всю ночь мы просидели на кухне, пили крепкий чай и рисовали себе светлое будущее, а на следующий день подписали все необходимые документы, в том числе подписку о неразглашении. Контракт был составлен предварительно на три года и среди всего прочего, в договоре особый акцент был сделан на то, что на весь этот период я должна была принимать специальный препарат, исключающий возможность забеременеть. Такой «прецедент» как было указано в договоре, был крайне нежелательным, поскольку предполагал отрыв от исследований. Что это за исследования и куда конкретно нас отправят, нам предстояло узнать по прибытию в Москву. Нам дали две недели на подготовку к отъезду, подкинув нужную легенду о том, как объяснять внезапную отлучку сослуживцам и родне. Эти последние дни нашего пребывания на родине были самими мучительными и душераздирающими, и хотя внутренне мы сумели себя перебороть и подготовить, все же прощание с родимой землей лично для меня было очень болезненным. Не стану я здесь об этом писать, слишком дороги мне эти воспоминания.

Первого июня мы прибыли в столицу СССР. Нас встретили и отвезли на какой-то подмосковный армейский полигон, для инструктажа. Помню, у меня в тот день ужасно болела голова, и муж то и дело встревожено всматривался мне в лицо. Знаю, я расклеилась тогда. Мне было не по себе, как будто мы стояли на краю пропасти, и был момент, когда я хотела схватить мужа за руку и сбежать. Наверное, это было то самое проявление пресловутого женского чутья. Что было потом, я уже плохо припоминаю. Нас проводили в высокий, просторный ангар, через широкие окна которого просматривалась вертолетная площадка. На ней находились три вертолета, МИ-8 кажется.

Оказалось, мы были последними кого ждали. В помещении был развернут мобильный штаб, а на поставленных вразнобой металлических скамейках сидели люди. Помимо нас, в новый проект пригласили еще одиннадцать человек, среди которых обращали на себя внимание двое бородатых, со светлым оттенком волос мужчин, как потом оказалось, шведские ученые-энергетики.

А по середине, за широким секретарским столом, восседали четверо военных и еще двое людей в гражданской одежде. Сбоку от них, на высоком, передвижном стеллаже, была раскатана крупномасштабная карта Карелии, с нанесенными штабным карандашом пометками.

Один из тех, что был при погонах и выглядел постарше остальных, встал и поприветствовал всех присутствующих, а затем последовала краткая и без отступлений, насыщенная военной строгостью и патриотизмом речь. В своем обращении он поблагодарил всех нас за согласие потрудиться на благо нашей страны, призывал к нашей стойкости и терпению в связи с предстоящими лишениями, и еще раз вежливо, но с металлом в голосе напомнил про нашу скромность.

Затем слово было передано штатскому. Его представили как начальника по вопросам безопасности и одного из кураторов проекта на самом объекте. И если выступающего первым я сейчас и не вспомню, то образ этого дьявола надолго врезался в мою память. Он казался живой реинкарнацией самого Гейдриха.* Высокий, слегка сутулый, с бледной как у больного младенца кожей, ледяной взгляд злых, бесцветных глаз и отвратительная усмешка - вот каким я впервые сумела рассмотреть Альберта Краца, нашего начальника охраны.

И снова я почувствовала тогда неладное, словно предчувствуя большие беды, которые обрушаться на нас из-за того, что мы связались с этим человеком. Если бы я знала, чем обернется для нас это знакомство, я бы никогда не села в эти проклятые вертолеты.

Но вот представившись он заговорил, и однако голос его не вызывал отторжения, наоборот, незыблемое спокойствие и вкрадчивость оказывали почти гипнотическое действие. Он предупредил нас о том, что как только он начнет раскрывать ту информацию, которая является секретной, дороги назад уже не будет (а была ли она уже тогда?) и те, кто по каким то причинам передумал, вправе еще отказаться от кампании без ущерба для своей репутации и карьеры. Все промолчали, и он посвятил нас наконец в суть проекта.

