XIII НИЩАЯ ДЕВОЧКА

Зима стояла холодная. Саре приходилось ходить в своих худых башмаках то по снегу, то по грязи, смешанной со снегом. Иногда туман был так густ, что уличные фонари горели весь день, и Лондон казался Саре совершенно таким же, как несколько лет тому назад, в тот пасмурный день, когда она ехала с отцом в школу мисс Минчин. В такие дни ярко освещенный дом семьи Монморанси, или, вернее, Кармикел, казался Саре еще уютнее, кабинет м-ра Кэррисфарда еще красивее, а ее собственная комнатка еще непривлекательнее. Теперь ей нельзя было любоваться на восход или заход солнца; даже звезды показывались редко. Небо было всегда покрыто тяжелыми серыми облаками, и почти каждый день шел дождь. В четыре часа, даже если не было тумана, день кончался. И если Саре нужно было пойти за чем-нибудь к себе на чердак, она должна была зажигать свечу. Такая погода действовала на нервы служанок, и они стали еще требовательнее и сварливее, чем прежде. К Бекки они придирались на каждом шагу и обращались с ней, как с невольницей.

-- Если бы не вы, мисс, -- сказала она раз вечером, придя к Саре, -- и если бы здесь не была Бастилия и я не была бы заключенной в соседней камере, то я бы умерла. Теперь здесь и вправду точно тюрьма. Хозяйка с каждым днем становится все больше похожа на тюремщика, а кухарка -- на сторожа. Расскажите мне что-нибудь, мисс, пожалуйста, расскажите про подземный подкоп, который мы вырыли под полом.

-- Нет, подкоп холодный. Нужно выдумать что-нибудь потеплее, -- возразила Сара, дрожа от холода. -- Закутаемся хорошенько в одеяла, и я расскажу тебе про тропический лес, в котором жила обезьяна индийского джентльмена. Когда я вижу, как грустно смотрит она из окна, мне всегда кажется, что она вспоминает о тропическом лесе, в котором ей было так приятно качаться, зацепившись хвостом за ветку. Мне хотелось бы знать, кто поймал ее и осталась ли у нее на родине семья, для которой она делала запас кокосовых орехов.

-- Да, это теплее подкопа, мисс, -- с признательностью сказала Бекки. -- Впрочем, даже когда вы рассказываете о Бастилии, и она как будто становится теплой.

-- Это потому, что ты тогда начинаешь думать не о себе, а о другом, -- ответила Сара, еще больше закутываясь в одеяло. -- Я заметила это. Когда живется плохо, нужно думать о чем-нибудь другом.

-- А вы можете это, мисс? -- спросила Бекки, с восхищением глядя на нее.

-- Иногда могу, а иногда нет, -- ответила Сара. -- Но когда моху, это очень помогает мне. Если мне тяжело, очень тяжело, я говорю себе: "Я принцесса и фея. А так как фея, то ничто не может повредить мне или обидеть меня". И когда я представляю себе это, мне становится легче.

Часто приходилось Саре думать о другом и представлять себе, что она принцесса. Но никогда не казалось это ей так трудно, как в один ненастный день, о котором она часто вспоминала и которого никогда не могла забыть.

В продолжение нескольких дней подряд шел дождь; было холодно и темно от густого тумана. Всюду была грязь -- вязкая лондонская грязь, а над ней нависла пелена мелкого дождя и тумана. Саре пришлось много ходить в этот день; ее без конца посылали то туда, то сюда, и платье ее промокло насквозь. Нелепые старые перья на ее шляпе обвисли и казались еще нелепее, а башмаки так пропитались водою, что уже не могли впитывать ее больше. В довершение всего мисс Минчин наказала ее и оставила без обеда.

Сара была так голодна, она так озябла, устала и казалась такой несчастной, что некоторые прохожие с состраданием взглядывали на нее. Она быстро шла вперед, стараясь думать о чем-нибудь другом. На этот раз ей было очень трудно представить себе что-нибудь хорошее, но в конце концов это все-таки удалось ей.

И в то время, как грязная вода шлепала под ее башмаками, а ветер как будто старался -сорвать с нее ее тоненькую кофточку, она думала:

"Положим, что на мне сухое платье, шерстяные чулки и крепкие башмаки, а в руках -- хороший, не изорванный зонтик. И положим -- положим -- что, подойдя к булочной, где продаются горячие лепешки, я вдруг найду сикс- пенс -- ничей сикспенс. Тогда я войду в булочную, куплю шесть самых горячих лепешек и съем их все сразу!"

Странные вещи случаются иногда.

И очень странная вещь случилась с Сарой. Она в это время переходила через улицу и, стараясь выбирать местечки посуше, смотрела себе под ноги. Вдруг в грязи, около тротуара, блеснуло что-то. Это была маленькая серебряная монета; прохожие затоптали ее в грязь, но она все еще немножко блестела. Это был не сикспенс, а монета в четыре пенса.

Сара схватила ее своей посиневшей от холода рукой.

-- Это случилось на самом деле! -- прошептала она. -- На самом деле!

