З. Фрейд 9 страница

МЕХАНИЗМ УДОВОЛЬСТВИЯ И ПСИХОГЕНЕЗ ОСТГОУМИЯ

<неудачные> остроты отнюдь не неудачны, как остроты, т. е. не неспособны доставить удовольствие.

Вторая группа технических приемов остроумия: унификация, созвучие, многократное употребление, модификация известных оборотов речи, намек на цитату, - позволяет отметить как общую характерную черту тот факт, что каждый раз находят вновь нечто известное там, где вместо него можно было бы ожидать что-то новое. Эта возможность вновь обрести нечто известное исполнена удовольствия, и нам опять-таки нетрудно видеть в этом удовольствии - удовольствие от экономии, от- нести его к экономии психической затраты.

Тот факт, что вновь нахождение известного, <опознание> исполнено удовольствия, является, видимо, общепризнанным. Groos^ говорит: <Опознание повсюду, где оно не слишком механизировано (как, например, при одевании, где...), связано с чувством удовольствия. Один только признак известного легко сопровождается уже тем тихим удовольствием, которое испы- тывает Фауст, когда он после жуткой встречи вновь вступает в свой кабинет...> <Если самый акт опознания возбуждает такое удовольствие, то мы можем ожидать, что человек постарается упражнять эту способность ради нее самой, следовательно, экс- периментировать, играя ею. И, действительно, Аристотель ус- матривает в радости от опознания основу художественного наслаждения, и следует признать, что этот принцип нельзя игнорировать, хотя он и не имеет такого большого значения, как полагает Аристотель>.

Groos обсуждает затем игры, характерная черта которых состоит в повышении удовольствия от опознания благодаря тому, что на пути к этому последнему воздвигают препятствия, следовательно, создают <психическую запруду>, которая устра- няется актом познания. Но его попытка объяснения не при- нимает во внимание тот факт, что познание само по себе исполнено удовольствия, в то время как он, ссылаясь на эти игры, учитывает удовольствие от познания как радость силы (die Freude an der Macht), как преодоление трудности. Я считаю этот последний момент вторичным и не вижу никаких причин

'Die Spiele des Menchen, 1899.

СИНТЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

уходить от более простого понимания, согласно которому по- знание само по себе, т. е. благодаря уменьшению психической затраты, исполнено удовольствия, и основанные на этом удо- вольствии игры пользуются лишь механизмом запруды, чтобы повысить свою ценность.

Общеизвестно, что рифма, аллитерация, припев и другие формы повторения подобных созвучных слов в поэзии поль- зуются тем же источником удовольствия, вновь нахождением известного. <Чувство силы> не играет в этих технических при- емах, являющих собою такую полную аналогию с <многократ- ным употреблением>, никакой значительной роли.

При том близком отношении, какое существует между опоз- нанием и воспоминанием, мы без риска можем утверждать, что существует также удовольствие от воспоминания: т. е. что акт воспоминания сопровождается чувством удовольствия подоб- ного же происхождения. Groos, видимо, не склоняется к такому предположению, но считает удовольствие от воспоминания про- изводным опять-таки чувства силы, в котором он ищет - на мой взгляд, неправильно - главную основу наслаждения почти при всех играх.

На <вновь нахождении известного> основано также приме- нение другого технического вспомогательного приема остроумия, о котором до сих пор еще не было речи. Я имею в виду момент актуальности, являющийся при очень многих остротах обильным источником удовольствия и объясняющий некоторые особенности генезиса и существования острот. Есть остроты, которые совершенно свободны от этого условия, и в работе об остроумии мы вынуждены пользоваться почти без исключения такими примерами. Но мы не можем забыть о том, что, быть может, еще сильнее смеялись по поводу некоторых других острот, чем по поводу подобных долговечных острот. При этом употребление острот первого рода (недолговечных) было для нас труднее, т. к. они требовали долгих комментариев, и даже с помощью них они не могли достигнуть определенного эф- фекта. Эти остроты содержат намеки на людей и события, которые в то время были <актуальны>, вызывали всеобщий интерес и держали всех в напряжении. После того, как этот интерес угасает и соответствующее происшествие исчерпано, эти остроты также лишаются части своего действия в смысле удовольствия (Lustwirkung), и нередко очень значительной части,