Итак: В глухих дебрях Карельских лесов, глубоко в подземной пещере, найдено невиданное доселе вещество с неопределенным составом и неизученными свойствами. Доисторический, первородный организм. Вещество крайне раздражительно реагирует на внешнюю среду и погибает при попытках выноса его на поверхность. Биологическая структура стенок и микроклимат внутри пещеры является для него естественной питательной средой, которая видимо, не изменилась с развитием эволюции. А пока же, на месте где будет производиться добыча и исследование вещества, интегрированы подземные модули с независимой, автономной энергосистемой. В них находиться самое современное оборудование и вся необходимая инфраструктура для проживания. Собственный мини-госпиталь при необходимости может принять до десяти коек. Нас транспортируют туда в течение нескольких часов, высадят и проводят внутрь ночью, так как по условиям контракта мы не должны знать или догадываться о точном местонахождении. Примерный квадрат нашего назначения нам указали на карте.

Мы слушали все это раскрыв от удивления рты, и я видела, как в глазах ученых разгорается блеск научного энтузиазма. Мне был знаком этот блеск, ведь я часто наблюдала его у Леонида, когда он, сидя у себя в лаборатории, пытался постичь новые ветви неизведанного, засиживаясь допоздна и питаясь одними бутербродами. И я отлично понимала, о чем он в тот момент думал: вот он реальный шанс по настоящему проявить себя, вот возможность сделать что-то важное для своей страны, а может и для всего мира. Мой муж, как и все мы жестоко ошибался.

Остаток дня специалист в области охраны труда и человек ответственный за снабжение, провели вводный инструктаж по поводу возникновения чрезвычайных ситуаций и правилам внутреннего распорядка на «объекте». Рассказали о сроках доставки провизии. Так мы узнали, что раз в месяц нам будут доставляться свежие продукты, а также индивидуально оговоренные заказы и пожелания, скажем, кто-то захотел побаловать себя эскимо или выписать новый номер любимого журнала. Затем, когда все члены комиссии выступили, нам дали немного свободного времени на перекур и личные надобности. До отправки оставались считанные минуты.

Нас разделили на три группы, и мы поднялись на вертолеты. Во время полета меня снова накрыла головная боль, и упругий треск вращающихся лопастей лишь усиливал ее. Сам перелет показался мне очень долгим, и в то время как Леонид сосредоточенно высчитывал будущее место конечного пункта, пытаясь просчитать скорость летной машины и сопоставить его с затраченным временем, я изнывала от пульсирующей в висках боли и шума, и к концу нашего воздушного путешествия оказалась совершенно разбитой.

Наконец мы приземлились. Наша группа спустилась на землю, и я с удовольствием вдохнула прохладу ночного летнего леса. Боль и треволнения потихоньку рассеялись, отступая перед благодатью северной природы. Все осмотрелись. Оказалось, мы сели на вырубленной площадке у подножия высокого кряжа. Эта своеобразная посадочная платформа представляла собой разработанную, ровную поверхность, очищенную от криволапых сосен, путем спилки их под корень и выровненную наваленным еловым лапником.

Вокруг нас, куда бы мы ни взглянули, были сплошные холмы, утыканные могучими соснами и причудливыми, карликовыми елочками. Мне сразу представилось, что дремучие леса из детских сказок, должно быть выглядят именно так.

И снова все припоминается мне совершенно четко, словно ответственные моменты моей судьбы нарочно отложились в самом потаенном уголке моего сознания.

Да, светила холодная, бездушная луна, освещая этот лесной своеобразный котлован, в самом центре которого были посажены наши вертолеты. А в стороне от всех я. Поднялась немного на холм и теперь наблюдаю за всеми. Вот мужчины помогают друг другу накинуть тяжелые рюкзаки с провизией и отходят на безопасное расстояние, позволяя пилотам снова поднять в воздух свои машины. Три огромные, железные птицы шумно взмывают ввысь и скрываются за нависшей линией горизонта, оставляя нас наедине с природой в диком, почти первобытном краю.

Нашим проводником оказался этот неприятный тип Альберт Крац. С самого начала он довольно грубо попросил меня спуститься. Подозвав всех нас, он попросил не расходиться во время нашего перехода до «объекта». Идти мы должны были строго друг за другом, и за соблюдением данного указания должны были проследить взявшиеся неизвестно откуда двое угрюмых мужчин. Крац представил их как своих помощников. Я догадалась, к чему были все эти предостережения. Хотя пик белых ночей, какие бывают в это время на севере, еще не начался, все же было довольно светло, а это повышало риск того, что мы сможем запомнить особенности местного рельефа, что в свою очередь противоречило условиям наших контрактов. Но никто ничего подобного сделать и не пытался. Мы спокойно направились к конечной цели, опекаемые нашими бдительными стражами.

