ПЯТНИЦА, 7 ЯНВАРЯ

 

Фургон взорвался рано утром. Удар взрывной волны был так силен, что в трех ближайших кварталах в окнах домов вылетели стекла. Их жители кто в чем – в пижамах, ночных рубашках, зимних ботинках на босу ногу и просто завернувшись в одеяла – вскакивали с кроватей и вылетали на улицу, думая, что где-то взорвался газ, настал конец света, разразилось землетрясение или в город попала комета. Детали преступления выяснялись медленно. Полицейские на холоде истоптали весь район, пока еще не рассвело. От содержимого бумажника водителя, как и от его большой ягодичной мышцы, не осталось ничего, потому что бумажник лежал у него в заднем кармане брюк, а водительское удостоверение, хранившееся в бардачке, чудом сохранилось. Если водитель был хозяином фургона, то он принадлежал к «Рок-машине», примкнув к ней в тюрьме во время очередной отсидки, и был известен как бывший домушник. После освобождения Жак Дюфур по кличке Стремянка прошел курс обучения езде на мотоцикле. Когда он пришел сдавать на права теорию, сотрудник той конторы, где он должен был сдавать тест, взглянул на него и четырех байкеров, стоявших сзади, и дал ему экзаменационный листок сразу вместе с правильными ответами. А когда дело дошло до проверки водительских навыков, ему выдали водительское удостоверение на вождение мотоцикла без экзамена. Стремянке очень нравились привилегии членов банды – особенно исключительная легкость доступа к представительницам прекрасного пола и в игральные залы казино Лас-Вегаса. Теперь он, как и многие его кореша, традиционно расплатился за все свои льготы и привилегии. В кабинете, где велось расследование деятельности байкерских банд, Андре Лапьер присовокупил его имя к другим на висящем на стене листе плотной бумаге, куда вписывалась история байкеров. «Жак Дюфур, – написал он. – Кличка Стремянка. Взрыв бомбы. 7 января. 3:52 утра». А рядом нацарапал: «Подгоревший пирог с вишней. Нам будет его недоставать. Ему тоже».

 

Когда раздался первый телефонный звонок, лошади, как будто почуяв угрозу, легонько захрапели и стали перебирать копытами. Эмиль Санк-Марс, расчесывавший серого жеребца, стал ему невнятно, но убедительно нашептывать что-то успокаивающее, а пыль со спины коня тем временем плавно слетала на промерзший бетонный пол конюшни.

Детектив пришел сюда, когда начало светать, накормил и напоил животных и принял самое активное участие в чистке конюшни. У них с Сандрой были две выездные лошади, два снежно-белых скакуна и шесть поло-пони. Но в конюшне оставалось место еще для восьми коней. После второго звонка телефона лошади стали волноваться сильнее, все зафырчали и задышали глубже, выдыхая в морозный сырой воздух клубы пара, чем-то напоминая при этом огнедышащих драконов. Либо они почуяли, что звонок в конюшне был недобрым знаком, либо им передалось смешанное со страхом волнение, которое ощутили люди.

Ответила Сандра, и Санк-Марс решил уже было, что пронесло, но она ему сказала:

– Это тебя.

Жена держала трубку в вытянутой руке так, будто это была дохлая крыса, и ждала, пока он ее возьмет.

Санк-Марс сделал вид, что ему не хочется ни с кем говорить.

– Кто это?

– Он не назвался.

Он не хотел, чтобы она подумала, что у него есть от нее секреты, и потому попросил:

– Спроси, что мне передать.

Сандра встретилась с Эмилем, когда он приехал в Нью-Гемпшир покупать для друга коней. Сочетание атмосферы большого города и шарма говорившего по-французски полицейского, который знал о лошадях все и немножко больше, торговался как заправский игрок в покер и держал себя с достоинством президента, оказалось для Сандры Лоундес настолько неотразимым, что она не смогла сдержаться и одарила его долгим, пристальным взглядом. В паре они смотрелись очень импозантно. Она узнала, что его первая супруга скончалась, когда Эмилю было двадцать девять лет, прожив в браке всего семь месяцев. Вторая его спутница жизни продержалась пять лет, а потом подала на развод из-за его долгих отлучек, предчувствия опасности, ощущения своей неполноценности по сравнению с ним и постоянно повторяющихся долгих душевных кризисов. Хоть их брак нельзя было назвать счастливым, для Эмиля, воспитанного в строгих католических традициях, развод оказался непростым испытанием. Но в конце концов разрешение на него было получено, и детективу пришлось смириться как с его положениями, так и с присущим им лицемерием.

