Акафист Святому праведному отроку Артемию, Веркольскому чудотворцу Клуб православной семьи: http://vk.com/club43902602 4 страницапор не было. И снова сел. Наступила пауза, и я почувствовал, что настал момент, когда я должен выйти из роли бесплотной тени. Я осторожно кашлянул, а поскольку в гостиной царило полнейшее молчание, этот звук прозвучал достаточно явственно. Кирилл Александрович и Симеон Александрович изумленно обернулись, словно впервые заметив мое присутствие (впрочем, не исключаю, что так оно и было), а Георгий Александрович, хорошо знавший, что я скорее подавлюсь собственным кашлем, чем осмелюсь без нужды привлечь внимание к своей персоне, спросил: - Ты хочешь что-то сообщить, Афанасий? Здесь уж на меня обратили взоры и все остальные высокие особы, к чему я совершенно не привык, так что не смог унять некоторого дрожания голоса. - О господине Фандорине, том самом, что вчера... оказался свидетелем злодеяния. - Я справился с волнением и продолжил уже ровнее. - Сегодня утром, когда по известной причине у нас в доме наблюдалось некоторое волнение, господин Фандорин сидел на террасе и преспокойным образом курил сигару... Симеон Александрович раздраженно оборвал меня: - Ты и в самом деле полагаешь, что нам и государю императору так уж необходимо знать, как провел утро господин Фандорин? Я немедленно умолк и поклонился его высочеству, не смея продолжать. - Помолчи, Сэм, - резко прикрикнул на младшего брата Георгий Александрович. У Симеона Александровича есть несчастливая особенность - его никто не любит. Ни родственники, ни при-ближенные, ни москвичи, ни даже собственная супруга. Такого человека любить трудно. Говорят, покойный государь для того и назначил его генерал-губернатором в Москву, чтобы пореже видеть. И еще для того чтобы удалить от двора окружение его высочества, всех этих смазливых адъютантиков и подкрашенных секретарей. Увы, обыкновения Симеона Александровича ни для кого секретом не являются - о них судачит все общество. Вот и сегодня, едва войдя в прихожую (и прибыл-то самым последним, уже после государя), его высочество с оживлением спросил меня: "А что это за красавчика я повстречал сейчас на лужайке? Этакого тоненького, с желтыми волосами?" Я почтительно объяснил великому князю, что это, верно, был англичанин мистер Карр, но внутренне испытал некоторое потрясение - как можно, зная причину, по которой созвано чрезвычайное совещание, давать волю своим наклонностям? Да дело даже не в наклонностях - очень уж у его высочества характер нехорош. - Говори дальше, Афанасий, - велел мне Георгий Александрович. - Мы все тебя внимательно слушаем. Я не мог не отдать должное выдержанности и мужеству моего господина. Обыкновенный человек, отец похищенного ребенка, метался бы, кричал, рвал на себе волосы, а его высочество ни на миг не утратил контроля над собой, разве что курил папиросы одну за одной. В такие минуты особенно остро сознаешь, какой высокий почет и какая несказанная ответственность служить персонам императорской крови. Это особенные люди, не чета все прочим. - Осмелюсь доложить, - продолжил я, - такая невозмутимость со стороны лица, осведомленного о случившемся несчастье, показалась мне странной. Я подошел к господину Фандорину и спросил, не удалось ли ему обнаружить в парке еще каких-нибудь следов. Он ответил: "Вторая карета, что стояла близ лужайки, с которой похитили мальчика, уехала в направлении Большой Калужской. Служитель у парковых ворот видел быстро движущийся экипаж с плотно задвинутыми шторами на окнах". "Так что же вы молчите? - говорю ему я. - Нужно немедленно сообщить в полицию!" А он мне уверенно так: "Что толку? Теперь ничего не сделаешь". И присовокупил следующее. Тут я намеренно сделал маленькую паузу и повторил слова Фандорина в точности, как запомнил: - "Нужно ждать письма от Линда". Да, именно