Селестия, понимая, что теряет контроль над магическим потоком, приложила немало усилий, чтобы отменить заклинание. Слепящее свечение постепенно спадало, но проблему со зрением это не решило. Глаза, уставшие после резкой смены гаммы, сейчас возвращались в привычный режим, и принцесса принялась активно тереть их копытом, стараясь ускорить этот процесс.
Как видно, это помогло и, немного погодя, всё пришло в норму. Развернувшийся перед ней вид сильно отличался от первоначального своими действующими фигурами. Ряды грозных обладателей чёрных одеяний прибывали в полном смятении и хаосе. Кто-то сидел, а кто-то оставался на ногах, одни сжимали оружие и смотрели на принцессу сквозь пальцы, а другие уткнулись в стены боясь повернуться. Только Филипп оставался на месте, как будто ничего не произошло.
«Они бояться?» — вопрошала себя Селестия, глядя на всеобщее оцепенение. Она вспомнила из-за чего, а точнее, из-за кого ей пришлось использовать магию и повернула голову к нерадивому опричнику. Тот, вероятно, отскочил назад во время действия заклинания и, поскользнувшись, раскорячился на полу. Рыжий начал осторожно вставать, не сводя недоумевающего взгляда с принцессы. Он намерился сделать шаг в её сторону, но осёкся и замер на половине движения, остановленный повелительным и раздражённым голосом.
— Если тебе ещё дорого зрение, не советую ко мне приближаться. Оставайся там, где стоишь, — предупредила кобылица, опасаясь повторения произошедшего.
Рыжий с большим превозмоганием закрыл отвисшую челюсть, понимающе закивал и попятился назад, попутно натягивая на себя чёрную шапку.
«Что такого им сказал Филипп? Когда всё утихнет, обязательно спрошу. Сложно поверить, что переговоры, если не брать в расчёт неуправляемую вспышку, обошлись без магии! Может, эта невероятная способность убеждать и есть та самая божья сила? А его сбывающиеся прогнозы — вообще отдельный разговор. Всё случается строго по предсказанию, что немного странно. Филипп никогда не ошибается или нам просто-напросто везёт?»
Не успел командир опричников добраться до своего отряда, как в двери зала начали вбегать стрельцы и множество других людей, скорее всего являющихся прислугой. Селестия уже видела носителей такого невзрачного наряда, когда была на балконе и сама догадалась, кто они есть. Для неё главным отличительным критерием в этом мире являлась одежда, носимая человеком. Принцессе хотелось бы найти ещё что-нибудь, но пока приходилось довольствоваться вот таким поверхностным, но бесспорно практичным способом.
— Что за шум, а драки нет?! – глядя на ошарашенных кромешников, народ задавался справедливым вопросом.
Рыжий подошёл к Филиппу и что-то прошептал ему на ухо, а затем во весь голос обрушился на набежавшую толпу:
— Шли вон, холопы! Все вон! – заорал он, подгоняя свою братию и всех остальных энергичными взмахами рук. Опричник постепенно освобождал пространство в зале, гоня к выходу так ничего и не понявших стражников и прислугу, но несколько человек продолжали твёрдо стоять на местах.
— А тебе, боярин, дважды вторить надобно? – зарычал рыжий на рослого человека в богатых одеждах, стоявшего чуть впереди трёх своих спутников.
— Гряди своей дорогой, Малюта, и свору свою с собой забери, – пренебрежительно отрезал тот, даже не посмотрев на своего собеседника.
Опричник, не желая затевать новый конфликт, пробубнил что-то невнятное и влился в поток покидающих зал.
— Не поведаешь ли мне, владыка, где царь? Путь был нелёгким, но всё же я не хотел бы отлагать дело. Палаты псарне уподобились, и у нас нет никакого желания тут задерживаться. Мне нужно передать царю несколько писем, а затем я поспешу воротиться в Серпухов.
Боярин обратился к старику, когда помещение опустело. Он был статен, широкоплеч и с русой ухоженной бородой. Его низкий голос, исходивший из могучей груди, разносился эхом по каменным сводам. Как бы подтверждая слова боярина, один из его спутников вынул из сумки свёрнутый пергамент.
