Глава 3 Прямо в глаза

Девять дней спустя, понедельник, 20 декабря 1998 г.

 

Люси Габриель стояла на обочине дороги около своего дома, на холоде ее дыхание клубилось белым паром. Небольшая сумка с самым необходимым лежала рядом на земле. На ней были ковбойские сапоги, обтягивающие джинсы, подчеркивающие длину стройных ног, и старая замшевая куртка. Руки девушка держала в карманах, шею укутывал воротник из овечьей шерсти — когда-то белой, а теперь посеревшей. В ее сторону направлялся старый рыдван, выбрасывающий черные клубы дыма из выхлопной трубы. Он выглядел сильно потрепанным, причем у девушки сложилось впечатление, что крылья ему приклепали тем самым утром. На переднем пассажирском сиденье еле умещался Эндрю Стетлер, упиравшийся коленями в приборную доску. Когда тарантас подъехал ближе, он напомнил Люси остовы реликтовых машин, брошенных на территории резервации. Она взглянула в небо, глубоко вздохнула, потом взяла сумку, устроилась на заднем сиденье, нагнулась вперед, и Энди, воспользовавшись ситуацией, чмокнул ее в губы. Она протянула руку водителю, они обменялись рукопожатием.

— Это Люк Сегин, тот парень, о котором я тебе говорил, — сказал Энди и, обратившись к Люку, добавил: — Я же сказал тебе, она настоящая красавица. Так что не вздумай к ней подкатываться. Если решишь за ней приволокнуться, она твою тачку перевернет, да еще и спляшет на ней.

— Я видел тот снимок в газете, — сказал Люк скрипучим голосом. — Потому и приехал на этой развалюхе.

— Рада с вами познакомиться, — сказала ему Люси.

— Взаимно. — Он врубил передачу, что было совсем не просто, и развалюха затарахтела по резервации Канесатаке.

— Ты говорила со своими братьями-воинами? — спросил Энди. Он сидел боком, обращаясь к ней через пространство между двумя передними сиденьями.

— Я бы не стала называть их моими братьями.

— Ты с ними не ладишь?

— Я бы это сформулировала по-другому: мы не смотрим друг другу прямо в глаза, — сказала девушка, пожав плечами.

Энди и Люк обменялись многозначительными взглядами. Люси подумала, что шоферу было лет пятьдесят пять. Может быть, больше. Его дряблая кожа имела странный бледный оттенок, коротко стриженные волосы лепились прямо к черепу. Он был худ и изрядно потрепан, даже скорее истощен. Она не знала, как должны себя вести бывшие заключенные, и судила только по тем представлениям, которые у нее сложились. Его спокойствие производило на нее впечатление скорее отстраненности, чем одиночества, как будто здесь находилось лишь его тело, а мысли витали где-то в облаках.

— Ты меня интригуешь. Что ты имеешь в виду? — в тоне Энди прозвучала искренняя заинтересованность.

Вытянув шею, она покрутила головой, стараясь ослабить внутреннее напряжение. Для нее этот вопрос выеденного яйца не стоил, он всегда больше интересовал белых, чем людей ее племени.

— Если мэр какого-нибудь захолустного городка захочет отнять нашу землю, если на нас нападут полицейские или окружит армия, попытается отрезать от мира и уморить нас голодом, тогда — можешь мне поверить — мы все встанем бок о бок, один индеец за другого будет готов отдать жизнь. Но если воинам как-нибудь взбредет в голову превратить резервацию в игорный притон, если они захотят продавать наркотики и оружие бандитам, если они решат научить наших детей выращивать марихуану или шельмовать в карты, здесь мы с ними разойдемся во мнениях. Можешь мне поверить. Если на нас нападут, я буду вместе с воинами. А если им захочется нас себе подчинить, не побоюсь любому воину надрать зад.

