Высшее государственноеучебное заведение Украины Министерство здравооханения Украины
„Украинская медицинская стоматологичечкая академия” „Утверждено” На заседании кафедры пропедевтики Внутренней медицины с уходом за больными Заведующий кафедры, Профессор Казаков Ю.М. Р.
Методические указания Для студентов При подготовке к практическому занятию
Полтава-2010
1. Актуальность темы: Биоэтика представляет собой важную точку роста философского знания, формирование и развитие биоэтики связано с процессом трансформации традиционной этики вообще и медицинской этики в частности. Оно обусловлено прежде всего резко усиливающимся вниманием к правам человека (в медицине — это права пациента, испытуемого и т. д.) и созданием новых медицинских технологий, порождающих множество острейших проблем, требующих юридического и морального регулирования. Развитие биоэтики в нашей стране может способствовать гуманизации отечественной биомедицины, этическому самосознанию профессионального сообщества медиков. Развитие биоэтики в нашей стране, конечно, не может вывести отечественное здравоохранение из того кризиса, в котором оно оказалось. Но оно поможет сформировать новые этические регулятивы перед профессиональным сообществом медиков, осознать моральные коллизии и дилеммы, с которыми сталкиваются в своей работе биологи, медики, психиатры. Развитие биоэтики идет по разным направлениям. Среди них основный должно быть законодательное регулирование биомедицинских исследований и практики здравоохранения в таких областях, как трансплантология, определение момента смерти, пределы жизнеподдерживающего лечения безнадежно больных и т. д. Важную роль в развитии биоэтики должно сыграть создание этических комитетов и комиссий в научно-исследовательских и лечебных учреждениях. 2. Конкретные цели: Знать: (α-II). - Уметь: α-III. - (α-IV).
Базовые знания, умения, навыки, необходимые для изучения темы Междисциплинарная интеграция).
4.Задания для самостоятельной работы при подготовке к занятию. 1. 8.
4.1.Перечень основных терминов, параметров, характеристик, которые должен усвоить студент при подготовке к занятию: Термин Определение
4.2.Теоретические вопросы к занятию:
4.3.Практические работы (задания), которые выполняются на занятии работа с листком назначений;. Самостоятельная работа в кабинете семейного врача: 1. Ведение документации 2. Оказание неотложной помощи 3. Направления больного на стационарное лечение
Содержание темы А.Задания для самоконтроля (таблицы, схемы, рисунки, графики): Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». (Всеобщая декларация прав человека, 1949) Возникшая около 20 лет назад биоэтика явилась ответом на так называемые «проблемные ситуации» в современной клинической практике — эвтаназию, искусственное оплодотворение, пересадку жизненно важных органов и др. Принципиальная новизна «проблемных ситуаций» заключается в следующем: 1. Они связаны с теми направлениями медико-биологической науки и практики, где врачи и ученые манипулируют процессами рождения и умирания. 2. В рамках «проблемных ситуаций» некоторые классические этические стандарты врачевания обнаружили очевидную недостаточность. Поиск выходов из «проблемных ситуаций» — это нечто большее, чем просто моральный выбор того или другого конкретного врача, это — человечество перед выбором. Для многих людей «проблемные ситуации» означают открытый характер самого идеала гуманности. 3. Широкое обсуждение «проблемных ситуаций» в современном обществе стало манифестацией идеологии защиты прав человека в медицине. В связи с последним обстоятельством некоторые основополагающие проблемы биоэтики оказались исключительно близки по содержанию морально-этическим дилеммам, возникающим при оказании психиатрической помощи. Более того, традиция их осмысления и опыт их решения в истории психиатрии во многом предвосхищают современную биоэтику.