так: "Нужно ждать письма от Линда". Я, признаться, не понял, про какое письмо он толкует, а последнего слова и вовсе не разобрал. Но теперь точно припоминаю, он сказал "Линд". Затем меня позвали к телефону, и разговор прервался. Однако же получается, что господин Фандо-рин заранее знал про письмо и про Линда. Позволю себе также обратить внимание вашего императорского величества и ваших императорских высочеств на то обстоятельство, что вчера господин Фандорин возник на месте похищения явно не случайно. Для случайного прохожего он действовал слишком решительно, говорил довольно странные вещи и опознал предводителя разбойников - назвал фамилию "Пендерецкий". Полковник Карнович подал голос из своего угла: - А вот про Леха Пендерецкого по прозвищу Близна я кое-что выяснил. Это один из предводителей преступного мира Царства Польского. Налетчик, вымогатель, убийца, но осторожен и ловок - до сих пор взять его с поличным не удавалось. По слухам, Близна имеет связи с уголовными сообществами многих стран Европы. Труп отправлен в морозильном вагоне на опознание в Варшаву, но, судя по приметам и данным бертильонажа, это и в самом деле Пендерецкий. - Откуда же Фандорин знал про этого субъекта? - задумчиво произнес Кирилл Александрович. Симеон Александрович зло усмехнулся: - Ну, это легко выяснить. Нужно арестовать Фандорина и как следует допросить. Все выложит. Мой Ласовский умеет языки развязывать. Как гаркнет - мне и то не по себе делается. И его высочество засмеялся, очень довольный шуткой, но никто из присутствующих его веселья не разделил. - Дядя Кир, дядя Сэм, - мягко сказал его величество, - вы произносите имя этого Фандорина так, как будто оно вам известно. Кто это такой? За великих князей ответил начальник дворцовой полиции. Вынув из кармана какой-то листочек, он доложил: - Фандорин, Эраст Петрович. Сорока лет. Православного вероисповедания. Потомственный дворянин. Кавалер... многих орденов, всех не перечислишь. Статский советник в отставке. Почти десять лет состоял чиновником особых поручений при московском генерал-губернаторе князе Долгоруком. - М-да, снова Фандорин, - протянул Кирилл Александрович, глядя в окно, словно припоминая какую-то давнюю историю.-Интересно, где он пропадал все эти годы? Из этих слов я сделал вывод, что его высочество и в самом деле знаком с отставным статским советником. Тут оказалось, что Симеон Александрович знает этого господина еще лучше, причем, кажется, не с самой лестной стороны. - Фандорин пять лет не показывал в Москву носа, - скривив губы, сообщил генерал-губернатор. - Знает, шельма, что у меня в городе ему делать нечего. Это, Ники, авантюрист наихудшего сорта. Коварный, изворотливый, скользкий, нечистоплотный. Как мне докладывали, убравшись из России, преуспел во всяких темных делах. Успел наследить и в Европе, и в Америке, и даже в Азии. Признаться, я слежу за перемещениями этого господина, потому что у меня к нему свой счет... Так вот, мне доносят из верных источников, что Фандорин пал ниже некуда: ведет расследования по заказу частных лиц и не брезгует брать вознаграждение - кажется, немалое. Дело в том, что среди его клиентов (это слово Симеон Александрович произнес с особенной брезгливостью) попадаются и денежные тузы и даже, к сожалению, иностранные государи. За пять лет Фандорин стяжал себе этими пакостными занятиями определенную известность. Не сомневаюсь, что ему ведомы многие грязные тайны, но в нашем семейном деле мы как-нибудь обойдемся без его сомнительных услуг. У меня отлично работает полиция, и мой Ласовский выловит этого самого доктора в два счета. - Прошу прощения вашего высочества, - с невозмутимым видом вставил Карнович, - но защита императорской семьи относится к компетенции моего ведомства, и, смею вас уверить, мы превосходно справимся с этой миссией без участия