Они ехали по резервации, по сторонам от дороги стояли простые, опрятные домики. На некоторых висели флаги могавкских воинов, кое-где виднелась реклама дешевых сигарет и выпивки, контрабандой ввозимых из Соединенных Штатов для продажи белым из города. Эти маленькие предприятия работали на большой бизнес — и крупный бизнес не всегда играл по правилам. Табачные компании делали в Пуэрто-Рико канадские сорта сигарет и использовали индейцев для их незаконного ввоза в страну через штат Нью-Йорк, где резервации простирались через границу. В результате государство лишалось высоких Налогов на сигареты, установленных, чтобы молодежь не приучалась к курению. Табачные компании полагали, что поставляют свою продукцию по разумной цене, а воины считали, что делают на этом хорошие деньги.

Энди в восхищении покачал головой.

— Ты не перестаешь меня удивлять, Люси. Никогда бы не подумал, что ты так хорошо разбираешься в политике.

— Я верю в то, что считаю справедливым.

От этого ее высказывания Энди хмыкнул.

— А ты, Люк, что думаешь по этому поводу? Тебе раньше доводилось когда-нибудь работать на стороне правды и справедливости?

— Такого я не упомню.

— Привыкай, — сказала ему Люси. — Теперь так оно и будет.

— Когда я в последний раз занимался этим вопросом, угон грузовиков не считался законным занятием.

— Мы этим занимаемся, чтобы спасать человеческие жизни.

— Что ты на это скажешь, Люк? — поддел его Энди. — Скоро ты станешь у нас национальным героем.

— Так тому и быть. — Он спокойно всматривался в колдобины и извивы бежавшей впереди сельской дороги. — Слушай, могу я тебя спросить кое о чем, что касается воинов?

— Ты, Люк, можешь мне задавать любые вопросы.

— Они дадут нам переехать через границу? Ты ведь им прямо в глаза не смотришь, как сама сказала, потому я и думаю, выгорит у нас это дело или нет?

— Хороший вопрос, — вставил Энди. — Так что, пропустят они нас, как думаешь?

— За этим, ребята, дело не станет. Мы с ними договоримся — за переезд границы в обе стороны мы им скинем весь груз сигарет. Это обычная сделка — ничего общего с тем, воины они или нет, смотрю я им прямо в глаза или не смотрю. Чистый бизнес.

Энди, со своей стороны, казалось, таким ответом удовлетворился. Он сменил позу и стал смотреть вперед.

— Неплохо. Мне бы совсем не хотелось, чтобы наши дела хоть как-то были связаны с политикой.

— Аминь! — отозвался Люк. Он переключил передачу на низшую и снизил скорость, потому что машина проезжала через поселок.

— Все связано с политикой, — тихо сказала себе Люси.

— Я все слышал, — заметил Энди, повернулся, протянул руку между спинками передних сидений и коснулся ее коленки.

Территория резервации кончилась, они пересекли мост и проехали через небольшой оживленный городок Хоксбери, потом сельской дорогой направились к югу, в Онтарио, выбирая небольшие проселочные дороги. Через час они снова оказались на землях индейцев в резервации Аквесасне. Это название значит «Земля, где хлопают крыльями куропатки», потому что у здешних птиц действительно есть привычка хлопать крыльями, угнездившись на гниющих стволах деревьев. Как бы подчеркивая связь с птицами, здешние воины славились своим задиристым нравом. Границы резервации пересекали как реку Святого Лаврентия, так и границу между Канадой и Соединенными Штатами, причем эта географическая несуразность не давала покоя местным властям, вызывая у них сильную головную боль еще и потому, что дела у местных индейцев процветали, особенно в части криминального бизнеса.

Люси вышла из машины у стоявшей на обочине избушки, где торговали сигаретами, и зашла внутрь. Вернулась она минут через пять с нарисованной от руки картой.

— Сначала езжай прямо, потом я скажу тебе, где свернуть.

После поворота дорога сузилась, стала петлять между деревьями. Лес здесь был более дикий и густой. Через некоторое время за деревьями блеснула скованная льдом река Святого Лаврентия.

— Это здесь! — сказала Люси, заметив небольшую оранжевую ленточку, свисавшую с ветки дерева.

Люк остановился, сдал немного назад, потом повел машину прямо к реке.

