Глава 4 10 страница

Конь вскинул голову. Тео открыл дверь стойла.

Так дальше нельзя. Надо избавиться от Энни.

Глава 5

С самого начала Энни жутко было ночевать одной в коттедже, но эта ночь превзошла все. В окна без штор Тео мог преспокойно через телескоп наблюдать за Энни в любое время дня и ночи. Она не стала включать свет, пробралась, спотыкаясь в темноте, к кровати и натянула на голову одеяла. Но темнота лишь пробудила ее воспоминания о том, как все тогда изменилось.

 

Это произошло почти сразу после того случая с кухонным лифтом. Риган где-то отсутствовала: то ли брала уроки верховой езды, то ли заперлась в комнате и писала стихи. Энни сидела на валунах на пляже и предавалась мечтам, как стала красивой талантливой актрисой, снимаясь во множестве кинофильмов, когда подошел Тео и уселся рядом. Длинные ноги, торчавшие из шорт цвета хаки, казались немного для него великоваты. Через лужицу, оставшуюся после прилива, пробежал краб-отшельник.

 

Тео не отрывал взгляд от волнореза, где волны закручивались барашками.

 

- Прости, Энни, за ту ерунду. Все вышло как-то странно.

 

И она, как дура, мгновенно простила его.

 

С этого момента, как только Риган чем-нибудь была занята, Тео зависал с Энни. Он показал ей несколько любимых мест на острове, начал больше доверять - поначалу сдерживая себя, потом становясь все более откровенным. Рассказывал, как ненавидит свою закрытую школу, как пишет короткие рассказы, которые не показал бы никому на свете. Они обсуждали любимые книги. И Энни убедила себя, что она единственная девочка, которой Тео когда-либо доверился. Показала ему кое-какие свои рисунки, которые держала в секрете, чтобы Мэрайя их не раскритиковала.

 

И наконец он поцеловал ее. Ее. Энни Хьюитт, долговязое чучело пятнадцати лет отроду со слишком длинным лицом, чересчур большими глазами и безумно кудрявыми волосами.

 

После этого каждый момент, когда Риган отсутствовала, заставал их вместе, обычно внутри пещеры при низком приливе, вырытой морем в мокром песке. Тео трогал грудь Энни через купальник, а она думала, что умрет от счастья.

 

И когда он стянул верх купальника, то, переживая, что ее грудь невелика, попыталась прикрыться ладонями. Тео отвел ее руки в стороны и прочертил каждый сосок подушечками пальцев.

 

Энни задыхалась от испытываемых ощущений.

 

Вскоре они уже касались друг друга всюду. Он расстегнул молнию на ее шортах и сунул руку в трусики. Ни один мальчик не касался ее там. Тео проник в нее пальцем. И она взорвалась всеми гормонами. Мгновенным оргазмом.

 

Энни тоже трогала его и когда впервые почувствовала влагу в ладони, решила, что сделала ему больно.

 

 

Она была влюблена по уши.

 

 

А потом все изменилось. Безо всякой причины Тео стал избегать ее. Начал унижать перед сестрой и Джейси.

 

«Энни, не будь такой дурой. Ведешь себя как маленькая».

 

Она попыталась вызвать его на разговор наедине, выяснить, почему Тео стал таким, но он уклонялся. Потом Энни нашла полдюжины своих любимых готических романов в мягкой обложке на дне бассейна.

 

Однажды солнечным июльским днем они шли через болото по мостику – Энни немного впереди близнецов, в хвосте плелась Джейси. Энни пыталась произвести впечатление на Тео, какая она взрослая, рассказывая о жизни на Манхэттене.

 

- Я езжу на метро сама с тех пор, как мне исполнилось десять, и…

 

- Прекрати хвастаться, - прервал Тео. А потом шлепнул ее ладонью по спине.

 

 

Она слетела с мостика прямо лицом в грязную жижу, руки по плечи погрузились в болотный ил, ноги засосало в тину. Пока она пыталась выбраться, гниющие стебли болотной травы и комья сине-зеленых водорослей облепили волосы и одежду. Энни отплевывала грязь, пытаясь протереть глаза, но ей никак не удавалось, и она начала плакать.