московской полиции и уж тем более без помощи сыщиков-любителей. - Полковник слегка улыбнулся и уже совсем тихо, как бы про себя, прибавил. - Тоже еще Шерлок Холмсе выискался. - О, полковник, Фандорин - очень даже не любитель, - возразил ему Кирилл Александрович. - Это необычайно способный человек. Если кто и может помочь нам в этом сложном и деликатном деле, то только он. К тому же он что-то знает про этого мерзавца Линда. Немаловажно и то, что, будучи частным лицом, Фандорин совершенно не стеснен в методах. Нет, Ники, без этого человека нам не обойтись. Я даже склонен полагать, что нам его сам Бог послал. - Чушь! Полнейшая чушь! - Симеон Александрович отшвырнул карандаш в угол и я достал из кармана следующий. - Я решительно возражаю! Кирилл Александрович, не привыкший к подобному обращению, да и вообще, насколько мне известно, относящийся к младшему брату с нескрываемым презрением, наклонил львиную голову и вперил в генерал-губернатора свой знаменитый испепеляющий взгляд. Симеон Александрович, в свою очередь, упрямо выпятил подбородок, отчего его холеная узкая борода сделалась похожа на корабельный бушприт, и принял самый непреклонный вид. Возникла тягостная пауза. - Что же мы решим с этим Фандориным? - жалобно спросил император. - Звать его сюда или нет? Попросить о помощи или арестовать? Ни тот, ни другой его величеству не ответили, даже взглядом не повели. Тут была давняя, многолетняя вражда, начавшаяся, когда нынешнего государя еще и на свете не было. Только, как говорят по-народному, жидковат Симеон Александрович против Кирилла Александровича. Не было случая, чтобы он взял верх над старшим братцем. Георгий Александрович, хотя бы и в силу комплекции, гораздо покойнее и добродушнее обоих, но уж если разгневается - держись. Вот и теперь он вдруг стал наливаться малиновой краской, весь как-то раздулся, так что я испугался, не лопнут ли крючки на воротнике, и стало ясно: сейчас грянет буря. Его величество не видел этой страшной картины, так как смотрел на Кирилла Александровича и Симеона Александровича. Если бы видел - уж наверняка промолчал бы, а так начал примирительным голосом: - Дядя Сэм, дядя Кир, выслушайте мое мнение... Тут-то гром и грянул. Георгий Александрович так хватил с размаху кулаком по столу, что опрокинулось два бокала, треснула кофейная чашка, перевернулась пепельница, а Симеон Александрович от неожиданности подскочил на стуле. - Помолчи, Ники! - взревел глава Зеленого дома. - И вы оба молчите! Это мой сын похищен, мне и решать! И не забывайте, что лишь благодаря этому, как его, черт, ну этому, на "Ф", спасена моя дочь! Пусть расскажет нам все, что знает! И вопрос решился. Я бесшумно выскользнул из гостиной, чтобы позвать Фандорина. Там сразу за дверью плюшевый занавес, а уж потом коридор, где было велено дожидаться "сыщику-любителю", как его назвал Карнович. - Ваши усики - прелесть что такое. И щипчиками не обрабатываете? А фиксатуаром? - услышал я нечто странное и на всякий случай выглянул из-за портьеры - посмотреть, кто это изъясняется подобным манером. Эраст Петрович Фандорин сидел там же, где я его оставил, закинув ногу на ногу, и перебирал в пальцах зеленые нефритовые четки. Голос принадлежал не ему, а адъютанту генерал-губернатора князю Глинскому, изящному молодому человеку с по-девичьи миловидным личиком. Про таких в народе говорят "жаль не девица, а то хоть жениться". Князь стоял над Фандориным, согнувшись, и внимательно рассматривал тонкие, аккуратные усы отставного чиновника. У самого Глинского - теперь я отчетливо разглядел - усики были напомажены, да и губы, кажется, подкрашены. Впрочем, чему удивляться? - Нет, сударь, я фиксатуаром не п-пользуюсь, - учтиво ответил Фандорин, глядя на молодого человека снизу вверх и не делая ни малейшей попытки отстраниться. - Боже, а какие у вас