Глядя на Сандру, пока она говорила по телефону, Санк-Марс поймал себя на том, что восхищается ею. Эта женщина на лютом морозе в промозглом сарае неустанно ухаживала за животными, пока каждое не было накормлено, напоено, обогрето и утешено. Впервые встретившись, они весь день напролет проговорили о лошадях, а вечером обсуждали американскую политику. Сандра держалась уверенно, она была в ударе от чувств, которые он в ней разжег. Оба были единодушны в том, что совместная жизнь для них невозможна, оба решили поддерживать отношения на расстоянии, время от времени навещая друг друга. Их восхитительный роман развивался еще года два, и только после этого они стали всерьез задумываться о браке.

Повседневная совместная жизнь в отличие от мимолетных встреч была чревата сложностями для обоих, им требовалось время, чтобы лучше узнать друг друга. Большинство ближайших друзей Эмиля говорили только по-французски, а Сандре французский давался с трудом. Да и разница в возрасте была такой, что многие его интересы мало ее волновали. Ей нравилось жить в большом городе, но временами она чувствовала себя одиноко и ей очень не хватало лошадей. Когда семейная жизнь стала давать трещину, она предложила мужу купить ферму, где оба могли бы заниматься любимым делом. Ей очень хотелось обзавестись конюшней, и Сандра пыталась доказать мужу, что, когда он выйдет на пенсию, ему обязательно нужно будет чем-нибудь заниматься, а разведение коней вскоре могло бы стать прибыльным делом. Санк-Марс смотрел на эту затею как на возможность укрепления их распадавшегося союза, и потому согласился с предложением жены. Оба с энтузиазмом ввязались в это предприятие.

– Ты найдешь разгадку на русском грузовозе, – сказала Сандра. В ожидании его ответа она прижимала телефон к плечу.

– Хорошо, дай мне трубку.

Он взял у нее телефон и спросил:

– Кто вы?

– Разгадка в русском грузовозе.

– Да, я понял. Скажите, кто вы?

– Я не имею права обсуждать с вами эту тему.

– Тогда придумайте кодовое имя, прозвище какое-нибудь, по крайней мере! Мне надо как-то к вам обращаться. А когда вы оставляете сообщения, мне необходимо знать, от кого они поступают.

Его собеседник на другом конце линии негромко хмыкнул.

– Вам нужна хоть какая-то зацепка. Вы надеетесь, что я проговорюсь. Ну, ладно, придется с этим смириться. Дайте мне секундочку подумать… Хорошо, давайте назовем эту операцию «Скачка с препятствиями». А меня вы можете называть просто Наездник. Любые сообщения, которые вы получите от Наездника, будут исходить от меня и иметь отношение к этой операции.

– Какой операции?

– Санк-Марс, не задавайте ненужных вопросов.

Детектив сжал телефонную трубку в руке так, как будто хотел выдавить из нее информацию.

– Тогда расскажите мне о грузовозе.

– Я уже все вам сказал. Ключ к разгадке – русское судно. Начните с него. Желаю вам удачи, Санк-Марс.

Наездник повесил трубку.

Санк-Марс обдумал сообщение, потом подошел к подметавшей пол жене и без околичностей спросил ее, умеет ли она стрелять из ружья.

– В чем дело, Эмиль? – она оперлась о метлу и пристально посмотрела ему прямо в глаза.

– К востоку от Олдгейт, – невнятно бросил он, отведя глаза в сторону.

– Что ты сказал, Эмиль? Прости, я не поняла. Что это значит?

– Сандра, ты выросла на ферме. Ты должна уметь стрелять из ружья.

– Конечно, я умею стрелять из винтовки. И из дробовика палила, когда мы охотились на уток. Я же американка. Разве мы все друг в друга не стреляем? Это наше конституционное право.

– Я поеду в поселок, куплю тебе ружье. И, пожалуйста, когда меня не будет, все время держи его при себе. Особенно здесь. А если решишь покататься верхом, всегда бери с собой свой сотовый. С этого момента, когда будешь в доме, всегда держи двери на запоре. Мне совсем не хочется тебя пугать, но сейчас настало время, когда надо быть очень осмотрительными.

– Эмиль? – Она заглянула ему в глаза, но в них не было ни утешения, ни улыбки, ни сострадания. Сандра отвела взгляд. Санк-Марс попытался ее обнять, но она увернулась и снова принялась убирать конюшню.

– Сандра, – сказал он, приблизившись и встав за ее спиной.

Она снова посмотрела на мужа.

– Что же дальше будет, Эмиль? Давай, покупай ружье. Не беспокойся обо мне. Стрелять я умею.

– Может быть, ничего не случится, – проговорил он.

– А может быть, случится, – поправила она. – Только как мне об этом узнать, если ты ничего не рассказываешь? Ни с того ни с сего ты хочешь, чтоб у меня было оружие. Ты когда-нибудь будешь мне толком объяснять, что происходит, Эмиль? Когда-нибудь?