 

 

Риган и Джейси были в таком же ужасе, как и Энни, и не сразу кое-как вытащили ее из болота. Энни содрала коленку и потеряла кожаные сандалии, которые купила на собственные деньги. Слезы чертили дорожки на измазанном лице, пока она стояла на мостике, как существо из какого-то фильма ужасов.

 

- Зачем ты это сделал?

 

Тео безучастно рассматривал ее:

 

- Не люблю хвастунов.

 

Глаза Риган наполнились слезами:

 

- Только никому не говори, Энни! Пожалуйста, не говори. Тео сильно попадет. Он больше так не будет. Обещай ей, Тео.

 

А Тео высокомерно удалился, так ничего и не пообещав.

 

Энни никому не рассказала. Не тогда. Гораздо позже.

На следующее утро Энни слонялась по дому, пытаясь окончательно проснуться после беспокойного ночного сна, прежде чем предпринять пренеприятное путешествие в Харп-Хауз. И в конце концов забрела в студию, которая была недоступна телескопу Тео. Брызги краски на голом деревянном полу свидетельствовали о череде художников, работавших здесь долгие годы. Из-под дюжины картонных коробок, сваленных на задвинутой в угол кровати, торчало ярко-красное покрывало. Рядом с кроватью стояла пара деревянных выкрашенных в желтое стульев с сиденьем из камыша.

 

Ярко-голубым стенам комнаты, красному покрывалу и желтым стульям вменялось в обязанность воззвать к жизни картину Ван Гога «Спальня в Арле»,

 

 

а на самой длинной стене фреской в натуральную величину изображалась передняя часть такси, врезавшегося в витрину. Энни уповала на Господа, что наследство не включало эту фреску, потому что не могла вообразить, как удастся продать целую стену.

 

Ей представилась в этой комнате мать, потворствующая самолюбию гостивших художников так, как никогда не поощряла дочь. Мэрайя свято верила, что художественные натуры нужно холить, однако отказывалась одобрять занятия дочери, будь то рисование или актерское мастерство, хоть Энни одинаково любила и то и другое.

 

«Мир искусства – змеиное гнездо. Даже будь ты неимоверно талантлива – чего и в помине нет – этот мир сжирает людей заживо. Я не хочу для тебя такой участи».

 

Мэрайе больше бы подошло иметь дело с какой-нибудь вздорной девицей, которую не заботило бы ничье мнение. Вместо этого она родила застенчивое дитя, которое день напролет грезило наяву. И все же в конечном итоге сильной оказалась именно Энни, когда ухаживала за матерью, уже не способной заботиться о себе.

 

Энни отставила кружку с кофе, услышав, как подъехал незнакомый автомобиль. Она пошла в гостиную и выглянула в окно, чтобы как раз увидеть, что в конце тропинки остановился потрепанный белый фургон. Открылась дверца, и вылезла женщина - на вид чуть больше пятидесяти. Массивная фигура закутана в серый пуховик, ноги в прочных черных ботинках утонули в снегу. Пышные белокурые волосы не покрыты шапкой, зато шея обмотана вязаным шарфом с узором из черных и зеленых ромбов. Женщина наклонилась и извлекла из машины розовую подарочную коробку с пышным бантом из малиновой шелковой бумаги на крышке.

 

Энни так обрадовалась незнакомому лицу, не связанному с Харп-Хаузом, что чуть не споткнулась о разноцветный полотняный коврик - так спешила к двери. Когда открыла ее, с крыши ветром сдуло снежную пыль.

 

- Я Барбара Роуз, - дружелюбно представилась незнакомка. - Вы здесь уже почти неделю. Вот я и подумала, что пора бы вас проведать.

 

На белоснежной коже выделялась ярко-красная помада, и пока Барбара поднималась по ступенькам, Энни приметила крупинки туши, что нашли пристанище на припухлостях под глазами.

 

Хозяйка пригласила гостью войти и забрала у нее пуховик.

 

- Спасибо, что послали своего мужа помочь мне в первый день. Не хотите ли чашечку кофе?

 

- Хорошо бы.

 

Под пуховиком оказались трикотажные черные брюки и ярко-синий свитер, обтягивавший пышные формы. Барбара сняла ботинки и проследовала за Энни в кухню, неся подарок и оставляя за собой цветочный запах духов.