ресницы! - вздохнул адъютант. - Кажется, ничего бы не пожалел за такие длинные, черные, изогнутые на концах. Это ведь натуральный цвет? - Совершенно натуральный, - все так же благожелательно уверил его Эраст Петрович. Тут я прервал эту диковинную беседу, пригласив статского советника следовать за мной. Удивительно, но, оказавшись перед лицом такого количества августейших особ, Эраст Петрович Фандорин не выказал ни малейшей растерянности. Легкий, но в то же время почтительный поклон, обращенный вроде бы ко всем присутствующим, но в то же время главным образом к его величеству, сделал бы честь чрезвычайному и полномочному посланнику какой-нибудь великой державы. Кирилл Александрович, только что превозносивший достоинства Фандорина, без каких-либо приветственных слов, резко и, как мне показалось, неприязненно потребовал: - Расскажите, что вам известно про доктора Линда и вообще про всю эту историю. Вошедший наклонил голову, как бы давая понять, что вопрос ему понятен, но сказал совсем не то, чего от него ждали. Взгляд его холодных голубых глаз, скользнув по лицам сидящих, остановился на листке бумаги, лежавшем посреди стола. - Я вижу, письмо п-получено. Могу ли я ознакомиться с его содержанием? - Я предупреждал, это наглец, каких мало! - возмущенно воскликнул Симеон Александрович, но Фандорин даже не взглянул в его сторону. Не обратил внимания на слова брата и Кирилл Александрович. - Да, Джорджи, прочти письмо вслух. Здесь важно каждое слово. - Да-да, - подхватил его величество. - Я бы тоже послушал еще раз. Георгий Александрович брезгливо взял со стола листок и стал читать послание, написанное на французском:
Господа Романовы, Предлагаю выгодную сделку: маленького принца Романова весом в 10 килограммов на маленького графа "Орлова" весом в 190 карат. Обмен состоится завтра, и не вздумайте подсунуть подделку-у меня свой ювелир. Если согласны, ровно в полдень дайте ответ с семафора Александрийского дворца. Если нет, принц будет вам немедленно возвращен. Частями. Искренне ваш, Доктор Линд. P.S. Прилагаю шифр для светового сигнала.
Я как раз собирался подлить его величеству кофе, да так и застыл с кофейником в руках, причем от потрясения даже пролил на пол несколько капель, чего со мной никогда в жизни не случалось. Чудовищность письма превзошла самые мои худшие опасения. Его высочество - частями? Боже, Боже... - Что за семафор? - вот единственное, что заинтересовало в этом кошмарном послании Фандорина. Задавать вопросы в присутствии его величества непозволительно, однако государь не только снисходительно отнесся к такому вопиющему нарушению этикета, но и с всегдашней своей любезностью ответил сам: - Старинный, световой. Установлен на крыше дворца еще при моем прадеде, а в царствование деда оборудован электрическими огнями для темного времени и пасмурной погоды. С семафора можно посылать световые сигналы, которые видно почти из любой точки города. Вместо того, чтобы верноподданнейше поблагодарить его величество за милостивое разъяснение, Фандорин лишь задумчиво покивал и уточнил: - "Орлов" - это, надо полагать, т-тот самый алмаз, которым украшен императорский скипетр? - Да, - кротко подтвердил государь. - Тот самый, купленный графом Орловым в Амстердаме в 1773 году по поручению Екатерины Великой. - Невозможно, совершенно немыслимо, - отрезал Симеон Александрович. - Ни о каком обмене не может быть и речи. Это же реликвия! - Невозможно, - согласился Кирилл Александрович. - Через пять дней торжественный вынос государственных регалий, еще через два дня - коронация. Без скипетра церемония не состоится. Любые деньги - пускай, но "Орлова" ни в коем случае. Все, словно сговорившись, обернулись к Георгию Александровичу, чье мнение, мнение отца, имело здесь особенную важность. И великий князь оказался достоин своего положения и звания. На его глаза