СУББОТА, 15 ЯНВАРЯ

 

Чтобы оставаться самим собой, Банкир и Джулия придумали особое развлечение. В холодный, солнечный, безветренный день они отправились на прогулку в парк на гору Мон-Руайяль, хоть это и было сопряжено с определенными трудностями. Но им на несколько часов очень хотелось позабыть о ролях байкерского банкира и его заботливой сиделки.

Они решили увильнуть от своих непростых обязанностей сразу после обеда. Джулию тяготила их постоянная зависимость друг от друга. И хоть ей было очень приятно иногда проводить время с Селвином Норрисом, все теснее с ним сближаясь и привыкая ему доверять, в основном она должна была оставаться с Артуром Дэвидсоном, на время превратившимся в Карла Бантри, или Банкира.

Знала она о нем совсем немного. Отсутствие информации ее порядком раздражало, потому что Артур стал своего рода символом ее безрассудства, человеком, который самым наглядным образом воплощал ее стремление подвергать опасности собственную жизнь без всякого на то рационального объяснения. Что он мог ей предложить, если бы эта опасность стала реальной? Не раз в ее присутствии – так, как будто ее не было рядом – Банкир разглагольствовал о том, как она могла бы устоять, если бы на нее начали давить. Но как бы сам он повел себя в такой ситуации? Почему Норрис так беспокоился о женщине, явно относясь с доверием к мужчине? Почему его тревожила молодая, а не старый? Первые испытания он прошел так же хорошо, как и она, но могла ли она доверить ему жизнь, если бы вдруг все пошло наперекосяк? Чтобы лучше разобраться в ситуации, Джулия решила прогуляться с ним в парке на горе, там, где они впервые встретились с Селвином Норрисом, и откуда открывался чудесный вид на этот вероломный город, надеясь во время прогулки выяснить то, что ее беспокоило.

Гуляя на солнышке, они хотели на время отвлечься от своих фальшивых личин и поговорить как друзья, как соратники. Случайный прохожий вряд ли принял бы их за любовников, потому что стоило им коснуться друг друга, как они тут же отстранялись. Слушая его, Джулия вытягивала шею и слегка запрокидывала голову, скорее анализируя его высказывания, чем просто внимая ему и млея от удовольствия, как это иногда бывает у любовников. Артур Дэвидсон почти всегда ходил, засунув руки в карманы, как застенчивый человек, который больше ценит одиночество и хранит свои секреты при себе. Но улыбка его была притягательной, и любой мог бы сразу заметить, что к своей спутнице он относится внимательно, хоть природа его внимания была скорее дружеской, возможно, отеческой.

Правда, если бы кто-нибудь присмотрелся к ним повнимательнее, он вряд ли принял бы их за прогуливавшихся отца с дочерью. Они явно принадлежали к физически разным типам людей. Джулия Мардик была девушкой высокой, широкоплечей, склонной к полноте, которая проявится, если она перестанет следить за собой. Ее фигура чем-то напоминала песочные часы. Артур Дэвидсон был на добрую голову ниже ее ростом, сутулился, был неширок в плечах и весьма умеренно упитан для своего возраста. Его фигуру можно было сравнить с грушей – обычно такие формы более свойственны женщинам. Ему приходилось чаще ступать своей семенящей походкой, чтобы поспеть за ее размашистым шагом. У него был покатый лоб, и залысина только подчеркивала эту покатость, тогда как у Джулии ее высокий лоб, казалось, расширяется кверху. Нос у нее был курносым, ноздри – широкими, а у него нос нависал над верхней губой. Ее кожа была восхитительна, а у него вдоль нижней челюсти тянулись рубцы от прыщей тридцатилетней давности, и на ярком свете отчетливо просматривались сосуды. В отличие от тонких черт лица Джулии, единственными бросающимися в глаза особенностями лица Артура Дэвидсона были кустистые брови, нависающие над небольшими глазами, и совершенно неестественный шрам на щеке правильной квадратной формы.

– Что у тебя со щекой? – выпалила Джулия.

Она заготовила целый список вопросов, которые хотела ему задать, и один из них помимо ее желания сорвался с языка. С их самой первой встречи девушка терялась в догадках, и эта отметина под его правым глазом не выходила у нее из головы.