 

- Любой женщине одиноко самой по себе на острове, а очутиться здесь в разгар неизвестно чего… - Она пожала плечами. – Когда живешь в одиночку, всякое может пойти не так.

 

Не такие речи хотелось бы услышать от бывалой островитянки.

 

Пока Энни готовила свежий кофе, Барбара оглядывала кухню, примечая то китчевый набор для специй на подоконнике, то ряд черно-белых литографий на стене. Вид у гостьи стал почти мечтательным.

 

- Каких только знаменитостей здесь не перебывало каждое лето, но не помню, чтобы часто видела вас.

 

Энни включила кофеварку.

 

- Я больше городской житель.

 

- Разумеется, в разгар мертвого сезона Перегрин не то место, где горожанам жилось бы хорошо.

 

Барбара любила поболтать, и пока булькала кофеварка, успела сообщить, какая нынче исключительно холодная погода, как тяжело приходится островитянкам зимой, когда мужчины выходят в неспокойное море. Энни запамятовала о сложном законодательстве, предписывающем когда и где частные ловцы омаров могут ставить свои ловушки. Барбара счастлива была ее просветить.

 

- Только мы здесь занимаемся ловлей с раннего октября до начала июня. Потом переключаемся на туристов. Большая часть других островов ловит с мая по декабрь.

 

- Не легче было бы ловить, когда тепло?

 

- Да, конечно. Хотя когда приходит время вытаскивать ловушки, довольно много можно напортачить, несмотря на хорошую погоду. Впрочем, доходы от омаров всю зиму высоки, поэтому-то сейчас и выгодно ловить.

 

Энни наконец приготовила кофе.

 

 

Они отнесли кружки на столик, примостившийся на террасе. Вручив Энни розовую коробку, Барбара уселась напротив на стуле. Подарком оказался вязаный черно-белый шарф с таким же ромбовидным узором, что и на ней.

 

Барбара смахнула крошки, оставшиеся от завтрака Энни, в ладонь.

 

- Вязание помогает скоротать зимнее время. Иначе я бы покрылась ржавчиной. Сын теперь живет в Бангоре. Раньше я видела внука каждый день, а сейчас хорошо, если увижу раз в два месяца.

 

Глаза у нее затуманились, словно ей хотелось заплакать. Она резко встала и унесла собранные крошки в кухню. Когда вернулась, то еще не совсем пришла в себя.

- Дочка Лиза поговаривает, как бы уехать отсюда. Если это случится, я потеряю двух внучек.

 

- Лиза подруга Джейси?

Барбара кивнула.

- Похоже, пожар в школе стал для нее последней каплей.

Энни смутно вспомнила небольшое каркасное здание, служившее на острове школой. Оно торчало на холме над набережной.

- А я и не знала, что в школе был пожар.

- Это было в начале декабря, прямо сразу после приезда Тео Харпа. Короткое замыкание. Выгорело дотла. – Гостья постучала кончиками красных ногтей по столу. – В той школе полвека учились дети до тех пор, пока не уезжали в среднюю школу на материке. Сейчас мы используем старый передвижной дом – все, что может позволить себе город, - и Лиза возмущается, что, дескать, не собирается позволять своим девочкам ходить в школу, размещенную в трейлере.

Энни не могла осудить женщину, захотевшую уехать отсюда. Жизнь на маленьком острове романтична больше в мечтах, чем в реальной жизни.

Барбара повертела на пальце обручальное кольцо, тонкий золотой ободок с крошечным бриллиантиком.

- Я такая не одна. Сноха Джуди Кестер пилит ее сына, чтобы переехать к ее родителям куда-то в Вермонт, и Тильди… - Она махнула рукой, давая понять, что ей даже думать об этом не хочется. – На сколько вы приехали?

 

- Может, до конца марта?

- Для зимы это время долгое.

Энни пожала плечами. Подробности ее владения коттеджем, кажется, не являлись всеобщим достоянием, и ей хотелось и дальше сохранить такой порядок вещей. Иначе она выглядела бы марионеткой в чьих-то руках, совсем как ее куклы.

- Муж мне вечно твердит, чтобы я не совала нос в чужие дела, - поделилась Барбара, - я не могу не предостеречь, что жить здесь одной будет ой как трудно.