Как ему было рассказать ей о своих подозрениях, если он кожей чувствовал, что тучи над ними сгущаются, но не было никаких видимых для этого оснований?

Санк-Марс кивнул.

– Это ведь не просто сказочки про сыщиков и разбойников… Люди пока не осознали, но идет война. Пока никто не знает, что я в ней участвую, но когда узнают… – он оборвал фразу на полуслове.

Теперь они стояли рядом, и когда муж снова захотел ее обнять, Сандра Лоундес не стала ему противиться. Они целовались в холодной сырости конюшни. Потом Сандра отстранилась, снова взялась за метлу и принялась целеустремленно подметать пол, а Санк-Марс через небольшую боковую дверь вышел из помещения на яркий солнечный свет восхитительного зимнего утра.

 

Полдень еще не наступил, когда сержант-детектив Эмиль Санк-Марс вместе с детективом Биллом Мэтерзом подрулил к одному из въездов в городской порт. Полицейские полагали, что их значки без проблем позволят им попасть на территорию. Однако смотревший на них свысока из своей будки охранник прочел им целую лекцию о процедуре получения разрешения на въезд. Мэтерз вылез из машины и, почти прижавшись лицом к замерзшему стеклу, спросил у старого хрыча, что тот имеет против полицейских. Постовой с полицейским прилично повздорили. В конце концов охранник кому-то позвонил, разрешение было получено, и Мэтерз расписался в журнале посетителей. В этот момент из машины вышел Санк-Марс, ввалился в будку сторожа и потребовал, чтобы тот дал ему журнал посетителей для ознакомления.

– У меня нет разрешения показывать вам журнал, – сказал охранник, ссохшийся хамоватый зануда, люто ненавидевший всех, кто хоть в чем-то пытался ему перечить.

– У меня тоже нет пока разрешения на ваш арест за то, что вы мешаете проведению расследования, но вы меня вынудите, и я его получу, – предупредил Санк-Марс. Он надеялся, что старик рассмеется, но вместо этого тот положил руку на кобуру и с хмурым видом распрямил спину. – Ну, ладно, я пошутил.

– У меня нет разрешения.

Упорство охранника детективу совсем не понравилось.

– Хорошо, запросите разрешение. Я вполне могу подождать. – Он похлопал охранника по спине с таким видом, будто они с давних пор были братьями по оружию, и вышел на улицу.

Как только сторож кончил разговор, Санк-Марс снова вошел в будку, а Мэтерз подошел к окошку, и они, разделенные стеклом, вместе стали просматривать журнал.

– Вот, смотрите! – вскрикнул он. – Это же надо! Как вам это нравится? – Мэтерз даже присвистнул.

– Вы были на посту за день до Рождества? – спросил охранника Санк-Марс.

– На Рождество мне дали пять дней отпуска – два дня накануне и два дня потом.

– Свяжитесь еще раз с начальством и запросите разрешение на то, чтобы я конфисковал у вас этот журнал в качестве вещественного доказательства.

Охранник перевел взгляд с одного мужчины на другого, как бы соображая, стоить ли ему понапрасну тратить время на звонок.

– Лучше пусть кто-нибудь пришлет мне новый журнал.

Он, видимо, решил, что оба детектива по достоинству оценили его приверженность букве закона. Через минуту полицейские уехали. Журнал посещений лежал на заднем сиденье служебного автомобиля. Они неукоснительно следовали объяснению охранника, который подробно рассказал им, как проехать по докам к русскому грузовозу.

Грузовые корабли стояли у причалов под старыми, обшарпанными элеваторами. Зимой в монреальском порту всегда спокойно, хотя ледоколы неустанно трудятся над тем, чтобы река была судоходной. Грузовозов здесь было теперь немного, от временного запустения огромное пространство казалось мрачным, даже немного жутковатым.

Выбравшись из машины, детективы уставились на черное проржавевшее чудовище, которое и было русским грузовозом. Полицейские, не сговариваясь, переглянулись – это была не квартира с тремя спальнями, – им явно было не под силу найти что-либо в недрах этого гиганта. С его верхней палубы свисали огромные сосульки. Шпринги, удерживающие корабль у причала, тоже были увешаны сосульками, блестевшими на утреннем солнце. Трап, ведущий на верхнюю палубу, казался слишком хлипким. Название корабля покрывали хлопья налипшего и заледеневшего снега.

– Да, – задумчиво проговорил Мэтерз, – найти иголку в стоге сена – детская игра по сравнению с обыском этого корабля.

– Там тебе хотя бы известно, что искать надо именно иголку.

– Я мог бы вас спросить, что мы здесь делаем, – попытался прояснить ситуацию младший напарник.

– Мог бы, конечно, но ты же не собираешься тратить наше время попусту.