— Боюсь что твои бумаги, светлый боярин, ныне лишены всякого смысла. Самодержца нет, – Филипп выдержал паузу, дав оппоненту время осмыслить сказанное, а затем продолжил. – Видит бог, твоё появление сейчас — это большее, на что я мог рассчитывать. Можно ли пожелать союзника лучше, чем потомка светлого рода Воротынских? Вы всегда верой и правдой служили Руси, так не оставьте же её в этот смутный час.
— Царь умер? Что произошло, ответь мне Бога ради! – воскликнул боярин, приближаясь к старику быстрыми шагами.
— Это теперь одному только Богу и ведомо. Страна лишилась самодержца — это так. Но взамен мы получили новый путь, глоток свежего воздуха, в котором так нуждаемся. У нас есть достойная замена. – Старик указал на Селестию, по-прежнему застывшую подле трона. Он сделал ей знак подойти и она, наконец, смогла размять затёкшие ноги. Принцесса поймала проницательный взгляд Филиппа, когда до него оставалось пару шагов, и последующий за этим еле заметный кивок, дающий ей понять, что от неё требуется.
— Прин… нет, просто Селестия, – представилась кобылица удивлённой публике.
-…Михайло Воротынский, – протянул человек, бросая взор то на её рог, то на крылья. — Отче? – Жаждая объяснений, он перекинулся на старика. Тот, не обращая внимания на его растерянность, начал своё объяснение:
— Некогда Русь была подобна тёмной пещере и люд, бродивший по ней, настолько привык к её мраку, что забыл о свете дневном. Так бы продолжалось и по сей день, если б не решение одного мужа разогнать воцарившуюся тьму. Подобно солнцу, несшему яркий свет, он принёс на Русь огонь веры византийской. И были многие ослеплены этим светом, и стало для них болью его принять. Не могли их очи сразу привыкнуть к пронзившим тьму лучам, но иного пути не было, как не было бы и будущего у страны, не вступи князь на этот путь. И дал ему народ второе имя и гласит оно — Красно Солнышко. И та, что стоит пред тобой, есть носительница его знака. Я чувствую, она — дар Великого Князя, хоть сама ещё это не осознала. Владимир уверовал, лишь потеряв зрение, и я не знаю, какой путь ожидает её. Мы все должны довериться Господу.
Селестия со всей внимательностью слушала речь старика, но понять из неё смогла немногое.
«Значит, это из-за моей метки меня считают тем, кем я не являюсь? Теперь понятно, почему тот опричник пялился на мой круп и пытался до него дотронуться. Хотя нет… мне непонятно абсолютно ничего».
— Но если вы ошибаетесь, и это — нечто другое? – Боярин был ошеломлён рассказом Филиппа и не мог сразу в такое поверить.
— Спроси у любого человека государева, да хоть у того же Малюты, что здесь произошло несколько мгновений назад. Они не станут тебе лгать, ведь слишком много совпадений не бывает. Могу я рассчитывать на твою помощь, Михаил? – Филипп не стал торопить боярина с ответом и дал время на раздумье. Тот ушёл в себя, поглаживая свою бороду и не отрывая глаз от Селестии, которая под его взглядом чувствовала себя довольнее неуютно. Казалось, от её слов ничего не будет зависеть, хотя она является ключевой фигурой в этой игре.
«Возможно, я начинаю кое-что понимать. Опричники были помехой и лишали возможности приступить к дальнейшим действиям. Теперь же преград нет и шахматная доска готова к расстановке фигур, но кто же на ней я? Королева? Не думаю… эта фигура опасна и стремительна, самая опасная фигура на доске, но она не имеет значения без короля. Вся игра будет лишена смысла при его потере и этой фигурой, несомненно, хотят сделать меня. Точнее сказать, меня им уже сделали. Все ходы будут за остальными, а мой удел — стояние на месте… а что если я не согласна со своей ролью?»
— Что скажете, други мои? – после нескольких минут раздумья, боярин обратился к своим спутникам.
— На всё воля божья. Я думаю, что его Преосвященство прав, – сказал один из них.
— Согласен, – кивнул ему боярин, а затем повернулся к старику.
— Скажи, что от меня потребуется, и я сделаю всё, что в моих силах.
