Знаменитый пролив

 

Босфор (Боспор) по-гречески означает «коровий проход» или «коровий брод». Истоки этого названия уходят в древне­греческую мифологию. Могущественнейший из богов Зевс не­когда полюбил дочь царя Арголиды прекрасную Ио и, чтобы скрыть ее от гнева своей жены Геры, превратил любимую в ко­рову. Гера завладела ею, но сын Зевса Гермес по поручению отца похитил необыкновенное животное. Тогда Гера наслала на корову чудовищного овода, который своим ужасным жалом гнал ее, обезумевшую от мучений, из страны в страну. В этом страшном беге Ио и переправилась через пролив, разделяю­щий два континента.

Он имел еще уточняющее определение Фракийский в отли­чие от другого Босфора — Киммерийского, который сейчас на­зывается Керченским проливом. Турки именуют первый про­лив просто Богазичи (Пролив) или Карадениз богазы (Черно­морский пролив), или Истанбул богазы (Стамбульский пролив).

В Средние века и в Новое время европейские мореплавате­ли разделяли Босфор на две части: северную, от черноморско­го устья до залива Бююкдере, называли Каналом Черного моря, или Черноморским каналом, а южную, от упомянутого залива до мыса Сарайбурну («оконечности Сераля»), — Константи­нопольским проливом, или собственно Босфором. Впослед­ствии Босфор делили на «колена». Первая российская лоция Черного моря (1851) указывала на три колена: от названного моря до Бююкдере, от него до мыса Еникёйбурну и от послед­него до Стамбула. Описание Прибосфорского района, состав­ленное российским Генеральным штабом перед Первой мировой войной, делит пролив на четыре колена: от маяка Румели-фенери до Бююкдере (Верхний Босфор), от Бююкдере до Еникёя, от него до параллели Бейлербея (на азиатском берегу) и от мыса Дефтердарадо Золотого Рога. Все эти деления, конечно, условны.

Босфор всегда поражал и сейчас поражает путешественни­ков своей яркой живописностью и несравненной красотой. Без сомнения, ее замечали и казаки во время набегов, но не остави­ли эмоциональные описания: это была чужая красота, которая, быть может, воспринималась даже враждебно. «Нейтральные» и более поздние путешественники не сдерживали свои чувства. Инок Серапион, упоминая босфорские «изряднии города и села, дивние вертограды, благовоннии кипариси и инии древеса пре-чудние, зелие благоухающее», заключал: «... словом сказать, места онии красоты несказанной».

Многие десятки наблюдателей будут писать о непрерывно меняющихся, новых и разнообразных картинах, которые откры­ваются при движении судна по Босфору, особенно если оно не­сется вместе с течением: «каждую секунду встречаете какую-ни­будь новую прелесть». Заманчивые рощи, заросли кустарников, сады и виноградники, красивые «романтические» холмы и пре­лестные равнины с бесчисленными речками и ручьями, множе­ство чаек и стаи резвящихся дельфинов, волны, которые донец А.Н. Краснов определял как «индиговые с белыми гребнями», не похожие «ни на лазурь Средиземного моря, ни на тона на­ших черноморских вод», с глухим рокотом и брызгами разбива­ющиеся о берег, внушительные замки, живописные развалины, белые дворцы, виллы и беседки в изумрудной зелени и ярких цветах, селения с мечетями — все это вместе составляет «сплош­ную цепь очарований».

«Ничего не может быть равного по красоте и разнообразию тем картинам, которые проходят здесь перед глазами», — заме­чает А. Барт. «Босфор — чудо, — утверждает С.Н. Филиппов. — Это не преувеличение и не увлечение. Его нужно видеть, нужно вглядеться в него, чтобы понять и оценить его красоту, эту пре­лесть природы...»

Пролив с севера на юг становится все краше, и от Бююкдере уже «начинается удивительная красота». «Когда с устьев Черно­го моря опускаешься к Константинополю, — пишет Пьер Лоти, — волшебная панорама Босфора развертывается посте­пенно с возрастающим великолепием, достигая полного апофе­оза там, где открывается Мраморное море: тогда слева, в Азии, красуется Скутари, а справа, над мраморными набережными и дворцами султанов, поднимается величественный профиль Стамбула, увенчанный массой минаретов и куполов».