МЕХАНИЗМ УДОВОЛЬСТВИЯ И ПСИХОГЕНЕЗ ОСТГОУМИЯ

как, например, острота, созданная моим дружественным, гос- теприимным хозяином, когда он назвал розданное мучное блюдо. Она кажется мне теперь не стол>, удачной, как тогда, когда Home-Rule был постоянной рубрикой в политиче- ском отделе наших газет. Если я попытаюсь теперь оценить достоинство этой остроты указанием на то, что одно это слово перевело нас с большой экономией окольного мысленного пути из круга представлений кухни в столь отдаленный от него круг политических представлений, то я должен был бы изменить это указание в том смысле, <что это слово переводит нас из круга представлений кухни в столь отдаленный от него круг политических представлений, но этот последний круг вызывал наш оживленный интерес, т. к. он все время занимал нас>. Другая острота: <Эта девушка напоминает мне Дрейфуса; армия не верит в нее невиновность>, несмотря на то, что ее технические приемы должны были бы остаться неизменными, в настоящее время как будто утратила свою яркость. Смущение, возникающее вследствие сравнения, и двоякое толкование слова <невинность> не могут искупить того, что этот намек, касавшийся тогда события, к которому относились с возбуждением, напоминает теперь о происшествии, интерес к которому иссяк. Следующая острота тоже может служить примером актуальной остроты: Кронпринцесса Луиза обратилась с запросом в крематорий в Готе, сколько стоит сожжение. Управление ответило: <Сожжение стоит 5 тысяч марок, но ей посчитают только 3 тысячи марок, т. к. она один раз уже перегорела>. Эта острота кажется для настоящего времени неудачной; одно время мы оценивали ее очень высоко, а некоторое время спустя, когда нельзя рассказать ее, не прокомментировав того, кто такая была принцесса Луиза и как следует понимать ее <горение>, она, несмотря на отличную игру слов, останется без эффекта.

Большое число находящихся в обращении острот имеет определенную длительность существования, собственно опреде- ленное течение, слагающееся из периода расцвета и периода упадка и оканчивающееся полным забвением. Потребность лю- дей извлекать удовольствие из мыслительных процессов создает все новые и новые остроты, опираясь на злободневные интересы. Жизненная сила актуальных острот отнюдь не принадлежит этим остротам, она заимствуется при помощи намека у всяких других интересов; прекращение которых определяет и судьбу

СИНТЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

самой остроты. Момент актуальности, присоединявшийся как особенно обильный, хотя и непостоянный источник удовольствия к собственным источникам остроумия, не может быть просто сопоставлен с нахождением известного. Речь может идти скорее об особой квалификации известного, которому должно принад- лежать свойство свежего, недавнего, нетронутого забвением. При образовании сновидения тоже приходится встречаться с особым предпочтением, которое оказывается свежему материалу, и нель- зя не предположить, что ассоциация со свежим материалом вознаграждается своеобразным удовольствием, и таким образом облегчается ее возникновение.

Унификация, которая является собственно лишь повторением в области связи, существующей между определенными мыслями, вместо повторения материала, нашла себе у G. Th. Fechner'a особую оценку в качестве источника удовольствия, доставляемого остроумием. Fechner говорит (Vorschule der Asthetik I, XVII): <На мой взгляд, в поле зрения, которое мы имеем перед собой, главную роль играет принцип объединенной связи разнообраз- ного материала, но он нуждается в подкрепляющих побочных условиях, чтобы увеличить благодаря своему своеобразному характеру размеры того удовольствия, которое могут доставить относящиеся сюда случаи>^.

Во всех этих случаях повторения одной и той же связи или одного и того же словесного материала, вновь нахождения известного и свежего нам не запрещается производить испы- тываемое при этом удовольствие из экономии психической затраты, если эта точка зрения оказывается пригодной для объяснения отдельных деталей и для новых обобщений. Мы знаем, что нам еще предстоит точное выяснение этого способа, с помощью которого осуществляется эта экономия, и смысла выражения <психическая затрата>.