В конце пути они остановились около дорожного поста. Стоявший рядом с ним могавк бросил беглый взгляд на двух белых парней на переднем сиденье, прошел в свою будку и вышел оттуда с полуавтоматической винтовкой в руке, дуло которой смотрело в землю.

Люк открыл окно, чтобы с ним поговорить, но индеец всем весом навалился на его дверцу.

— Ну? — спросил он.

С заднего сиденья на языке ирокезов к нему обратилась Люси. Когда она кончила говорить, часовой что-то пробурчал и махнул рукой, пропуская машину дальше.

— Что он сказал? — спросил Энди.

— Надо быстро ехать мимо деревьев. Когда выедем на лед реки, нам ни в коем случае нельзя останавливаться, пока мы не достигнем другого берега, даже если кто-то от нас этого потребует, особенно таможня или конная полиция. Река замерзла, но кое-где лед может быть подмыт. Чтобы не угодить в воду, надо как следует разогнаться. Ну, Люк, давай!

Быстрая езда — понятие относительное, и в данном случае Люк руководствовался единственным принципом: ему надо было удержать свою развалюху на ходу и не потерять управление. Он разгонял машину осторожно, чтобы она не пошла юзом, хотя Люси его все время подгоняла, и когда машина разогналась до пятидесяти миль в час, всем показалось, что эта скорость вполне достаточна. Они ехали по ориентирам, которыми служили вставленные в лед сосновые ветки. Вдали возникли два снегохода, которые постепенно их догоняли, а с другой стороны показался джип, тоже двигавшийся с большой скоростью, используя преимущество двух ведущих осей. Люк прибавил газу и разогнался до шестидесяти миль, вцепившись в руль, чтобы не потерять управление. Но когда они достигли почти середины реки, их преследователи разогнались где-то до девяноста, и стало ясно, что теперь их рыдван ехал слишком медленно.

Люк утопил педаль газа в пол. Реликтовая развалина вильнула багажником. Двери и стекла отчаянно задребезжали, сквозь щели между дверями и полом обжигающе холодный воздух заподнял кабину вихрившимися снежинками, пружины сидений отчаянно скрипели. Люк разогнал машину до семидесяти пяти миль и выругался. Впереди вдруг замаячил другой берег — отлогим белым склоном он поднимался над белым льдом реки, но тормозной путь на льду должен был быть таким длинным, что им точно не удалось бы затормозить до берега.

— Все, нам конец, — просто сказал Энди.

— Передачей тормози, Люк, тормози передачей! — кричала Люси с заднего сиденья. Она была встревожена, но голос был вместе с тем уравновешенным и настойчивым.

— Вы там сами покрепче держитесь.

Люк говорил по-английски без сильного акцента, но, когда волновался, понять его становилось сложнее. Он тормозил, переключая скорости, что на этой тачке было делом непростым, а когда уже собрался врубить первую, коробка передач никак ему не поддавалась. Он сбился с наезженной колеи в снег, машину стало заносить, а людей в ней кидало из стороны в сторону. Люк отчаянно вцепился в баранку и продолжал бороться с непокорной коробкой передач, поворачивая машину вправо, где снег был глубже. Около самого берега реки он выдавил:

— Нет, так у нас ничего не выйдет… — и крутанул рулем так, что машину резко занесло. Задняя ее часть вильнула, как рыба хвостом, потом машина несколько раз крутанулась на льду вокруг собственной оси. Люси закричала, Энди зарычал, оба пытались удержаться на своих местах, а их развалюха вертелась под стать волчку. «Лучше, наверное, сделать по-другому», — донеслись до них слова Люка. Он перебросил машину на другую сторону колеи, снег там был глубже, и проехав еще несколько метров, она вдруг остановилась.

Но на месте она стояла не больше секунды. Люк переключил на заднюю передачу, а потом на первую, причем проделал это так быстро, что оба пассажира испугались, что коробка от этого маневра разлетится на части. Машина рванулась назад. Люк снова бросил: «Вот что надо делать», — и они опять встали на проходившую по льду колею. Он включил первую передачу и так газанул, что машина рванулась вперед, несколько раз подскочила на выбоинах и выскочила на берег.