навернулись слезы, рука непроизвольно оттянула тугой воротник, но голос его высочества был тверд: - Невозможно. Жизнь одного из великих князей, пусть даже... моего сына (здесь голос Георгия Александровича все-таки дрогнул) не может быть выше интересов монархии и государства. Вот что я называю августейшим величием - это вершина, достичь которой способны лишь те, кто отмечен и избран Богом. Социалисты и либералы пишут в своих газетенках и листовках, что императорский дом купается в роскоши. Это не роскошь, это сияющий ореол российской государственности, и каждый из членов императорской фамилии во имя России готов пожертвовать собственной жизнью и жизнью тех, кого любит. Комната заколыхалась у меня перед глазами, радужно переливаясь, и я заморгал, стряхивая с ресниц слезы. - А что если заменить алмаз стразом? - раздался из угла голос полковника Карновича. - Можно изготовить такую копию, что не отличишь. - За столь короткий срок изготовить п-подделку такого уровня невозможно, - ответил ему Фандорин. - К тому же Линд пишет, что у него имеется собственный ювелир. Кирилл Александрович пожал плечами: - Я одного не понимаю, зачем ему непременно понадобился "Орлов"? Ведь этот камень бесценен, а стало быть, не имеет рыночной цены. Он известен во всем мире, его даже не продашь. - Отчего же, ваше высочество, - возразил полковник. - Можно распилить его на три-четыре больших алмаза и несколько десятков средних и мелких. - И за сколько все это можно продать? Карнович покачал головой, не зная, что ответить. - Я в этом немного разбираюсь, - сказал Фандорин. - Три больших алмаза, каратов по пятьдесят, могут стоить примерно по полмиллиона рублей золотом каждый. Мелкие - ну, п-предположим, еще полмиллиона. - Два миллиона? - просветлел лицом император. - Но мы не пожалеем за нашего дорогого Мику этой суммы! Фандорин вздохнул: - Ваше величество, дело здесь вовсе не в двух миллионах. Я манеру Линда знаю. Это шантаж, причем г-го-раздо большего масштаба, чем кажется на первый взгляд. Речь идет не просто о жизни одного из одиннадцати кузенов вашего величества. Линд покушается именно на коронацию, отлично понимая, что без "Орлова" церемония невозможна. А жизнь мальчика - лишь средство д-давления. Смысл угрозы даже не в убийстве великого князя, а в том, что Линд сорвет коронацию и опозорит Россию и династию Романовых на весь мир, подбросив части тела мальчика в самые людные места. У всех присутствующих, включая и меня, вырвался стон ужаса, а Фандорин неумолимо продолжал: - Вы говорили, ваше высочество, что во всем мире не сыщешь п-покупателя на "Орлова". Но покупатель уже есть, причем такой, который не может отказаться от покупки. Этот покупатель - дом Романовых. По сути дела, вам придется выкупить у Линда не великого князя, а алмаз "Орлов", причем по той цене, которую назначит похититель, ведь заодно с камнем на кон поставлены к-коронация и престиж монархии. Боюсь, это обойдется не в два миллиона. Много, много дороже. И это еще не самое худшее. - Фандорин мрачно опустил голову, и я увидел, что его руки сжались в кулаки. - Вы заплатите за сохранение камня и возвращение великого князя, но Линд не отдаст ребенка живым. Это не в правилах доктора... Наступила зловещая тишина, но всего на несколько мгновений, потому что Павел Георгиевич, до сей минуту тихо сидевший в самом конце стола, вдруг закрыл лицо ладонями и зарыдал. - Полли, возьми себя в руки, - сурово сказал ему Кирилл Александрович. - А вы, Фандорин, перестаньте нас пугать. Лучше расскажите про Линда. - Это самый опасный преступник на свете, - так начал Фандорин свой рассказ. - Не знаю, п-почему его называют "доктором". Быть может, из-за того, что он обладает знаниями в самых неожиданных областях. Например, владеет множеством языков. Возможно, и русским - я бы этому не удивился. Про Линда очень