Идти пришлось около часа, причем продвигались мы не по тропам, каких здесь видимо вообще не было, а что называется напролом, через бурелом и валежник. Крац – головной в нашей группе, несколько раз внезапно менял направление, запутывая нас все больше.

По мере продвижения местность начала меняться. Лес поредел, и все чаше стали появляться огромные камни, и скалистые лбы с округлыми уступами, на которых росли странные, изогнутые деревья, казавшиеся в полутьме ночного леса хищными фигурами мистических чудовищ.

Наконец мы подошли к подножию высокой горы, и обогнув ее примерно вполовину, уперлись в выпирающий прямо из склона массивный валун.

«Здесь находиться главный вход господа», - усмехнулся тогда Крац.

С этими словами он подошел к этому выступу, и нашарив сквозь облепляющий стену горной породы мох кнопку замаскированного микрофона, произнес несколько негромких слов.

Тотчас округлая часть валуна отделилась от горы и полоска света, бьющего казалось из самых недр, очертила границы потайной двери.

Все переглянулись, а Леонид взял меня за руку. Дверь открылась во всю ширь, представив нашему взору длинный, резко уходящий вглубь тоннель, освещенный красным аварийным светом. Мы зашли внутрь.

То, что представилось нашим глазам потом, поражало воображение, и никто не в силах был этого скрыть. Каменный коридор сначала уходил все время вниз, затем стал постепенно уширяться и после пятиминутного спуска, нам открылась потрясающая картина. Тоннель заканчивался выходом на массивное каменное плато созданное естественным образом самой природой. Как огромный березовый кап, крепилась эта широкая площадка к почти отвесной стене просторной пещеры, на высоте почти пятиэтажного дома. Внизу по всему периметру стояли направленные вверх прожектора, освещая пещеру по самые своды.

А прямо под нами стояло то, что бесспорно можно было бы назвать чудом инженерной мысли. Если представить себе крошечный городок, помещенный в жерло потухшего вулкана, то именно так, в целом, можно обрисовать возникшие у меня тогда ассоциации. По сути, это был жилой квартал, мастерски наложенный, словно на рисунке гениального творца, на внутренний ландшафт пещеры.

В металлических, контейнерообразных модулях, горел розоватый свет, а из боковых как жабры акулы отверстий строения установленного отдельно от основной группы и стоящего особняком, пробивался белый дымок. Кто-то шутливо предположил, что там готовят праздничный ужин, по случаю нашего прибытия и оказался частично прав. Это был жилой корпус, а тот самый дымок, результат работы кухонных вытяжек.

Первым делом нас проводили туда и накормили. Затем один из двух сопровождающих нас помощников Краца зачитал список закрепленных за каждым членом группы боксов, объявив, что до полудня мы свободны и можем потратить это время на обустройство и отдых. Нам выдали ключи и проводили в жилую зону. По пути мы с мужем познакомились со своими ближайшими соседями по нашему корпусу «Д», расположенному несколько в стороне от других корпусов. Десятый бокс заняли те самые шведы. Говорили на русском смешно и коряво, но мы поняли, что они будут заниматься энергообеспечением «объекта», совместно с еще двумя инженерами. Кроме того, нам удалось уяснить, что они уже имели отношение к созданию «объекта». По их проектам была разработана целая система автономного питания.

Ну а наше жилище представлял бокс №9.

Боксом здесь называли жилые комнаты, представлявшие собой стандартные помещения с низкими, утыканными пожарными датчиками потолками и металлической входной дверью. Окна отсутствовали. И поскольку смотреть было не на что, на противоположной от входа стене были закреплены огромные, наподобие современных фотообоев плакаты, как оказалось позже в каждом боксе разные. У кого-то было изображено скалистое побережье неизвестного моря, а у кого-то просторы полей со стогами во время покоса. Нам же досталась такая картинка из жизни: Тихое озеро во время заката. Заходящее за горизонт солнце освещает края двух островов, разделенных узким проливом. И в этот пролив направляется длинная лодка-карелка. Ею правит сидящий на корме человек, держащий в руках короткое весло.

Наверное, так и жили древние поморы или вепсы не знаю…

Внутреннее убранство комнаты, представляли собой две раздельно стоящие алюминиевые кровати, которые мы тут же сдвинули в общую. Они были оборудованы рундуками для хранения постельного белья. Ближе к входу, узкая дверь-гармошка, наподобие тех, что устанавливают в троллейбусах, открывала проход в туалет, с железным как в поезде унитазом, такой же раковиной и довольно ущербной душевой кабинкой. Остальная часть комнаты, была обставлена навесными открытыми полками, для хранения всяческих мелочей. Ну и стол, похожий больше на столярный верстак, входил в широкую стенную нишу, был украшен тремя выдвижными полками и П-образным светильником с гибкой телескопической ножкой и с неизвестной мне лампой.