- Все будет хорошо, - сказала Энни, словно сама тому верила.

Озабоченное выражение гостьи ничуть не обнадеживало.

- Вы далеко от города. И я так понимаю, что ваша машина… Тут нет асфальтовых дорог, она будет бесполезна зимой.

 

Энни и сама уже это поняла.

Перед уходом Барбара пригласила ее на проводимую на острове игру «банко».

- Это по большей части для нас, бабушек, но я возьму играть Лизу. Она ближе вам по возрасту.

Энни не раздумывая согласилась. Желания играть в «банко» у нее не было, но так хотелось пообщаться с кем-нибудь помимо кукол и Джейси, которая, при всей ее приятности, уж точно не тот собеседник, что оживляет разговор.

Харпа разбудил какой-то шум. На сей раз не ночной кошмар, а какой-то посторонний звук. Тео открыл глаза и прислушался.

 

Даже сквозь туманные остатки сна он быстро сообразил, что именно слышит. Бой часов на лестнице.

 

Три… Четыре… Пять…

Тео сел в постели. Эти часы не шли с тех пор, как добрых шесть лет назад умерла его бабушка Хильди.

 

Он откинулся на подушки и прислушался. Мелодичный бой звучал приглушенно, но все же отчетливо был различим. Тео считал. «Семь… Восемь…». И дальше. «Девять… Десять…». Наконец на двенадцатом ударе бой прекратился.

 

Тео взглянул на прикроватные часы. Три ночи. Что за черт?

 

Он оставил постель и стал спускаться по лестнице. И хотя и был обнажен, но холод его не беспокоил. Тео любил лишения. Так он чувствовал себя живым.

 

 

В окна просачивался свет полумесяца, чертя тюремные решетки на ковре. В гостиной пахло пылью, запустением, однако маятник настенных часов бабушки Хильди качался в ритмичном «тик-так», стрелки указывали на полночь. Часы, которые молчали долгие годы.

 

Может, Тео и имел дело со злодеями, путешествующими во времени, однако не верил в сверхъестественное. Отправляясь спать, он проходил через эту комнату, и если бы часы тикали, он бы заметил. Тогда в доме раздавался тот необъяснимый шум.

 

Должно быть всему этому объяснение, только Тео не имел понятия какое. Он кучу времени думал над ним, поскольку так больше и не заснул. Как обычно. Сон стал врагом, зловещим прибежищем привидений из прошлого, привидений, становящихся все более опасными с тех пор, как появилась Энни.

 

Дорога уже не была такой обледенелой, как восемь дней назад, в день приезда, но выбоины обозначились отчетливей, и Энни понадобилось сорок минут на путешествие, занимавшее в иные дни минут пятнадцать, чтобы добраться до городка, где женщины устраивали игру в «банко». За рулем она старалась не думать о Тео Харпе, однако никак не могла выкинуть его из головы. Прошло три дня с момента их стычки в башне, и она видела его лишь издалека. И хотелось, чтобы и дальше так продолжалось, но что-то подсказывало, что легко ей не отделаться.

 

Энни благодарила судьбу за шанс выбраться из коттеджа. Несмотря на изнурительные подъемы в Харп-Хауз, она стала лучше чувствовать себя физически, если уж не душевно. Энни надела свои самые новые джинсы и один из белых мужских свитеров матери.

 

 

Собрала буйные кудри в небрежный пучок, подкрасила губы помадой цвета карамели и махнула щеточкой с тушью по ресницам – это все, что она смогла сделать из имеющихся средств. Иногда она думала, что стоит отказаться от туши, чтобы глаза не так заметно выделялись на лице, но друзья уверяли, что она чересчур критична, и светло-карие глаза – самое красивое, что у нее есть.

 

С правой стороны дороги в море выдавался большой каменный пирс, у которого стояли на причале корабли ловцов омаров. Закрытые лодочные сараи заменили открытые эллинги, которые помнила Энни. Если дела обстоят как раньше, то летние гости все еще хранят свои драгоценные судна запертыми внутри вместе с ловушками и буйками, дожидавшимися новой покраски.