мало д-достоверных сведений. Очевидно, он относительно молод, потому что еще десять лет назад про него никто не слышал. Откуда он родом - неизвестно. Вероятнее всего, американец, потому что самые первые деяния, доставившие ему славу дерзкого и б-безжалостного злодея, Линд совершил в Северо-Американских Соединенных Штатах. Он начинал с ограбления банков и почтовых вагонов, а позднее п-превосходно освоил шантаж, вымогательство и похищение людей. Фандорин говорил, глядя на стол, будто видел в его полированной поверхности отражение каких-то картин из прошлого, доступных лишь его взору. - Итак, что же я все-таки знаю про этого человека? Он убежденный женоненавистник. Около него никогда не б-бывает женщин - ни любовниц, ни подруг. Шайка Линда - это исключительно мужской круг. Если угодно, мужское братство. Доктор словно лишен обыкновенных человеческих слабостей, и из-за этого выйти на его след никому еще не удавалось. Подручные Линда преданы ему по-собачьи, а это в преступных сообществах встречается крайне редко. Я дважды захватывал людей доктора живьем, и оба раза ничего не добился. Один получил пожизненную каторгу, другой наложил на себя руки, но своего главаря они не выдали... Связи Линда в международных криминальных сферах поистине безграничны, авторитет огромен. Когда ему требуются специалисты какого угодно п-профиля - медвежатники, наемные убийцы, граверы, гипнотизеры, взломщики - высшие "мастера" уголовных наук считают за честь оказать ему услугу. Я полагаю, что доктор б-баснословно богат. Лишь за то время, что я им занимаюсь - а это немногим более полутора лет - и лишь по тем делам, которые мне известны, он прибрал к рукам не менее десяти миллионов. - Франков? - заинтересованно спросил Георгий Александрович. - Я имел в виду д-доллары. Это примерно двадцать миллионов рублей. - Двадцать миллионов! - Его высочество даже задохнулся. - А мне казна выделяет жалких двести тысяч в год! Это же в сто раз меньше! И он, мерзавец, еще смеет требовать у меня денег! - Не у вас, дядя Джорджи, - сухо заметил государь. - У меня. "Орлов" - собственность короны. - Ники, Джорджи! - прикрикнул на обоих Кирилл Александрович. - Продолжайте, Фандорин. - У меня было две встречи с доктором Линдом, - сказал Эраст Петрович и запнулся. В комнате стало очень тихо, только скрипнул стул под полковником Карповичем, так и подавшимся вперед всем телом. - Право, не знаю, можно ли это назвать "встречами", потому что в лицо мы друг друга не видели. Я был загримирован, Линд - в маске... Наше знакомство состоялось полтора года назад, в Нью-Йорке. Быть может, русские газеты писали о похищении двенадцатилетнего сына миллионера Бервуда? В Америке эта история не сходила с п-первых страниц целый месяц... Мистер Бервуд попросил меня исполнять обязанности посредника при передаче выкупа. Я потребовал от похитителей, чтобы мне сначала показали пленника. Линд сам повел меня в потайную к-комнату. Доктор был в черной маске, закрывавшей почти все лицо, длинном плаще и шляпе. Поэтому я заметил лишь, что он среднего роста и что у него усы - впрочем, возможно, наклеенные. Он не произнес при мне ни единого слова, так что г-голоса его я тоже не слышал. - Фандорин сжал губы, словно борясь с волнением. - Мальчик сидел в комнате живой, с заклеенным ртом. Линд позволил мне подойти к нему, а после вывел меня в коридор, запер дверь на три замка и вручил мне ключи. Согласно предварительной договоренности, я передал ему выкуп - перстень Клеопатры ценой в полтора миллиона долларов - и приготовился к схватке, поскольку их было семеро, а я один. Но Линд внимательно осмотрел перстень в лупу, кивнул и удалился в сопровождении своих людей. Я долго возился с замками, так как открывать их оказалось труднее, чем закрывать, а когда, наконец, проник в комнату, Бервуд-младший был мертв. Эраст Петрович