И она взглянула на булочную, которая была напротив нее. Как раз в эту самую минуту хозяйка, веселая, добродушная женщина с румяным лицом, поставила на окно поднос с великолепными, только что вынутыми из печи лепешками. Они были такие большие, пышные, с коринкой!

Сара знала, что может истратить найденную монету, которая, наверное, уже некоторое время лежала в грязи. Тот, кто потерял ее, давно ушел, и его нельзя найти.

"А может быть, хозяйка булочной потеряла ее? -- подумала Сара. -- Нужно спросить".

Она подошла к булочной, но вдруг остановилась.

На ступеньке, около двери, сидела девочка в лохмотьях, из-под которых высовывались ее голые, грязные, покрасневшие от холода ноги. У нее были впалые, голодные глаза, и она казалась еще заброшеннее и несчастнее Сарьк.

"Это нищая, -- подумала Сара, с состраданием взглянув на нее. -- Она хочет есть еще больше, чем я".

Девочка посмотрела на Сару и немножко отодвинулась, чтобы дать ей пройти. Она привыкла давать дорогу всем и знала, что если ее увидит полисмен, то велит ей вставать и уходить.

-- Вы голодны? -- спросила Сара.

-- А то нет? -- сказала девочка. -- А то нет?

-- Вы не обедали?

-- Не обедала, -- ответила девочка. -- И не завтракала, и не ужинала.

-- С каких пор?

-- Не знаю. А сегодня никто не подал мне ничего, Я просила, просила, и никто не дал мне ни пенни.

От одного вида этой несчастной девочки голод Сары стал еще мучительнее. Несмотря на это, ее воображение продолжало работать.

"Принцессы в изгнании, лишенные трона, -- думала она, -- всегда делились с бедными всем, что у них было. Если я принцесса, то должна поступать так же. На четыре пенса дадут четыре лепешки. Этого мало для нас обеих, но все-таки это лучше, чем ничего".

-- Подожди здесь минутку, -- сказала она нищей и вошла в булочную.

Там было очень тепло и великолепно пахло. Хозяйка только что принесла другой поднос с горячими лепешками.

-- Не потеряли ли вы четырех пенсов? -- спросила Сара, протягивая ей монету.

Хозяйка взглянула на Сару, на ее истомленное лицо и грязное, изношенное, но сшитое из дорогой материи платье.

-- Нет, не потеряла, -- ответила она. -- Вы ее нашли?

-- Да, около тротуара, -- сказала Сара.

-- Так оставьте ее себе. Она лежала в грязи, может быть, уже целую неделю, и теперь нельзя узнать, кто потерял ее.

-- Да, знаю, -- ответила Сара, -- но я все-таки думала, что лучше спросить вас.

-- Не многие поступили бы так, -- заметила хозяйка. -- Вы хотите купить что-нибудь? -- прибавила она, видя, что Сара глядит на лепешки.

-- Да, дайте мне, пожалуйста, четыре лепешки по пенни, -- сказал Сара.

Хозяйка подошла к окну и стала класть лепешки в пакет.

Сара заметила, что она положила не четыре, а шесть.

-- Мне нужно четыре лепешки, -- сказала она. -- У меня только четыре пенса.

-- Я прибавила две для весу, -- добродушно ответила хозяйка. -- Вы, может быть, скушаете их потом. Вы не голодны?

-- Нет, я очень голодна, -- ответила Сара. -- Благодарю вас за вашу доброту. Около...

Она хотела прибавить: "Около булочной сидит девочка, которая еще голоднее меня", -- но в это время в лавку вошли два покупателя. Они, по-видимому, очень торопились, и потому Сара, еще раз поблагодарив хозяйку, ушла.

Нищая сидела по-прежнему, прижавшись в уголок. В своем промокшем насквозь грязном рубище она имела ужасный вид. Тупо смотря прямо перед собой, она бормотала что-то и Сара заметила, что она смахнула рукой навернувшиеся на глаза слезы.

Сара открыла пакет и вынула одну лепешку. Они были такие горячие, что от них немного согрелись ее озябшие руки.

-- Лепешка совсем горячая и, должно быть, очень вкусная, -- сказала она, положив ее на колени девочки. -- Вы будете уже не так голодны, когда съедите ее.

Нищая молча и даже несколько испуганно смотрела на Сару, как бы не веря своему счастью. Потом она схватила лепешку и начала жадно есть ее.

-- Ах, Господи! -- в восторге шептала она. -- Ах, Господи!

Сара вынула из пакета еще три лепешки.

Хриплый, прерывающийся от счастья голос нищей приводил ее в ужас.

"Она голоднее, чем я, -- думала Сара. -- Она умирает с голоду". Но рука ее немножко дрожала, когда она клала на колени девочки четвертую лепешку. "А я не умираю с голоду", -- подумала она и положила пятую.

Нищая продолжала жадно есть и даже не поблагодарила Сары, когда та повернулась, чтобы уходить.