– В меня стреляли, – просто сказал Артур. Позади них дети взбирались по ступенькам на витые ледяные горки и скатывались вниз. Они выбрали тропинку, ведущую вверх от оживленной открытой площадки к аллее, проходившей среди деревьев.

– Тебе стреляли в лицо? – в смятении спросила Джулия. Несмотря на нелепость вопроса, ответ на который был очевиден, Банкир и не подумал отделаться шуткой.

– Да, в упор. К счастью, калибр был очень маленьким, а то меня бы здесь сейчас с тобой не было.

– К счастью, – не без иронии откликнулась Джулия.

– Могло быть хуже.

– А лучше быть могло? То есть, я хочу спросить тебя, что же все-таки случилось?

Тропинка между деревьев, бегущая до самого верха горы, была истоптана ногами многих любителей зимних прогулок. На ее самых крутых, местами обледеневших отрезках нужно было соблюдать особую осторожность. Они не спеша шли вперед, после спуска начался подъем, и Артур предложил спутнице руку.

– Джулия, – начал Банкир и сделал паузу, – знаешь, мне трудно тебя так называть, я начинаю нервничать. Не возражаешь, если я буду звать тебя Хитер?

– Понимаю. Я тоже дурой себя чувствую, когда называю тебя Артур. Для меня ты всегда будешь Карлом или папой. Давай так и называть друг друга.

– Я, Хитер, стал Банкиром на вполне законных основаниях – служил в банке, был управляющим отделением. Однажды отделение банка, в котором я работал, ограбили. А всего за то время, что я там работал кассиром, инспектором по кредитам и управляющим, нас грабили четыре раза.

– И тогда в тебя стреляли?

– На Селвина я тогда не работал, если тебя это интересует. Наоборот, он меня спас. Селвину я обязан жизнью. После того как банк трижды ограбили, мне все уже стало до фонаря. А так нельзя было относиться! В тот день бандит ворвался ко мне в кабинет, чтобы я не нажал на кнопку тревоги. Его дружки были вооружены, потрошили кассы и сейфы, выкрикивали угрозы. Хочешь ты того или нет, но, если кто-то размахивает пушкой у тебя перед носом, тебе станет не по себе, но я был сравнительно спокоен. Я глянул на малого, стоявшего передо мной, и постарался запомнить детали его внешности, чтобы потом его опознать, – память у меня улучшалась с каждым ограблением. Именно тогда один из бандитов стал приставать к кассирше. Девчонка была симпатичная, и он начал ее лапать. Она закричала, набросилась на него с кулаками, с ней чуть истерика не случилась – разве можно ее за это винить? Бандит запаниковал и выстрелил в нее, уж не знаю, специально или случайно. Но я точно помню, что он ее не предупредил, он просто расстрелял ее в упор.

– Господи боже мой…

Артур глубоко вздохнул. Джулия видела, что он по-прежнему находится под впечатлением событий того дня.

– В тот час в банке было полно народа. Поднялся дикий гвалт, все стали кричать, а бандиты – громче других. Я совершенно непроизвольно вскочил со стула. Малый, который был в моем кабинете, осознал, что теперь его могут судить не только за вооруженное ограбление. Напряжение достигло предела. Мы оба застыли, оцепенели. Он понимал, что я его хорошо запомнил. Тогда он стал медленно поднимать пистолет. Я попытался его хоть как-то унять, утихомирить. Но он тихо – никогда этого не забуду – сказал, что все произошло из-за меня, а потом этот сукин сын выстрелил мне прямо в лицо.

Они дошли до небольшой расселины в скальной породе, где надо было пробираться особенно осторожно и осмотрительно. Джулия взобралась на выступ и протянула руку спутнику. Артур выбрал другой путь обхода расселины, но не рассчитал силы и чуть не потерял равновесие. К счастью, он успел ухватиться за протянутую руку и успешно преодолел препятствие. Дальше они поднимались по расширяющейся дорожке бок о бок, проваливаясь ботинками в снежный наст. Далеко внизу в обе стороны авеню Парк проносились машины.

