Июня. Спа-отель Мерису. 9 страница

 

– Вижу, – мрачнеет Гарри. – Я уже с кем положено созвонился, пока ты с парнягами говорил. И с флинтами, и с апельсинами, и с юнион. Будем мутить общак, по-любому. На следующий год – все приедут, даже гладики подписались, всей основой, без понтов и без дураков. Тогда и посмотрим…

 

Сержант Саня делает вид, что ничего не слышал.

 

Видно, что он на нашей стороне, и я его хорошо понимаю.

 

Служба.

 

Али тоже замечает эту фигню и хлопает Саню по плечу.

 

Тот улыбается.

 

– Сань, – просит Али, – ты ребятам помоги, если что. Видно, что вы нормальные мужики все, включая летеху. Мы, поверь, в долгу не останемся…

 

Саня кивает.

 

– Вы, – смеется, – самое главное, на следующий год городишко наш с землей не сравняйте. Какая-никакая, а все-таки Родина…

 

– Не переживай, – смеется в ответ Гарри. – Мы, в принципе, народ безобидный. Так, обучим кое-кого правилам хорошего тона, не более. Самим, небось, эта гопота поперек горла стоит…

 

– А то, – морщится Саня. – Еще этот, бай наш гребаный, половину Чечни сюда вывез, урод. Типа, братья они калмыкам. Ага. Братья. Кому, может, и братья, а я к этим «братьям» уже три раза в командировки мотался. А лейтенант – пять. Так ему уже здесь, на родине, постоянно угрожать начали, он даже семью в Астрахань перевез. А куда денешься, дочка маленькая, жена молодая. Как бы сам вслед за ними не перебрался, он у нас как батя, хоть и одногодок почти. Да что там говорить…

 

И рукой машет.

 

– Да, – кивает Гарри, – тут уж – не до футбола…

 

– А на футболе, – мрачнеет Саня, – другие работать будут. Наш отряд туда хрен направят. Так что вы там тоже… поосторожнее…

 

– Не переживай, – успокаивает его дядя Володя, – как-нибудь разберемся. Ты, самое главное, – ребятишкам помоги, если что. Одни здесь останутся…

 

– Да что бы не помочь? – жмет плечами сержант.

 

На этом и расстаемся.

 

Саня еще мать хочет навестить, вместе с Майором и Волчком, поговорить немного. И о наших раненых, чтоб присмотрела, и о своих каких-то делах, видимо. До гостиницы, говорит, сам потом доберется.

 

Ну нам-то это только хорошо, как раз для Никитоса место в джипе освобождается. А вечером, в гостинице, я уверен, у дежурящего там ОМОНа появятся корзины с отличной едой и ящик-другой самой лучшей водки или коньяка, которые только есть в этом сраном пердяевском городишке.

 

Али умеет платить по счетам.

 

И – никогда ничего не забывает.

 

Ни плохое, ни хорошее.

 

Такой человек…

 

…Мы садимся в машину и отправляемся пить пиво.

 

Парни-то более-менее в порядке, а мне почему-то совершенно дико хочется спать. Будто песка в глаза насыпали.

 

Водителю Жоре, думается, – то же самое.

 

Ну оно и понятно.

 

Эти-то двое – на «допинге».

 

Понимаю, хоть и осуждаю…

 

Хотя кто я такой, чтобы их осуждать?

 

Да и посрать им, похоже, честно говоря, на все мои осуждения…

 

... Мысли путаются, и я опять засыпаю…

 

…Прихожу в себя перед гостиницей.

 

Гарри заботливо провожает меня до номера и отправляется обратно в машину, ехать в пивной бар.

 

О как, думаю, они за меня все решили…

 

Типа, – старшие…

 

Хотя, может, оно и правильно?

 

…Ближе к вечеру парни меня разбудили, и мы направились в сторону стадио.

 

Пешочком, благо недалеко.

