Примерь, что тебе, трудно, что ли, – подбадривает папа, выложивший энную сумму денег за конкретное дерьмо.
Ах, какая ты у нас красавица, – неуверенно лепечет мама, театрально отступая на шаг. Это ее цвет и ее фасон. Разве что размер мой. Но носить эту гадость я не стану ни за какие коврижки. На такие случаи Бог специально придумал младших братьев. Которых ради такого случая можно и покормить. А потом никакая стиралка не спасет. Иногда мне кажется, что маме противопоказано иметь детей. Она просто не понимает, как с ними обращаться. Нет, она, конечно, в курсе, с какой стороны кормить, а откуда ожидать отходов производства. Но в остальном полный вакуум. Временами я специально надеваю на себя купленные мамой гламурненькие шмотки, чтоб почувствовать себя полностью несчастной. Веселенькое платье и несчастная я в нем. Идешь по улице, мучаясь от несоответствия себя и одежды для пластмассовой Барби. Ощущения более тонкие, чем от обычного скандала с учителями. Потом мне эта затея показалась глупой, и я стала придерживаться выбранного стиля. Без перебора, но чтоб сразу было ясно, кто есть кто. У меня есть тайна. Она касается и одежды в том числе. Я считаю, что, пока есть эмо, которые своим видом шокируют обывателей, в мире не все потеряно. Я тоже своей внешностью вношу посильный вклад в спасение человечества от высыхания души. Ведь когда нет эмоций, нет ничего. Взять, к примеру, веру. Любую. Кто похвастает, что лично видел Бога? Про Бога знать нельзя, его можно только почувствовать. И он точно в курсе, когда человек горюет или радуется. Если он не прикидывается, как некоторые. Наверное, я должна стать верующей. Только вот незадача. Никак не могу стать религиозной. Вера – это здорово, это по‑настоящему. А религия – это куча правил и тоска зеленая, как в школе. Бог все видит, – угрожала моя бабушка. Вот пусть полюбуется, как надо мной все издеваются. Хотя он хороший, вон сколько всего наприду‑мывал. Главное, чтоб он нас не разлюбил за всякие плохие поступки. Я даже не курю и не выпиваю. Я пока даже сексом не занималась. Жду. Как только почувствую, что вот моя самая настоящая любовь, тогда можно. А просто так что‑то не охота. * * * Какой‑то прилизанный молодой вьюноша, породы офисных клерков, притаранил мне огромную картонную коробку от Аль. «Получите‑распишитесь». Приветливость лица дисгармонировала с усталыми интонациями. Знаю я таких, вечно усталых, словно замученных нелегкой судьбой. Как только устроятся на престижную работу, так сразу цепляют маску недооцененного труженика. А сами только и ждут удобного случая, чтоб забраться на ступеньку повыше. Это что у нас тут такое? – зевая во весь рот, спросила мама. – Новый год вроде как прошел. Я раскрыла створки коробки и заглянула вовнутрь. Носи и радуйся. Аль». Какое божественное платье, – мама проснулась окончательно. Я стояла, держа в руках упакованное в прозрачный полиэтилен длинное резедовое чудо на симпатичной вешалке. Примерь! Нежная материя струилась по моему голому телу. Вызывая бездну эмоций. Самой яркой из которых было «Вау!». Туфли! Оно без каблука не смотрится! Они не моего размера. Сейчас принесу свои. Пока она копалась в кладовке, грохоча вываливающейся обувью, я открыла первую попавшуюся коробку и сунула ноги в изящные лодочки на размер больше. Ты себя видела? – взбудораженная мама потащила меня за руку в свою спальню, где было единственное в квартире огромное зеркало. Ого! – Папа высунул лицо из‑под одеяла. – Какое прекрасное пробуждение. Фея, вы исполняете желания? Мне срочно надо новую машину и чемодан денег. И очки, чтоб получше тебя рассмотреть. Какая я, оказывается, красивая. Но в одном Аль ошиблась. Невеста, завидя свидетельницу в таком платье, немедленно выцарапает ей глаза. А жених раздумает расписываться под приговором. Тонкие лямочки плавно переходили в просторное декольте. Обнаженная спина требовала смелой осанки. Все что надо, подчеркивалось, все что стоит показать, было открыто, а при движении ткань начинала играть продуманными складками. Отчего идти было почти весело. Митька! Беги сюда! Стася стала принцессой! Заспанный Митька проковылял к нам, добрался до кровати и юркнул к папе под одеяло.
|