Дилемма патерналистского и непатерналистского подходов в современной медицине является «сквозной» для всей биоэтики. Патерналистская модель взаимоотношений врача и пациента основывается на нескольких предпосылках: а) в условиях врачевания здоровье и жизнь человека являются безусловно приоритетными ценностями; б) этическая позиция врача однозначно выражается древней максимой «Salus aegroti — suprema lex» («Благо больного — высший закон»); в) характер моральных взаимоотношений здесь заведомо асимметричен — всю (или почти всю) полноту ответственности за принятие клинических решений врач берет на себя. Напротив, непатерналистская модель взаимоотношений врача и пациента исходит из приоритета моральной автономии пациента, в силу чего ключевой категорией такого подхода становится категория прав пациента. В условиях сегодняшней «атаки» на медицинский патернализм необходимо подчеркнуть, что последний есть определенная концепция врачебного гуманизма. Отношение к больному с этической позиции милосердия, заботы, опеки, покровительства, снисходительности морально оправданно, если больной персонифицирует страдание, беспомощность, заведомую стесненность свободы жизнедеятельности.
Патерналистское начало сыграло чрезвычайно важную роль в истории психиатрии. С утверждением патерналистских взаимоотношений врача и психически больного связано, во-первых, самоопределение психиатрии как самостоятельной медицинской дисциплины, а во-вторых, формирование отношения общества к «помешанным» как к больным людям. До этого отношение к ним в западноевропейских странах было по преимуществу полицейским. Приведем хотя бы один пример. В 80-е гг. XVIII в. в Лондоне была снижена до 1 пенса плата за посещение Бедлама (где можно было видеть прикованных к стенам совершенно голых больных на соломе), что сразу же вызвало приток публики. Отношение к помешанным как к больным людям начинает устанавливаться почти одновременно во Франции и Англии — в самом конце XVIII в.
Главная заслуга того, что «сумасшедшие были подняты до достоинства больных»[28], принадлежит французскому врачу Филиппу Пинелю, который в 1793 г. снял цепи с больных в парижской государственной больнице Бисетр. Его реформа психиатрии сразу же оказалась апофеозом врачебного патернализма. Пинель сравнивает своих пациентов с детьми, а созданный им тип психиатрической больницы — с семьей. Совет Пинеля врачам — жить среди больных — в последующем был исполнен многими психиатрами, в том числе и в России. Патернализм Пинеля — это нечто большее, чем просто этическая позиция, в патернализме суть его терапевтического метода, так называемого «нравственного лечения», в применении которого исключительная роль принадлежит врачу — его нравственному и физическому превосходству. Именно врач — носитель норм благоразумного поведения и «главный архитектор» всего больничного порядка, подчиняясь которому, соблюдая который пациенты обретают навыки, стандарты «нормального поведения». Пинель советует разные средства (заботу, покровительство, ласку, снисходительность, кротость, назидательность, взыскательность, увещевания, шутливость, «гордое и смелое поведение» врача или смотрителя и т. д.) — лишь бы добиться цели: покорить больного, завоевать его доверие. Пинель своих пациентов «учит свободе» и даже «принуждает к свободе». Идея «принуждения к свободе» трансформируется у него в допустимость в отношении некоторых больных (кто «одержим слепой яростью») разумных мер стеснения при помощи «камзола» (смирительной рубашки) и временной изоляции[29].
Спустя 50 лет английский врач Джон Конолли углубляет собственно этический аспект врачебного метода Пинеля и предлагает исключить в отношении душевнобольных любые меры стеснения. Спор вокруг предложенной Конолли системы «No restraint» («Никакого стеснения») стал общеевропейским, а английская фраза «No restraint» стала интернациональной. Этот исторический спор оказался глубоко символичным, однако сама доктрина врачебного патернализма им никак не была затронута. Более того, патерналистская модель психиатрической помощи преобладала во всем мире вплоть до середины XX в.