– Кассирша умерла?

Артур Дэвидсон облизнул сухие губы.

– У нее отнялись ноги.

– Жуть какая… – Джулия не знала, что сказать, и почему-то чувствовала раскаяние. – А что стало с бандитами?

Ее спутник покачал головой.

– Бандита, который в меня стрелял, убили при задержании четыре месяца спустя. Я опознал его по фотографии, сделанной в морге, и, не скрою, испытал удовольствие. Другой подонок тоже когда-нибудь схлопочет свою пулю, но от его смерти получить удовольствие мне не грозит, потому что я его не видел. Такая мразь раньше или позже получит по заслугам.

– Какая же беда приключилась с этой девушкой…

Мнимый Карл Бантри, склонив голову, неспешно продолжал путь.

– Она «виновата» лишь в том, что испугалась, когда к ней стал приставать бандит с пистолетом. Теперь она пожизненный инвалид и никогда больше не сможет ходить!

Джулию поразил гнев, прозвучавший в его голосе, раньше она никогда не замечала в нем такой страсти. С ним всегда было легко иметь дело, потому что поведение Артура было обычно ровным и покладистым.

– Значит, папочка, после этого ты решил бороться с преступностью?

Она увидела, что Артур чуть заметно улыбнулся. Они с разных сторон обходили большой валун, и когда две разбежавшиеся дорожки снова сошлись в одну, мужчина взял женщину под руку, и дальше они пошли вместе.

– Должен тебе сказать, что какое-то время я пребывал в ужасном состоянии, был жутко, невероятно зол. Все никак не мог полностью прийти в себя, не мог забыть, как стреляли в ту женщину, целились мне из пистолета в лицо, после того выстрела в меня… Потом еще узнал, что она на всю жизнь осталась калекой. – Теперь он смотрел прямо перед собой, как будто его одолевала та же злость. – Короче говоря, у меня случился нервный срыв, вся моя жизнь изменилась, все пошло прахом. Я развелся, спился и вконец опустился.

– Твоя история отличается от того, что случилось с настоящим Карлом Бантри, но все-таки у вас есть что-то общее, – заметила Джулия.

– Это, конечно, не случайно, – резюмировал Банкир. – Селвин нас выбрал не просто так. – Ее так волновал этот вопрос, что Джулии показалось, будто у нее напряглась каждая жилка в теле. Как Селвин выбрал именно ее? Что было об этом известно Артуру? – Я помню, как внимательно тебя изучал Акоп.

– Акоп?

– Санта-Клаус. Парень, которого убили в канун Рождества.

– Так это он меня нашел?

– Наводку ему дал Селвин. Он употребляет это слово, когда ему бывает кто-то нужен. Тебе надо было быть смышленой и симпатичной, но Акоп не должен был тобой увлечься. Это, между прочим, вовсе не значит, что он не должен был тобой интересоваться. Ну, в общем, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Не совсем, – ответила Джулия. – И какие же у него были требования к моей внешности?

– Ему было совсем не нужно, чтоб от тебя глаз нельзя было оторвать. Тебя должны были замечать, воздавать тебе должное, но ты не должна была в общении становиться центром всеобщего внимания.

Джулия решила, что эти качества вполне ей присущи.

– Что еще?

– Еще тебе не следовало быть слишком общительной. Тебе нужно было превосходить своих сверстников по умственному развитию и интенсивности внутренней жизни.

– Надо же!

– Ты должна была быть приезжей, своего жилья в городе у тебя не предусматривалось, и в идеале тебе нужно было самой зарабатывать на жизнь. И у тебя не должно было быть романтических связей.

– Господи! Что еще от меня требовалось? Рост? Цвет волос? Этническая принадлежность? Результаты теста на ориентировку в пространстве?

– Всех подробностей я не знаю, – хмыкнул Карл Бантри. – Эту лямку тянул Акоп.

– Значит, и тебя подбирали так же, как меня? Селвин Норрис тебя тоже постепенно обхаживал и втягивал?

– В тот день, когда мы с ним встретились, я пил в одном баре на Мэйне. Селвин вошел в дверь и направился прямо ко мне за столик. Угадай, что он мне сказал?