Дойдя до угла улицы, Сара обернулась. Нищая сидела, держа по лепешке в каждой руке, но не ела, а смотрела на нее. Сара кивнула ей; нищая тоже наклонила голову и продолжала смотреть ей вслед.

В эту минуту хозяйка подошла к окну.

-- Господи, помилуй! -- воскликнула она. -- Да ведь девочка отдала свои лепешки этой нищей! А она была очень голодна, я заметила это.

Хозяйка подошла к двери и отворила ее.

-- Кто дал тебе лепешки? -- спросила она нищую.

Девочка показала рукой на видневшуюся вдали фигурку Сары.

-- Что же она сказала? -- спросила хозяйка.

-- Она спросила, голодна ли я?

-- А что ты ответила?

-- Что я голодна.

-- А потом она вошла в булочную, купила лепешки и дала тебе -- так?

Нищая кивнула.

-- Сколько лепешек дала она тебе?

-- Пять.

-- Значит, она оставила себе только одну, -- прошептала хозяйка. -- А она могла бы съесть все шесть. Это было заметно по ее глазам. Как жаль, что она так скоро ушла; я дала бы ей целую дюжину... Ты еще голодна? -- спросила она нищую.

-- Я голодна всегда, -- ответила та. -- Но теперь меньше, чем прежде.

-- Войди сюда, -- сказала хозяйка, отворив дверь булочной.

Нищая нерешительно вошла. Ее приглашали в теплую комнату, полную хлеба! Это было что-то невероятное.

-- Садись к огню; ты совсем посинела от холода, -- сказала хозяйка, показывая на камин, ярко горевший в маленькой задней комнатке, -- и поешь, -- прибавила она, подавая нищей несколько лепешек. -- А когда проголодаешься, скажи мне, и я дам тебе еще, ради этой милой, доброй девочки.

Сара с большим удовольствием съела свою лепешку. Она была очень вкусная, и во всяком случае даже одна лепешка гораздо лучше, чем совсем ничего. Идя домой, Сара отламывала от нее по маленькому кусочку и, чтобы продолжить удовольствие, ела их очень медленно.

"А что если бы эта лепешка была волшебная, -- думала она, -- и если бы одного крошечного кусочка было достаточно, чтобы сытно пообедать? Как бы я тогда наелась!"

Уже совсем стемнело, когда Сара подходила к школе. У Монморанси были зажжены лампы, но гардины еще не были спущены в той комнате, где ей часто удавалось видеть всю семью. В этот час м-р Монморанси обыкновенно сидел в покойном кресле, а дети окружали его, смеясь и болтая, и то присаживались на ручки кресла, то влезали на колени к отцу.

На этот раз дети тоже были здесь, но м-р Монморанси не сидел в своем кресле. В доме была какая-то суета, по- видимому, м-р Монморанси собирался в дальнее путешествие. Карета с привязанным сзади чемоданом стояла у подъезда. Дети теснились около отца; хорошенькая румяная мать тоже стояла около него и как будто спрашивала его о чем-то. Сара остановилась на минуту и смотрела, как м-р Монморанси поднимал и целовал маленьких детей, а потом нагнулся и перецеловал старших.

"Надолго ли он уезжает? -- думала Сара. -- Чемодан очень большой. Ах, как скучно будет без него детям! Мне и самой будет скучно без него, хоть он даже не знает о моем существовании".

Когда дверь отворилась, Сара отошла в сторону -- она вспомнила о сикспенсе, -- но ей была видна освещенная передняя и м-р Монморанси со старшими детьми.

-- В Москве очень глубокий снег? -- спросила Дженет. -- Там везде лед?

-- Ты будешь ездить на дрожках? -- в свою очередь спросила Нора. -- Ты увидишь царя?

-- Я буду писать вам обо всем, что увижу, -- смеясь, ответил м-р Кармикел. -- Ну, бегите домой -- сегодня такая отвратительная, сырая погода. Мне было бы гораздо приятнее остаться с вами, чем ехать в Москву. Прощайте! Прощайте, мои дорогие! Да хранит вас Бог!

И м-р Кармикел, сбежав с крыльца, сел в карету.

-- Если найдешь девочку, -- крикнул Гюй Кларенс, прыгая по лежавшему около двери ковру, -- скажи ей, что мы любим ее!

А затем дети ушли и дверь затворилась;

-- Видела ты бедную-девочку-но-не-нищую, Нора? -- спросила Дженет, когда они вошли в переднюю. -- Она стояла в сторонке и глядела на нас. Платье ее совсем промокло от дождя, и ей, должно быть, было очень холодно. Мама говорит, что ее платья, хоть грязные и изношенные, сделаны из хорошей, дорогой материи. Вероятно, кто- нибудь дает их ей. А в какую ужасную погоду посылают ее за покупками!

Сара, дрожа от холода, подошла к школе.

"О какой это девочке говорили они? -- думала она. -- И зачем м-р Монморанси ищет ее?"

Она взошла на ступеньки подъезда со своей корзиной, которая казалась ей на этот раз тяжелее обыкновенного, а м-р Кармикел уехал разыскивать в Москве маленькую дочь капитана Кру.