Предвестником кризиса врачебного патернализма в психиатрии в западных странах стал кризис психиатрических больниц, начавшийся в 50-е гг. XX в. В 1955 г. комитет экспертов ВОЗ высказался о необходимости расширения лечения психических больных без изоляции от общества. В 60—70-е гг. в психиатрии США активно проводится новая политика — политика деинституциализации психических больных (которую называют «10-летней атакой на психиатрические больницы»). Основная причина заключалась в широком применении к тому времени для лечения психозов психотропных средств, в результате чего в психиатрических больницах стали скапливаться больные, которых в силу сложившихся традиций не выписывали из больницы, но которые, по сути дела, уже не нуждались в стационарном лечении. Старые психиатрические больницы критиковались за их огромные размеры, за удаленность от места постоянного проживания большинства пациентов, но в особенности за общую направленность деятельности, ориентированной больше на призрение и опеку, чем на реабилитацию больных.
Здесь следует обратить внимание на давно известный в медицине феномен госпитализма. Восходящее к Пинелю представление о помещении в больницу как безусловном благе для душевнобольных обернулось для многих из них многолетним (а то и пожизненным) пребыванием в больничных условиях. Проницательные врачи-клиницисты давно отмечали негативные стороны госпитализма: утрату социальной активности, разрыв социальных (в особенности — семейных) связей, эмоциональную изоляцию, хронизацию патологии и т. д. Налицо парадокс. В свое время Пинель видел в содержании помешанных на цепи причину многих болезненных проявлений у них и противопоставил такому варварскому отношению к больным содержание и лечение их в больнице, причем определенный им и его последователями внутренний больничный порядок во многом существует и поныне. Теперь же в связи с феноменом госпитализма причину болезненных симптомов у немалой части пациентов стали усматривать в условиях их содержания в больницах и в длительных сроках лечения. Характерный итог шизофренического процесса (специфический «дефицит или дефект личности») некоторые авторы стали объяснять как «больничный артефакт», т. е. как проявление госпитализма. С нашей точки зрения, последнее суждение — это всего лишь метафора, подчеркивающая, однако, важность феномена госпитализма и с точки зрения этики. Концепция врачебного гуманизма, основывающаяся на фетишистском отношении к больничной помощи пациенту и ограниченная одним лишь принципом «нестеснения», в конце концов, обнаруживает свою этическую уязвимость.
В то же время сделанный вывод из истории антигоспитального движения отражает лишь одну сторону истины. В США широкомасштабное, в рамках всей страны, движение за психиатрию «без больничной койки» привело к массовому закрытию государственных психиатрических больниц. Одновременно повсеместно создавались «Общественные центры психического здоровья», ориентированные в основном на психопрофилактику, амбулаторную помощь и краткосрочную госпитализацию. Это имело немало негативных социальных последствий. За счет душевнобольных резко выросло число бездомных и бродяг (например, сотрудников библиотеки конгресса США были вынуждены снабдить «инструкцией» — как обращаться с такими лицами). Акцент на краткосрочной госпитализации имел следствием рост случаев регоспитализаций («парад одних и тех же лиц»). Основное негативное следствие политики деинституциализации заключалось в том, что новая система психиатрической помощи оказалась неспособной обеспечить квалифицированной медицинской помощью наиболее тяжелый контингент больных. В последние годы в США получили развитие различные формы психиатрической помощи — частичной госпитализации, психиатрическое обслуживание в больницах общего типа и т. д.[30]. В контексте этой эволюции некоторый возврат к идее больничной психиатрии (реинституциализация) нам представляется показательным — тем самым патерналистская этическая доктрина в психиатрии в определенном смысле устояла.
Одновременно в 60-е гг. в Европе, а затем и в Америке вокруг психиатрии развертывались, может быть, еще более драматические события, тоже по-своему предвосхитившие некоторые сюжеты и концепции биоэтики. Речь идет о движениях антипсихиатров, утверждавших, что «психических болезней» нет (а есть «микросоциальные кризисные ситуации»); что психиатрический диагноз (в основном имелся в виду диагноз шизофрении) — это «социальный ярлык», а также «оргазм врача-психиатра»; что психически больных нет, но есть всего лишь «анормальные индивиды», которых общество с помощью психиатров изолирует; что психиатрия — не наука, а психиатры — не врачи, а «полицейские в белых халатах».