Третья группа психических приемов остроумия - в боль- шинстве случаев острот по смыслу - которая охватывает ошиб- ки мышления, передвигание, бессмыслицу, изображение при помощи противоположного и др., на первый взгляд носит как будто особый отпечаток и не обнаруживает ничего общего с

Глава XVII озаглавлена: <Об остроумных и метких сравнениях, игре слов и других случаях, носящих характер забавного, веселого, смешного>.

МЕХАНИЗМ УДОВОЛЬСТВИЯ И ПСИХОГЕНЕЗ ОСТГОУМИЯ

техническими приемами вновь нахождения известного или за- мены предметных ассоциаций словесными ассоциациями. Тем не менее именно в данном случае очень легко показать точку зрения экономии или уменьшения психической затраты.

Вообще не подлежит сомнению, что легче и удобнее укло- няться от избранного мысленного пути, чем придерживаться его, сваливать в одну кучу противоположные понятия, чем противопоставлять их, что особенно удобно принимая, отбра- сываемые логикой умозаключения и не принимать, наконец, во внимание при сочетании слов или мыслей условие, согласно которому должен получиться смысл; а именно это делают те технические приемы остроумия, о которых идет речь. Но такая постановка вопроса вызовет удивление по поводу того, что такой образ действия работы остроумия является источником удовольствия, т. к. при всех такого рода недочетах мыслительной деятельности вне остроумия мы испытываем только неприятное чувство отталкивания от них.

<Удовольствие от бессмыслицы>, как мы могли бы коротко сказать, в действительной жизни скрыто вплоть до полного его исчезновения. Чтобы доказать его, мы должны подробно рассмот- реть два случая, в которых оно очевидно в настоящее время и всегда будет очевидно: поведение учащегося ребенка и поведение взрослого в настроении, измененном под влиянием интоксикации. В то время, когда ребенок учится владеть запасом слов родного языка, ему доставляет очевидное удовольствие, <играя, экспери- ментировать> (Groos) этим материалом, и он соединяет слова, не связывая этого соединения со смыслом, чтобы достигнуть эффекта удовольствия, получаемого от их ритма и рифмы. Это удовольствие ему постепенно воспрещается, и, наконец, ему ос- тается дозволенной лишь имеющая смысл связь слов. В более позднем возрасте эти стремления невольно ищут выхода из заученных ограничений в употреблении слов путем искажения слов определенными надстройками и изменения их формы не- которыми приемами (редупликации, дрожащая речь) или даже созданием своего собственного языка для употребления среди товарищей по игре; впоследствии эти стремления вновь всплывают у душевнобольных некоторых категорий.

Я полагаю, что это является постоянным мотивом, которому следует ребенок, начиная такого рода игры. В дальнейшем развитии он предается им уже с сознанием того, что они

СИНТЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

бессмысленны, и находит удовольствие в этой прелести запре- щенного разумом. Он пользуется игрой для того, чтобы избежать гнета критического разума. Но гораздо сильнее те ограничения, которые при воспитании касаются правильного мышления и обособления действительно существующего в реальности от лож- ного, и потому протест против принуждения к мышлению и к реальности глубок и длится долго; даже феномены фанта- стической деятельности подпадают под эту точку зрения. Сила критики в позднейшем периоде детства и в периоде обучения, простирающемся за пределы зрелости, в большинстве случаев оказывается настолько возросшей, что удовольствие от <бес- смыслицы, освобожденной от гнета и критики>, только в редких случаях рискует проявиться в прямом виде. Человек не решается высказать бессмыслицу, но характерная для ребенка склонность к бессмысленному, нецелесообразному поведению оказывается прямым производным удовольствия от бессмыслицы. В пато- логических случаях можно легко заметить, что эта склонность настолько усилилась, что она опять управляет разговором и ответами гимназистов подобно тому, как это было в детстве. У некоторых заболевших неврозом гимназистов я мог убедиться, что бессознательно действующее удовольствие, испытываемое от продуцированной ими бессмыслицы, принимало не меньшее участие в их ошибочных действиях, чем истинное незнание.