 

Через дорогу от пристани стояли несколько закрытых на зиму забегаловок в ряду с магазином сувениров и парой художественных галерей. Служившая также почтой и библиотекой островная ратуша, небольшое здание под серой черепицей, была доступна круглый год. На возвышавшемся позади городка холме виднелись занесенные снегом могильные камни кладбища. Выше по склону с видом на бухту стояла темной и пустой под серой черепицей гостиница «Перегрин Айленд Инн» и ждала наступления мая, чтобы снова возродиться к жизни.

 

Дома жителей жались к дороге. На боковых двориках грудились проволочные ловушки для омаров, катушки кабеля и стояли развалюхи-машины, еще не нашедшие путь на материковую свалку. Дом Роуз мало чем отличался от других: квадратный, крытый черепицей и удобный. Барбара впустила Энни, взяла у нее пуховик и провела в кухню через уютную гостиную, где пахло древесным дымком и хозяйкиными цветочными духами.

 

Зеленые присобранные по бокам занавески окаймляли окно над раковиной, на верху шкафов из темного дерева стояла коллекция сувенирных тарелочек. По бесчисленным фотографиям на холодильнике было видно, что Барбара гордится своими внучатами.

 

Все еще привлекательная восьмидесятилетняя женщина, чьи высокие скулы и широкий нос наводили на мысль, что у нее афроамериканские и индейские корни, сидела за кухонным столом с единственной молодой женщиной помимо Энни - крошечной курносой брюнеткой в очках в черной прямоугольной оправе и с прической «боб» средней длины.

 

Барбара представила ее как свою дочь Лизу Маккинли. Это и была подруга Джейси, рекомендовавшая ее Синтии Харп в качестве экономки.

 

Энни вскоре узнала, что Лиза - владелица единственной на острове кофейни и булочной, а также по совместительству библиотекарь на добровольных началах.

 

- Булочная закрыта до первого мая, - поведала она Энни. – И я терпеть не могу «банко», но хотела познакомиться с тобой.

 

Барбара показала на фотогалерею на холодильнике:

 

- У Лизы две прекрасные девочки. Мои внучки. Здесь родились.

 

- Мое наказание за то, что вышла замуж за ловца омаров вместо того, чтобы сбежать с Джимми Тимкинсом, когда привалил случай, - добавила Лиза.

 

- Не слушай ее. Она любит своего мужа, - сказала Барбара, прежде чем представить другую женщину.

 

- А вам не страшно жить в том коттедже одной? – Вопрос исходил от Мари, чьи глубокие морщины спускались от уголков губ, придавая ей кислое выражение. – Особенно так близко от Тео Харпа?

 

- Да я не трусиха, - отвечала Энни.

 

Куклы в голове попадали со смеху.

 

- Наливайте себе напитки, каждый сам себя обслуживает, - приказала Барбара.

 

- Я бы ни за какие коврижки там не стала жить, - гнула свое Мари. – Только не по соседству с Тео в Харп-Хаузе. Риган Харп была такой милой девочкой.

 

Барбара открутила крышку на «тетрапаке» с вином.

 

- У Мари подозрительная натура. Не обращай внимания.

 

Мари не унималась.

 

- Я только хотела сказать, что Риган так же хорошо управлялась с парусами, как и ее брат. И я не одна думаю: как странно, что она вышла в лодке, когда налетел шквал.

 

Пока Энни пыталась это переварить, Барбара подвела ее к стулу у одного из двух столов.

 

- «Банко» по большей части повод для нас выпить винца и ускользнуть от мужиков. – Реплика не заслуживала такого громкого хохота Джуди Кестер, но как выяснилось, Джуди хохотала почти по любому поводу. Отличное чувство юмора и ярко выкрашенные рыжие волосы, бросавшиеся в глаза, как клоунский парик, позволяли окружающим с легкостью полюбить ее.

 

- Поощрение истинной умственной деятельности на Перегрине под запретом, - проворчала Лиза. – По крайней мере зимой.

 

- Ты все еще бесишься, потому что миссис Харп не приехала прошлым летом.

 

Барбара бросила кости.

 

- Синтия - моя подруга, - напомнила Лиза. – И я не хочу, чтобы ей перемывали косточки.

 

- Даже несмотря на то, что она задирает нос?

 

Барбара снова бросила кости.

 

- И вовсе нет, - Лиза сосчитала числа. – Только потому что она культурная, не значит, что она сноб.