Знакомые уже нам антигоспитальные мотивы, приобретают у антипсихиатров гротескный характер. С их точки зрения, вся практика деятельности врачей-психиатров имеет целью «отторжение», «изоляцию», «репрессии», «дискредитацию» некоторых членов социальной группы в качестве «сумасшедшего». Отсюда следует практическая программа антипсихиатров: устранение любых «иерархически-репрессивных» черт жизни больничных отделений, обучение персонала «новым ролям», обучение «больных» новому пониманию «своего кризиса». Реальные антипсихиатрические эксперименты (в Великобритании, ФРГ и других странах) прежде всего разрушали институциональный порядок психиатрических больниц, отменяли использование психотропных седативных средств. Некоторые антипсихиатры не считали необходимым препятствовать человеку даже в его стремлении к самоубийству[31].
Социальный контекст антипсихиатрии оказался очень близок антипатерналистской идеологии, окончательно оформившейся уже в рамках биоэтики спустя десятилетие после возникновения антипсихиатрии 60-х гг. Антипсихиатры отворяли (в буквальном и переносном смысле) запоры на дверях и окнах психиатрических больниц, распахивали их закрытые внутренние пространства, обличали «больничный порядок» как некий абсолютный мир отчуждения.
Идеологи антипсихиатрии называли это движение «третьей революцией в психиатрии», считая первой — движение против «процессов ведьм» в XVI—XVII вв., а второй — «реформу Пинеля». В конечном счете, такая оценка оказалась явно завышенной. С нашей точки зрения, антигоспитальные и антипсихиатрические движения стали предтечей действительно революционных изменений в психиатрии в 70—80-е гг., когда социальный контекст оказания психиатрической помощи стал в основном определяться идеей защиты гражданских прав душевнобольных. В июне 1992 г. Верховный Совет Российской Федерации принял закон «О психиатрической помощи и правах граждан при ее оказании». Вне всякого сомнения, решающей побудительной причиной проведения интенсивной работы по его подготовке оказалась потребность реализовать в законодательстве сегодняшнего российского государства общепризнанные международным сообществом стандарты прав и свобод человека. Не менее важно и другое: наконец-то восстанавливается порванная «связь времен»—ведь еще в 1911 г. Н. Н. Баженов представил на обсуждение Первого Всероссийского съезда психиатров отечественный «Проект законодательства о душевнобольных...».
Правозащитные движения последней трети XX в. стали заключительным этапом почти 500-летней эволюции общественного сознания в Европе, начало которой положила Реформация как борьба за веротерпимость. Новая концепция свободы, автономии человека (через персональный характер его отношений с Богом) спустя 200 лет, в XVIII в. приобретает секуляристские черты, а вместе с этим и универсальный характер, что нашло отражение в понятии «естественные неотъемлемые права человека». Это понятие легло в основу первых конституционных хартий — «Декларации независимости» США (1776 г.) и «Декларации прав человека и гражданина» Франции (1789 г.). В последующей 200-летней истории европейской цивилизации содержащийся здесь идеал человеческой свободы приобретал конкретное воплощение в институтах современных демократий, в возрастании роли и масштабов социальных программ, в характерных изменениях социального сознания и т. д. С точки зрения исследования нашего предмета особенно важна происшедшая в этот период эволюция правосознания; на смену формуле законности «Все, что не разрешено, запрещено» приходит новая формула:
«Все, что не запрещено, разрешено»[32].
В годы Второй мировой войны фашистские преступления против человечества оказались одновременно своего рода социальным экспериментом, идеологией которого стало «концептуальное презрение» к идее прав человека. Принятая ООН вскоре после войны «Всеобщая декларация прав человека» (1948 г.) становится выражением самосознания людей как единого человеческого рода, только что пережившего реальную угрозу самому своему существованию. Декларация стала важнейшим документом международного права, апеллирующим к юридическим гарантиям прав-свобод человеческой личности.
