Рассказ миссис Кларк. Через три месяца после того, как пропала Кассандра Кларк, она вернулась домой

Через три месяца после того, как пропала Кассандра Кларк, она вернулась домой. Пришла пешком. Один человек, проживающий за городом, рано утром ехал на работу в город и увидел, как вдоль скоростного шоссе идет, прихрамывая, молодая девушка, причем почти голая. Из одежды на ней были только туфли, темные перчатки и набедренная повязка из темной ткани. И еще – что‑то похожее на детский слюнявчик или черный платок, повязанный на шее и свисавший вперед, на грудь. Пока человек разворачивался и звонил в полицию, уже совсем рассвело, и стало видно, что девушка была полностью голой.

Ее перчатки и туфли, платок и набедренная повязка – это была засохшая кровь. Толстый слой черной крови, кишевший черными мухами. Мухи облепили ее, как густой черный мех.

Голова у девушки, вся в шрамах и струпьях, была обрита почти наголо. Причем волосы как будто не сбрили, а соскоблили тупым предметом. Осталось лишь несколько прядей коротких волос за ушами и на макушке.

Она хромала, потому что на правой ноге у нее не хватало двух пальцев.

Слюнявчик, засохшая кровь у нее на груди, этот мех из гудящих мух – врачи в отделении экстренной помощи счистили его спиртом и обнаружили, что у нее на груди играли в крестики нолики, причем и ходы, и поле вырезали ножом. Выиграл тот, кто ставил крестики.

Когда ей очистили руки, оказалось, что на обеих руках не хватает мизинцев. На всех остальных пальцах были вырваны ногти: вырваны с мясом, так что кончики пальцев распухли и стали багровыми.

Ее кожа под коркой засохшей крови была синюшно‑белого. цвета. Лицо так исхудало, что на нем остались одни костяные наросты: нос, подбородок и скулы. Глаза и щеки запали, кожа на висках как будто провисла глубокими вмятинами.

За белыми занавесками в палате экстренной помощи миссис Кларк перегнулась через хромированные поручни на кровати дочери и сказала:

– Моя девочка, моя хорошая… кто это сделал? Кассандра рассмеялась и посмотрела на иголки капельниц, вколотые ей в руки, на прозрачные трубки, по которым ей в вены вливались лекарства. Она сказала:

– Врачи.

Нет, уточнила миссис Кларк, кто отрезал ей пальцы?

И Кассандра посмотрела на мать и сказала:

– Думаешь, я бы позволила это сделать кому‑то еще? – Она перестала смеяться и сказала: – Я сделала это сама. – И больше Кассандра уже не смеялась. С тех пор – ни разу.

Полиция нашла улики, сказала миссис Кларк. Стенки влагалища Кассандры были утыканы деревянными щепками, тонкими, как иголки. Такие же щепки были и в заднем проходе. Судебные медики достали осколки стекла из порезов у нее на груди и руках. Миссис Кларк сказала своей дочке, что молчание – это не лучший вариант.

Полиции нужно знать все подробности, которые она сможет вспомнить.

В полиции сказали, что тот, кто это сделал, непременно похитит следующую жертву. И если Кассандра не сможет справиться со своим страхом и не поможет им в этом расследовании, ее обидчика никогда не найдут.

В окно лился солнечный свет, Кассандра сидела в кровати, опираясь спиной о подушки, и наблюдала за птицами, парившими в голубом небе.

Ее пальцы и грудь были обмотаны белыми бинтами. Рука, державшая карандаш, двигалась лишь для того, чтобы зарисовать птиц, паривших в небе. Альбом лежал у нее на коленях.

Миссис Кларк сказала:

– Кассандра, солнышко? Надо рассказать полиции все.

Если это поможет, в больницу может прийти гипнотизер. Следователь принесет анатомически детализированных кукол для наглядной беседы.

Кассандра по‑прежнему наблюдала за птицами. И зарисовывала их в альбоме.

Миссис Кларк сказала:

– Кассандра? – и прикоснулась к перебинтованной руке‑дочери.

И Кассандра взглянула на мать и сказала:

– Этого больше не повторится. – Снова глядя на птиц, Кассандра сказала: – По крайней мере, со мной… Она сказала:

– Я была жертвой себя самой.