– Понятия не имею.

– «Пейте, – сказал он мне тогда, – пейте, Артур Дэвидсон. На какое-то время это ваша последняя рюмка. Вы жили в таком мраке, что у вас очко заиграло. Теперь пришло время выходить в свет».

– Надеюсь, ты дал ему коленом по яйцам? – поинтересовалась Джулия. – Я бы ему непременно врезала.

– Я тогда был в полном дерьме, но он меня заинтриговал. Надрался я в тот день как свинья, и от удивления мне показалось, что он – мой ангел-хранитель. Эта мысль мне первой пришла в голову. Но я ему только сказал: «Ты кто, козел?»

– Забавно. Когда мы с ним в первый раз встретились, я ему тоже сказала что-то в этом роде. И что он тебе ответил?

– «Те подонки, которые стреляли в вас, как в собаку, и на всю жизнь усадили в инвалидное кресло кассиршу, кое на кого работали. Мне нужен тот, кто это организовал, но без вашей помощи, Артур Дэвидсон, мне не обойтись. Если вы сейчас завяжете, потом сможете стать похожи на человека».

Они дошли до утеса, высящегося у обрыва, как часовой на страже. Неподалеку конный экипаж вез целовавшихся на зимнем холоде туристов по дорожке над городом, сани плавно скользили по снегу, густые облака конского дыхания таяли в воздухе. Кучер слегка цокал языком и похлопывал поводьями по крупу лошади, чтобы она не останавливалась. Странники-пешеходы явно утомились от подъема, у лиц клубились белые пары их дыхания.

– Почему ты ввязался в это дело, папуля?

– Почему? Все, чем я теперь занимаюсь, подчинено мести за ту девушку-кассиршу. Работа эта имеет для меня смысл, в отличие от бессмысленного шелеста бумаг на столе. Оформлять документы на займы кажется мне теперь совершенно тупым занятием. Понимаешь, заурядный, подавленный, невзрачный банкир стал в душе воином. Я, как и ты, ввязался в это дело потому, что меня подцепили на крючок.

Они смотрели на раскинувшийся внизу город, на лениво вьющийся дымок каминов, посапывающих в зимней спячке как задремавшие старички, собравшиеся в частном клубе. Город с высоты казался спокойным и умиротворенным, солнечные лучи на зимнем снегу чудесно дополняли эту обманчивую картину. Может быть, именно это легкое белое дыхание каминов, клубившееся над заснеженным городом, напомнило Джулии, что она стоит на давно угасшем вулкане, что возвышенность, с которой ей так хорошо был виден город, создана расплавленными скальными породами, вышедшими из недр земли. Она слегка притопывала-пританцовывала на морозе, чтобы согреться.

– Джулия, а ты зачем в это дело полезла?

Джулия поняла, что намерения Артура в тот день были точь-в-точь такими же, как и у нее. Она хотела понять, просчитать его, выяснить, может ли она доверить ему свою жизнь. У него были столь же веские основания для серьезного разговора. Он хотел знать, не вильнет ли она хвостом в решающую минуту, сделает ли все от нее зависящее, чтобы его не сдать, не отколет ли какой-нибудь фортель в опасной ситуации, как кассирша, которая ударилась в панику и тут же получила пулю? Сможет ли она в критический момент найти выход из отчаянного положения?

Джулии было нечего ему рассказать – она еще никогда не оказывалась в таких драматических ситуациях, какие довелось пережить ему. Не было у нее и забавной истории, объясняющей, когда и почему она решила этим заниматься. Ей не приходилось участвовать в перестрелках с озверевшими налетчиками при ограблении банков, не знала она и долгих, темных, тоскливых и одиноких ночей после пьяного угара. У нее не было припасенного заранее подходящего ответа на его вопрос, потому что она об этом просто всерьез не задумывалась. Разве не была она одной из марионеток, которых Селвин дергал за ниточки? Разве не была она при этом счастлива от того, что он выводит ее на прогулку? Как ей было убедить его в своей преданности? Более того, получив ответы на некоторые волновавшие ее вопросы, как она могла убедить в этом себя?