 

В «пазике», который за нами прислал фан-клуб места на всех, естественно, не хватило, и Мажор сам лично отобрал «пешеходный моб» из тех, кто, по его мнению, мог за себя постоять.

 

Нехилый, кстати, такой мобчик получился, человек двадцать.

 

Али в эти дела не вмешивался, тут он Гарри полностью доверял.

 

Кстати, Гарри по дороге рассказал, что его окна выходили прямо на какой-то местный парк, в котором каждые несколько минут вспыхивали разрозненные стычки между отдельными мелкими группками наших и местных.

 

Сам он решил не вмешиваться, если даже нашим и доставалось.

 

А что?

 

Все – люди взрослые, все предупреждены о том, что случилось. И если кто-то, несмотря ни на что, хочет поискать себе приключения, – это их право.

 

Большая, так сказать, и светлая личная жизнь.

 

Он-то, Гарри, тут причем?

 

Он топ-бой, а не нянька, сопли всем подряд подтирать…

 

…До стадиона добрались почти без приключений.

 

Местные, разумеется, пару раз пытались заряжать что-то типа «Москва-пидорас», но мы не реагировали.

 

А прыгнуть, глядя на сплоченную группу крепких парней, они, по-видимому, просто не решились.

 

Нацмены, что с них взять, порода такая.

 

Прыгают только тогда, когда абсолютно уверены в успехе.

 

А так – ни-ни…

 

…Молодых на входе на сектор шмонали жестоко. Даже в жопу, говорят, заглядывали в прямом смысле этого слова.

 

Трусы снимать заставляли.

 

Искали файера и прочую пиротехнику, ну-ну.

 

По ней еще вчера с другими местными ментами молодняк договорился, денег дал, и теперь она прямо на террасе в строго оговоренном месте лежала. Они, хоть и молодые, но не идиоты же.

 

Не первый раз на выезде, порядок знают.

 

Меня же Али протащил в «зону обыска для взрослых».

 

Сказал, что я с ним.

 

Так там вообще все гуманно было, только карманы вывернуть попросили да по брюкам похлопали.

 

Детский сад, блин.

 

Единственное, кому досталось, – так это пьяным.

 

Заперли в сортире, и все дела. Так там весь матч и проблудили, в собственной блевотине.

 

Но это, чего уж там, – правильно, я так думаю.

 

Ты сюда для чего приехал – команду поддерживать или за шиворот соседу блевать?

 

…А шиза на секторе была просто сумасшедшей!

 

Мы с Гарри вывесили черно-желтую «имперку» нашей бригады, были и баннера некоторых других известных фирм.

 

А я и не знал, что парни приехали!

 

Прошелся по сектору, встретились, пообнимались на радостях.

 

Поуворачивались от летящих в сторону нашей террасы булыжников, куда ж без этого.

 

…И – началось.

 

Наш сектор, всего-то человек триста, начисто переорал и перепел на фиг весь их стадион, а наша команда впервые в сезоне победила в чемпионате России!

 

Полная победа!

 

А какое файер-шоу молодые после первого гола устроили!

 

Красота!

 

Уровень боления фанатов Великого Клуба, без казяв!

 

После матча добрались на ментовском «пазике» до гостиницы, заперлись в номере у Гарри, крепко выпили водки, пошли, побратались с дежурившими парнями-омоновцами и завалились спать.

 

Разговор, правда, под водку получился почему-то совершенно никакой.

 

Обо всем и ни о чем.

 

Даже вспомнить не о чем.

 

Обидно, я уже как-то привык к совершенно другому уровню общения.

 

Ну да ладно.

 

Не каждый раз башню грузить, в конце-то концов…

 

Можно и передохнуть немного.

 

О футболе, о бабах…

 

…А так – только один момент запомнился, в самом конце, когда я спросил у Али, почему они с Гарри всего по сто баксов парням на общак дали.

 

Ну там, в больнице.

 

Для них ведь это – совершенно не сумма, они за иной вечер в разы больше пропивают, сам видел.

 

Ответил, правда, не Глеб.

 

Гарри.