И студент впоследствии не отказывается продемонстрировать протест против принуждения к мышлению и к реальности. Власть этого принуждения, как он чувствует, становится все более нетерпимой и все более неограниченной. Сюда относится добрая часть студенческих кутежей. Человек является <неуто- мимым искателем удовольствия> - я уже не помню, у какого автора я нашел это счастливое выражение, - и ему очень тяжело отказаться от однажды вкушенного удовольствия.

Веселой бессмыслицей пьяной болтовни студент пытается спасти для себя удовольствие, которое он получает от свободы мышления и которое становится для него все более и более недоступным благодаря влиянию университетских лекций. Даже еще позднее, когда он, будучи зрелым человеком, встречается с другими зрелыми людьми на научном конгрессе и опять чувствует себя учащимся, то <банкетная газета> после окончания заседания, которая карикатурно превращает новые открытия в

МЕХАНИЗМ УДОВОЛЬСТВИЯ И ПСИХОГЕНЕЗ ОСТГОУМИЯ

бессмыслицы, должна вознаградить его за вновь прибавившиеся задержки мышления.

Слова <пьяная болтовня> и <банкетная газета> дают доказа- тельства того, что критика, вытеснившая удовольствие от бес- смыслицы, стала уже настолько сильной, что не может быть даже временно устранена без токсического вспомогательного действия. Изменение настроения является самым ценным, что доставляет человеку алкоголь и в силу чего этот <яд> не для каждого является одинаково ненужным. Веселое настроение, эндогенно возникшее или токсически вызванное, уменьшает задерживающие силы и скрытую за ними критику и делает, таким образом, вновь доступными источники удовольствия, над которыми тяготел запрет. Чрезвычайно поучительно видеть, как с подъемом настроения уменьшаются претензии на остроумие. Расположение духа заменяет остроумие, равно как остроумие должно стремиться заменить собой расположение духа, в ко- тором проявляются прежде запрещенные возможности наслаж- дения и скрытое за ними удовольствие от бессмыслицы.. (Мало остроумия и много веселья.) Под влиянием алкоголя взрослый человек опять превращается в ребенка, которому доставляет удовольствие свободное распо- ряжение течением своих мыслей без необходимости соблюдать логическую связь.

Мы надеемся, что доказали, что эти технические приемы острот-бессмыслиц соответствуют источнику удовольствия. Нам остается только повторить, что это удовольствие проистекает от экономии психической затраты, от уменьшения гнета критики.

Бросив еще раз взгляд назад на обособленные в три группы технические приемы остроумия, мы замечаем, что первая и третья группы: замена предметных ассоциаций словесными ассоциациями и употребление бессмыслицы для воссоздания старых свобод и избавления от гнета интеллектуального восп- риятия, - могут быть объединены. Это - психические облег- чения (Erieichterungen), которые до некоторой степени можно противопоставить экономии, составляющей технику второй груп- пы. К облегчению уже существующей и экономии предстоящей еще психической затраты, к этим двум принципам сводится, таким образом, вся техника остроумия и вместе с тем все удовольствие, проистекающее от этих технических приемов.

'5 зак. № 64 129

СИНТЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

Впрочем, оба вида техники и получение удовольствия совпада- ют - по крайней мере с гласных чертах - с разделением остроумия на словесные остроты и остроты по смыслу.

Предшествующие рассуждения внезапно привели нас к ис- тории развития или психогенезу остроумия; к этому психогенезу мы хотим теперь подойти ближе. Мы изучили предварительные ступени остроумия, развитие которых вплоть до тенденциозного остроумия может открыть, вероятно, новые взаимоотношения между различными характерными чертами остроумия. Перед каждой остротой существует нечто, что мы могли бы обозначить как игру или <шутку>. Игра - мы будем придерживаться этого наименования - наступает у ребенка в то время, когда он учится употреблять слова и присоединять мысли одна к другой. Она следует, вероятно, одному из влечений, которые вынуждают ребенка упражнять свои способности (Groos); он наталкивается при этом на действие удовольствия, которое проистекает от повторения сходного, от вновь нахождения известного, от со- звучности и т. д., и которое объясняется как неожиданная экономия психической затраты. Нечего удивляться тому, что эти эффекты удовольствия поощряют ребенка к игре и побуж- дают его продолжить эти эффекты, не обращая внимания на значение слов и на связь предложений. Игра словами и мыс- лями, мотивируемая определенными эффектами удовольствия от экономии, является, таким образом, первой предварительной ступенью остроумия.