Длину пролива определяли и доныне определяют по-разно­му. Ф. де Сези в 1625 г. указывал, что от Стамбула до «устья канала» всего лишь 4 лье, т.е. 17,8 км, если имелись в виду сухо­путные лье, или 22,2 км, если речь шла о морских. Э. Дортелли в 1634 г. называл длину в 18 миль. По сведениям Ж. Шардена, относящимся к 1672 г., длина Босфора исчислялась в 15 миль, или 27,8 км. «А всего... гирла от Черного моря до Царырада, — писал в 1699 г. Емельян Украинцев, — 18 миль итальянских...» Ту же длину называл в 1703 г. П.А. Толстой, добавляя, что это будет «московских мерных 15 верст 750 сажен». Несколькими годами позже паломник Иоанн Лукьянов утверждал, что «от гир­ла (устья пролива. — В. К.) до Царягорода узким морем осьмнадцать верст», т.е. 19,4 км, хотя, может быть, наблюдатель просто заменил мили верстами.

В первой половине XIX в. в России считали, что длина про­лива по фарватеру составляет 27 верст 473 сажени, или 29,8 км. В первой отечественной лоции Черного моря все колена Босфо­ра вместе взятые определялись в 16,5 мили, т.е. 30,6 км. Эта цифра фактически равняется современной: турецкие географы считают, что пролив имеет в длину 31 км, что составляет 16,7 мили².

Многим наблюдателям Босфор напоминает реку, и неслу­чайно один из русских паломников замечал, что «пошол тот богаз (пролив. — В.К.) як бы якая превеликая река». «Сильное течение воды, — говорит капитан новейшего времени, — за­ставляет забывать о том, что Босфор — морской пролив. Он ско­рее напоминает быструю короткую реку». Но, разумеется, речь идет о весьма своеобразной артерии: «Босфор, — по выражению А.Н. Краснова, — это и не река, и не море... Он течет как река, но на поверхности его кипит жизнь, достойная первостепенно­го морского порта».

В источниках илитературе встречаются сравнения пролива с конкретными реками. Э. Дортелли считал, что он «по ширине и глубине не превышает» Дунай или Днепр, а иеромонахи Ма-карий и Селиверст характеризовали Босфор как неширокое «море», «как вдвое ширше бы от Днепра». Согласно наблюдени­ям П.П. Гнедича, пролив «куда уже, чем Волга в нижней части, только горы с двух сторон»; по С.Н. Филиппову, Босфор «не шире Волги у Нижнего (Новгорода. — В.К.)».

У Ж. Шардена есть сообщение, что пролив имеет в ширину около двух миль. Е. Украинцев писал, что Босфор от черномор­ских маяков до Стамбула шириной «только с милю немецкую». Но это были «прикидки» приблизительной средней ширины. На самом же деле она крайне неравномерна и, по современным данным, колеблется от 0,7—0,75 до 3,6—3,8 км, или от 0,4 до 1,9—2,0 миль. Наибольшую ширину пролив имеет при черно­морском устье, между маяками Румелифенери и Анадолуфенери. Издавна считается, что самое узкое место Босфора располо­жено между замками Румелихисары и Анадолухисары, и это от­ражено в многочисленных старых и новых работах. Полагают, однако, что максимальная узкость находится южнее названных замков — за мысом Шейтанбурну, у Арнавуткёя³.

В самой южной части пролива от него к северо-западу отхо­дит залив Золотой Рог, называемый турками Халич («Залив») и служащий гаванью Стамбулу. Длина залива составляет свыше 10 км (более 5,4 мили), а средняя ширина около 450 м (около 0,2 мили). Наибольшую ширину Золотой Рог имеет при вхо­де — приблизительно 1 км (свыше 0,5 мили).

Современники подчеркивали, что весь османский флот мог выходить в Черное море, так как Босфор очень глубок. «А глуби­на в том гирле в самой середке, — по определению Е. Украинцева, —сажень по 20 и по30, и по 40...» — от 43,2 до 86,4м. Ныне глуби ну судоходной части Босфора определяют в 20— 102 м⁴. По фарватеру пролив чист, но у берегов в разных местах встречают­ся отмели, банки, камни и мелководные места.