Правозащитная идеология начинает оказывать значительное воздействие на психиатрию на рубеже 70-х гг. К тому времени уже добились очевидных успехов в борьбе за свои гражданские права представители национальных меньшинств, инвалидов, феминистских движений и т. п. Особенно это характерно для психиатрии США, где уже в начале 70-х гг. суды стали своеобразными форумами отстаивания, защиты гражданских прав лиц с психическими расстройствами. Волна правозащитного движения в американской психиатрии слилась с антигоспитальным движением. Эти события разворачивались на фоне биоэтических дискуссий, обнаживших родство этических дилемм в психиатрии с современными этико-гуманистическими проблемами медицины в целом.
В 1972 г. Американская больничная ассоциация принимает первый в мире «Билль о правах пациента», который начинается словами: «Пациент имеет право на: 1. Внимательное и уважительное отношение при получении медицинской помощи...» Аналогичное начало в международном документе, содержащем «минимальные этические нормы» в психиатрии (подготовленном одной из комиссий по правам человека ООН)»: «Ко всем лицам, страдающим психическим заболеванием, следует относиться гуманно и с уважением к достоинству человеческой личности»[33]. Российский закон «О психиатрической помощи и правах граждан при ее оказании» также утверждает: «Всем лицам, страдающим психическими расстройствами, гарантируются: уважительное и гуманное отношение, исключающее унижение человеческого достоинства».
Если рассматривать приведенные положения как всего лишь морально-этические сентенции, то они выглядят азбучными. Если же эти положения рассматривать в контексте правозащитного сознания, то их можно сравнить с «архимедовым рычагом», с помощью которого произведены радикальные изменения в социальной психиатрии в последние годы. Лица с психическими расстройствами — особо уязвимая социальная группа, уважительное отношение к их личному достоинству, защита их гражданских прав требует специальных гарантий. То есть, имея в виду современную формулу правового гуманизма «что не запрещено, то разрешено», следует поставить вопрос: а что запрещено в цивилизованном обществе в отношении душевнобольных людей? Ответ будет нетривиальным уже потому, что он имеет юридическое содержание. Социальное отчуждение, стигматизация, неоправданное ограничение прав (в том числе — дискриминация, эксплуатация), презрительное или пренебрежительное отношение, любые другие формы унижения человеческого достоинства душевнобольных — все это теперь подлежит правовой оценке и регуляции с помощью юридических механизмов.
Тезис об особой уязвимости в обществе лиц с психическими расстройствами в известном смысле может быть распространен на все «проблемные ситуации», исследованием которых занимается биоэтика. В самом деле, социальные, моральные и юридические проблемы душевнобольных, умирающих, добровольцев, на которых испытываются новые лекарства, «детей из пробирки» и т. д. имеют нечто общее, что можно показать с помощью следующей аналогии. У здорового человека функция легких или почек осуществляется таким образом, что мы специально не задумываемся, как это происходит. Другое дело — больные, у которых применяются аппараты «искусственные легкие» или «искусственная почка», ведь они работают эффективно при условии детального изучения функции дыхания или мочеотделения. Сутью же названных аппаратов-протезов является то, что они есть «как бы легкие» и «как бы почка». Точно так же подавляющая масса живущих в современном обществе людей ежедневно реализует свои «естественные, неотъемлемые человеческие права», однако никогда не читала «Всеобщую декларацию прав человека». Другое дело — «проблемные ситуации», которые требуют как бы «протезирования гарантий прав человека».