Они подошли к основанию трапа, и Санк-Марс остановился, пропуская вперед своего более проворного помощника. Они поднимались, крепко держась за поручни и подавляя в себе желание бросить взгляд вниз. На полпути Мэтерз остановился, чтобы перевести дыхание – изо рта его вырывались белые клубы пара.

– Вы уверены, что нам не стоит оставить это дело для конной полиции?

Санк-Марсу подумалось, что лицо у него еще совсем детское. С такой физиономией он имел шанс всю жизнь оставаться херувимчиком.

– Они уже были здесь и ничего не нашли. Двигайся, Билл, я не хочу здесь окоченеть.

На палубе на них никто не обратил внимания. Политические перемены в Москве никак не отразились на нраве этих моряков – угрюмых, необщительных и озлобленных парней. Детективы по внешнему трапу поднялись в рулевую рубку, где штурман неприязненно сказал, что надо вызвать капитана. Он заставил их ждать, что-то с кем-то долго обсуждал по-русски и только потом связался с капитаном.

Люди заторможенно двигались по палубе как в летаргическом сне, стальной корпус корабля слегка вибрировал, низкий приглушенный гул работающих судовых систем нарушался ритмичным звонким лязгом. Рулевая рубка выглядела мрачно. Несмотря на постоянный приток теплого воздуха, от ее стальных стен веяло холодом и сыростью. Полицейские ждали командира корабля в компании настороженных молодых моряков, бросавших на них исподлобья изучающие взгляды, и к тому времени, когда появился капитан, оба детектива испытывали такое чувство, что это их подвергают официальной проверке.

Капитан Вацлав Якушев оказался подтянутым невысоким мужчиной. Он жестом дал понять трем членам команды, чтобы они покинули помещение, и заговорил с сильным акцентом, явно выдающим недостаточное владение английским:

– Вы не та полиция, которая была прежде.

– Возможно, вы беседовали с представителями Канадской королевской конной полиции, – ответил ему Билл Мэтерз. – А мы представляем полицейское управление муниципальной полиции Монреаля.

– Какое у вас здесь дело? Что я должен делать с муниципальной полицией Монреаля?

– Как, простите, ваше имя, сэр? – хорошо поставленным громким голосом внушительно спросил его Санк-Марс. Он отнюдь не собирался заискивать перед этим человеком, и ему совсем не хотелось, чтобы кто-то подвергал сомнению его право быть на этом корабле.

– Капитан Вацлав Якушев. Это я сказал вам. Кто вы?

– Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс и мой напарник – детектив Билл Мэтерз. Сколько времени вы находитесь в порту, сэр?

Его собеседник скорчил гримасу, пытаясь показать, что этот вопрос не из легких.

– Некоторое время.

– Сэр, будьте добры, уточните. Если нужно, посмотрите по бортовому журналу.

– Мы прибыли сюда… это было одиннадцатое октября.

– Вы здесь находитесь уже достаточно долго.

– Я вам ответил. – Он пожал плечами, нарочито выказывая нетерпение.

– Что вас настолько задержало в порту?

– Это известно. Мы имеем трудности.

– Простите?

Мужчина снова выказал нараставшее раздражение.

– Это известно.

– Но не мне.

Капитан тяжело вздохнул.

– Проблема собственности. Пока не решен вопрос о собственности судна, мы не можем плыть.

– Почему вы продолжаете погрузку и разгрузку?

– Мы не в спешке. Иногда нам говорят погрузиться, потом нам говорят разгрузиться. Однажды нам говорят погрузить, что нам сказали разгрузить три дня раньше. Конечно, это бессмысленно. Что мы можем делать? Мы погружаем, мы разгружаем. Мы здесь уже сколько-то торчим.

– Что вы делали за день до Рождества – двадцать четвертого декабря?

– Я не знаю, что я делаю в тот день.

– Проверьте, пожалуйста, по бортовому журналу, сэр.

Мужчина несколько дней не брился, в его седоватой щетине еще проглядывали черные волоски. Седые волосы на голове были коротко подстрижены. Одет он был в синий свитер, протертый на локтях. Он стал с явной неохотой листать бортовой журнал.

– Тот день как каждый другой день, – в конце концов сказал он.

– Неужели? В тот день ваш корабль посетил человек по имени Вальтер Каплонский. Вы не припомните этот визит, капитан?

– Да, мистер Каплонский. У меня дела с этим человеком. Как я сказал, тот день как каждый другой день.

– Его кто-нибудь сопровождал?

– Извините?

– Он прибыл один или с ним был кто-то еще? – теперь Санк-Марс рассеянно глазел на широкую палубу грузовоза, как будто вопросы, которые он задавал, были просто частью обычной рутинной проверки.

– Это я не помню. Я бы сказал, он прибыл сюда один.

Санк-Марс перевел жесткий взгляд на капитана.