В описании Черного моря Э. Дортелли можно прочитать, что по обеим сторонам черноморского устья Босфора «есть 2 ложных прохода», которые затрудняют попадание судов в про­лив, особенно ночью, и вызывают кораблекрушения. Оба «фаль­шивых Босфора» отмечают и позднейшие лоции. Один из них расположен на азиатской стороне возле мыса Шиле, адругой — на европейской у мыса Карабурну. «Эти места таковы, — пишет А.Л. Бертье-Делагард, — что действительно дают представле­ние с моря, очень похожее на настоящий пролив. Теперь это все хорошо обставлено огнями и знаками, но во дни д'Асколи гро­зило морякам очень большими опасностями».

«Грустно подумать, — читаем в записках морского офицера 1850 г., — какое множество купеческих судов, бежавших попут­ным ветром из Керчи и Одессы, разбилось в фальшивом проли­ве на берегу Румелии, и Бог знает, сколько их еще разобьется! Без сомнения, каждое из них видит опасность, но уже в такое время, когда нужно отлавировываться от берега; надобно видеть и испытать зыбь в этом угле (Черного моря. — В. К.) при устояв­шемся N0 (норд-осте. — В.К.), чтобы судить, чего стоит малому судну лавировать против нее»⁵.

Непрост был и вход в настоящий Босфор. Когда в 1699 г. корабль российского регулярного флота «Крепость» впервые появился в проливе, находившийся на борту посол Е. Украин­цев с гордостью извещал Петра I, что корабль вошел в Босфор «в целости самою середкою, без указывания и без вожей (лоцма­нов. — В. К.) турецких», и замечал, что не только ночью, но «и в день то гирло с моря несамознатно».

Действительно, как писал впоследствии русский военный агент в Стамбуле В. П. Филиппов, оба берега Черного моря, ев­ропейский и азиатский, перед Босфором «сближаются между собой не постепенно, а встречаются вдруг, пролегая в одном и том же направлении. При подобном очертании берега найти из моря такой узкий выход, как Босфор... весьма затруднительно, тем более что берега обоих материков сходны между собой и очень однообразны. Трудность эта увеличивается до крайней степени ночью, в пасмурную погоду, а особенно в туман».

Полагают, что древнегреческий миф о страшных Симплегадах («Сталкивающихся скалах»), находившихся, по представле­ниям древних, при выходе из Босфора в Черное море, отразил реальные трудности и опасности плавания по проливу⁶, особен­но в его черноморском устье. Фредерик Дюбуа де Монперё счи­тает, что и древнегреческие Сцилла и Харибда, чудовища, оби­тавшие на прибрежных скалах по обе стороны некоего морского пролива, — это те же Симплегады, «морские рифы, так хорошо известные в древности неопытным мореплавателям; эти скалы торчат у входа Босфора Фракийского, по направлению к Черно­му морю».

«Я слышал от старых турецких капитанов, — записал в 1672 г. Ж. Шарден, — что на Черном море плавает 1500 судов и что из них ежегодно гибнет сотня. Всего более следует опасаться ко­раблекрушения при входе в Босфор. Вход этот очень тесен. Час­то там дует противный ветер; из пролива почта постоянно дует такой ветер, отгоняющий суда, а когда он крепчает, то выбрасы­вает суда на берег, усеянный крутыми скалами. Там разбилось столько галер и кораблей, что и не сосчитать... Следующее об­стоятельство ясно показывает большое число кораблекрушений при входе в Черное море: все ближайшие селения построены из обломков судов, и жители не употребляют иных строительных материалов». Ж. Шарден приводил и примеры кораблекруше­ний: «Недавно семнадцать галер погибло там в один день, а в прошлом году там погибло, тоже в один день, посвященный у греков памяти св. Димитрия (у турок это день Касыма — 26 ок­тября 1671 г. — В.К.), тридцать шесть саик (шаик. — В.К.)».

Поздние путешественники рассказывают, что при прибли­жении к Босфору сначала смутно вдали «темнеет линия гор», затем «через полчаса они уже видны отчетливо и ясно, так что без труда можно разглядеть их контуры и формы отдельных вер­шин», а потом «сплошная линия гор сразу разрывается на две части, открывается вход в знаменитый Босфор. Направо — Ев­ропа, налево — Азия». Пролив открывается неожиданно: «Тем­ные воротца, случайные — так кажется сперва — в холмистой гряде, может быть, бухточка, устье реки. И вдруг понимаешь: это Босфор!»