снова сжал губы, так что они побелели, и умолк надолго. Все терпеливо ждали, пока он совладает с собой - августейшие особы снисходительны к простым смертным, не обладающим их сверхъестественной выдержкой. - Я не сразу понял, почему мальчик так неподвижен и низко склонил голову. Лишь подойдя вплотную, увидел, что прямо в сердце ему воткнут тонкий стилет! Я не поверил своим г-глазам. Ведь накануне я, ожидая подвоха, тщательнейшим образом осмотрел помещение в поисках замаскированного люка или потайной дверцы и ничего подозрительного не обнаружил. Только потом я вспомнил, как Линд, пропуская меня вперед, задержался возле стула - на секунду, не более. Но ему хватило и этой секунды. Какая точность удара, какой хладнокровный расчет! Мне показалось, что в тоне Фандорина помимо горечи и лютой, не приглушенной временем ярости звучит невольное восхищение ловкостью этого сатанинского доктора. - С тех пор я оставил все прочие д-дела - до тех пор, пока не рассчитаюсь с доктором. Не скрою, существенную роль в этом решении сыграло уязвленное самолюбие и пятно, оставленное на моей репутации всей этой историей. Но не только самолюбие... - Фандорин нахмурил высокий лоб. - Этого человека нужно остановить, потому что он - истинный гений зла, наделенный богатейшей фантазией и беспредельным честолюбием. Иной раз мне кажется, что он поставил себе целью стяжать славу величайшего преступника во всей человеческой истории, а к-конкурентов на этом поприще у Линда, слава богу, хватает. Я чувствовал, что рано или поздно он устроит какую-нибудь катастрофу национального, а то и международного размаха. Именно это ныне и п-произошло... Он снова замолчал. - Садитесь, Эраст Петрович, - пригласил Кирилл Александрович, и я понял, что речь Фандорина, очевидно, произвела на его высочество благоприятное впечатление - отставного статского советника уже не допрашивали, с ним беседовали. - Расскажите, как вы охотились на доктора Линда. - Сначала я п-перевернул вверх дном весь Нью-Йорк, но лишь вынудил доктора перенести свою ставку из Нового Света в Старый. Не стану утомлять ваше величество и ваши высочества описанием своих поисков, но полгода спустя мне удалось выйти на логово Линда в Лондоне. И я увидел доктора во второй раз - вернее, лишь его тень, убегавшую от преследователей по т-тун-нелю лондонского метрополитена и отстреливавшуюся с поразительной меткостью. Доктор двумя выстрелами уложил наповал двух констеблей из Скотланд-Ярда, а третьей пулей чуть не отправил на тот свет меня. - Фандорин приподнял прядь черных волос со лба, и стало видно шрам, прочертивший узкую белую полоску на его виске. - Ерунда, скользнуло по касательной, но я на минуту лишился сознания, и за это время Линд оторвался от погони... Я шел за ним по пятам из страны в страну, и все время чуть-чуть опаздывал. А в Риме - это было без малого полгода назад, доктор как в воду канул. Лишь две недели тому я узнал из одного верного источника, что знаменитый варшавский бандит Близка похвастался в тесной компании, будто сам доктор Линд приглашает его в Москву для какого-то очень крупного дела. Будучи российским подданным, Пендерецкий хорошо знал преступный мир Москвы - и хитровский, и Сухаревский. Должно быть, именно в этом качестве он и п-понадобился Линду, никогда раньше в России не действовавшему. Я все ломал себе голову, чем это доктора привлекла патриархальная Москва. Теперь-то ясно... - Исключено, совершенно исключено! - сердито произнес Симеон Александрович, обращаясь не к Фан-дорину, а к его величеству. - Мои хитрованцы и сухаревцы никогда не приняли бы участия в злодейском нападении на царскую фамилию! Украсть, зарезать - сколько угодно. Но верность престолу у этих апашей в крови! Мой Ласовский не раз с успехом использовал уголовников для поимки террористов. К примеру, на время коронационных
|