 

– Понимаешь, – говорит, – Данька, мы, конечно, могли бы вообще все оплатить. Без проблем. Да что там – «мы». Вон, Али и в одиночку бы справился. И даже не поморщился бы. А что дальше? Где тогда само понятие «общака» искать, общего дела, братства нашего красно-белого? Какое мы такое право имеем парней чувства причастности ко всему этому лишать? И, плюс, – если мы платим, – то мы кто? Хозяева? А это не нужно ни нам, ни движу. Понимаешь?

 

– Честно говоря, не совсем, – жму плечами. – Помощь есть помощь, при чем тут все это? Но, думаю, может, со временем и разберусь.

 

– Со временем, – хлопает меня по плечу Мажор, – точно разберешься. Ты парень вроде как головастый…

 

И – разошлись по номерам окончательно.

 

Я, правда, еще долго ворочался.

 

Радовался победе.

 

Курил у окошка.

 

Даже вещи на всякий случай в сумку собрал, чтобы с утра не мучиться…

 

Но потом и меня срубило…

 

…Ас утра встал почему-то – легко и спокойно.

 

Безо всяких проблем.

 

Закинул сумку в джип, уселся рядом с Гарри на заднее сидение, закурил.

 

А голова – чистая, будто и не пил весь вечер.

 

Видимо, сказалась выпрошенная вчера у парней пара дорожек кокаина.

 

Интересная фигня, кстати.

 

Вроде – и ничего не дает, голову не дурманит совершенно, а на самом деле – дает очень многое.

 

Надо будет потом как-нибудь поразмышлять на эту тему.

 

Не в смысле употребления, разумеется, мне это и на фиг не надо.

 

В смысле понимания того, что на самом деле представляет из себя этот модный «наркотик для интеллектуалов».

 

Интересно…

 

Просто интересно, не более того.

 

Правда, страшновато.

 

А вдруг подсядешь?

 

Парни хоть и говорят, что физиологической зависимости и привыкания он не вызывает, но – мало ли кто что говорит.

 

Своим умом надо жить, я так думаю.

 

Под эти мысли – и задремал.

 

А проснулся только от телефонного звонка на мобильный.

 

Надо же, думаю, вот и «Мегафон» заработал…

 

Взглянул на номер и быстро-быстро нажал кнопку приема.

 

Лондон, блин, вызывает.

 

Лида.

 

– Привет, – говорит, – что второй день к телефону не подходишь? Я уже извелась вся!

 

Мне неожиданно стало очень и очень хорошо. Надо же, думаю…

 

– Ты извини, – отвечаю, – я в Элисте на футболе был, а тут мой оператор не работает совершенно…

 

– Ну, слава Богу, – вздыхает. – Я уже боялась, что случилось что. А я завтра, кстати, в Москву прилетаю, вот! В пять часов! На три дня! У папы день рождения, он и тебя тоже позвал.

 

– Смотрины, что ли? – смеюсь.

 

– Смотрины в прошлый раз были, – хохочет, – и ты их выдержал! Мама только и говорит, что у меня наконец-то хороший мальчик появился. Серьезный, за себя может постоять, да еще и из хорошей семьи! Мамина мечта, короче…

 

– Да уж, – сглатываю. – И что теперь?

 

– А теперь, – смеется еще радостней, – встречай меня в Шереметьево завтра, женишок. Вот уж не думала, не гадала!

 

– Хорошо, – глупо улыбаюсь в телефонную трубку, – встречу.

 

– Ну тогда – пока.

 

И отключилась.

 

Что, блин, за манера, думаю.

 

Придется отучать.

 

Справлюсь.

 

Иначе на голову сядет.

 

А мне с ней, похоже, – еще долго общаться.

 

Очень долго.

 

Вот только не потому, что она так решила.

 

Я, кажется, – это сам решил.

 

А она – только озвучила, намеками.

 

Хотя…

 

Может быть, – и не я.