«Сильное впечатление, — пишет морской офицер, — произ­вел на меня юго-западный угол Черного моря; я вполне понял, как важен вход в подветренный пролив Босфорский и как опасно спускаться в него, надеясь лишь на счисление. Норд-ост несет с собою густую мрачность, особенно у поверхности моря, берег бывает занесен (мглой. — В.К.) и низменности видны только в самом близком расстоянии, так что маяки открываются не далее как в расстоянии семи или восьми миль (13,0—14,8 км. — В.К.)...»

До сих пор у моряков существует целая «наука», как распоз­нать вход в Босфор. «В ясную погоду, — читаем в лоции, — про­лив распознается днем за 30 миль (55,6 км. — В.К.); он начинает обозначаться интервалом, когда судно, приближаясь от запада, придет на NN0 (норд-норд-ост. — В.К.) от него. С более дальне­го расстояния Босфор определяется по находящимся восточнее его горам Мал-Тепеси, Двух Братьев и третьей (близ берега Мра­морного моря), часто видимой около первых двух, на заднем их плане, и потому называемой Дальнею. Когда верхние части бере­гов занесены мглою, то лучшим признаком к опознанию пролива служат семь красноватых россыпей (песков. — В. К.), находящих­ся к западу от него, и одна белая — к востоку...»⁷

Течение в Босфоре направлено из Черного моря в Мраморное, причем, как писал Е. Украинцев, «течет вода тем гирлом... быст­ро». Позже специалисты будут отмечать, что пролив, «служа про­током избытка вод Черного моря в Мраморное, отличается чрез­вычайной для такой массы воды быстротой течения, а также из­менчивостью его, периодической или случайной, разнообразием в его направлении, нередко на незначительном пространстве».

Скорость течения зависит от ветров, ширины и глубины тех или иных участков Босфора, конфигурации берегов и времени года. Весной течение сильнее из-за половодья на Дунае, Днеп­ре, Днестре и других реках, впадающих в Черное море. И. И. Стебницкий приводит сведения русского капитана Юговича, «от­личного знатока Босфора», прожившего в Стамбуле 30 лет, о том, что течение «ослабевает к закату солнца, наименьшую ско­рость имеет к восходу солнца, а затем усиливается к полудню»⁸.

Одна из лоций указывает скорость босфорского течения око­ло 2 узлов (3,7 км в час) у северного, широкого конца пролива и 4—5 узлов (7,4—9,3 км в час) в узкости между Румелихисары и Анадолухисары, где оно называется Шейтан акынты («Чертов поток», «Чертово течение», «Дьявольское течение»). Другая ло­ция говорит, что скорость там иногда превышает и 5 узлов. Бо­лее позднее описание Босфора утверждает, что в этом течении у мыса Акиндизибурну (Шейтанбурну) при нормальных услови­ях вода может идти со скоростью до 3,75 узла (6,9 км в час). На­блюдения капитана Юговича свидетельствуют, что при особых условиях в определенных местах Босфора возникает бешеный поток: «Часто, особенно осенью и весною, при ветрах ВСВ (с во­стока-северо-востока. — В.К.) скорость течения, ударяющего на оконечность Сераля, доходит до 6 миль в час(11,1 км. — В.К.)...» Современный «Морской энциклопедический словарь» опреде­ляет скорость течения в Босфоре в 2,9—3,9 узла (5,4—7,2 км в час). При этом для сравнения следует иметь в виду, что течение со скоростью около 2,2 узла (4 км в час) — это сильнейшее тече­ние, бурная река.

Во время навигации в Босфоре господствует ветер с Черного моря. Летом в нормальную погоду, которая начинается в конце весны и заканчивается в начале осени (бурная погода обыкно­венно наблюдается с октября до мая), в проливе ежедневно дует северо-восточный ветер, разгоняющий обычное течение. Он случается также и ранней весной, приблизительно с двадцатых чисел марта, и вообще часто не прекращается до начала двадца­тых чисел октября⁹. Весной и зимой в проливе отмечается пре­имущественно юго-юго-западный ветер, и тагда течение изме­няет свое направление на противоположное, вследствие чего вода движется из Мраморного моря в Черное. Но после свежих юж­ных ветров вода, «подвинутая» к северу, вновь устремляется на юг с усиленной скоростью.

