ПОВЕДЕНИЕ, ОСНОВАННОЕ НА СОБЛЮДЕНИИ РИТУАЛА

Ритуал — неотъемлемая часть образа действия серийного убийцы — проявляется либо на месте преступления, либо раскрывается убийцей в признании перед полицией. Этот ритуал — повторяющаяся, доступная выявлению модель, благодаря которой все преступления становятся в принципе похожими, ее не в силах изменить даже сам убийца. Она образует основу личности серийного убийцы. Эту модель, хотя бы в общих чертах, можно наблюдать задолго до того, как преступник совершит свое первое убийство. Ритуал служит серийным убийцам в качестве поведенческого скелета, что очень напоминает насекомых: он обеспечивает архитектонику фантазиям и придает структуру жестокости, заполняющей их сознательное существование.

Часто бывает, что, прибыв на место преступления, следователь обнаруживает, что с жертвой обращались ритуальным способом — путем обезглавливания, уродования или сексуального насилия в той или иной форме либо погребения после убийства.

Иногда убийства кажутся случайными, до того момента как преступник сделает признание и полиция увидит элементы ритуала, которые свяжут все преступления воедино. Убийцы могут снимать страдания своих жертв на фотопленку или видеокассету, запечатлевая крики боли, мольбы о пощаде или держать жертвы по многу дней за решеткой, прежде чем убить. Ритуал можно усмотреть в способе поимки добычи или в методах, используемых убийцей. Тед Банди обычно притворялся больным или покалеченным, играя на желании невинных девушек помочь этому явно очаровательному, симпатичному, располагающему к себе мужчине Леонард Лейк, совершивший самоубийство в комнате для допросов в Сан-Франциско, снимал на камеру ритуальные пытки, которым подвергал своих жертв Бобби Джо Лонг часами катался со своей жертвой на машине, словно у него было свидание, прежде чем убить несчастную и выбросить тело. А Гэри Шефер разыгрывал с каждой жертвой ритуал убийства камнем своей старшей сестры.

Исследователям удалось установить, что ритуал — примитивен; это поведение существа, не имеющего навыков цивилизованной человечности. Его действия напоминают работу примитивной нейропсихологической цепи, которая непрерывно выстреливает, систематически подстегивая сама себя. Эта поведенческая модель — результат деятельности происходящей в лимбический области мозга и в гипоталамусе. Существует некий примитивный образ, в который серийный убийца как бы входит во время этих эпизодов. Данный образ является частью его личности, но преимущественно фиксирован на отчаянной потребности в удовлетворении почти звериных инстинктов. К сожалению, это явление обнаруживает себя в форме жестокости по отношению к другим людям.

По сути, ритуальные убийства принадлежат спирали деградации, постепенной потере контроля, которая могла начаться у человека в возрасте восьми. девяти, десяти лет. Когда удается целиком и полностью проанализировать и описать ритуал — а для этого требуется провести с серийным убийцей много часов, завоевывая его полное доверие, делая скидки на непоследовательность и провалы в памяти, — он оказывается суммой детского восприятия различных ужасов, помноженной на хронически ущербное физическое состояние. Он оказывается моделью выживания человека с совершенно неразвитыми каналами для сглаживания таких эмоций, как страх, страсть и гнев, в результате чего индивидуум живет, подчиняясь им, как будто существует в околоплодной жидкости, варится в аморфном воображаемом мире бесструктурного сознания, лишенном логики и социального порядка. Ритуал преступлений является внешним проявлением страха и ненависти. пульсирующих и взрывающихся внутри самых примитивных частей тяжело пораженного мозга убийцы, его психики и души.

В момент совершения преступления убийца воспринимает ритуал в форме морализаторской пьесы. Ритуалы имеют внутреннюю цель и методологию, доступные интерпретации после того, как убийца оказывается за решеткой. Ритуалы имеют свою тему, а жертвы в понимании убийцы — архетипические символы. Так Генри Ли Люкас снова и снова убивал свою мать. Всякий раз, когда на его пути встречалась женщина, которая пыталась его завлечь или бросала вызов она неминуемо становилась жертвой. Чарльз Мэнсон был убежден — человечеству необходимо услышать его параноидальное сообщение; в нашей недавней беседе, состоявшейся в отделении для смертников в Сан-Квентине, убийца поведал мне, что большинство обитателей этого отделения убеждены. они являются воплощением Иисуса Христа или Антихриста и выполняют посланное свыше приказание развязать войну против общества Основное переживание Чарльза Мэнсона сегодня — то, что он убил недостаточно много людей. Он не смог сформулировать свою мысль предельно ясно и упорно напоминает каждому, кто согласен слушать, что является отражением общества, так же, как и его преступления Мэнсон учил Тэкса Уотсона, формального лидера своей «семьи», что убийствам Тейтов и Ла Бьянка следует придать как можно более хаотичный характер чтобы общество поняло «шурум-бурум» - апокалипсический хаос — уже начался.

Структуру ритуала, опирающуюся на тотемные объекты, можно наблюдать у большинства нормальных. совершенно здоровых детей. У малышей бывают особые одеяла, под ними так удобно сосать палец или мятные конфетки, без которых они не идут спать. Постепенно дети теряют интерес к этим предметам, на смену им приходят другие. Взрослые обычно имеют любимую одежду — платья, пижамы или иные вещи, олицетворяющие комфорт. Получаемое от них удовольствие приобретает интеллектуализированную окраску. В этих обыденных предметах нет никакого особого волшебства, они не обладают никакой магической силой. И хотя у людей бывают «счастливые» ручки, используемые «на счастье», для подписи важного контракта или договора, в отношении к ним также привнесен интеллектуальный элемент.

Однако серийный убийца — совсем другое дело. Тотемы, которые он использует в своих ритуалах, обладают властью над ним. Они являются ощутимыми воплощениями сил, побуждающих его к действию и удерживающих в своем владычестве: это объективные формы его галлюцинаторных метафор, придающие ритуалу определенную структуру. Зависимость от ритуала и связанных с ним тотемов четко просматривается в предпоследней фазе состояния убийцы, эта зависимость сохраняется гораздо дольше, чем у нормальных люден, давно утративших потребность в личном ритуале и особых тотемах.

Наличие таких ритуалистических фантазий и привязанность к тотемам, хранение предметов, принадлежавших потенциальным жертвам или взятых с вероятных мест преступлений, является признаком того, что человек, не совершавший убийства, задействован в ритуале, который может когда-нибудь претворить в явь. Подобным мрачным сценариям всегда бывают свойственны извращенные значения, известные только автору. В ритуале сплетаются мотивы вожделения, гнева, суда, объектом которых становится враг, возмездие над демонами — они всегда подвергают его гонениям, доминирование над не другами и приверженцами, покорение невинных, извращение сущности добра и зла, творческий дух, потерпевший фиаско, андрогиния и финальная стадия бессилия индивидуума. Затем происходит скачок в депрессию, когда прокручиваются зрительные образы прошлого, мрачные страхи терзают серийного убийцу, довлея над ним и вынуждая вести себя сообразно принятым нормам. В своем сознании и в действительности убийца разыгрывает монтаж первичных импульсов, заново переживаемых обрывков родовой памяти, гормональных сигналов ущербного или извращенного сексуального влечения и использует в своей деятельности непосредственную жертву, пребывающую в состоянии беспомощности, — она обеспечивает ему возможность держать общество в страхе.