Артур Дэвидсон продолжал настаивать на своем:

– Ввязавшись в это дело, ты поставила на карту год учебы в университете, твою карьеру, будущее, наконец, твою…

– Жизнь? – закончила она вместо него. – Да, жизнью своей я действительно дорожу, а что касается остального… – Неоконченная фраза повисла в воздухе.

– Так что же касается остального?

Джулия задумалась. Внизу расстилался огромный город. Когда Селвин привел ее сюда на каток, они останавливались на этом самом месте, и он объяснял ей, как устроен мир. Ей доставляло удовольствие общение с ним, хотя хотелось, чтобы он знал о ней не так много. Но он знал ее слишком хорошо. Настолько хорошо, что как-то сумел вычислить ее еще до знакомства.

Даже про ее «скачку с препятствиями» он был в курсе. Раньше она думала, что боль, которую она испытывает при близости с мужчиной, со временем пройдет сама собой или что-то можно будет исправить. Потом она поняла, что с этим придется смириться. А Селвин показал ей, что она может иметь любовников, и теперь эта проблема не казалась ей такой драматичной, какой виделась неделю назад и даже вчера вечером. Отчасти проблема была и в том, что она не сможет рожать детей, и в этом плане ничего изменить было нельзя, однако этот вопрос пока не волновал ее так сильно.

– Мои предки – дети шестидесятых, – начала Джулия. – Они, конечно, разведены. Воспитывала меня мама. С отчимами я сбилась со счета – их было не то четверо, не то шестеро в зависимости от того, кого из них считать отчимом, а кого, если говорить мамиными словами, просто «случайным увлечением».

После непродолжительного молчания Дэвидсон высказал предположение:

– Получается, что в чем-то ты относишься к Селвину вроде как к отцу?

– Ой, да отвяжись ты!

Она так мило умела хамить мужчинам, что ее грубость ничего, кроме смеха, у них не вызывала. Так было не только с Селвином, но и с Артуром.

– Еще когда мои родители жили вместе, они купили ферму. Им тогда хотелось жить на земле – в те годы среди хиппи это было очень модно. Но из этого ничего не вышло, и слава богу, потому что тогда они бы просто умерли с голода. Но это не важно. Главное, что ферма эта и теперь нам принадлежит, но мы только изредка ездим туда отдохнуть и расслабиться. Там, где должен был быть огород, теперь стоянка для немецких машин. Где раньше были конюшни, сейчас что-то вроде бассейна. В общем, картина тебе ясна. Кое-что мы там достроили, кое-что перестроили – надо было расширяться, чтобы поспеть за разводами и было место для детей как от новых браков, так и от старых. У меня нет ни братьев, ни сестер, но сводных или по матери я и не считала.

Джулия вздохнула. Она совсем не была уверена в том, что ее рассказ хоть как-то прояснил побудительные мотивы, которыми она руководствовалась.

– Меня пугают не «Ангелы ада», – сказала она. – Гораздо страшнее взрослеть наперекор себе, против собственной воли. Мне страшно входить в жизнь с определенными идеалами, которые потом лопаются один за другим, как мыльные пузыри. Меня больше всего пугает, когда люди предают все, в чем когда-то были целиком и полностью уверены, и живут, нарушая все принципы, которые были для них святыми в юности. Вот что для меня самое страшное.

Она взглянула на Артура. Он поймал ее жесткий взгляд и остановился.

– Со мной такого не случится. Я всегда буду отстаивать то, во что верю, и если это загонит меня в угол, из которого не будет выхода, – ну что ж… – тем лучше! Мне выход и не нужен – я видела, куда этот выход может завести человека. Я знаю, что случилось с теми, кого я люблю, с матерью моей, с отцом, даже с моими отчимами. Они все хорошие люди, но как они живут? Мне, Артур, такой жизни не надо! Мне хочется жить так, чтобы в жизни был какой-то смысл. И я понимаю, зачем я ввязалась в эту историю.

Она позволила ему себя крепко обнять. Если бы кто-то смотрел на них в этот момент со стороны, ему трудно было бы понять, почему эта странная пара так искренне, так тепло обнимается на вершине горы над промерзшим городом.