— Пока что об исчезновении царя известно немногим, но это только пока. Наши деяния будут следующими: я призову бояр, князей и дворян явиться во дворец московский чрез неделю. На сборе я повторю то, что молвил тебе и людям государевым днесь. Но думаю, этого будет недостаточно. Нам нужно собрать больше сторонников за это время. Ведаю, что неделя — это мало, но тянуть с этим нельзя. Прямо сейчас, подобно разлитым чернилам, слухи расползаются по округе, лишая нас должного приготовления. Пока я буду заниматься рассылкой писем, ты должен пресечь воцарившийся во дворце беспорядок и безвластие. Возьми всё под свою длань и обеспечь Селестии защиту. Пусть стражники возвращаются на посты, а двух своих доверенных людей приставь к царским покоям. Приступай к этому немедля.
-Да, владыка, – кивнул боярин и, развернувшись, направился к выходу вместе со своими компаньонами. С их уходом напряжение принцессы немного спало.
— Как я и предполагал, ты отлично справилась с испытанием. Но на сегодняшнем оно не окончилось, и нечто похожее ещё ожидает тебя впереди. У нас есть время, чтобы подготовиться к этому, – сжав трость, с улыбкой произнёс старик, одаряя принцессу ободряющим взглядом. – Сейчас тебе не помешает покой. Пойдём, я отведу тебя в царскую опочивальню.
Этот чересчур богатый событиями день сильно вымотал Селестию как физически, так и духовно. То, что всё уготованное ей осталось позади и его приближающийся конец даст ей кратковременную передышку, вселяло в принцессу бодрость и облегчение. Предвкушение отдыха заставило её с большой охотой следовать за человеком, но пока они ещё не покинули зал, она захотела обратиться к нему с просьбой.
Завтрака у неё не было как такового, а обед прошёл не слишком гладко, и это ещё мягко сказано. Иными словами, перекусить Селестии сегодня так и не удалось, но эта проблема не волновала её до сего момента. На улице уже должно быть вечер, а голод дал о себе знать только сейчас. Принцесса не нашла в этом ничего странного: кто в здравом уме будет думать о еде, когда его жизни угрожает опасность? Но когда беда миновала, уступив место некой уверенности в спокойное завершение дня, почему бы и не перекусить? По этому поводу Селестия и захотела обратиться к своему покровителю, но тот опередил её просьбу и вежливо предложил сам, чем вновь удивил.
— Каким блюдам солнечная принцесса отдаёт предпочтение?
Селестии сразу вспомнился разбившийся торт, который она так и не успела попробовать, а жуть как хотелось чего-нибудь сладенького.
— Сладким…- без особой надежды произнесла принцесса.
«Но кто знает,… может у них всё же найдётся что-нибудь эдакое?»
— Сладкое значит, — усмехнулся Филипп. – Посмотрим, что у нас есть.
Неоднозначный ответ человека погрузил Селестию в догадки, заставив забыть о процессе передвижения.
— Вот мы и пришли, – заявил старик, тем самым оторвав принцессу от размышлений на тему – будут ли в меню слоёные кондитерские изделия или всё же выпечка? Она обнаружила, что находится перед дверью, с обеих сторон которой несли пост стражники и явно не из дворцовых – красной амуниций на них не было. Как видно это и есть те самые доверенные люди боярина, приставленные сюда по просьбе Филиппа.
Селестия решила не задерживаться в коридоре и, не обращая внимания на косые взгляды часовых, проследовала за стариком внутрь помещения.
— Обустраивайся поудобней, — обведя взглядом стены и потолок хором, произнёс Филипп. – Если что-нибудь понадобится, обращайся к служилым за дверью, но ни в коем случае не покидай опочивальню без моего ведома – к сожалению, пока это опасно.
Перед тем как направиться к выходу, Филипп добавил:
— Скоро тебе принесут яства. Уверен, они придутся принцессе по вкусу.
Он оставил Селестию, и та, в ожидании обещанного ужина, приступила к осмотру некогда царских, а теперь, по всей видимости, её покоев. И тут было на что полюбоваться: несмотря на относительно низкий сводчатый потолок, буквально каждый дюйм опочивальни был насыщен королевской роскошью. Стены украшали нарисованные золотыми красками львы и дивные птицы, переходы между комнатами обрамлялись рельефными деревянными арками, отделанными искусной резьбой, полы устилали яркие узорчатые ковры. В одной из комнат находилась одноместная кровать, накрытая балдахином из тёмной бархатной ткани. Стулья с небольшим столом и сундуки подле стен – всё без исключений дышало изысканность и величием своего владельца.