 

Но эта мысль мне что-то совсем не понравилась, и я ее немедленно отбросил за ненадобностью.

 

Какая, в принципе, мне-то, дураку, разница, кто из нас это решил?

 

Главное, что оба этого хотели, я так думаю…

 

– Парни, – говорю, – диспозиция меняется, извините. Мне теперь в Волгограде не на железнодорожный вокзал надо, а в аэропорт. Лида завтра из Лондона прилетает…

 

– Аэропорт, – жует полуседой ус похмельный и не очень довольный новой вводной Жора, – он, Дэн, аж на другом конце города. На въезде, со стороны Москвы. Это нам крюк километров двести крутить придется. Со скоростью не больше шестидесяти километров в час по забитой и раздолбанной дороге, кстати. Ты-то эту кишку чертову проспал, не видел, а так Волгоград – это одна узкая полоса вдоль Волги, но, блин, длинная зараза. Больше ста километров…

 

– Ну, – перебиваю, – высадите меня где-нибудь на границе города, где такси поймать можно. Сам доберусь, делать-то все равно нечего.

 

Жора замолкает и вопросительно смотрит на Али.

 

Тот думает.

 

– Так, значит, – говорит, наконец, – правы оба. С одной стороны, наше обещание доставить Даньку до вокзала никто пока что не отменял. С другой, – посреди бела дня пилить через это безобразие смысла нет ни малейшего. Тут и я сам-то с ума сойду, что уж о водителе говорить. Значит, довозим тебя до ближайшей стоянки такси и высаживаем к чертовой матери.

 

Я киваю.

 

Али закуривает.

 

– Но! – поднимает вверх указательный палец. – За такси платишь не ты, а мы. И даже не спорь. Потому что мы должны тебя довезти до аэропорта, а то, что не хотим, – это не твоя проблема, а наша. Понятно?

 

– Не понятно, – вспыхиваю. – Не маленький, разберусь как-нибудь!

 

– Не маленький, не маленький, – успокаивает меня Гарри. – Только ты пойми, Дэн, если мы нарушим свое обещание, мы не перед тобой, а перед собой обосремся. Следовательно, у тебя простой выбор: либо ты соглашаешься с тем, что мы платим за такси, либо мы сами везем тебя в этот хренов аэропорт на другой конец города, понимаешь?

 

Я остываю.

 

Логика, думаю, в его словах имеется. К тому же, кто-кто, а эти – никогда от своего не отступятся.

 

А Жору и вправду жалко…

 

– Тогда давайте на такси, – ворчу, – а то со мной Жора больше никогда в жизни разговаривать не будет…

 

Все облегченно вздыхают, Гарри угощает меня щепоткой кокаина.

 

– Взбодрись, – вздыхает, – слегонца. Тебе сейчас, бедолаге, сначала через весь город пылить в дребезжащей «шестерке», скорее всего. А потом с билетами суетится. И знаешь что? Давай-ка я тебе еще баксов триста одолжу, в Москве отдашь. Вдруг билетов в эконом-класс не будет? А перед любимой девушкой этим оправдываться – это как теплую водку пить с похмелья. Вроде и надо, и никуда не денешься, а противно. Я знаю, что говорю, уже семь лет как женат. Двоих доченек мне родила, умница…

 

Ни фига себе, думаю.

 

Если б мне кто сказал, что у отмороженного по жизни Гарри Мажора может быть столько нежности в голосе.

 

И про дочек он мне никогда почему-то не рассказывал.

 

Вот такие вот дела, соображаю.

 

Похоже, что они меня уже своим считают.

 

Приняли, так сказать.

 

Ну, насчет Али я пока что не уверен, конечно, а вот Гарри – кажется, принял.

 

Здорово.

 

Вынюхал кокаин, взял, с благодарностью, триста баксов.

 

Действительно, думаю, мало ли что…

 

…Так оно, кстати, и получилось.

 

В Москву пришлось лететь как олигарху, в бизнес-классе.

 

В обычный «эконом» мест не было даже на листе ожидания.