Снаружи, на автостоянке, телевизионщики готовились к спутниковой трансляции; на крыше каждого микроавтобуса стояла «тарелка». Ждали только сигнала от ведущего в студии. Корреспонденты «с места событий» вертели в руках микрофоны и совали в уши наушники обратной связи.

В течение трех месяцев в городе, где они жили, все было оклеено объявлениями «Пропала девочка». Там была фотография Кассандры Кларк в форме капитана команды болельщиц. На фотографии она улыбалась и трясла светлыми волосами. В течение трех месяцев полиция допрашивала детей из ее школы. Детективы опрашивали людей, работавших на автобусной станции, на вокзале, в аэропорту. По местному телевидению и по радио передавали сообщения с перечислением примет пропавшей: вес 110 фунтов, рост пять футов шесть дюймов, зеленые глаза, светлые волосы до плеч.

Собаки‑ищейки обнюхали ее юбку для выступлений в команде болельщиц и взяли след, который привел их к скамейке на автобусной остановке.

Сотрудники службы спасения на катерах провели все озера, пруды и реки вокруг города, на расстоянии дня езды.

Ясновидящие и гадалки звонили и сообщали, что девочка жива и здорова. Она сбежала с возлюбленным и вышла замуж. Или ее убили, и закопали тело. Или ее продали в белое рабство, и тайком увезли из страны – в гарем какого‑то там нефтяного магната. Или она поменяла пол, и скоро вернется домой, только мальчиком. Или ее держат взаперти, в каком‑то дворце или замке, вместе с другими людьми, которых она раньше не знала и которые все калечат себя. Эта последняя ясновидящая написала пять слов на листочке бумаге и послала листок миссис Кларк. Там было написано корявым почерком, дрожащей рукой:

Писательский семинар в полном уединении.

Через три месяца все желтые ленточки, которые люди привязывали к антеннам своих машин, поблекли почти до белого. Никто не прислушивался к ясновидящим, их было слишком много.

Каждый раз, когда полиция находила тело молоденькой девушки, которое нельзя было опознать: сожженное, разложившееся или изувеченное до полной неузнаваемости, – у миссис Кларк замирало сердце, пока анализ ДНК или снимки зубов не показывали, что это не Кассандра.

К началу третьего месяца Кассандра Кларк улыбалась и встряхивала волосами уже на молочных пакетах. Всенощные бдения и молебны давно прекратились. Только фонд вознаграждения, учрежденный в местном отделении банка, еще вызывал какой‑то интерес к этому делу.

А потом – чудо из чудес – ее нашли. Бредущую вдоль шоссе, в голом виде.

Там, в больнице, ее кожа казалась лиловой от синяков. Голова была обрита наголо. На пластмассовом браслетике у нее на запястье было написано: К. Кларк.

У нее взяли мазки на клетки пениса – медицинский эксперт сказал, что они, эти клетки, продолговатой формы, в отличие от круглых клеток влагалища. У нее взяли мазки на сперму. Полицейские детективы прошлись маленьким пылесосом по ее голове, рукам и ногам, чтобы проверить, нет ли там клеток чужой кожи. Они нашли волокна синего бархата, красного шелка, черного мохера. У нее взяли мазок изо рта: посев для выращивания ДНК в чашке Петри.

Полицейские психологи приходили к Кассандре в больницу, подолгу сидели у ее кровати и объясняли, как это важно, чтобы Кассандра выговорилась. Не держала в себе свою боль. Высказала все обиды.

Телевизионщики, работники радио, корреспонденты из газет и журналов дежурили на автостоянке; снимали свои репортажи на фоне окна больничной палаты Кассандры. Кто‑то снимал, как другие снимают еще других, которые снимают ее окно. Чтобы показать, в какой это все превратилось цирк, словно это была истина в последней инстанции.

Когда медсестра приносила снотворное, Кассандра качала головой: нет, не надо. Она закрывала глаза и сразу же засыпала.