Когда в тот вечер Билл Мэтерз вошел в конюшню, он сначала обрадовался, что в помещении не так холодно, но после того, как глаза привыкли к царившему в помещении сумраку, он кожей почувствовал промозглую сырость. Вдыхая запахи пыли и сена, он вспомнил детские поездки в деревню, прислушался к дыханию животных. Свисавшие с потолка на шнурах голые лампы были расположены метрах в пяти друг от друга, они качались, заполняя помещение колеблющимися тенями. Лошади тихо стояли в своих стойлах. Санк-Марс переходил от одной к другой, для каждой находя доброе слово. Войдя в конюшню, он распахнул ворота и, сняв с крюка недоуздок, надел его на небольшую серую кобылу, затем вывел ее из конюшни и привязал к поперечной балке.

– Это Неллз Беллз, – Санк-Марс представил кобылу Мэтерзу. – К старости у нее стало что-то не то с суставами, правда, девочка?

Он опустился около животного на колени и начал ей втирать какую-то мазь в суставы ног сильными, спокойными движениями, а лошадь терпеливо и с благодарностью воспринимала его помощь.

– Кто этот ваш другой гость, Эмиль? – спросил Мэтерз, и по тону было очевидно, что вопрос его явно волновал. Он стоял около другого стойла рядом с лошадью, облокотившись об опорную балку.

– Это Раймонд Райзер, мой старый приятель.

– Да, я знаю, вы же представили нас друг другу, помните? Почему вы его пригласили?

Санк-Марс продолжал втирать мазь в ногу лошади.

– Может быть, Раймонд сможет нам что-то посоветовать. Это – часть игры. А еще это проверка.

– Чья проверка? – удивился Мэтерз.

– А теперь тебе надо поесть на ночь, – обратился Санк-Марс к кобыле, игнорируя вопрос напарника. Он отвязал Неллз Беллз, провел ее к стойлу и развернул головой к выходу. – С одним делом покончено. – Он вышел, затворил широкую дверь и повесил недоуздок на крюк. Потом распахнул входную дверь и позвал: – Заходи, Раймонд.

Присоединившийся к ним мужчина был крупным, с широкой грудью, красноватым, нездоровым цветом лица и чересчур большими усами. Его длинные волосы сзади были перехвачены в конский хвост. Во время разговора он то и дело вынимал изо рта трубку.

– Ну, босс, ты просто чудовище. Пригласил друзей на ужин, а сам перед едой заставляешь нас дерьмо выгребать! Ты, Санк-Марс, страшный человек.

Он говорил так, как будто кричал.

– Это я, Раймонд, специально, чтобы аппетит нагулять. Мне хочется, чтобы от яств Сандры у вас слюнки потекли.

– Ну да, от хрена уши! Ну что, детектив, – сказал бесцеремонный грубиян, оттянув себе подтяжки и посасывая трубку. Он обращался к Мэтерзу, чтобы вовлечь его в разговор, – как вам работается в паре с неподражаемым Санк-Марсом? Вы в состоянии это пережить?

Мэтерз не смог сдержать улыбки.

– Да ничего, вроде выживаю, спасибо. Набираюсь опыта. Когда Санк-Марс вывел вторую лошадь из конюшни, оба мужчины отошли в сторону. Они наблюдали за тем, как хозяин спрятал таблетки в сердцевину разломанного яблока и дал животному лекарство.

– Вот видите? – спросил Раймонд Райзер. – С этим малым надо держать ухо востро. У него полно всяких хитростей.

– Вы тоже любитель лошадей, Раймонд? – спросил его Мэтерз.

– В свое время был им. Слава богу, это время прошло.

– Раймонд служил в Королевской конной полиции, – бросил Санк-Марс. – В разведслужбе.

Раньше конные полицейские несли полицейскую службу на национальном уровне и выполняли функции разведки, то есть занимались тем же, чем ФБР и ЦРУ, вместе взятые. Позднее разведывательная служба была передана вновь созданной гражданской организации, напоминающей ЦРУ, в связи с чем служившие в конной полиции разведчики оказались у разбитого корыта.

– Ну что, господа, – обратился к ним Санк-Марс, отведя лошадь в стойло, – вы решили немного поболтать перед тем, как вернуться к нашим очаровательным дамам и выпить за их здоровье?