Стержневой «проблемной ситуацией» при оказании психиатрической помощи является недобровольное лечение. Вплоть до середины XX в. принудительная госпитализация подавляющей части душевнобольных считалась незыблемой социальной нормой. Как писал в прошлом столетии английский психиатр Т. Модели: «Помешанные общим голосом общества исключаются из среды человечества»[34]. В то же время в различных странах периодически возникали протесты против необоснованных госпитализаций кого-то из пациентов, едва ли не постоянно существовало подозрительное отношение к безошибочности врачебных заключений, определявших насильственное интернирование человека в психиатрическую больницу, осуждалась подчас чрезмерная роль родственников при этом. И с середины XIX в. в Европе постепенно вводятся юридические защитные механизмы, многие из которых в ином социальном и этико-гуманистическом контексте сохраняют значение и в современных условиях: помощь адвокатов, независимая оценка состояния больного врачом, право больных на апелляцию (опротестование решения о госпитализации) и т. д.[35]
Отсюда следует вывод, что на протяжении XIX в. в европейской психиатрии наряду, скажем так, с парадигмой врачебного патернализма сформировалась парадигма юридического контроля психиатрического дела. В то время как врачебный патернализм основывался и основывается на этической традиции медицинской профессии, апеллируя к непосредственности нравственного чувства милосердия, гуманности, понятиям врачебного долга и ответственности, «юридическая парадигма» в психиатрии находит опору в понятиях справедливости и законности. Взаимодействие врача и юриста при определении судьбы душевнобольного оказалось неизбежным и с самого начала было несвободно от противоречий. Юридический контроль играл активную роль прежде всего при госпитализации душевнобольных, после чего они уже попадали «под юрисдикцию» врачебного патернализма. Такая организация психиатрической помощи предполагала существование больного то в «пространстве врачебного патернализма», то в «юридическом пространстве». То есть в концептуальном отношении организация психиатрического дела была принципиально дуалистической. В действительности же имело место преобладание одного или другого из этих начал. Например, в Англии, согласно законодательству об умалишенных 1845 г., дурное обращение служителей с психически больными квалифицировалось как уголовное деяние, а врач, применивший меры изолирования, стеснения или насилия ненадлежащим образом, мог быть оштрафован на 20 фунтов стерлингов[36]. Противоположная тенденция наблюдалась в России. С. С. Корсаков отмечал: «У нас доверия к врачу гораздо больше»[37]. Как видим, в психиатрии была осознана опасность фетишизма — и врачебно-патерналистического, и юридического.
События, непосредственно определившие современные подходы к проблеме принудительного лечения душевнобольных, относятся к середине XX в. В 1954 г. комитет экспертов ВОЗ по психическому здоровью определил госпитализацию социально опасных психически больных через суд как унизительную для них и их родственников, а существовавшее во многих странах тоща законодательство, регламентировавшее принудительное лечение, назвал «архаичным», поскольку в нем копировалась модель уголовного судопроизводства. В 1959 г. в Англии был принят закон о психическом здоровье, в котором, по сути дела, вводился современный принцип добровольности оказания психиатрической помощи (так называемая «неофициальная госпитализация», при которой отменялись юридические процедуры перед стационированием основной массы психически больных). Согласно этому закону, принцип госпитализации в психиатрии должен быть таким же, как и в других областях медицины. Недобровольная госпитализация — всего лишь «особые случаи» в медицине. Уже к концу 50-х гг. в Великобритании добровольная госпитализация происходила примерно в 75% случаев. В настоящее время, как писал Л. Гостин в 1987 г., в большинстве европейских стран, а также в США и Канаде более 90% помещения в психиатрические стационары осуществляется на добровольной основе: «Когда медицинская помощь оказывается качественно, когда доброжелательна обстановка в стационаре, разнообразен стол и приятен досуг, пациента, как правило, не требуется ни к чему принуждать»[38].