– Странно, потому что в тот день, о котором идет речь, господин Вальтер Каплонский расписался в журнале посетителей у въезда в порт вместе с одним молодым человеком – господином Акопом Артиняном. Вы встречались с господином Артиняном, капитан?

Капитан сделал руками жест, который мог изображать растерянность.

– Такое имя мне неизвестно.

– Неизвестно?

– Неизвестно.

– Он не поднимался на борт вашего судна?

– Я бы сказал, нет.

Санк-Марс решил, что непроницаемое выражение лица, с которым он это произнес, было подозрительно уже само по себе.

– В регистрационном журнале, который заполняется у въезда на территорию порта, сказано, что господин Артинян и господин Каплонский пробыли в доках около пяти часов перед тем, как покинули порт.

– Может быть, этот другой человек ждал в доке. Может быть, он не был на борту моего корабля.

– В тот день стоял тридцатиградусный мороз, он замерз бы до смерти.

– Может быть, он ждал в другом месте. На корабле. В доке. У меня нет в памяти этого имени. Я не вспоминаю, что мистер Каплонский приехал сам с другим человеком.

– Ваш английский улучшается, капитан. И акцент постепенно исчезает. Вы позволите мне переговорить с членами вашей команды?

– Нет, не позволю. Моя команда имеет обязанности. Я говорил с полицией один раз раньше. Вам здесь нет места.

– Мы так понимаем, что вы грузите угнанные машины для переправки в Советский Союз, – сказал Санк-Марс. Он полагал, что капитан знал, как проводятся допросы, и ему хотелось, чтобы он стал теряться в догадках.

Мужчина лишь слегка ухмыльнулся.

– Вы делаете ошибки. Три. Одна ошибка – на борту моего корабля нет машин. Другая полиция это проверила. Это ложное обвинение. Другая ошибка – этот корабль не возвращается в мою страну. Мы плывем отсюда в Бостон, Нью-Йорк. Я понимаю это, но должен ждать, чтобы решить вопрос о собственности. Потом, мне сказали, мы идем в Сан-Франциско через Панамский канал или в Буэнос-Айрес. Это будет решено. Мы не берем машины обратно в мою страну. Одна еще ошибка, вы сказали Советский Союз. Может быть, вы не знаете, но Советский Союз больше не существует.

Эмиль Санк-Марс медленно почти вплотную подошел к капитану грузовоза. Стальной пол кое-где еще покрывали остатки черного резинового коврика, хотя большая его часть истерлась и износилась. Капитан не сдвинулся с места и вынужденно поднял взгляд.

– Сколько времени вы еще собираетесь оставаться в порту, капитан? – не повышая тона, спросил его полицейский.

– Это неизвестно.

– Примерно.

– Много недель.

– Рад это слышать. Значит, нам хватит времени, чтобы довести расследование до конца.

– Тогда все довольны. Я надеюсь, вы найдете ваши машины, детектив.

Он еще выше задрал голову, глядя на Санк-Марса и как бы принимая его вызов. Было очевидно, что рост собеседника его ничуть не пугал.

– Господина Акопа Артиняна, того молодого человека, который был на вашем корабле и которого вы никак не можете припомнить, убили в тот самый день. Время его смерти, капитан, указывает на то, что его убили именно на вашем судне.

– Это невозможно…

– Невозможно? Ну что ж, вот я и получил ответ на мой вопрос. Теперь я знаю, почему он был одет в костюм Санта-Клауса. Вы не могли рисковать в случае возможного обыска багажника машины охранником при выезде, что иногда случается, но вам как-то надо было вывезти отсюда тело господина Артиняна, чтобы вас не задержали с ним у ворот. Поэтому вы одели его и Каплонского в платье Санта-Клауса, как будто они были сюда приглашены на Рождество, а потом вы их увезли обратно – живого рядом с мертвым. Теперь мне осталось только выяснить, в чем у вас и ваших людей интерес ко мне. Иначе говоря, зачем вам понадобилось вешать на шею трупа записку с моим именем. Это – еще одна тайна, капитан. Она будет раскрыта так же, как и предыдущая. Желаю здравствовать, сэр.

Русский капитан стоял как и раньше – непоколебимо, решительно и спокойно. Санк-Марс подошел к двери и распахнул ее, пропуская вперед Мэтерза. Выходя из рубки, он кивнул на прощание капитану.

На палубе он спросил напарника:

– Ты считаешь, Билл, я ему слишком много сказал?

– Я бы, честно говоря, не возражал, если бы вы сначала излагали ваши соображения мне. Иногда, Эмиль, я задаю себе вопрос, а доверяете ли вы мне вообще?

– Гораздо больше, чем тебе кажется. Капитан Я… Как там его? Ты гораздо лучше запоминаешь эти иностранные имена.

– Якушев. Это лее так легко – самая обычная русская фамилия.