 

Как бы я и вправду потом Лиде в глаза-то смотрел?

 

 

Глава 9

 

Москва. Первая игра с «Зенитом». Чемпионат России.

 

 

…Так или иначе, вечером двадцатого апреля я уже был в Москве.

 

Поздоровался с собирающимися в длинную забугорную командировку родителями, принял с наслаждением душ, быстренько перекусил маминой курицей и заперся в своей старой «детской» комнате.

 

Вроде как – устал после перелета.

 

На самом деле просто подумать надо было.

 

Включил комп, воткнул в музыкальный центр сидишку с медленным эсид-джазом, завалился на старенькую кушетку, закинув руки за голову.

 

Лежу, думаю.

 

А мысли, как назло, никакие в голову не лезут, вот и приходится стены рассматривать.

 

Полки с книгами, половину из которых собирался, да так и не прочитал.

 

Постеры с Цымбаларем, Цоем и Дэвидом Гэханом.

 

Старые фэнзины «Ультрас Ньюс», стопкой на огромном «дедовом» письменном столе, рядом с компьютером.

 

Старый телек и новехонький музыкальный центр.

 

Ингина фотография с гонки, притаившаяся среди книг.

 

Она там очень красивая, злая, раскрасневшаяся, в черной кожаной «косухе» и черной бейсболке на фоне белоснежного «Ская».

 

Слили гонку тогда…

 

По моей глупости, как сейчас помню…

 

Фотку теперь надо убрать, кстати, неправильно это.

 

Хоть и хорошая фотография, но, похоже, – этот этап в моей жизни миновал.

 

И, если честно, гордиться им у меня вряд ли получится…

 

…А кстати, интересно, что бы подумал Али, окажись он, так, чисто случайно, в этой комнате?

 

Ну, насчет фотографии собственной жены на самом почетном месте – понятно, что бы подумал.

 

Я о другом.

 

Понял бы он что-нибудь обо мне?

 

Наверное, понял бы.

 

Даже – наверняка…

 

…С этими мыслями – я и уснул…

 

Так в результате и не раздевшись, и ни о чем не подумав…

 

А наутро проснулся, позавтракал на скорую руку маминой яичницей с беконом (она мне, кстати, сказала, что они с отцом и мелкой улетают сразу же после майских праздников, дом для них в Испании фирма уже сняла, будут рады, если я приеду летом хотя бы ненадолго) и отправился к дому Али забирать машину.

 

Там-то я с Ингой, естественно, и столкнулся.

 

Стоит перед подъездом: высокая, стройная, стильная, темные волосы по плечам рассыпаны, а водитель с Глебовой фирмы – я его немного знаю – ей чемодан в багажник служебной машины грузить помогает.

 

Грустная какая-то.

 

И как всегда – очень красивая.

 

– Привет, – говорю.

 

– А, – замечает меня, – и тебе приветики. А ты уже вернулся, что ли?

 

– Угу, – улыбаюсь, – я же только на футбол ездил, это твой муж прямо оттуда еще и на рыбалку свалил. А я – сразу в Москву…

 

Она неожиданно мрачнеет.

 

– Да пошел он, – тянет сквозь зубы, – со своими рыбалками и «выездами». Обещал вместе со мной в Германию поехать, у меня там друзья нас вдвоем уже три года ждут. И каждый раз вдруг: «Извини, дорогая, планы изменились, тебе придется слетать одной». Вот и лечу одна, как дура, обидно – сил нет…

 

– Ну, – неожиданно для себя вступаюсь за Али, – он же не просто так, Инг, он же по бизнесу на эту рыбалку помчал, с банкирами знакомыми, сама понимаешь…

 

– Да насрать я, – свирепеет, – хотела на его бизнес! И на все остальное! Бизнес, ага! Можно подумать, я не знаю, что денег, которые он уже заработал, нам до старости не прожечь! Даже если очень захочется! В игры он свои играет, а не в бизнес, что я, совсем дура что ли…

 

Я делаю шаг вперед и обнимаю ее за плечи. Она плачет.