Случаи недобровольной госпитализации — это в этико-юридическом плане типичная «проблемная ситуация», поскольку пациенту здесь должны быть обеспечены специальные гарантии защиты его гражданских прав. Очевидно, что недобровольная госпитализация имеет место в отношении лиц с глубокими психическими расстройствами, серьезно нарушающими способность суждения, оценку реальности и поведение. Защита и гарантии гражданских прав таких лиц тоже есть «как бы протезирование» — с помощью юридическо-процессуальных механизмов. Во-первых, потенциально право на добровольное лечение признается за каждым больным, т. е. в любом случае госпитализации врач обязан сначала (за исключением юридически определенных случаев невменяемости) испросить «согласие больного». Во-вторых, за больным, госпитализированным не добровольно, остается право (когда его психическое состояние изменится) перейти в другой морально-юридический статус — как находящегося на добровольном лечении. И тогда его «несогласие на лечение» может автоматически повлечь за собой выписку из стационара. В-третьих, любой случай недобровольного помещения какого-то больного в психиатрическую больницу может быть только в строгих рамках законности, причем сами эти рамки, которые определяются медико-клиническими и юридическими стандартами, все в большей мере приобретают характер общезначимости как принятые всем международным сообществом.
В законе РФ «О психиатрической помощи и правах граждан при ее оказании» принцип добровольности предваряет все прочие нормы, т. е. тоже является основополагающим. Для сравнения напомним содержание ст. 56 закона РСФСР «О здравоохранении», принятого в 1971 г., где говорится: «Психически больные подлежат обязательному постоянному диспансерному наблюдению и лечению...» (подч. мною.—А. И.). Когда врачебный патернализм многократно усиливался государственным патернализмом, это создавало исключительно благоприятные условия для стигматизации, социального отчуждения лиц с психическими расстройствами. В системе тотального «учета», «контроля», «наблюдения» (даже вне стационаров) неуважительное отношение к личности больного становилось некоей «заданной программой», а профессиональная деятельность врачей, медперсонала была обречена на дегуманизацию.
Либерализация психиатрической службы в нашей стране началась в 1988 г., когда Президиум Верховного Совета бывшего СССР утвердил новое «Положение об условиях и порядке оказания психиатрической помощи». Этот документ, по сути дела, отменил упоминавшуюся выше ст. 56 закона РСФСР «О здравоохранении», так как основным принципом оказания психиатрический помощи полагал принцип добровольности. В первый же год действия «Положения...» с диспансерного психиатрического учета была снято более 1 млн. человек, а обращаемость в психоневрологические диспансеры возросла в 3,5 раза. В течение 1989 г. число принудительных госпитализаций сократилось на 40—60%.
«Положение...» 1988 г.—это временный документ, действие которого было предусмотрено до принятия закона о психиатрической помощи. Переходный характер «Положения...» проявился не только в том, что подготовка его все еще носила по преимуществу ведомственный характер, но и в той критике, которую оно вызвало и со стороны юристов, и со стороны психиатров.
Согласно «Положению...» (действующему по сей день) недобровольная госпитализация (без согласия больного или его родственников) производится по решению врача-психиатра, если больной по своему психическому состоянию представляет непосредственную опасность для себя или окружающих. В стационаре в течение суток (исключая выходные и праздничные дни) это решение должно быть подтверждено (или отменено — тогда больной подлежит немедленной выписке) комиссией врачей-психиатров. В случае несогласия с заключением врачей больной или его родственники имеют право апеллировать к главному психиатру (района, города, области и т. д.). Критика юристов прежде всего была сосредоточена на этом последнем обстоятельстве: контролирование недобровольной госпитализации осуществляется лишь в ведомственных рамках. В отличие от такого порядка, в тексте «Закона о психиатрической помощи и правах граждан при ее оказании» предусмотрено, что после подтверждения в течение первых суток пребывания в стационаре обоснованности недобровольной госпитализации заключение комиссии врачей направляется в суд по месту жительства больного.
Что же касается психиатров, то они в своей критике аргументирование подчеркивали, что критерий «непосредственной опасности» никак не может быть единственным основанием недобровольной госпитализации душевнобольных. Исходя лишь из этого критерия, мы оставляем без лечения ту многочисленную группу больных, которые в силу имеющихся у них психических расстройств не сознают необходимости лечения, но при этом могут быть крайне дезадаптированы в социальной среде, утратив совсем (или почти совсем) способность самостоятельно удовлетворять свои основные жизненные потребности.