Они проехали еще ярдов тридцать и остановились около сторожевой будки.

Люси снова опустила оконное стекло. К ним подошел индеец, державший в одной руке автомат «узи». Другой он оперся о крышу над сиденьем водителя и спросил:

— Давно водишь?

Люк стыдливо опустил глаза.

— Мне казалось, я все сделал правильно.

— Да ну? Нам бы, знаешь, надо ввести такие оценочные карточки, как бывают на соревнованиях по фигурному катанию — их часто по ящику показывают. Я бы тебе тогда поставил пять-и-два за технику и пять-и-девять за артистизм. Ну как, неслабо?

— Да, нормально. Все по-честному. Спасибо.

— Ну ладно, — сменил тему индеец, — добро пожаловать в Соединенные Штаты Америки. — Он заглянул в раскрытое окно. — Ой, привет, Люси-пуси! Как поживаешь?

— В порядке, Брэд, а ты?

— Все вроде путем. Сдается мне, правду о тебе говорили.

Это был широкий в кости мужчина с квадратным лицом, ростом под метр семьдесят, с приличным животом. На холоде, когда он говорил, дыхание его клубилось белым паром. Шнурки его зимних ботинок были распущены, их языки вываливались на мыски. Он часто перекладывал автомат из одной руки в другую — железо на морозе, видно, обжигало ему руки.

— А что, Брэд, ты обо мне слышал?

— Дошли до меня слухи, что теперь ты ночи коротаешь только с белыми парнями. Это правда?

От этих слов, в которых прозвучали явный вызов и неприкрытая враждебность, сидевшим в машине мужчинам стало не по себе. Дружеской встречу назвать было никак нельзя, и как минимум двое ее участников — Люк и индеец — были вооружены. Любая непроизвольная реплика Энди или Люка в защиту женской чести осложнялась тем, что они были на чужой земле. Причем эта земля находилась не только в Соединенных Штатах Америки, но и на территории враждебной индейской резервации.

— Ты, Брэд, должно быть, толком не усек, что обо мне болтают, — ответила ему Люси в некоторой растерянности.

Эндрю Стетлер смотрел на нее в надежде, что у нее достанет сообразительности как-то смягчить возникшую напряженность.

— Это почему же? — спросил Брэд.

— Я сплю только с симпатичными парнями. Если в эту категорию не входят все воины могавки, которых ты знаешь, включая тебя, ничем помочь не могу. У меня есть собственные принципы.

Брэд криво ухмыльнулся, бросив взгляд в сторону Стетлера.

— Ну скажи, разве она не стерва? — спросил он его.

Было ясно, что индеец нарывается на грубость. Энди посмотрел на него, потом снова на Люси и покачал головой.

— У нее свои резоны западать на мужиков.

Охранник негромко хмыкнул.

— Люси хлебнула горя. Правда, девочка? Ее родители умерли, когда она была еще совсем маленькая. А потом ее вроде как удочерили какие-то белые. Мы рады, что она вернулась к нам обратно, пойми меня правильно, вот только мир белых людей все перемешал у нее в голове, это как пить дать.

— Я про это ничего не знаю, — сказал Энди.

Люси тряхнула головой.

— Расскажи ему, Брэд, обо всем, — резко сказала она индейцу. — Давай, поделись с ним всеми подробностями без утайки.

Брэд самодовольно ухмыльнулся.

— Ты, Люси, все еще хранишь в душе обиду. Это ясно как божий день. В сердце у тебя не светит солнце.

— А ты спой мне колыбельную! — набросилась на него Люси. — Где твои чертовы скрипки? Или тамтамы, или закури трубку мира, или что там у тебя еще есть, чтобы довести меня до слез?

Теперь он откровенно смеялся.

— Тебя и так до этого довести не трудно.

— Расскажи ему, Брэд. Расскажи, почему мои родители умерли молодыми.

Индеец резко оборвал смех.

— Белым людям не надо знать эту историю. И мне не надо ее снова слушать.