Только теперь Билл Мэтерз вспомнил, что Эмиль Санк-Марс уже предлагал тост за здоровье прекрасных дам, когда они приехали, но тогда он счел это просто жестом радушного хозяина, таким образом выражавшего радость по поводу приезда гостей. Он заметил, что его начальника слегка пошатывало, когда тот садился на табуретку, широким жестом приглашая гостей к нему присоединиться.

– Знаешь, Раймонд, мы тут попали в одну передрягу.

Райзер сбоку обошел скамейку, перевернул большое деревянное ведро и сел на него как на табурет. Он кивнул и сделал жест трубкой, давая понять Санк-Марсу, что тот может излагать суть проблемы. Мэтерз опустился на корточки, поднял с пола длинную соломинку и стал мять ее пальцами.

– Как ты, конечно, слышал, время от времени я получаю важную информацию из неизвестного источника. В последние дни было высказано предположение, что своими успехами я обязан – ни много ни мало – ЦРУ. Вот, Раймонд, я и хочу тебя спросить: с чего бы это агенту ЦРУ совать свой нос в работу управления муниципальной полиции Монреаля? Ведь внутренние преступления вроде не входят в зарубежную юрисдикцию. Может, ты меня в этом вопросе просветишь, потому что у меня самого здесь концы с концами никак не сходятся.

Райзер чуть насупил брови, потом покачал головой.

– А что по этому поводу думает наш молодой друг? – спросил он.

Мэтерз честно признался:

– У меня на этот счет нет никаких соображений.

Мужчина вынул трубку изо рта и после паузы сказал:

– Честно говоря, Эмиль, это невозможно. Существует ли такая вероятность? Нет, я этого не допускаю. За кем, получается, охотится ЦРУ? За грабителями? За уличными торговцами наркотиками? За угонщиками машин? Это просто абсурд.

Санк-Марс почесал за ухом.

– И все-таки?

– Ты понимаешь, к этому делу можно подойти с разных сторон. Давай-ка мы начнем с другого конца. Представим себе, что ЦРУ и впрямь имеет к этому какое-то отношение. Тогда возникают два вопроса: как и почему? Как? Если судить по моему опыту, здесь есть три возможности. Первая – работает мошенник, отдельный агент, который делает это в собственных целях. Такого найти непросто, но сбрасывать эту возможность со счетов было бы неправильно. Во втором случае ЦРУ проводит операцию, которая по каким-то неизвестным нам причинам имеет к тебе отношение. Третья вероятность состоит в том, что ЦРУ никакую очевидную операцию не проводит, но их агент имеет разрешение поступать по своему усмотрению и проводить определенную работу с помощью тех средств, которые считает необходимыми.

Полицейские сидели на сквозняке в конюшне, лошади тихо пофыркивали в стойлах. Бывшему конному полицейскому было над чем подумать.

– Мир теперь меняется быстро. Спрос на разведчиков уменьшается, бывшие враги превращаются в друзей, а друзья – в конкурентов. В результате появляются опытные агенты, которые сами начинают мутить воду, чтобы оставаться при делах. Кто знает, может быть, и ЦРУ для своих людей ищет выход таким способом? Здесь-то и возникает второй вопрос – почему?

Одна из лошадей легонько стукнула в пол копытом, другие откликнулись тихим ржанием. Четверо животных высунули из стойл морды, как будто им хотелось лучше слышать мужской разговор.

– Почему они лезут в проблемы нашей преступности? Потому что внутренняя преступность все теснее сращивается с преступностью международной, а в ЦРУ гораздо лучше, чем в ФБР, разбираются, как с ней бороться. Они ведь для того и созданы, чтобы действовать среди врагов, преступая законы. До меня дошли слухи, что несколько бывших офицеров КГБ в Москве стали работать на бандитов. Может быть, и кое-кто в ЦРУ ищет себе место в борьбе с такими же своими бывшими сотрудниками, только в этом случае они рядятся в капиталистические одежды. Есть и другие малоприятные новости. Старый КГБ был реформирован и расширен под новым названием – ФСБ. Я не исключаю, что ФСБ ищет собственные источники финансирования, и для этого там образовано специальное подразделение по сбору средств. И здесь напрашивается действительно пугающий вывод, что для достижения своей цели ФСБ может опираться как на силы разведки, так и на преступные банды.

