Единение с природой или успешная социализация личности?Так мы обозначили два полярных принципа,на которых основывается здоровое и полноценное существование человека, согласно адаптационной модели. Если античные принципы оздоровления — умеренность и забота о себе — дополняли друг друга и в неразрывной взаимосвязи включались в оздоровительную практику, то в данном случае мы сталкиваемся с дилеммой. Вернуться к гармоничному сосуществованию с Природой или как можно полнее интегрироваться в социум — таковы два альтернативных пути, выбор одного из которых предполагает отказ от второго. Если античная оздоровительная система выстраивалась вокруг единой ценности — разумной упорядоченности жизни, устремленной к высшему Благу, что проявилось и в сущностном единстве ее оздоровительных принципов, то адаптационная модель порождает ценностный дуализм. Прежде единый путь оздоровления раздваивается, и его ответвления задают два противоположных направления. В данном случае Природа и Социум — это ценностные понятия, в соотнесении с которыми может оцениваться жизнь конкретного индивида. Причем стоит нам избрать одну из этих ценностных систем, как вторая непременно окажется негативной. Когда в качестве такой системы выбирается Природа, то влияние Социума на здоровье признается в целом отрицательным, поскольку социальная жизнь приводит к подавлению (или ограничению) в человеке всего естественного, а достижения цивилизации оборачиваются угнетением и разрушением окружающей природной среды. Главными причинами нездоровья будут признаны урбанизация, ускоренный темп общественной жизни, отчужденный труд и другие социальные факторы. Если же здоровье оценивается по социальным критериям, то выясняется, что природа создала человека слабым и плохо приспособленным для существования в окружающем биологическом мире. И лишь общественный образ жизни может обеспечить человеку, этому изначально слабому животному, не только выживание, но и определенное благополучие. Рассмотрим более подробно по схеме “тезис — антитезис” эти две ценностные системы, выявляя для каждой из них как бесспорные положения, так и столь же убедительные контраргументы. Природа становится приоритетной ценностной системой и высшей инстанцией, с которой следует согласовывать свою жизнь, только в Новое время, начиная с XVI века. Характеризуя “природу” как ценностное понятие, Р. Гвардини писал: “Это обязательная для всякого познания и творчества норма правильного, здорового и совершенного, одним словом, “естественное”. Она становится мерилом всех проявлений человеческого бытия: “естественный человек и образ жизни”, “естественное” общество, государство, воспитание — эти мерки действенны с XVI по XX столетие; возьмите, к примеру, “естественного человека” Руссо, “разумность” Просвещения, “естественно-прекрасное” классицизма. Понятие “природы” выражает, таким образом, нечто последнее, далее неразложимое. То, что может быть выведено из нее, обосновано окончательно. То, что может быть обосновано в соответствии с ней, оправдано” [51, с. 257]. Наиболее яркое выражение такой взгляд на Природу получил в небольшом фрагменте Гёте, так и озаглавленном “Природа”: “Природа! Окруженные и охваченные ею, мы не можем ни выйти из нее, ни глубже в нее проникнуть... Она творит вечно новые образы; что есть в ней, того еще не было; что было, больше никогда не будет — все ново и в то же время старо. Она вечно говорит с нами, но тайн своих не открывает. Мы постоянно действуем на нее, но нет у нас над ней никакой власти... Она тверда, шаги ее измерены, уклонения редки, законы непреложны. У нее все продумано, и мыслит она постоянно, но не как человек, а как природа. У нее есть свой собственный всеобъемлющий смысл, но никто его не подметит... Жизнь — ее лучшее изобретение; смерть для нее — средство для большей жизни... Она ввела меня в жизнь, она и уведет. Я доверяю ей. Пусть она делает со мной, что хочет. Она не возненавидит своего творения” [53, с. 37—39]. Система Природы, представленная в вышеприведенном фрагменте Гёте, может быть охарактеризована бесконечной вариативностью и тенденцией к постоянным преобразованиям. При всей ее закономерности в Природе, нет тех жестких и однозначных норм, предписаний, правил, которые присущи общественной жизни. Природа изменчива и допускает всевозможные отклонения от эталонной формы, тогда как общество склонно видеть в этих отклонениях угрозу и потому стремится нейтрализовать их. В Природе “нормальное” и “ненормальное”, здоровое и болезненное находится в постоянном взаимодействии, перетекая одно в другое; Гёте в этой связи писал в своих “Максимах и размышлениях”, что поскольку “как упорядоченное, так и беспорядочное оживлено одним духом, то возникает колебание между нормальным и ненормальным. Образование и преобразование все время сменяют друг друга, так что кажется, будто ненормальное становится нормальным и наоборот” [52, с. 318]. Поэтому