– Допустим. А сам он, по-твоему, тоже самый обычный русский? Вот это нам надо выяснить. Что-то мне подсказывает, что наш капитан Я… Яку…

– Якушев, – со вздохом повторил Мэтерз.

– Что-то говорит мне, что он совсем не обычный человек среди своих собратьев.

– Мы здесь закончили? – кивнул Мэтерз.

– Нет, нам еще придется поработать ногами. Мне надо просмотреть их грузовую декларацию. Я хочу получить детальный отчет обо всем, что было погружено на судно и разгружено, пока оно стоит в порту.

– Что-нибудь еще?

– Как ты думаешь, где могли убийцы достать костюмы Санта-Клауса в самый канун Рождества? Они их украли, купили, взяли напрокат? Я, пожалуй, проедусь по магазинам одежды, подарков всяких, посмотрю, может быть, наткнусь на что-нибудь. Если они убили парнишку на корабле, а потом провезли его через ворота одетого как Санта-Клаус, костюмом для него они должны были запастись заранее. Они уже тогда знали, что он им понадобится.

– Они сделали так, что Артинян должен был при въезде расписаться. Значит, он показывал охраннику какой-то свой документ. Почему они действовали так глупо? Дали ему оставить свое имя в регистрационном журнале! А потом – при выезде – за него расписался Каплонский. Это я вполне могу понять – им там наплевать при выезде, кто выезжает, лишь бы счет сошелся. Но ведь их имена, стоящие рядом в журнале, это как свидетельство того, что парня убил Каплонский. Они сами указали нам и время, и место! Я бы мог еще это понять, если бы они не собирались его пытать и убивать, но если они это планировали заранее, то план их никуда не годился.

Санк-Марс с напарником не согласился.

– Кто мог предположить, что Артиняна здесь будут искать? Они представить себе не могли, что мы докопаемся до доков.

– Так почему же мы все-таки докопались? – вслух размышлял Мэтерз. – Нам же было сказано этого не делать.

– Да, нам сказали сюда не соваться. Это интересно уже само по себе. Отвези-ка меня, Билл, в управление, а потом возвращайся сюда.

Во время перемены Окиндер Бойл околачивался около школьного двора, и вдруг ему в голову пришла вполне уместная мысль, что его скрытная, мрачная личина репортера в определенных кругах имела успех, но рядом с детьми он казался слишком подозрительным и даже опасным типом. Он решил уйти и дождаться полудня в подъезде небольшого многоквартирного дома неподалеку от домика Артинянов. После того как Василий пришел домой перекусить, он продолжал внимательно следить за домом и, когда мальчик вышел, направился вслед за ним.

– Василий! – крикнул он. – Василий! – Быстро идти по снегу было нелегко.

Мальчик остановился, настороженно оглянулся и, когда Бойл подошел совсем близко, с вызовом спросил:

– Вы – полицейский?

– Я друг твоего дяди Гаро, – сказал ему журналист. – Он мой начальник. Я работаю репортером в «Газетт» [11]

– Мой дядя ее называет «Газоопарк».

– Значит, я один из тамошних зверей.

– Да, я вас узнал по фотографии. Дядя Гаро говорил, что вы классно знаете свое дело.

– Правда? Я ему при случае об этом напомню. Мне он об этом не говорил никогда.

– Да ну? – Мальчик, казалось, был искренне удивлен.

– Твой дядя Гаро – хороший человек, с него надо брать пример, и это здорово, Василий, что ты пытаешься ему подражать. Но ты ему о нашем разговоре лучше ничего не рассказывай, ладно?

Они пошли вместе по заснеженному тротуару, посыпанному песком.

– Мне понравился ваш сегодняшний репортаж о Банкире. А вы что правда были в туннеле?

– Все в точности, как там написано. – Ему льстило не только, что мальчик его узнал, но и то, что он успел прочесть его материал.

– Клево! – Они пересекли улицу. – Вы хотите что-то узнать про Акопа? – при упоминании имени брата голос мальчонки сорвался.

– Гаро просил меня кое-что выяснить, может быть, даже написать о нем. В деле Акопа много непонятного. Почему он был в костюме Санта-Клауса? Почему это вообще произошло? Все в один голос говорят, что он был хорошим парнем, зачем ему надо было связываться с этими подонками? – Бойлу хотелось сначала выговориться самому, чтобы дать мальчику время собраться с мыслями. Было ясно, что ему трудно говорить о брате. – Может быть, твой дядя больше доверяет прессе, чем полиции, не знаю, но он любил Акопа, и ему надо знать, что случилось.

Мальчик молча шагал рядом с репортером. На углу у школы он остановился. Притоптывая на месте, чтобы чуть-чуть согреться, он внимательно смотрел на свои ботинки.