— Ты сам завел об этом разговор! Расскажи им, как воины сожгли дотла дом моих родителей…

— Никто не знал, что они были дома, Люси, мне так об этом рассказывали.

— Ну и что ты хочешь этим сказать? Что они правильно сделали, что сожгли их дом, плохо только, что там были мои папа с мамой? Слава Богу, я тогда спала в гараже. Если б не это, меня бы тоже давно не было в живых.

— Все это уже быльем поросло. Тогда просто произошел несчастный случай.

— Это, Брэд, черт тебя подери, было убийство. И все из-за разницы во мнениях по этому проклятому вопросу о разделе земель. Ну, теперь ты нас пропустишь или нет?

Брэд вытянулся по струнке и стал покачивать головой, обдумывая это непростое предложение.

— Обратно ты будешь возвращаться этим же путем. Так мне, по крайней мере, сказали.

— Да, мы так договаривались.

— С полным грузовиком курева.

— И передадим все сигареты вам.

— А грузовик останется вам. Вы переедете на другой берег, а потом его привезете обратно. А что, Люси, там, кстати, будет в этом грузовике, когда он вернется?

— Тебя, Брэд, это не касается.

— А может, коснется?

— Нет, Брэд, — ответила она ему, четко выговаривая каждое слово, — это не твое дело.

Брэд какое-то время пытался осмыслить новость.

— Ну ладно, — решил он наконец, — проезжай. Делай, что тебе надо. Только не забывай об одном. Мне не нужно, чтобы на индейской земле проливалась кровь. Если ее надо пролить, пусть она прольется в другом месте. Не накликай на нас беду, нам ваша беда без надобности. Вы все четко усвоили?

Люк с Энди послушно кивнули. Люси на заднем сиденье волком смотрела исподлобья.

Брэд крепко стукнул пару раз по крыше машины, и Люк Сегин тронулся с места.

Когда они выехали с земель индейцев на территорию штата Нью-Йорк, Энди повернулся назад.

— Ты ведь не просто не смотришь им прямо в глаза, — сказал он Люси, — ты вообще не в ладу со своими индейскими братьями. Ни о какой дружбе между вами и речи быть не может.

Люси скривила губы так, будто ей хотелось плюнуть.

— Воины спалили дом моих родителей, они убили моих маму с папой и говорят, что это была ошибка. Меня взяли из резервации на воспитание, а теперь, когда я выросла и вернулась, они хотят, чтобы я для них ноги раздвигала. Пусть даже не мечтают об этом!

— Не кипятись, девочка, — сказал ей Энди.

— Не называй меня девочкой!

— Как же мне тогда тебя называть? — спросил он. — Мисс Габриель? Мадам?

— Ты можешь меня звать… — резко начала она, но вдруг смолкла, а потом громко рассмеялась, потому что была уже почти на пределе. — Зови меня просто — моя дорогая.

— Хорошо, моя дорогая, — ответил Энди и тоже засмеялся. — Так я и буду тебя теперь называть.

Люку было не до смеха, через какое-то время он спросил:

— О чем это он толковал, когда говорил, что не надо проливать кровь на индейской земле?

— Посмотрись в зеркало, — сказала ему Люси. — Да погляди же ты на себя в это чертово зеркало!

Энди взглянул на Люка, потом на Люси. Он попытался ей растолковать, почему этот вопрос так озадачил Люка:

— Люк трепетно относится к собственной крови. Кроме того, у него иногда возникают небольшие проблемы с английским.

Люси намек поняла, протянула руку и мягко похлопала Люка по плечу.

— Он ни на что не намекал, Люк. Только на то, что ты белый. Именно это ты и увидел бы в зеркале. Ему никто не говорил, что у тебя СПИД.

Не отрывая взгляда от дороги, Люк кивнул.

— Ладно, — произнес он через какое-то время.

Они продолжали путь. Энди время от времени оборачивался, чтобы посмотреть на Люси, и в конце концов спросил:

— Как получилось, что ты спала в гараже, когда была маленькой?

— Отстал бы ты от меня, — ответила она.