Я валилась с ног от усталости и впечатлений, а Леонид, постоянно старавшийся меня подбодрить, в конце концов, сам утомился. Поэтому, побросав свои сумки и наскоро умывшись, мы легли спать.

Ближе к полудню, когда мы еще дремали, нежась под шерстяными одеялами, нашу семейную идиллию грубо прервал голос Краца, раздавшийся из подвесного динамика внутренней связи.

«Всем сотрудникам, через час прибыть ко входу в главный корпус! Повторяю, всем прибыть к главному корпусу, через час», - призывал он. И внезапно:- Кравец Людмила, оставаться в боксе. Вас проводят на медосмотр».

Немного растерявшись, я наскоро приняла душ и стала ждать. Муж завернулся в одеяло, досыпая положенное. Через несколько минут к нам постучали, хотя вообще двери открывались от выданных индивидуально специальных, электронных ключей. Изнутри дверь открывалась как самая обычная. Я отворила. На пороге стоял сам Крац. Прикрыв за собой, я вышла в коридор.

«Прошу вас следовать за мной. Это не займет много времени»,- холодно сказал он.

Я не стала задавать вопросов, так как догадывалась о цели моего посещения. И все же легкое недоумение, наверное, явно выражалось на моем лице, потому что, с секунду помедлив, он добавил:

«Если вы внимательно читали условия контракта, то этот вызов не должен быть для вас неожиданностью».

При этом он так странно и как мне показалось пренебрежительно, взглянул на меня, что мне стало неуютно и жутко, как если бы я встретилась взглядом с коброй. Тогда я не сразу поняла, что значил этот взгляд, но позже мне все открылось. Да, он с самого начала относился ко мне как к ненужной обузе. Глупая овечка, девчонка, увязавшаяся за мужем, неопытная, наивная дурочка на которую нужно тратить средства и время, вот кем была я для него.

Вопреки тревожным ожиданиям, медосмотр не стал испытанием, и встреча с врачом подарила мне нового друга. Сибирячка Лидия Орлова оказалась не только первоклассным специалистом, но и прекрасным человеком. На тот момент ей было 34 года, и на ближайшие одиннадцать месяцев Лидия стала мне кем-то вроде старшей сестры. Мы как-то сразу подружились, потому что ее мудрость и острый ум, удивительно сочетались с веселостью и добродушием. Полненькая, курносая, с удивительно живыми и добрыми глазами, к таким людям тянешься сразу.

У нее конечно уже сложилось собственное мнение об «объекте».

«Людочка, не забивай голову,- говорила она, отвечая на мои треволнения. - Я здесь уже две недели, а в некоторые корпуса меня даже не пускают. Ну и ляд с ними! Я в эти дела не лезу, а просто делаю свою работу. И ты делай свою…».

Она провела ряд тестов, на раннюю беременность и общее обследование. Затем, составив специальный рапорт, выдала мне на руки месячную дозу новейшего препарата, почти полностью исключающего возможность оплодотворения, при условии правильного применения.

«У меня было немножко времени на то, чтобы изучить этот препарат. Он достаточно безопасен. Главное принимай вовремя»,- подбодрила меня моя новая подруга.

Таким образом, одно из главных условий моего контракта было выполнено.

А теперь я перехожу к самой важной части моего рассказа. В тот же день, за завтраком, мы наконец все познакомились. Вот полный список участников проекта: Молодой и веселый Йонни Оберг и его старший товарищ Арвид Эк - физики из Лундского университета. Прибыли, как я уже упоминала, заниматься техническим обслуживанием системы энергообеспечения модулей, к слову сказать, одной из самых передовых в мире, работающей на ядерных топливных элементах. К ним в помощь приписали двух наших инженеров Олега Нифагина и Эдуарда Радюкевича. Сергей Новак, Вадим Утилин и Геннадий Тропарев были доставлены из далекой Якутии, где работали в «Институте горного дела Севера». На их плечи легла работа по изучению внутренностей горы. Константин Раев – наш радист. Немногословный и скромный. Борис Мажаров, с которым мой муж и я сдружились больше чем с остальными, Генрих Эйлер ученый с немецкими корнями и Георгий Вадбальский – доценты из медицинского факультета Московского университета. Таким образом, мы с мужем, затем Лидия Орлова, обладавшая первоклассным опытом в разных сферах медицины, включая военно-полевую хирургию, и эта тройка московских ученых, была объединена в рабочую группу по изучению вещества.