Гёте призывал ученых мужей отказаться от отрицательных выражений и рассматривать нормальное и ненормальное в Природе лишь в их колебаниях и взаимодействиях. Гёте ссылается на древних, которые под словом “monstrum” подразумевали просто “чудесный знак, нечто значительное, достойное всяческого внимания” [там же]. Такой исполненный плюрализма взгляд плохо согласуется с социально ориентированным подходом, поскольку в системе социальных норм и эталонов заданы фиксированные, жесткие значения допустимого и приемлемого, так что нормальное и ненормальное оказываются крайними несводимыми противоположностями. То, что не дотягивает до определенной нормы в социуме, обречено носить ярлык, тогда как Природа предоставляет болезненному больше шансов естественными способами компенсировать относительную ущербность. Из этого можно сделать заключение, что природа больше благоприятствует здоровью и оздоровлению, поскольку в ней болезненная форма не фиксируется и не закрепляется с помощью ярлыка, но всегда подлежит преобразованию. Поэтому тот, кто следует Природе, может быстрей и легче найти собственный путь оздоровления, нежели человек, дефекты которого подкреплены социальными оценками. Гёте писал, что в Природе “уродливость всегда снова склоняется к своей совершенной форме, что у природы нет правила, из которого она не могла бы сделать исключения, что она не делает исключения, которого она не могла бы вновь возвести в правило” [там же, с. 319]. Отсюда следует основной тезис, близкий по духу философским идеям Сенеки, Марка Аврелия и других стоиков: только единение с Природой, следование ее законам и развитие в себе естественных, природных наклонностей может обеспечить человеку здоровое и полноценное существование в окружающем его мире. Этот тезис о возвращении к природе, к ее первозданности и простоте стал достаточно распространенным мотивом в западной литературе и философии. Так, радости простой уединенной жизни, предельно приближенной к естественному существованию, воспеты Генри Дэвидом Торо в книге “Уолден, или Жизнь в лесу” [174]. На страницах своего произведения автор стремится показать, как сознательный отказ от роскоши и других излишеств цивилизации, а также выбор в пользу простого образа жизни в согласии с Природой приводит человека к наиболее гармоничному и творческому состоянию духа. Однако существует не менее убедительный антитезис, согласно которому человек слишком несовершенное дитя Природы, и Мать-Природа не смогла предоставить ему надежные биологические способы выживания, которые имеются в распоряжении у животных других видов. Данные биологической науки показывают, что человек рождается беззащитным и неприспособленным в сравнении с другими млекопитающими, и процесс его адаптации к окружающему миру значительно растянут во времени. Культура и социум призваны обеспечить человеку то, за что в животном мире отвечают инстинкты. Рассчитывая лишь на собственные силы и не прибегая к помощи или защите социального окружения, человек имеет весьма мало шансов выжить и сохранить свое своеобразие в суровом мире Природы. Здесь мы переходим ко второй ценностной системе, претендующей на не меньшую влиятельность и авторитетность. Вторую систему ценностных ориентиров составляют предписания культуры и нормы социальной жизни. В предыдущей главе мы уже рассмотрели такое порождение этой ценностной системы, как социологизм, абсолютизирующий влияние общественной жизни на становление индивида. Возвеличивание общества, которое встречается в социологических трудах, по своему пафосу не уступает гетевскому гимну Природе. В программном произведении Э. Дюркгейма “Социология” такого рода пафос достигает своего апогея и оборачивается настоящим панегириком обществу: “Все силы вселенной не просто завершаются в обществе, но, более того, они синтезированы в нем таким образом, что порождают результат, который по богатству, сложности и мощи воздействия превосходит все, что послужило его образованию. Словом, оно есть природа, но достигшая наивысшей точки своего развития, концентрирующая всю свою энергию с тем, чтобы в каком-то смысле превзойти самое себя” [79, с. 304]. С момента появления теорий общественного договора общество расценивается как единственно пригодный для человека способ существования, при котором только и возможна преемственность поколений, передача накопленного ими опыта, сохранение и приумножение основных человеческих ценностей. Согласно воззрениям Гоббса, только благодаря общественному образу жизни человечество смогло преодолеть состояние “войны всех против всех” и избегло самоуничтожения. Человек по природе эгоистичен и зол, и лишь общество посредством законов, норм и санкций способно удержать его от преступления, тогда как Природа требует от него слепого удовлетворения своих биологических потребностей, которого он, освободившись от сдерживающего социального влияния, будет достигать за счет потребностей, свободы и даже жизни других людей. Кроме того, как показывает случай Амалы и Камалы (девочек, найденных в лесу, в волчьей семье), природа не столь благосклонна к человеку, оторванному от общества: предоставленный самому себе, он, в отличие от других животных, оказывается неспособен сохранить свое видовое своеобразие (разум, речь) и деградирует по сравнению с индивидами, включенными в социум. Так что социальное влияние оказывается необходимым фактором становления индивида человеком в подлинном смысле этого слова. Крупнейшие отечественные ученые, основавшие так называемый культурно-исторический подход (Л.