Через имеющиеся окна на Селестию смотрело залившееся вечерним сумраком небо. Повсюду мелькали подсвечники: ввинченные в стены, свисающие с потолка или просто стоящие на полу. Множество свечей, горящих в них, давало, может и не слишком яркое, но всё же весьма сносное освещение.
Дверь заскрипела и Селестия, оторвавшись от осмотра, направилась встречать свой ужин. Два прислужника протиснулись в проход и зашагали к столику. Каждый нёс по большому серебряному подносу и Селестия, съедаемая любопытством, нарочно даже не смотрела в ту сторону, ожидая, пока они не положат их на стол и не уйдут. Один из них чуть не уронил всё, что нёс, на пол, засмотревшись на новую жительницу хором. Принцесса проводила поспешно удаляющихся людей взглядом, и когда дверь захлопнулась с обратной стороны, бросила жадный взор на принесённые яства.
«Глазам своим не верю – я уж думала, этот день не принесёт мне ничего, кроме стресса!»
На первом подносе громоздились всевозможные фрукты, играющие живыми красками с пламенем свечей. Среди них были как свежие, так и неестественно яркие засахаренные плоды, чей приторный запах заполнил помещение душистым ароматом. Соседний поднос содержал небольшую загадку: на нём стоял инкрустированный самоцветами кубок и два кувшина – один серебряный, а другой золотой. Драгоценные металлы забавлялись с огнём своей гладкой поверхностью, что придавало им ещё большую специфичность. Не мучая себя догадками, кобылица поочерёдно заглянула в каждый из них: в серебряном кувшине оказалась простая вода, но вот содержимое второго заставило принцессу довольно улыбнуться.
«Надеюсь, это то, о чём я думаю…» — вдохнув ни с чем несравнимый запах, витающий над сосудом, она решила не медлить и поскорее приступить к дегустации. Использовать магию без веской необходимости ей совсем не хотелось, тем более в тех вещах, которые можно реализовать и без неё. Отложив телекинез, Селестия одним копытом взяла золотой кувшин, а другим зафиксировала кубок. Стоило немного наклонить сосуд, как из его изящного носика в чашу устремилась струя насыщенного рубинового цвета. Наполнив кубок до краёв, солнечная принцесса аккуратно поднесла его к губам и сделала глоток.
«А люди знают в этом толк!» — просмаковав небольшую порцию прекрасного выдержанного вина, Тия вновь пригубила золотые края чаши.
Принцесса ни сколько не осуждала своего пристрастия к крепким напиткам. Да и вообще ей слабо верилось в монарха, не имеющего за собой такого грешка. Власть — тяжкое бремя, и его необходимо чем-нибудь разбавлять. Для правительницы Эквестрии этой панацеей стало вино. Когда бесконечная череда государственных вопросов не отстаёт от тебя даже в постели, всего пару глотков этого нектара могут успокоить забегавшийся ум. В погребах Кантерлота яблочного вина всегда было в достатке, а вот виноградное не редко пребывало в дефиците. Теперь несложно догадаться, какому вину Селестия отдавала предпочтение, и наткнуться на него при таких обстоятельствах было для неё несказанным везением. Однако то, что сейчас находилось в её копытах, по всем параметрам превосходило все известные ей эквестрийские сорта. Такой отличный букет в купе с достаточно большим градусом были неплохой компенсацией за пережитый дискомфорт и стресс. Тишина и одиночество, скрашенное вином – вот всё, чего она желала в данный момент.
Осушив чашу, принцесса переключилась на фрукты, вид которых оказался таким же отменным, как и вкус. Ненадолго Селестии удалось забыть, в какую передрягу забросила её судьба. День себя исчерпал и его конец, казалось, будет тихим и мирным, но внезапно возникший шум за дверью изничтожил трепыхающийся огонёк оптимизма. Принцесса уже собиралась скинуть золотые накопытники, заметно отяжелевшие после трапезы, и забраться на устланную перинами царскую кровать, чтобы предаться сну под тёмным балдахином, но, заслышав шум, смирилась с тем, что строить планы даже на ближайшее будущее ей пока не суждено. Дабы разобраться, что же происходит за дверью, Селестия встала напротив неё и стала слушать.