Дальше они ехали в молчании.

* * *

Спланировать угон грузовика для Люка оказалось плевым делом. Единственным препятствием, которое он сам не мог преодолеть, было пересечение границы, но перед возможностью свободного ее переезда по территории, контролируемой воинами могавками, он не мог устоять. Тем не менее здесь существовала одна закавыка, не дававшая ему покоя, — он никак не мог понять, что именно с этого должно было перепасть лично ему. Он решил обсудить это с Энди.

— Ты мне сказал, что я должен буду спереть в Штатах грузовик и потом отогнать его обратно.

— Правильно.

— Он весь будет забит куревом, но все сигареты мне надо будет отдать индейцам. Я верно говорю?

— Тебе заплатят.

— А ты знаешь, на сколько тянет грузовик с сигаретами?

— Ни насколько, если ты эти сигареты не продашь. В Штатах ты их продать не сможешь, потому что у тебя нет связей. И дома ты их не толкнешь, потому что без помощи индейцев тебе не пересечь границу. Поэтому ни для меня, ни для тебя эти сигареты не стоят ничего.

— Энди, я помираю, но пока еще не сдох. С какой радости я должен заниматься благотворительностью?

— Чтобы помочь людям, которые помирают так же, как и ты.

— Нет, — сказал Люк, решительно махнув головой. — Так дело не пойдет. Мне должно с этого дела что-то обломиться.

— Это благотворительная акция, за которую тебе заплатят.

— Тем, что я за это попаду в рай? Интересно, чего стоят твои гарантии?

В доводах старого тюремного кореша Энди явно был свой смысл.

— Я же сказал, Люк, тебе заплатят. Что-то вроде гонорара.

— Ладно, мы еще вернемся с тобой к этому вопросу, — ответил Люк.

На подготовку предложения у него ушло несколько дней. Он согласился угнать грузовик и, после того как индейцы выгрузят его содержимое, перегнать его в Канаду, где Люси смогла бы его переоборудовать в передвижную лабораторию. Он может стать ее водителем, как она просит, и вернуться вместе с ней в Штаты. Но после того, как операция завершится, он получит право распоряжаться грузовиком по собственному усмотрению.

— Что это значит — по собственному усмотрению? — подозрительно спросил Энди.

— Есть у меня на этот счет одна задумка.

— Какая? Мне надо это знать.

— Я так думаю, мне удастся его продать. Это и будет мой навар. Грузовик.

Зарплаты ему не хватит. Жить ему осталось недолго. А смерть, как он выяснил, удовольствие не из дешевых. Расходы у него будут немалые. Если его не берут в долю с сигаретами, он должен получить свое на чем-то другом.

— Где же ты собираешься его толкнуть?

— Есть у меня один кореш во Флориде.

— Только Люси держи от этого подальше.

— С этим проблем не будет.

Эндрю Стетлера такое условие устроило, и Люк сказал, что готов перейти к делу.

* * *

Энди с Люси высадили Люка в городке и отправились к месту встречи. Они остановились на лесной дороге, которой мало пользовались зимой, хотя ее регулярно очищали от снега. Она вела к небольшой трансформаторной станции.

— Я захватила с собой свечи, — сказала Люси.

— А я не буду выключать двигатель.

— Тогда мы здесь с тобой задохнемся. Или сожжем весь бензин. Кто знает, сколько Люк там проваландается? Давай, лучше я зажгу свечи. А ты оставь в окне маленькую щелочку. Сам удивишься, как здесь будет тепло.

Когда она зажгла две свечи — одна стояла на приборной панели, а другая между двумя передними креслами. — Энди предложил ей пересесть на заднее сиденье.

— Зачем?

— Угадай.

— Прямо сейчас?

— А у тебя есть другие планы? Тебе что, кто-то назначил свидание?

Она улыбнулась и вышла из машины, а Энди, желая сделать ей приятное, в это время перебрался туда через спинку переднего сиденья.

— Как тебе здесь нравится при свечах? — спросила она между поцелуями. — Тепло, правда?