Усиление момента, который заслуживает названия критиче- ского отношения или разумности, кладет конец этой игре. Игра забрасывается как нечто бессмысленное или прямо противоре- чащее здравому смыслу; она становится невозможной вследствие критического отношения. При этом исключается всякая воз- можность (кроме случайной) извлекать удовольствие из этих источников вновь нахождения известного и т. д" разве только взрослый приходит в радостное настроение, которое упраздняет критическую задержку подобно веселью ребенка. Хотя в этом случае становится опять возможной старая игра, сопровождаю- щаяся получением удовольствия, но человек не хочет ожидать этого случая и не хочет отказаться от удовольствия, которое он может испытать. Он, следовательно, ищет средств, которые сделали бы его независимым от радостного настроения; даль-

МЕХАНИЗМ УДОВОЛЬСТВИЯ И ПСИХОГЕНЕЗ ОСТРОУМИЯ

нейшее развитие этого процесса в остроту управляется двумя стремлениями: избежать критики и заменить собой расположе- ние духа.

Этим начинается вторая предварительная ступень остро- умия - шутка. Она стремится получить удовольствие, достав- ляемое игрой, заставив замолчать вместе с тем голос критики, который не позволяет возникнуть чувству удовольствия. К этой цели ведет только один-единственный путь: бессмысленное со- поставление слов или противоречащее здравому смыслу нани- зывание мыслей должно все-таки иметь какой-нибудь смысл. Все искусство работы остроумия направлено на то, чтобы найти такие слова и такие констелляции мыслей, при которых это условие было бы выполнено. Все технические приемы остроумия находят себе применение уже здесь, при шутке, и практика языка в свою очередь не отграничивает резко шутку от остроты. Шутка отличается от остроты тем, что в шутке смысл усколь- знувшей от критики фразы не должен быть ценным, новым или даже просто удачным; он должен быть выражен в опре- деленном виде, хотя бы это было неупотребительно, излишне и бесполезно. При шутке на первом плане стоит удовлетворение от осуществления того, что запрещено критикой.

Простой шуткой является, например, определение Schleicrmachcr'OM ревности как страсти, которая ревностно ищет, что причиняет страдания (Eifersucht ist Leidenschaft, die mil Eifer sucht, was Leiden schafft). Шуткой является и следующее воск- лицание проф. Kastner'a, преподававшего физику в Геттингене в XVIII столетии и слывшего остряком: на вопрос о возрасте, заданный им студенту по фамилии Война, он, получив ответ, что студенту 30 лет, воскликнул: <Ах, в таком случае я имею честь видеть тридцатилетнюю войну>\ Шуткой ответил Rokitansky на вопрос о том, какие профессии избрали его четыре сына (два врача и два певца): ^. Этот ответ был верен и потому не мог быть оспорен, но он не прибавил ничего нового к тому, что содержалось в выражении, стоящем в скобках. Несомненно, этот ответ принял

Kleinpaul. Die Ratsel der Sprache, 1890. <Двое лечат, а двое воют>, (нем.)

5* 131

СИНТЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

другую форму только ради удовольствия, вытекающего из уни- фицирования и созвучия обоих слов.