Проблема гражданских прав лиц с психическими расстройствами является в чем-то более сложной, чем, скажем, обеспечение защиты и гарантий прав инвалидов. Когда речь идет о значительной части душевнобольных, стесненная болезнью свобода на практике нередко оказывается иллюзорной. В современной психиатрии обеспечение свободы жизнепроявлений, жизнеосуществления лиц с психическими расстройствами тождественно реализации в максимально возможной мере их гражданских прав, важнейшее из которых «право на лечение».
Итак, в основе современных систем организации психиатрической помощи наряду с парадигмой врачебного патернализма и парадигмой юридического контроля (уважения к законности как таковой) лежит также парадигма защиты и гарантий гражданских прав лиц, страдающих психическими расстройствами.
Теперь можно конкретнее определить, в чем заключается социальный и гуманистический прогресс во взаимоотношениях современного общества и душевнобольных. Если иметь в виду только основную «проблемную ситуацию» психиатрии (неизбежность применения в некоторых случаях принуждения в лечебных целях или в целях безопасности), то прогресс заключается в создании более совершенного механизма определения границы между двумя когортами больных — получающих добровольную и недобровольную помощь. Гибкость названного механизма проявляется прежде всего в той исключительной роли, которую приобрели в регуляции взаимоотношений врача и пациента понятия «информированное согласие» и «отказ от лечения». Эти понятия являются производными от принципа добровольности лечения, который в психиатрии приобретает дополнительный смысл — «презумпции компетентности, вменяемости». Этико-юридический механизм, о котором здесь говорится, есть перманентная апелляция к разумности, благоразумию, моральной автономии душевнобольного на всем пространстве его взаимодействия с психиатрическими службами.
Уже в законе о психическом здоровье Англии 1959 г. требование получения согласия больного в каждом случае назначаемого психиатрического лечения было определено как «краеугольный камень» правовой защиты больного. В США доктрина обеспечения больных правдивой информацией тоже стала утверждаться в 60-е гг. (как в психиатрии, так и других клинических областях, например, в онкологии). В последующие два десятилетия понятие «информированное согласие» приобрело дополнительную актуальность в контексте биоэтики — в связи с проблемами «отказа от лечения» у терминальных больных (пассивная эвтаназия), получения согласия на изъятие донорских органов и т. д. Принцип «говорить правду» в настоящее время считается центральным в медицинской этике АМА (Американской медицинской ассоциации) и АПА (Американской психиатрической ассоциации) и, можно сказать, в чем-то существенном отвечает рациональному менталитету американцев.
В России подавляющая масса врачей пока придерживается традиционно-патерналистской модели взаимоотношений с пациентами, в частности, исповедуя убеждение в этической оправданности в условиях врачевания доктрины «святой (спасительной) лжи». Эта концептуальная позиция, к сожалению, сочетается с чрезвычайно широко распространенным правовым и этическим нигилизмом наших медиков, для которых проблема информирования больных вообще редко подвергается рефлексии. В среде отечественных онкологов, гематологов (гораздо глубже многих других наших медиков осознающих значение информирования больного) только наметилась тенденция сообщать больному диагноз тех видов рака, болезней крови, которые неплохо поддаются лечению[39]. На таком фоне решение данной проблемы в тексте закона «О психиатрической помощи и правах граждан при ее оказании» можно считать революционным. Перечень здесь конкретных прав пациента, в частности, включает: а) право на получение в доступной для него форме и с учетом его психического состояния информации о характере имеющихся у него психических расстройств и применяемых методах лечения; б) право на предварительное согласие перед началом лечения (за исключением случаев, предусмотренных в настоящем Законе); в) право на отказ от лечения (опять же—за исключением случаев, предусмотренных в настоящем Законе).
Проблема «информированного согласия» является сквозной для биоэтики в целом, где ее нормативное содержание и получило детальную разработку. В психиатрии получение согласия больного на любое вмешательство в сферу его
|