Райзер снова сделал паузу, чтобы подумать и пососать трубку. Мэтерз решил этим воспользоваться и спросил:

– Раймонд, но почему же они решили действовать именно здесь, в Канаде? Почему не в Москве или Нью-Йорке?

Гость кивнул, давая понять, что детектив задал вопрос по существу.

– Как раз это объяснить не сложно, по крайней мере теоретически. В США интересы Конторы неизбежно пересекутся с интересами ФБР. Операции под прикрытием, проводимые на чужой территории, в самих Штатах являются нарушением конституционных прав. Я не настолько наивен, чтобы полагать, что ЦРУ и в самом деле не проводит никаких операций у себя дома, но у них больше свободы, размаха и возможностей действовать эффективнее, когда они работают в других странах. Законы других государств для них так же важны, как прогнозы погоды. – Он снова смолк, чтобы пососать трубку. – Есть еще одно обстоятельство. Представим себе, что русские банды – из того, что ты, Эмиль, говорил мне раньше, я так понимаю, что они имеют к этому отношение, – так вот, представим себе, что им проще действовать в Америке с базы, расположенной в Канаде, подальше от назойливого внимания ФБР. В таком случае сам по себе факт их присутствия не может не привлечь сюда ЦРУ. Они относятся к границам не с большим уважением, чем бандиты.

Трое мужчин в полумраке конюшни напряженно размышляли над этими гипотетическими возможностями. Встряхнув затекшие руки и ноги, Санк-Марс встал с табуретки.

– Любопытно… Билл, ты ничего больше не хочешь спросить, пока мы еще не вернулись в дом?

Мэтерз еще раз прокрутил в голове соображения Райзера.

– Вы сказали, что есть три варианта причастности к этому делу агентов ЦРУ. Не могли бы вы расположить их по приоритету?

– Расположить в порядке приоритетности! Надо же, до каких выражений стали теперь додумываться бюрократы! Иначе говоря, вы спрашиваете, какой из вариантов наиболее вероятен? Хорошо. Я бы сказал так: если ЦРУ здесь не гоняется за русскими бандами, вы связались с мошенником. Если же их цель – эти банды, агент работает независимо. Такого рода операции не входят в полномочия Конторы, а это значит, что она проводится втайне даже от разведчиков. О ней известно только в самых верхах, да и то не многим. Поэтому ваш агент – человек с большим опытом, это высокий профессионал, которому доверено проведение сложного и опасного задания.

Райзер тоже поднялся с ящика. Санк-Марс поковырял пол ботинком, потом взял метлу и смел грязь в сторону.

– Хочешь еще что-нибудь сказать, Раймонд, пока мы тут?

Бывший конный полицейский выбил трубку в ладонь.

– Разве что последнее соображение. Если ЦРУ с этим связано, к такой операции они должны относиться очень серьезно. Вряд ли эти ребята потерпят вмешательство двух таких вежливых полицейских, как вы. В их распоряжении большие силы, средства и возможности. Вы можете играть в этой игре против плохих парней, но, если начнете наступать им на пятки, сами окажетесь плохими парнями среди хороших. Вы храбрые ребята, но этого может оказаться недостаточно. Настало время действовать с исключительной осмотрительностью. Будьте не просто осторожны, будьте дьявольски осторожны. Санк-Марс тяжело вздохнул.

– Ну ладно, теперь послушайте меня. Сейчас мы вернемся в дом и больше о делах говорить не будем. А вам двоим вменяется в обязанность сегодня вечером хорошо отдохнуть и расслабиться. Прощаемся с лошадьми и возвращаемся в общество наших дам. Согласны?

Первым вышел Раймонд Райзер, и Билл Мэтерз незаметно коснулся локтя напарника.

– Прошел он проверку? – шепотом спросил Мэтерз.

Санк-Марс ответил холодно и резко:

– Последний подонок этот мой старый приятель. Это он меня продал.