 

- Мэрайя Хьюитт была куда культурнее Синтии Харп, - ворчливо заметила Мари, - однако она не воротила ни от кого нос, разгуливая здесь.

 

Несмотря на собственные проблемы с матерью, Энни было приятно услышать о ней добрые слова.

 

Сделав ход, Лиза пояснила Энни:

 

- Мы с Синтией стали подругами, потому что любим одно и то же.

 

Энни подумала, не входят ли в список их вкусы в оформлении интерьера.

 

- Мини-банко, - объявил кто-то за соседним столом.

 

Как и обещала Барбара, правила игры оказались легкими, и по ходу дела Энни запомнила имена женщин, сидевших за обоими столами, и определила характер каждой. Лиза воображала себя интеллектуалкой, восьмидесятилетняя Луиза приехала на остров еще новобрачной. Характер Мари был столь же кислым, как и ее лицо, а смешливая Джуди Кестер покоряла своей заразительной жизнерадостностью.

 

Как библиотекарь Лиза скоро перевела разговор на Тео Харпа.

 

- Он писатель от Бога. Не стоило ему тратить время на такой мусор, как «Курорт».

 

- Ой, а мне книга понравилась, - призналась Джуди. Ее безграничный юмор светился так же, как фиолетовая надпись на футболке «Лучшая бабушка в мире». - Так сильно меня напугала, что я неделю спала со светом.

 

- Что за человек пишет о всяких таких пытках? – надув губы, спросила Мари. – В жизни не читала ничего столь ужасного.

 

- Книга продается хорошо из-за секса. – Это заключение исходило от краснолицей женщины по имени Наоми: рост с башню, прическа под горшок из крашенных черных волос и громоподобный голос делал ее импозантной фигурой, и Энни ничуть не удивилась, узнав, что Наоми - капитан собственного судна.

 

Самой стильной участницей группы и владелицей магазина сувениров была партнерша Наоми по игре Тильди, шестидесятилетняя дама с белокурой короткой стрижкой, в вишнево-красном свитере и многослойном серебряном ожерелье.

 

– Описание секса – лучшая часть романа, - сказала она. – У этого мужчины имеется кое-какое воображение.

 

Хотя Лиза была почти возраста Энни, однако вела себя почти такой же пуританкой, как Мари.

 

- Это беспокоило его семью. Я не возражаю против хорошо описанных любовных сцен, однако…

 

- Однако, - вмешалась Тильди, - тебе не нравятся любовные сцены, которые в действительности возбуждают людей.

 

Лиза вынужденно засмеялась.

 

Барбара бросила кости.

 

- Тебе не нравится только потому, что Синди этого не одобряла.

 

- Синтия, - поправила Лиза. – Никто не зовет ее Синди.

 

- Банко!

 

Серебряные крестики в ушах Джуди закачались, когда она хлопнула ладонью по звонку на столе. Все застонали.

 

Дамы поменялись партнерами. Разговор переключился на цены на газ и как часто отключают свет, потом на ловлю омаров. Вдобавок к тому, что у Наоми собственное судно, Энни узнала, что большинство женщин время от времени служат рабочими на лодках мужей. Опасная работа – вытаскивать пустые тяжелые ловушки, сортировать содержимое для владельцев, заново ставить невообразимо воняющие приманки. Если Энни еще не перестала грезить фантазиями об островной жизни, то эти разговоры быстро вернули бы ее к суровой реальности.

 

Но главной темой оставался морской прогноз и как он влияет на снабжение. Большой паром, доставивший Энни на остров, ходил зимой раз в шесть недель. Еженедельно полагалось появляться маленькому суденышку с продуктами, почтой и другими запасами. К несчастью, двенадцатифутовые волны задержали его на материке в прошлую неделю, поэтому островным жителям пришлось ждать еще неделю до следующего рейса.

 

- Если у кого есть лишнее масло, то я куплю, - заявила Тильди, потянув за серебряное ожерелье.

 

- У меня есть масло, но мне нужны яйца.

 

- Яиц нет. Но есть хлеб из цуккини в морозилке.

 

Тильди закатила глаза:

 

- У нас у всех есть хлеб из цуккини.

 

Все прыснули.