— Интересно, что случится, если мы слишком увлечемся и они упадут?

— Тогда мы погибнем, объятые пламенем. Вместе. Романтично, правда? Я тебе даже сказать не могу, сколько индейских мальчиков и девочек так погибло. Нам пора бы уже научиться на их печальном примере.

Она ответила на поцелуй, прижалась к его теплому телу, расслабилась в его возбуждающих объятиях.

— Никак не могу понять, когда ты меня дурачишь, — признался он. — Особенно когда говоришь о всяких вещах, связанных с индейцами.

— Я бы на твоем месте решила, что всю дорогу морочу тебе голову.

Он положил ей руку на грудь и страстно поцеловал в губы. Она оторопела от неожиданности.

— Здесь? — спросила она. — Но тут ведь не настолько тепло.

— Ты так считаешь? — Он отстранился от нее и стал снимать куртку, свитер и рубашку, как будто поддразнивая ее, приглашая сделать то же самое. — Давай разогреемся сами.

— Раньше я за тобой таких банальностей не замечала.

— Сегодня, Люси, не жди от меня жалости. У нас есть машина и две свечи. Мне плевать на холод за окнами.

Люси с улыбкой опустила руки и стала стягивать с себя рубашку. Ей всегда нравилась эта часть игры — тот ее миг, за которым пути назад уже нет.

— Только тебе надо кое-что иметь в виду, — предупредила она, оставшись без рубашки.

Она влезла на него, обхватила его тело ногами, склонилась и стала целовать, потянувшись руками назад, чтобы расстегнуть застежку лифчика.

— Сегодня я тоже буду беспощадна.

* * *

На окраине городка Массена в штате Нью-Йорк у служебного входа в торговый центр стоял грузовик с двумя ведущими осями и раздельной кабиной, задняя часть которой настолько возвышалась над передней, что достаточно высокий мужчина мог дотянуться до потолка, только встав на цыпочки. Машина, как обычно, ехала из Огденсбурга, загруженная сигаретами для северных общин штата. В Массене в грузовике еще оставалось процентов девяносто груза.

Проблема заключалась в том, что Люк Сегин не знал, насколько опытным был водитель. В том районе, где он обычно угонял грузовики, ничего необычного для шоферов в этом не было. Если они перевозили курево или выпивку, им специально платили за риск, и когда машины тормозили, им хватало ума отдать ключи, когда их вежливо об этом просил бандит с автоматом наперевес, а его приятель с большой дороги целился из ружейного гранатомета в дверцу грузовика. Оружие действовало на жертву успокаивающе, и прибегать к насилию, как правило, не было нужды. Но в мирном штате Нью-Йорк лохи-водилы могли с ходу не врубаться — опыта у них, пожалуй, было маловато. Им ничего не стоило психануть или, чего доброго, заявить, что им не по нутру, что их грабят. А еще, спаси Господи, могли взбрыкнуть и дать отпор. По плану Люка операцию следовало провести быстро, внезапно и решительно. Водителю грузовика нельзя было давать на размышление ни секунды.

Шофер вышел из кабины именно в тот момент, когда Люк направлялся к ней от задней части грузовика. Они встретились где-то на уровне середины кузова.

— Иди, пожалуйста, обратно в кабину, — приказным тоном сказал ему Люк и распахнул на секунду полу пальто.

— Прости? — не понял водитель.

Да, не так он себя повел, как было надо.

— Пожалуйста, вернись в кабину. — Люк снова распахнул пальто.

— Что-то я тебя не понял, — сказал мужчина.

— Тебе не понимать надо, а в кабину вернуться!

Опрятно одетый водитель был явно озадачен, он пальцем почесывал себе шею.

— Прости, французик, я никак в толк не возьму, о чем ты тут толкуешь.

Люк напряженно соображал, почему все идет наперекосяк. Когда он волновался, у него возникали проблемы с английским. Должно быть, зря он этому малому сказал «пожалуйста» — тот его неправильно понял. А может, этот парень просто не заметил его пушку, потому что он сразу же запахивал полу пальто.