 

– Ну что ты, – говорю, – Инга. Ну что ты? Ну да, он большой мальчик и играет в большие игры. Вот такой вот он уж уродился, другим не будет. Да и нужен он тебе самой-то другим, не таким?

 

Она отворачивается.

 

Успокаивается, аккуратно, чтобы не повредить макияж, промокает глаза белой бумажной салфеткой.

 

– Да я все понимаю, – вздыхает, – Данька. И сама себе каждый раз то же самое говорю. Просто устала. Очень. Мне ведь уже тридцать пять, мальчик. И я с каждым годом – не молодею…

 

Проводил ее до машины, усадил на переднее сиденье рядом с водителем.

 

Она помахала мне рукой и уехала, а я уселся на скамейке во дворике, вынул пачку сигарет и закурил.

 

Надо же, думаю.

 

Тридцать пять лет, оказывается.

 

А я-то думал – ей лет двадцать семь, от силы.

 

Ну – двадцать девять.

 

Выглядит-то она вообще почти как моя ровесница, но – понятно, что старше, – по тому, как говорит, как держит себя уверенно, по всему.

 

Но чтобы – тридцать пять?!

 

Повезло Али.

 

Хотел бы я, чтобы Лида в таком возрасте так же выглядела…..

 

Порода!

 

Хотя, наверное, справедливости ради, и деньги Али – которые она тут вот только что хаяла – тоже свою роль в этой ее молодости сыграли.

 

Ага.

 

Какая бы порода не была, а женская ухоженность не породой достигается.

 

А исключительно шершавыми зелеными бумажками с портретами чужих мертвых президентов. Которые и идут на оплату самых лучших в Москве косметологов, массажистов и прочей женской хрени, в которой я, к сожалению или к счастью, совсем не разбираюсь,

 

Не без этого…

 

…А вот это, кстати, – уже тебе самому, Дэн, на заметку.

 

Чтобы выводы делал.

 

И – запоминал.

 

Хочешь, чтобы Лида так же в тридцать пять лет выглядела, говоришь?

 

Значит, придется и зарабатывать… гкхм… тоже адекватно…

 

Получится ли?

 

А куда я на фиг денусь, если – и надо, и хочется!

 

Я кто, в конце концов, по этой жизни – реальный парняга или, как это там, – тварь дрожащая?

 

Как там Али говорил в свое время, а я случайно подслушал?

 

Он тогда с Гарри разговаривал.

 

Первое, типа, и самое главное, – это понять, что ты хочешь.

 

Потом второе – правильно поставить перед собой задачу.

 

А, типа, добиваться ее решения уже намного легче, чем первые два пункта.

 

Не знаю, не знаю…

 

Да и говорил он это совсем по другому поводу…

 

Да неважно.

 

Разберусь.

 

Время, пока что, слава Богу, имеется…

 

…Кстати, о времени…

 

Сколько там до пяти часов осталось, в аэропорт-то успею?

 

Еще как!

 

Даже домой заскочить пообедать получится, с родаками поплотнее пообщаться.

 

А то улетят скоро, неудобно.

 

Надо, кстати, наверное, не только Лиде, но и маме цветов заехать купить, думаю. А потом сажусь в машину и ржу, как подорваный, понимая, что, кажется, наконец-то взрослею…

 

…Мамина реакция на цветы меня даже не удивила.

 

Поразила.

 

И напугала.

 

А еще лишний раз показала мне, что я что-то делаю неправильно в этой запутанной жизни.

 

Ну казалось бы, – чего тут особенного, маме цветы подарить?

 

Если, разумеется, это будет не как в моем случае, когда – первый раз в жизни без повода.

 

А просто потому, что так захотелось.

 

А что?

 

Али, вон, вообще, если в гости куда-то идет, так всегда спрашивает: будет ли дома хозяйка, кто она, как выглядит, какие вкусы?