– Дело наше такое репортерское – туман разгонять, – сказал ему Бойл, – чтобы люди знали, как все было на самом деле. Если ты знаешь что-то о брате, что могло бы хоть чуть-чуть помочь понять, что произошло в действительности, я надеюсь, Василий, что ты мне об этом расскажешь. Правду надо знать, какой бы она ни была, и у меня такое предчувствие, что истина окажет честь памяти об Акопе. Как думаешь, я прав?

Василий Артинян кивнул головой. Бойл не был уверен, но ему показалось, что на какое-то мгновение гнев затмил на лице мальчика скорбь. Щеки его горели.

– Ты поможешь мне в этом, Василий?

Мальчик снова кивнул, но на этот раз голова его была поднята.

– Да, – сказал он, – кое-что я знаю. Только я обещал Акопу никому об этом не говорить. – Он стряхнул невольно набежавшую слезинку.

– Знаю, – с сочувствием в голосе ответил Бойл. – Подумай об этом. Может быть, Акоп говорил тебе что-то специально, на всякий случай. Может быть, он знал, что его подстерегает опасность. Может быть, он хотел, чтоб ты кое-что знал именно на тот случай, если с ним что-нибудь произойдет.

Кто-то из друзей Василия окликнул его и помахал рукой, мальчик машинально ему ответил.

– Мне пора идти, – сказал он.

– Мы можем встретиться с тобой после школы.

Мальчик в ответ кивнул, и Бойлу показалось, что ему самому хотелось бы с ним встретиться.

– В квартале отсюда, на углу улицы Жари, есть одна тусовка. Если хотите, можем там с вами пересечься.

– Спасибо, Василий. Я тебя буду там ждать. А сейчас беги, желаю тебе хорошо позаниматься.

В конце дня взвинченный и встревоженный сержант-детектив Андре Лапьер провел Санк-Марса в девятую комнату для допросов. Билл Мэтерз плелся сзади, засунув руки в карманы и ссутулив плечи. За ним следовали капитан Жиль Бобьен и лейтенант-детектив Реми Трамбле, оба в форме. Санк-Марс нес тяжелый портфель. Вместе с Мэтерзом он решил сесть с того края стола, куда обычно сажали преступников. С другой его стороны устроились трое других офицеров.

– Вот твое святейшество и оказалось в исповедальне, – съязвил Лапьер, который не мог скрыть бешенства.

– Вы нарушили приказ, Санк-Марс, – заявил Бобьен.

– Что вы имеете в виду, сэр? – Вид Санк-Марса воплощал оскорбленную невинность.

– Я приказал вам не соваться на русский корабль! – воскликнул Жиль Бобьен.

– В какой связи, сэр? – На какой-то миг показалось, что Бобьена хватит удар. Ситуацию дипломатично попытался разрешить Трамбле.

– Дело в том, Эмиль, что ты был на русском судне без разрешения руководителя операции, который запретил тебе это делать.

– Ах, вот в чем дело, – как ни в чем не бывало ответил Санк-Марс, будто до него впервые дошло, о чем идет речь. Сидевший рядом с ним Мэтерз чуть не съехал со стула на пол. Он надеялся, что старший напарник примет на себя весь огонь. – Как же так получается, что Андре столь быстро на это отреагировал, а важными делами занимается так медленно?

Лапьер поднял обе руки.

– Подождите секундочку. Мы же приняли решение – это мой допрос. А вы двое должны только наблюдать и быть свидетелями, помните?

– Они здесь для страховки, Андре, присматривать за тобой, чтобы ты меня не убил, – хмыкнул Санк-Марс.

– Мне бы надо было это сделать, – прямо ответил ему Лапьер, – мозги тебе вышибить.

– Господа, такой тон разговора непродуктивен, – вмешался Трамбле.

Он тоже пришел со своим портфелем, порывшись в котором, вынул магнитофон. Положив его в центр стола, он нажал на кнопку записи.

– Собрание призывается к порядку! В комнате находятся Мэтерз, Санк-Марс, Лапьер, Бобьен и Трамбле. Сержант-детектив Андре Лапьер подал жалобу на своего сослуживца сержанта-детектива Эмиля Санк-Марса. Из практических соображений он дал согласие на неформальное расследование. Лапьер попросил капитана Жиля Бобьена о том, чтобы он присутствовал во время разбирательства, а Санк-Марс попросил меня – лейтенанта-детектива Реми Трамбле, чтобы я вел собрание. В моей роли ведущего я обратился к детективу Мэтерзу с просьбой присутствовать на разбирательстве в качестве заинтересованной стороны. Андре, задавай свои вопросы и, если хочешь, выдвигай обвинение. Имей в виду, что мы собираемся проводить это расследование в корректной форме. Кроме того, напоминаю всем присутствующим, что все сказанное в этом помещении не подлежит разглашению.