Итак, включая Альберта Краца, его двух вооруженных до зубов помощников, общаться с которыми нам не разрешалось и карельского повара Михаила Байдина, умевшего приготовить отличный обед всего из нескольких продуктов, внутри горы одновременно находились восемнадцать человек.

После завтрака, когда все вновь прибывшие прошли в свою очередь через кабинет Орловой, нас повели к «источнику».

Проход к этому тоннелю располагался в самом освещенном углу пещеры, у западного свода. Там, испещренный глубокими трещинами уступ, резко обрывался в глубокую пропасть.

Спуск вниз, производился при помощи усиленной шахтерской клети, причем за раз, можно было забрать не более двенадцати человек.

Мы с Леонидом спускались в первой группе, и по мере того как мы углублялись на нижние ярусы обрыва, стали замечать, как удивительно меняются стенки окружающей нас горной породы. Метрах на пятнадцати ниже уровня пещеры они стали приобретать, яркий, цветной окрас. На причудливых выступах появились светящиеся в темноте лоскутки какой-то странной, как будто живой материи.

Сережа Новак - опытный спелеолог, изумленно качал головой.

«Просто неизвестный науке, фосфорицирующий гриб. Это не то о чем вы думаете»,- пояснил сопровождавший нас Крац.

Наш подземный лифт вскоре остановился. На вбитом в скалу столбике стояла отметка -52. Но не на нее мы смотрели, а на странный, мерцающий дым, заполонявший узкий тоннель. За ним угадывалось пространство. Дождавшись остальных и пройдя вперед еще несколько метров, мы увидели то, за чем прибыли.

Могучие колонны, растущие как сталагмиты сверху вниз, торчали из-под свода огромного грота и светились тусклым, оранжевым светом. Поразительное вещество, имевшее этот окрас, пульсировало, и все переливалось на этих исполинских опорах, заставляя присутствующих раскрывать пошире глаза и рты. Чудное, завораживающее зрелище! Островок фантастики в привычном для нас мире.

«Господа, готовьте ваши лаборатории и с завтрашнего дня приступайте к исследованиям…»,- не замедлили последовать строгие наставления, нашего начальника безопасности.

Так мы узрели то, из-за чего наши судьбы оказались подорванными. Страшный сценарий, уготованный каждому, вступил в силу.

 

 

Нет смысла подробно описывать весь ход наших исследований, такой пересказ растянулся бы на несколько сотен страниц. Важно только то, чем все это закончилось.

Мой муж Леонид возглавил рабочую группу. Несколько месяцев тщательнейших изучений, и мы стали понимать, что представляет собой это вещество. РГД-52 или «регенеративный домен» как мы его прозвали, приписав ту самую отметку о глубине его нахождения, являл собой универсальный, обладающий уникальными свойствами организм, способный паразитировать в любом живом организме, после введения или попадания его непосредственно в кровь, причем во втором случае достаточно было даже небольшой ранки.

Мы выяснили, что вводить РГД-52, необходимо было не позднее 15-18 минут после взятия образца из пещеры, что делалось, кстати, с величайшей предосторожностью, в специальных костюмах и при помощи собственноручно разработанных приспособлений.

Если данное условие не соблюдалось, культура неизменно погибала.

Постепенно нам удалось выделить чистый штамм, и мы приступили к опытам над животными. Эксперименты с мышами показали, что прямое введение РГД-52 незамедлительно после сбора, давало стопроцентную адаптацию его к организму хозяина. И наоборот, грызуны погибали, если культуру передерживали в неестественных для него условиях.

На какое-то время мы оказались в тупике. Мы разработали технологию сбора организма, изучили его свойства, но не могли вывезти его за пределы нашего объекта, не погубив. Попытки смоделировать идентичную месту сбора микрофлору искусственным путем, оказались безуспешными. В наше время таких технологий еще не существовало. Варианты заморозки РГД, погружению его в различные растворы или вакуум, также не увенчались успехом.

Тогда мы предположили, что остается возможность перевозить вещество прямо внутри носителя, как в биологическом контейнере.