 

После чего что-то гоняет в своей далеко не самой дурной башне и велит водителю останавливаться у ближайшей цветочной палатки.

 

Говорит, что, типа, ему просто нравится людям приятное делать, особенно, когда для него это «приятное» ни фига не обременительно.

 

А у Инги так вообще вся квартира цветами всегда заставлена, хоть и живут они с Глебом уже Бог знает сколько лет вместе.

 

…А тут человек, до этого беззаботно хлопотавший по кухне, даже вроде как напевавший что-то, – вдруг бледнеет как полотно, хватается за сердце, кое-как сползает на стул и плачет беспомощно.

 

– Что-то плохое случилось? – спрашивает.

 

– Да нет.

 

Я ничего, честно говоря, не понимаю, но отвечаю предельно честно.

 

Правда, недоуменно пожимая при этом плечами.

 

Искренне, заметьте.

 

– Просто захотелось тебе цветы подарить. У меня знакомая сегодня из Лондона прилетает, я ей букет покупал. И вот почему-то решил, что тебе тоже будет приятно…

 

Мама опускает голову на руки, продолжает плакать и верить мне явно не собирается ни под каким соусом.

 

Прямо бесовщина какая-то.

 

…Вот я и стою – дурак дураком.

 

И понимаю, какая же я, на самом деле, сволочь, оказывается…

 

…Да и отец мой тоже, наверное…

 

Мама ведь у меня – чуть постарше Али.

 

Ему вроде тридцать восемь уже, ей – всего сорок один недавно исполнился.

 

А если их рядом со мной где-нибудь в кафе за столик посадить, то Глеб будет выглядеть исключительно моим старшим приятелем, ну, чуть повзрослее меня, конечно, но не так уж и сильно.

 

А отнюдь не маминым ровесником.

 

…Про Ингу в этой ситуации я даже и говорить не хочу…

 

Она по внешнему виду маме в дочери годится.

 

И почему, думаю, так получается-то?

 

Наверное, тут не только в деньгах дело – отец, вон, в принципе, тоже неплохо зарабатывает.

 

Весьма.

 

Не так, как Али, конечно, но уж точно никак не меньше Мажора.

 

А сколько, кстати, самому Мажору-то лет?

 

Две дочки у него вроде?

 

Начальник управления, считай, топ-менеджер крупного столичного банка?

 

Блин!

 

Да он же Ингин ровесник, они ж как-то на пати обсуждали, что одного знака по восточному гороскопу!

 

Просто я тогда не знал, что Инге – тридцать пять лет…

 

О, Господи…

 

Я прислоняюсь спиной к холодильнику и медленно сползаю жопой на холодный кафельный пол родительской кухни. Купленные в палатке кустовые гвоздики поникшим веником ложатся между кроссовками.

 

Мама с отцом – ровесники, отец даже моложе на год, ему сорок.

 

Али – тридцать восемь.

 

Гарри и Инге – тридцать пять.

 

Гарри до сих пор стоит в фестлайне, вовсю мутит акции, планирует околофутбольные беспорядки.

 

Они с Али и другими парнями так жгут по ночным клубам и на террасе, что стены, полы и потолки трясутся.

 

Их любят друзья и боятся враги.

 

…А потом, на следующий день, вечером, кто после работы, кто – после занятий в институте, мы с ними встречаемся на площадке и полтора часа гоняем в футбол, толкаясь, пихаясь и лупя друг друга по голеностопам так, что кости трещат. И самым большим грехом в команде считается убирать ноги от стыков.

 

О возрасте там как-то никто и не думает.

 

Ага.

 

Не успеешь задуматься – снесут на фиг.

 

Затопчут.

 

Нет, Али иногда, безусловно, кокетничает.

 

Типа, – старый стал совсем.

 

Одышка, типа, замучила.

 

Но все понимают, что это кокетство, и ржут, как подорванные…

 

А их тогдашняя драка в пабе?

 

…Я на секунду представил на месте Али своего отца…

 

…Нет.