«Главная струя воды, попадающая из Черного моря в про­лив, — говорит описание Босфора 1912 г., —беспрепятственно течет почти до Тэрапии (Тарабьи. — В.К.) посреди русла, но, встретив у мыса Киречбурну выдающийся материк, отражается от него и направляется в противоположную сторону (к другому берегу. — В.К.) пролива к Инжиркей (Инджиркёю. — В.К.), сле­дуя потом около 5-ти верст около азиатского берега; потом сно­ва переходит на европейский берег и, встретя (у с. Арнауткей) мыс Шайтанбурну, отражается от него и следует далее с особен­ной быстротой посреди фарватера».

Затем, читаем в том же описании, струя воды, «встретив с одной стороны Мраморное море, а с другой Золотой Рог... раз­деляется: большая ее часть поворачивает на юг и стремится в море, но у мыса Сарайбурну часть этой струи, задев материк, не попадает в море, а следует в Золотой Рог по южной его стороне и в верховье залива возвращается срединной струей. Меньшая часть по инерции сохраняет прежнее направление и следует в Золо­той Рог вдоль северного берега. Встретившись в верховье с упо­мянутой струей южного берега залива, возвращается одной с ней струей по срединному фарватеру и протекает в Мраморное море». Кроме того, слабый береговой поток проникает мимо Топхане вверх по Босфору и исчезает у Ортакёя. Капитан Югович говорит о большом обратном течении в черноморскую сто­рону, что оно направляется преимущественно по европейскому берегу и заметно от стамбульского порта до Арнавуткёя, от Бебека к Румелихисары, где при встрече с северным течением об­разуется водоворот, а потом от Балталимана к Еникёю, где это течение уже теряет свою силу.

По словам моряков, поверхность воды в проливе неспокой­ная, с быстринами, завихрениями, водоворотами, опасными для лодок и мелких судов. Во время же шторма босфорские волны, «стесненные... в узкой своей раме, несравненно сильнее волн открытого моря».

Названные особенности Босфора и делали плавание по нему, в том числе, конечно, и казачьих судов, чрезвычайно не­простым делом. «С таким бешеным течением, — пишет болгар­ский капитан Асен Дремджиев, — даже при нормальном ветре груженному товарами паруснику трудно было справиться. А о ма­неврах при встречном ветре и говорить не приходится». Отсюда понятно, почему суда шли из Черного моря к Стамбулу при северном ветре, а в обратном направлении — при южном; пос­ледний ветер использовали для прихода в столичный порт суда, шедшие из Мраморного и Эгейского морей. Наблюдатели от­мечали особую трудность плавания к Черному морю, «если тому не способствует довольно свежий ветер, да и при помощи попутного ветра суда едва могут преодолевать напор волн».

В источниках сохранилось немало случаев подобных затруд­нений. Во второй половине мая 1614 г. более 100 судов, в част­ности и «товарное судно», на котором находился иезуитский миссионер Луи Гранжье, по его словам, в течение восьми дней ожидали в Босфоре благоприятного ветра, будучи не в состоя­нии «преодолеть силу течения», чтобы выйти в Черное море; только когда подул сильный ветер, суда смогли это сделать. В 1641 г. турецкий флот, направленный на отвоевание у казаков Азова, 13 дней ожидал попутного ветра у замков Румеликавагы и Анадолукавагы. В 1660-х гг. русский посол Афанасий Нестеров, возвращаясь из Стамбула на родину, был вынужден простоять в проливе за противным ветром шесть дней.

В XIX в. от Стамбула до Бююкдере поднимались только при попутном ветре, а на участке от Бююкдере до черноморского устья летом можно было «лавировать с выгодою», используя по возможности местные обратные течения у берегов (струя воды, ударяя на мысы, иногда принимает обратное направление, что­бы потом снова смешаться с общим течением). Большие слож­ности возникают на Босфоре у парусников и парусно-моторных судов и в наши дни. Летом 1975 г. яхта «Вега», направлявшаяся от Долмабахче к Бююкдере, даже запустив аварийный двига­тель, не смогла преодолеть встречное течение.