Когда стало ясно, что Кассандра не заговорит, полиция «взялась» за миссис Кларк. Они объяснили ей, сколько стоит налогоплательщикам это расследование. Детективы качали головой и говорили о том, как их все это бесит, потому что нельзя так подводить людей, ведь они не жалеют ни времени, ни сил, чтобы расследовать это дело, и действительно искренне переживают за девочку, которой на всех наплевать: и на семью, и на общество, и на власти, – ее не волнует, что маме больно, и что ее упрямое молчание затрудняет работу следствия. Люди плакали, люди тревожились, люди молились, чтобы с ней все было хорошо. Люди ненавидят этого мерзавца, который над ней измывался; им хочется, чтобы его поймали и предали суду. После такого широкого общественного участия и всех усилий по розыску, люди заслужили хотя бы того, чтобы к ним отнеслись с пониманием. Они заслужили, чтобы она рассказала им, как все было. Чтобы она рассказала, глотая слезы, как этот мерзавец резал ей пальцы. Корябал ножом ее грудь. Пихал деревянную палку ей в задний проход.

А Кассандра Кларк просто молча смотрела на детективов, выстроившихся у ее кровати. Все их взгляды, вся их ненависть и злость были направлены на нее, потому что она не давала им другой цели. Самого что ни на есть настоящего дьявола. Злодея, которого им так отчаянно хочется заполучить.

Окружной прокурор грозился привлечь Кассандру к суду за препятствование отправлению правосудия.

Ее мать, миссис Кларк, тоже была среди этих пристальных лиц.

Кассандра лишь улыбается и говорит:

– Неужели вы не понимаете, что у вас у каждого – тяжкая наркозависимость от конфликтов? – Она говорит: – Это мой счастливый конец. – Снова глядя в окно на птиц, парящих в голубом небе, она говорит: – Я себя чувствую просто отлично.

Она попросила, чтобы ей в палату поставили аквариум с золотой рыбкой. Когда ей принесли аквариум, она часами наблюдала за рыбкой и зарисовывала ее в альбоме. Точно так же, как ее мать смотрела по вечерам телевизор: все программы подряд, весь вечер.

Когда миссис Кларк навещала Кассандру в последний раз, дочь оторвалась от созерцания рыбки всего на пару секунд, только чтобы сказать:

– Теперь я уже не такая, как ты. – Она сказала: – Мне не нужно хвалиться тем, как мне больно…

И после этого Тесс Кларк перестала ходить в больницу.

 

19.

 

Мисс Америка кричит у себя в гримерке. Она лежит на кровати: юбки задраны вверх, чулки спущены вниз. Мисс Америка кричит:

– Не отдавайте ей моего ребенка, этой ведьме… Стоя на коленях у ее кровати, стирая пот у нее со лба, Графиня Предвидящая говорит:

– Это еще не ребенок. Пока что – нет. Мисс Америка снова кричит, но теперь – без слов. В коридоре, за дверью ее гримерки, пахнет кровью и говном. Это – впервые за несколько дней или даже недель, когда кто‑то из нас сходил по большому.

Это Кора Рейнольдс. Кот, превратившийся в запах. В дерьмо.

– Она там, она ждет, – говорит Мисс Америка и тяжело дышит, кусая свой сжатый кулак. Боль заставляет ее подтянуть колени к груди. Она ложится на бок, свернувшись калачиком среди смятых простыней и одеял.

– Она ждет моего ребенка, – говорит Мисс Америка.

Ее подушка сереет от слез.

– Это не ребенок, – говорит Графиня Предвидящая. Окунает тряпочку в воду, выжимает ее и стирает пот с лица Мисс Америки. Она говорит: – Давай я тебе кое‑что расскажу.

Вытирая лицо Мисс Америки влажной тряпкой, она говорит:

– Ты знаешь, что у Мэрилин Монро было два выкидыша?

И Мисс Америка умолкает, слушает.

И мы в своих комнатах тоже слушаем, держа наготове бумажки и ручки. Наши уши и диктофоны приникли к трубам отопления.

Из коридора, под дверью в гримерную Мисс Америки, Директриса Отказ, одетая в свою форму сестры милосердия, кричит:

– Еще не пора кипятить воду?

И стоя на коленях у кровати Мисс Америки, Графиня Предвидящая говорит:

– Да, пожалуйста.

Директриса Отказ, в своем белом чепце медсестры, заглядывает в открытую дверь и говорит:

– Повар Убийца спрашивает… морковку сразу класть или потом?

Мисс Америка кричит. И Графиня Предвидящая орет на Директрису:

– Если это такая шутка, то она не смешная …

Невидимая морковка, объедки истории Святого Без‑Кишок.

Из коридора Повар Убийца кричит:

– Успокойся. Конечно же, это шутка. – Он говорит: – У нас нет ни картошки, ни морковки…