Люк распахнул его в третий раз, но закрывать не торопился. Он вынул пистолет и упер его в живот водителя.

— Пошел обратно в кабину.

До водилы что-то вроде стало доходить. Он смотрел на оружие, не отводя взгляда. Пушка такого размера, нацеленная ему в брюхо, заставила шофера оцепенеть от страха.

— Ладно, ладно, спокойно… — сказал он, поднимая руки.

— Опусти руки! Лезь обратно в кабину!

Водитель был среднего телосложения, но тем не менее весил фунтов на пятьдесят больше Люка. Ему было лет сорок, на безымянном пальце у него поблескивало обручальное кольцо. Люк понял, что малый уже не в себе, а ему надо было, чтобы тот держал себя в руках. Он довел шофера до кабины, подождал, пока тот влезет внутрь, и захлопнул за ним дверцу. Потом быстро обошел спереди грузовик и хотел уже было залезть на пассажирское место, но дверца оказалась запертой. Люк кивнул водителю, сделав ему знак открыть дверь.

Мужчина недолго подумал, наклонился и открыл дверцу.

— Правильное решение, — сказал ему Люк.

— Что тебе надо?

Он оглядывался по сторонам в поисках помощи, но поблизости никого не оказалось. Шофер даже хотел заложить руки за голову, но потом вспомнил, что ему велели опустить руки.

— Поехали, — приказал ему Люк. — Езжай туда, куда я тебе скажу. Ни о чем не беспокойся. Не думай о смерти. Если сделаешь все, как я тебе скажу, сегодня ты не умрешь.

— Тебе нужны сигареты, — дошло до водителя. Он повернул ключ в замке зажигания, движок взревел.

— Мне и курево твое нужно, — согласился Люк, — и тачка тоже. Сам ты мне без надобности. И неприятности мне ни к чему. Усек?

Неприятностей ему водитель не доставлял. Они уже выезжали из города, потом, сделав пару поворотов, свернули на безлюдную сельскую дорогу. Люк не хотел высаживать его около какого-нибудь сельского дома и продумал маршрут заранее. Он сказал, чтобы шофер ехал в лесистый район, откуда до ближайшего телефона нужно было идти пешком мили четыре, да и то если выбрать правильное направление, противоположное тому, в котором они ехали. Водитель остановил грузовик у перекрестка и взглянул на Люка, все еще опасаясь, что тот его застрелит.

— У тебя теплая куртка есть? — спросил его Люк.

— Да, за моим сиденьем.

Люк пошарил рукой за сиденьем, вынул куртку и передал ее водителю.

— Тут еще теплые ботинки. Они тебе нужны?

— Да, конечно. — Люк сбросил их из машины. — Спасибо.

— Тебе здесь еще что-нибудь надо?

— Там еще перчатки мои между сиденьями.

Люк передал их высаженному на снег шоферу.

— Мне бы еще ключи от дома хотелось получить. Они на том же брелке, что и ключи от машины.

Не вынимая связку из замка зажигания, Люк снял ненужные ему ключи и бросил их хозяину.

— Там еще в кармашке за козырьком фотографии моих детей.

Люк аккуратно передал ему в руки снимки, чтобы не уронить их в придорожный снег.

— Спасибо.

— Не за что. Ну что, все? — Мужчина пожал плечами. — С тобой все в порядке?

Мужчина снова пожал плечами, но то ли от страха, то ли от того, что у него спало напряжение, то ли от снимков детей у него на глаза навернулись слезы.

— Застегни куртку, — сказал ему Люк. — Не простудись.

Машина тронулась с места. Проехав около мили, он увидел, как впереди на дорогу выехала его собственная машина, за рулем которой сидел Эндрю Стетлер, а на заднем сиденье — Люси Габриель. Она обернулась и увидела грузовик. Обе машины продолжали ехать по сельской дороге друг за другом в сторону резервации.

Люк был рад, что на индейской земле не было пролито крови, что все прошло без сучка и задоринки. Он понятия не имел, сколько ему еще в этой жизни отмерено совершить преступлений. Время обретало для него все большую ценность.