Все эти трудности должны были испытывать и казаки при возвращении из набегов на Босфор. Особенно сложно было пре­одолевать «Чертов поток». Эвлия Челеби говорит, что у скалис­того мыса Акиндибуруна (Акиндизибурну) гибнет много судов, и турецкие судовщики вынуждены тянуть свои суда на канатах выше этого места. В лоции сказано, что были случаи, «хотя весь­ма редкие», когда «хорошие яхты вылавировывали против тече­ния в этом месте. Это, конечно, могло случиться только в такое время, когда течение было весьма слабое».

При движении воды с юга складывалась обратная ситуация: течение набирало такую силу, что парусники с большим трудом продвигались по направлению от черноморского устья к Золо­тому Рогу, а иногда должны были ожидать появления северного ветра. Е. Украинцев 3 сентября 1699 г. у Еникёя пересел со сво­его корабля на турецкие быстроходные каюки, на которых и при­был в Стамбул, а корабль и суда сопровождения «за противным ветром притти не могли и стали на якорях... за милю от Царь-града».

Первая российская лоция Черного моря рекомендовала мо­реплавателям на участке пролива от черноморского устья до Бююкдере остерегаться при лавировке неровной глубины около замка Караджи и батареи Бююклиман, рифа и отдельного кам­ня севернее Румеликавагы, банки (подводная отмель. — Прим. ред.) севернее мыса Маджарбурну на азиатской стороне и отме­ли около мыса Мезарбурну у начала селения Бююкдере, а также двух каменных банок против Бююкдере, у противоположного берега пролива.

Далее к югу рекомендовалось идти «в умеренном расстоя­нии» от европейского берега, отдалиться от него на два с лиш­ним кабельтова (более 370 м) у Еникёя, потому что «тут идет отмель», и опасаться отмели, выступающей от азиатского берега у селения Инджиркёя. На участке от мыса Еникёйбурну до Зо­лотого Рога при движении как попутным ветром, так и лавиров-кой следовало держаться середины пролива и учитывать, что во многих местах вдоль европейской стороны имеются небольшие мели или камни, впрочем, в незначительном расстоянии от бе­рега.

Лоция рекомендовала при движении в направлении Черно­го моря пользоваться попутным течением, идущим от стамбуль­ской гавани к Ортакёю, и обратным течением между последним селением и Арнавуткёем; идти вдоль европейского берега и не углубляться в мелководные заливы южнее и севернее Румелихи-сары, особенно в залив Бебек. Можно было использовать обрат­ное течение в заливе между Маджарбурну и Анадолукавагы и севернее последнего в заливе Гооклимане, а также между Филь-бурну и замком Пойразом. Вообще, говорилось в лоции, в ука­занных местах по азиатской стороне вблизи берега глубина весь­ма велика, за исключением банки севернее Маджарбурну и по­лукабельтового (около 95 м) мелководья с южной стороны мыса Анадолукавагы. У западного берега можно было воспользовать­ся обратным течением в небольшом заливе севернее Бююкдере, у Румеликавагы и еще севернее вдоль берега Караташа, а также у замка Караджи.

При движении к северу заштилевшие суда должны были выжидать благоприятной погоды южнее и севернее Ортакёя, южнее Румелихисары, у Тарабьи или в северной части залива Бейкоза (против Еникёя) и на азиатском берегу по юго-восточ­ную сторону мыса Сельвибурну; наконец, в первом колене про­лива у Бююкдере, южнее Анадолукавагы, вдоль Караташа и на рейде Бююклимана.

Плавание по Босфору без лоцманов опасно и ныне для всех современных судов, даже для океанских лайнеров, снабженных локаторами и эхолотами: чтобы избежать аварии, необходимы отличное знание особенностей пролива и «ювелирная» провод­ка. Но при соблюдении названных условий, попутном течении и благоприятной погоде на прохождение Босфора не требуется много времени. Полагаем, что казаки могли доходить от устья проливало Золотого Рога за полтора часа, т.е. за такое же время, какое затрачивало на прохождение пролива паровое судно в пер­вой четверти XX в. Разумеется, при неблагоприятных условиях ни о каких полутора часах не могло быть и речи.