— Ты что Малюта, совсем лободырный? Сказано ж тебе – туда нельзя. Не велено нам никого пускать, а тебя, околотень ты эдакий, и подавно! – Несложно догадаться, что этот голос принадлежал одному из стражников. Теперь и сама ситуация становилась более-менее понятной.
— Коломесицу не гони! Ишь, смелый какой! А ну пшёл с дороги, пока бока целы! – Этот голос Селестия хорошо запомнила ещё с зала, но услышать его вновь, да так скоро, она не планировала. – Дело у меня имеется, так что лучше пропустите меня по-хорошему!
«Что это ему от меня понадобилось?! Да ещё в такой час! Он последний, кого я хочу сейчас видеть!» — бушевала принцесса, предчувствуя надвигающийся скандал.
— Мы подчиняемся боярину Воротынскому, а не тебе. Шёл бы ты лучше по добру по здорову, – прозвучал резкий ответ стража, после которого в коридоре раздался приближающийся к этому месту топот ног. За дверью началась какая-то потасовка: до Селестии доносились непонятные ей проклятия, пыхтения и характерный для таких ситуаций шум.
«Похоже, они затеяли драку, – хмыкнула принцесса. – А мне прикажете стоять тут и ждать, пока она не закончиться? А вырисовывается интересный мысль… кто же я всё-таки на чужой шахматной доске? Пусть эта не моя игра, но выбор фигуры целиком и полностью зависит от меня и происходящее прямо сейчас — наилучший момент для получения ответа на этот вопрос. Допустим я король. В этом случае всё, что я должна сейчас делать – это ждать. Ждать пока пешки и другие фигуры не ликвидируют возникшую передо мной угрозу».
Раздался скрежет стальных лезвий о ножны и последующий за этим лязг скрещенных клинков.
«Но если их сил не достаточно? Что если союзные пешки разбиты, и тебе вот-вот поставят шах? А ты, будучи королём, не сможешь оказать большого сопротивления и будешь вынужден смириться с проигрышем. А если эта шахматная партия — жизнь, то проигрыш будет равносилен смерти. Я не согласна с таким раскладом дел, и быть королём — не вариант. Но совсем другое дело королева – динамичная фигура, держащая всю доску в страхе перед твоими стремительными ходами. Раньше мне всегда приходилось быть именно ей, иначе я бы не смогла удержать власть пусть даже в такой стране, как Эквестрия, по своим нравам и порядкам не идущей ни в какие сравнение с этим государством. Но то было давно — нынешней Эквестрии хватает и короля… Выживет ли здесь фигура, имеющая своё слово или фигура, не редко полностью зависящая от окружающих? Определиться нужно прямо сейчас, хотя ответ очевиден…»
Селестия уверенно зашагала к выходу, за которым, судя по звукам, ещё шёл бой. Переполненная решимостью, принцесса Дня обрушила на дверь передние копыта, и та открылась настежь с громким треском. Перед ней предстало следующее: двое стражников во всеоружии отбивались от троих опричников во главе с рыжим. «Чёрные одеяния» теснили их к стенке, но те продолжали отражать их атаки.
Обе стороны казались порядком вымотанными. Стражники, как и опричники, имели порезы и ссадины в некоторых местах, а один из людей рыжего, так вообще жался в стороне, держась за кровоточащую рану на левом плече. Появление Селестии в роли главной причины всей потасовки не вызвало у людей ни малейшего интереса и бой продолжался.
— СЕЙЧАС ЖЕ ПРЕКРАТИТЬ ЭТОТ БЕСПРЕДЕЛ!!! – неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы принцесса не вмешалась. Так редко используемое ей кантерлотское наречие заставило всех участников происходящего застыть на месте. Селестия иногда осуждала свою сестру за то, что та бросается им направо и налево, и предупреждала, что в скором времени это приём станет обыденным делом для её верноподданных, и они не будут обращать на это никакого внимания.
– УБИРАЙТЕСЬ ПРОЧЬ! – новой волной кобылица обрушилась на потревоживших её покой, людей.
Опричник, которого Селестия, забыв про вежливость и приличие, послала прочь, бросил саблю на пол и снял шапку. Встретившись с ней взглядом, он немного помялся, но затем обратился к принцессе истово кающимся тоном:
— Не гони меня, солнечная владычица! Выслушай прежде, а потом хоть в ад посылай!