Лапьер кивнул в знак согласия и какое-то время собирался с мыслями.

– Все просто, – заявил он, оставаясь все в том же взвинченном состоянии. – Это дело веду я. Я не могу согласиться с вмешательством другого следователя, особенно такого, который не работает в убойном отделе. В ночь убийства Санк-Марс распорядился убрать тело жертвы с места преступления. Он провел беседу с семьей Артиняна, он допрашивал одиннадцатилетнего брата жертвы и сообщил мальчику, что погибший был полицейским информатором, причем это обстоятельство было им скрыто от проверяющего офицера. Кроме того, детектив Санк-Марс посетил место работы жертвы. В результатах этого визита мне еще предстоит разбираться. После этих событий – и после того, как я напомнил Санк-Марсу, что он должен держаться подальше от моего расследования, – а также в нарушение специального приказа руководителя операции детектив Санк-Марс поднялся на борт русского грузовоза и договорился там до того, что обвинил его капитана в убийстве. Капитан подал нам жалобу. Я хочу, чтобы этот человек был наказан, и я, черт возьми, хочу, чтобы он держался подальше от моего расследования и прекратил совать в него свой нос!

Трамбле выдержал паузу, чтобы улеглись страсти. Настало время высказаться Санк-Марсу.

– Ты, Андре, забыл упомянуть, – начал он, раскрывая портфель и доставая из него журнал регистрации на проходной, – что я также переговорил с охранником в порту. Я конфисковал у него журнал регистрации посетителей порта, где черным по белому сказано, что в момент смерти Акоп Артинян находился в порту…

Разъяренный Лапьер вскочил со стула.

– Будь ты проклят, Эмиль! Это мое дело!

– …вместе с Вальтером Каплонским. Это твое дело? – спросил Санк-Марс, перекрывая крик Лапьера.

– Да, это мое дело, табарнак[12]– независимо от того, по-французски или по-английски говорил Лапьер, он имел обыкновение ругаться и на том, и на другом языке.

Выведенный из себя этой выходкой коллеги, Санк-Марс тоже вскочил с места и с силой шмякнул журналом об стол.

– Почему же ты тогда им ни хрена не занимаешься? Где же тогда тебя носит, черт побери?

– Табаруит[13]. Ты скрываешь информацию и вмешиваешься не в свое дело!

Теперь встал Трамбле и призвал всех к порядку. Соперники нехотя опустились на стулья, стараясь выровнять дыхание.

– Я еще не все сказал, – заметил Санк-Марс.

– Тогда продолжай.

– В ночь убийства сержант-детектив Лапьер находился в сортире квартиры, где мы нашли труп. Его там с дикой силой рвало и несло. У него всегда не понос, так золотуха. Все время, пока там присутствовали судмедэксперты, Лапьер проторчал на толчке и носа из сортира не казал. Мы все его слышали, но никто его не видел. Я не забирал оттуда тело и приказа о выносе его не отдавал. Это сделали эксперты. Должен напомнить, что мы с напарником первыми обнаружили тело, поэтому было совершенно естественно, что мы решили выразить соболезнования семье погибшего. С мальчиком я говорил, потому что он выглядел сильно опечаленным. В конце концов, он только что потерял брата. Что касается того, что Акоп был моим информатором, я такие вещи со своими коллегами никогда не обсуждаю. Мои информаторы – это мое дело. Я никого о своих информаторах не ставлю в известность. Что же касается членов семьи, это другое дело. Я дал им понять, что их сын был хорошим парнем, что он действовал во имя справедливости. Я старался хоть немного облегчить им их горе.

Теперь по поводу гаража «Сампсон». Я был там, потому что веду расследование дела банды угонщиков автомобилей, а такого типа преступления входят в мою юрисдикцию. Если у Андре с этим проблемы, ему бы лучше не в чужом, а своем глазу соломинку поискать. Если он так и не удосужился сходить на место работы жертвы, моей вины в этом нет.

– А что с кораблем? – перебил его Бобьен. По тону было ясно, что все остальное его вообще не волнует. Он ткнул указательным пальцем в стол и сурово изогнул бровь. – Доложите мне о корабле. Этот приказ я отдал вам лично.

– Я с должным уважением отношусь ко всем вашим распоряжениям, сэр, – ответил Санк-Марс. – Но на самом деле, сэр, я не собирался посещать корабль. Я поехал туда, чтобы переговорить с охранником в будке. Именно там я выяснил из регистрационного журнала, что в момент смерти Артинян находился в доках вместе с Каплонским. Как только я получил эту информацию, я понял, что должен встретиться с капитаном корабля…

– Как же ты это понял? – съязвил Лапьер.

– Вы пошли на прямое нарушение моего приказа, – стоял на своем Бобьен.

– Сэр, ваш приказ относительно корабля касался рас