Наблюдатели XVII в. характеризовали берега Босфора как гористые и крутые. Действительно, его узкое извилистое русло идет между высокими (20—25 м), крутыми, обрывистыми, ска­листыми берегами, причем от черноморского устья до залива Бююкдере они гораздо круче, чем далее до Золотого Рога.

Для высадки десантов казакам не требовались, как военным морякам последующего времени, специальные десантно-выса-дочные плавучие средства, поскольку сравнительно мелкосидя­щие чайки и струги могли вплотную подходить к берегу и при этом сразу «выбрасывать» на сушу массу воинов. В принципе казаки были способны высадиться и в совершенно не подходив­ших для десантирования местах, даже и на скалистое побере­жье. Однако для удобства высадки и дальнейшего быстрого и успешного развития атаки побережье должно было быть поло­гим, чего не наблюдается на значительном пространстве Бос­фора.

Представление о возможности высадки дают материалы рос­сийского Генштаба 1912 г., хотя у казачьих флотилий эта воз­можность, естественно, была гораздо большей, чем у флота на­чала XX в. Европейский берег перед черноморским устьем про­лива скалист и неприступен, а береговая линия недоступна даже для пешеходов. Побережье имеет много бухт, но они неудобны для якорных стоянок, так как открыты для господствующих се­ верных ветров. Более удобна бухта к западу от мыса Вузуна, гдеможно высадить около двух рот.

На протяжении первых трех верст (3,2 км) Верхнего Босфо­ра от Румелифенери и ниже берег состоит из голых, скалистых и недоступных обрывов; скалы с высоты 60—80 м «падают отвес­но в глубину моря, не оставляя около воды даже узкой тропы». Часто случается, что морские волны «ударяются о крутой скали­стый берег со страшной силой, поднимающей на несколько сажен (1 сажень равна 2,13 м. — В.К.) массы воды, производя со­крушительный прибой», который отмечается до Бююклимана. Здесь не только невозможна высадка, но и во время прибоя опас­но приближение судна к берегу. При отсутствии северо-восточ­ного ветра можно высадиться лишь в устье ручья Бехчевандереси у мыса Карибдже, на песчаном низменном месте длиной в один кабельтов (185 м). Далее берег допускает высадку в неболь­шом заливе Бююклимане (вброд) и ниже залива на незначи­тельном протяжении, затем у Румеликавагы.

Азиатский берег перед устьем Босфора от мыса Карабурну до Ривы неудобен для высадки. В тихую погоду можно выса­диться между мысом Ривабурну и ручьем Куатдереси на протя­жении около мили (1,85 км), но «при ветре от N0 до XV (от норд-оста до веста, т.е. от северо-востока до запада. — В.К.) или зыби буруны делают высадку невозможной». Далее высадиться мож­но с 50—60 шлюпок на низменном песчаном берегу длиной око­ло 80 саженей (171 м) у устья ручья Каушандереси в заливе Ка-бакозе, но при отсутствии «ветров от NO через N до NNW» (от севе­ро-востока через север до северо-запада); с 10 шлюпок у пристани возле мыса Анадолуфенери при отсутствии ветров из северо­западной четверти; со 100 шлюпок в заливе между мысами Пойразом и Фильбурну на берегу протяжением около 120 саженей (256 м) и в трех бухточках залива между Фильбурну и Анадолу-кавагы, на песчаном берегу протяженностью в 60, около 30 и около 25 саженей (128, 64 и 53 м).

Европейский берег от Енимагале не благоприятствует де­санту, но кое-где все-таки можно высадиться. Скаты от Бююк­дере до Еникёя «сравнительно не круты и нигде не имеют ска­листого характера», за исключением мыса Киречбурну. Тарабья и Еникёй расположены на узкой равнинной полосе берега. От Еникёя же до мыса Дефтердара (параллели Бейлербея на азиат­ской стороне) берег окаймляет довольно широкую равнинную полосу, занятую непрерывной линией селений. От Дефтердара до мыса Каракёя, где уже начинается Золотой Рог, тянется отло­гий берег. Оба берега Золотого Рога «низменны и без обрывов»¹⁰.