 

Энни подумала, что продуктов у нее осталось маловато, и ей нужно стать более организованной, когда придет пора делать покупки. Если она не хочет закончить тем, чтобы питаться консервами до конца зимы, лучше завтра первым делом сделать заказ по телефону. И заплатить за него с кредитной карты, увеличивая долг.

 

Настал черед Джуди бросать кости.

 

- Если на следующей неделе не придет паром, клянусь, я зажарю морских свинок моих внуков.

 

- Тебе повезло, что все твои внуки еще здесь, - заметила Мари.

 

Веселое выражение Джуди поблекло.

 

- Не могу представить, что буду делать, если они уедут.

 

Восьмидесятилетняя Луиза ничего не сказала, а Тильди похлопала ее по хрупкой руке.

 

- Джонни не уедет. Вот увидишь. Он скорее разведется с Галеанн, чем даст уговорить себя уехать.

 

- Надеюсь, что ты права, - промолвила старая леди. – Бог знает, как я надеюсь, что ты права.

 

Когда вечер подошел к концу и женщины стали разбирать свои пальто, Барбара отозвала Энни в сторонку.

 

- Я думала о тебе еще с прошлого своего посещения, и я буду не я, если не предупрежу… Большинство людей верят, что мы одна большая семья, но остров имеет свои темные стороны.

 

«Расскажите мне о них», - мысленно попросила Энни.

 

- Я не говорю о Мари с ее навязчивой идеей о смерти Риган Харп. Никто не верит, что тут вина Тео. Но Перегрин – удобное место для тех, кто хочет залечь на дно. Капитаны нанимают рабочих с материка, не задавая много вопросов. Пару раз к твоей матери вламывались вандалы. Я наблюдала тут и драки, и поножовщину. Шины резали. И не все наши работяги порядочные граждане. Если часто ставить ловушки в районе, где еще кто-то ловит, то можно найти канаты порезанными, а оборудование на дне морском.

 

Энни попыталась было напомнить, что у нее нет стремления ставить где-то ловушки на омаров, но Барбара еще не закончила.

 

– Такие же неприятности выплескиваются и на сушу. Большую часть здешнего народа я люблю, но есть и у нас свои пьянчуги и нежелательные элементы. Вроде муженька Джейси. Только потому что Нед Грейсон слыл красавчиком и семья три поколения жила на острове, он решил, что ему все дозволено.

 

«В точности как Тео», - подумала Энни.

 

Барбара похлопала ее по руке.

 

- Я хочу только сказать, что ты живешь на отшибе. У тебя нет телефона, и далеко от города, если понадобится быстро помощь. Держись настороже и не позволяй себе расслабляться.

 

Вот уж об этом не беспокойтесь.

 

Энни покинула дом Барбары, ощущая себя со всех сторон запуганным существом: дважды проверила заднее сиденье машины прежде чем сесть за руль, а пока ехала домой, то и дело посматривала в зеркало заднего вида. Один раз она чуть не въехала передом в какую-то яму, но, не считая нескольких небольших заминок с пробуксовкой, благополучно добралась до коттеджа. Это придало ей уверенности предпринять еще один поход в город денька через три, чтобы одолжить пару книг.

 

Когда Энни появилась в крошечной библиотеке, Лиза Маккинли укомплектовывала стол, а одна из ее рыжих дочурок носилась по комнате. Лиза поприветствовала Энни, потом показала на список, закрепленный в рамке из плексигласа, торчавшей на углу стола.

 

- Вот мои рекомендации на февраль.

 

Энни просмотрела названия - они напомнили ей те тяжелые мрачные книги, которые заставляла ее читать Мэрайя, - и сказала:

 

- Мне нравится немного более развлекательное чтиво.

 

Плечи Лизы разочарованно поникли.

 

- Вот Джейси точно такая же. Когда здесь была Синтия, мы с ней составляли список рекомендованных книг на каждый месяц года, но никто толком не обращает внимания.

 

- Наверно, у людей разные вкусы.

 

Тут как раз дочка Лизы опрокинула стопку детских книг, и мать поспешила убрать беспорядок.

 

Энни покинула город с кипой романов в мягких обложках в сопровождении неодобрения Лизы. Уже проехала полпути к коттеджу, когда перед ней неожиданно замаячили очертания воронки какой-то выбоины.