Я надеюсь, что только что высказанное нами положение стало, наконец, ясным. В оценке технических приемов остроумия нам всегда мешало то обстоятельство, что они свойственны не одному только остроумию и что тем не менее сущность ост- роумия зависит от них, т. к. устранение их путем редукции влекло за собой утрату характера остроты и удовольствия от остроты. Мы теперь замечаем, что то, что мы описали как технические приемы остроумия, является скорее источником, из которого остроумие извлекает удовольствие, и мы не удив- ляемся тому, что' другие приемы, ведущие к той же цели, пользуются этими же источниками. Свойственная же остроумию и только ему одному присущая техника заключается в способ- ности обеспечивать применение доставляющих удовольствие приемов от возражения критики, которая может упразднить удовольствие. 06 этой способности мы можем сказать кое-что в общих чертах. Работа остроумия проявляется, как уже было упомянуто, в выборе такого словесного материала и таких ситуаций мышления, которые позволяют старой игре словами и мыслями выдержать натиск критики. Для этой цели должны быть использованы все особенности запаса слов и все констел- ляции связи мыслей для искусного составления текста. Быть может, нам впоследствии придется охарактеризовать работу ос- троумия одним определенным качеством, пока же остается необъяснимым, как может быть сделан выгодный для остроумия выбор. Но тенденция и работа остроумия, заключающиеся в защите доставляющих удовольствие словесных и мыслительных связей от критики, выясняется уже как существенная особен- ность шутки. Уже с самого начала работа остроумия заключается в том, чтобы упразднить внутренние задержки и сделать в изобилии доступными те источники удовольствия, которые стали недоступными, и мы увидим, что остроумие на протяжении всего своего развития остается верным этой характеристике.

Нам нужно дать теперь правильную оценку и моменту <смысла в бессмыслице> (ср. введение с. 12), которому авторы придают такое важное значение для характеристики остроумия и для объяснения доставляемого им удовольствия. Два твердо установ- ленных пункта в условности остроумия: его тенденция добиться исполненной удовольствия игры и его стремление оградить ее от

МЕХАНИЗМ УДОВОЛЬСТВИЯ И ПСИХОГЕНЕЗ ОСТГОУМИЯ

критики разума, - объясняют исчерпывающим образом, почему отдельная острота, кажущаяся с одной точки зрения бессмыс- ленной, с другой точки зрения должна казаться глубокомыс- ленной или, по крайней мере, приемлемой. Как острота вы- полняет эти условия - это уже дело работы остроумия; там, где это ей не удается, острота отбрасывается как <бессмыслица>. Но для нас необязательно считать удовольствие от остроумия производным антагонизма чувств, вытекающих из смысла и одновременной бессмысленности остроты, будь то непосредст- венно или путем <смущения от непонимания и внезапного уяснения>. Для нас не существует и необходимости ближе подойти к вопросу, каким образом удовольствие может вытекать из смены оценки бессмыслицы оценкой осмысленности. Пси- хогенез остроумия научил нас тому, что удовольствие от остроты вытекает из игры словами или из раскрепощения бессмыслицы, и что смысл остроты предназначен только для того, чтобы защитить это удовольствие от упразднения его критикой.

Таким путем уже на исследовании шутки выясняется про- блема сущности характера остроумия. Мы должны обратиться к дальнейшему развитию шутки до ее апогея - к тенденциозной остроте. Уже шутка выдвигает на первый план доставление нам удовольствия и удовлетворяется тем, что способ ее выражения не кажется нам бессмысленным или лишенным всякого содер- жания. Когда этот способ сам по себе содержателен и ценен, тогда шутка превращается в остроту. Мысль, которая заслужила бы наше внимание, выраженная в самой простой форме, об- лекается теперь в такую форму, которая сама по себе вызвала бы у нас удовольствие^. Конечно, такое соединение формы и содержания осуществляется не без цели, мы должны так думать и постараемся найти цель, лежащую в основе этого образования остроты. Одно наблюдение, сделанное прежде в качестве пред- варительного, наводит нас на след. Выше мы заметили, что

Примером, выясняющим разницу между шуткой и собственно остротоП. является отличная острота, которой член <гражданского министерства> п Австрии ответил на вопрос о солидарности кабинета: <Как мы можем вносишь одинаковые предложения, когда мы не выноаш друг друга"> - Техника: применение одного и того же материала с незначительной (противополож- ной) модификацией. Правильная и меткая мысль: не существует солидарно- сти без личной симпатии. Противоположность модификации (вносить - выносить) соответствует разногласию, которое утверждает мысль, и служит ему изображением.

СИНТЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

удачная острота производит на нас совокупное впечатление приятного без того, чтобы мы могли непосредственно различить, какая часть удовольствия проистекает из остроумной формы, а какая - из меткого содержания мысли (с. 92). Мы всегда обманываемся относительно этого подразделения: то переоце- ниваем качество остроты вследствие нашего удивления по поводу содержащейся в ней мысли, то, наоборот, переоцениваем цен- ность мысли из-за удовольствия, доставляемого нам остроумной оболочкой. Мы не знаем, что доставляет нам удовольствие, по поводу чего мы смеемся. Эта предполагаемая действительно существующей неуверенность нашего мышления может дать нам повод к образованию остроты в собственном смысле. Мысль ищет остроумной оболочки, т. к. благодаря ей обращает на себя наше внимание, может показаться нам более значительной, более ценной, но прежде всего потому, что эта оболочка под- купает и запутывает нашу критику. Мы склонны приписать мысли то, что понравилось нам в остроумной форме, и, кроме того, не имеем больше желания искать неправильное в том, что доставило нам удовольствие, боясь закрыть себе таким образом источник этого удовольствия. Если острота вызвала у нас смех, то в нас, кроме того, создается неблагоприятное для критики предрасположение, т. к. мы приходим в такое настро- ение, в котором еще были способны удовлетворяться игрой, и заменить которое остроумие старалось всеми средствами. Хотя прежде мы установили, что такую остроту нужно назвать без- обидной, а еще не тенденциозной, однако не можем не признать, что только шутка лишена тенденций, т. е. она служит одной только цели - доставлять удовольствие. Острота собственно никогда не бывает лишена тенденции, хотя бы содержащаяся в ней мысль сама по себе была лишена тенденции и служила, таким образом, теоретическому интересу мышления. Она пре- следует вторую цель - преувеличение мысли для того, чтобы она не осталась незамеченной, и ограждение ее от критики. Она проявляет здесь опять-таки свою первоначальную природу, противопоставляя себя задерживающей и ограничивающей силе, в данном случае критическому суждению.

Это первое применение остроумия, выходящее за пределы доставления удовольствия, указывает нам дальнейший путь. Острота оценивается как могущественный психический фактор, вес которого может склонять чашу весов в ту или иную сторону.

МЕХАНИЗМ УДОВОЛЬСТВИЯ И ПСИХОГЕНЕЗ ОСТГОУМИЯ

Важные тенденции и влечения душевной жн:1ни пользуются ею для своих целей. Первоначально лишенная тенденции острота, начавшаяся как игра, приходит впюрично в связь с тенденциями, от которых на продолжительное время не может ускользнуть никакое явление душевной жизни. Мы знаем уже, что может сделать острота, обслуживая обнажающую, враждебную, цинич- ную, скептическую тенденцию. При скабрезной остроте, проис- шедшей из сальности, она делает из третьего участника, пер- воначально мешавшего сексуальной ситуации, союзника, кото- рого женщина должна стыдиться; острота подкупает его доставленным удовольствием. При агрессивной тенденции она, пользуясь тем же средством, превращает первоначально индиф- ферентного слушателя в сообщника и соненавистника и создает против своего врага целую армию противников там, где был только один-единственный противник. В первом случае она преодолевает только задержки стыда и благопристойности, воз- награждая за это доставляемым ею удовольствием. Во втором случае она побеждает критическое суждение, которое в противном случае выдержало бы сражение. В третьем и четвертом случае, обслуживая циничную и скептическую тенденцию, она стремится поколебать уважение к институтам и истинам, в которые верил слушатель, с одной стороны, усиливая аргумент, с другой - употребляя новые приемы нападения. Там, где аргумент ста- рается привлечь критику слушателя на свою сторону, острота стремится устранить эту критику. Нет сомнения, что острота избрала психологически более действительный путь.

При этом обзоре действий тенденциозной остроты для нас на первый план выступило то, что легче всего увидеть: действие остроты на того, кто ее слушает. Для понимания сущности остроумия более важны действия, которые совершает острота в душевной жизни того, кто ее создает или - правильнее сказать - кого, кому она приходит в голову. Мы уже однажды возымели намерение - и находим теперь повод возобновить его - изучить психические процессы остроумия, принимая во внимание распределение их между двумя лицами. Предвари- тельно мы высказываем предположение, что возбужденный ост- ротой психический процесс у слушателя в большинстве случаев копирует психический процесс автора остроты. Внешнему пре- пятствию, которое должно быть преодолено у слушателя, соот-