С.Выготский, А.Н.Леонтьев, А.Р.Лурия, С. Л. Рубинштейн и др. убедительно доказали, что развитие высших психических функций, наличие которых так выгодно выделяет человека из царства животных, возможно лишь при условии формирующего влияния социокультурной среды [45]. Человек как разумное и духовное существо возможен лишь в обществе, во всем многообразии социальных и культурных связей, и если мы выделяем духовный, специфически человеческий аспект здоровья, то мы не можем в своем анализе ограничиться естественными, природными характеристиками — огромное значение приобретает для нас социальное измерение человеческого бытия. Отсюда можно вывести основной тезис, выражающий суть социально-ориентированного подхода к здоровью: здоровым может быть признан лишь тот человек, который гармонично включен в свое социальное окружение, адекватно действует и полноценно реализуется в нем. Только в контексте социальных норм и ценностей может быть определено здоровье личности (в отличие от здоровья как характеристики биологического организма). Адаптированность личности определяется ее способностью ориентироваться в том социокультурном пространстве, в котором заданы изначальные условия социального бытия человека, принципиально отличные от естественных (биологических) условий. Вне определенной культурной среды невозможно раскрытие специфически человеческого в каждом конкретном индивиде. Приспособление человека к окружающему миру требует всесторонней социализации личности и усвоения ею определенного социального опыта. Так формируется “цивилизованный” человек, который может стать здоровой и полноценной личностью лишь в результате успешной социальной адаптации. В то же время очевидно, что цивилизация не только обеспечивает выживание человека и освоение им окружающей биологической среды, делая это “слабое и незащищенное животное” властелином Природы, но и в значительной степени ослабляет, деформирует человеческое естество, отрывая человека от его природных корней. Так мы неизбежно подходим к формулировке антитезиса, который сводится к следующему убедительному доводу: человек наследует не только приобретенный предыдущими поколениями культурный опыт, но и так называемые “болезни цивилизации”, которые не встречаются в животном мире. Как писал К. Ясперс, цивилизация создает особые физические условия, которые на тех же правах, что и природные обстоятельства, воздействуют на здоровье людей и могут приводить к возникновению как физических недугов, так и аномальных состояний души [234, с. 858— 859]. К числу главенствующих причинных факторов, присущих цивилизации, которые оказывают патогенное воздействие на формирующуюся личность, Ясперс относит “неуклонную технизацию жизни”: “Неуклонная технизация жизни, происходившая в течение последних нескольких десятилетий и затронувшая в особенности крупные города, привела к ликвидации естественной среды обитания человека и замене ее искусственной. Психофизические условия жизни изменились, и последствия этого все еще невозможно предсказать” [там же, с. 859]. Далее Ясперс приводит высказывание Йореса о болезнях эндокринной системы современного человека: “Вегетативная часть нашего существа не согласуется с условиями жизни, которые за последнее время изменились до неузнаваемости. Результатом этого стал современный нервный человек, склонный к расстройствам нейроэндокринной регуляции. Поэтому проистекающие из таких расстройств болезни следует считать в основном — если не исключительно — болезнями цивилизации” [там же, с. 860]. Ясперс выделяет еще одну разновидность заболеваний, которая может быть включена в перечень “болезней цивилизации”, — это алкоголизм и так называемые алкогольные психозы, а также наркомания. Цивилизация открывает человеку доступ к стимулирующим средствам (наркотикам и алкоголю), злоупотребление которыми может приводить к всевозможным нарушениям поведения, самосознания и развития личности. Эти аномалии являются продуктами общественного способа существования и жизнедеятельности человека, представляя собой патогенные факторы цивилизации. В свою очередь, крупнейший этолог XX века Конрад Лоренц в эссе “Восемь смертных грехов цивилизованного человечества” описал глобальные процессы, грозящие современной цивилизации саморазрушением, а человечеству как виду — гибелью. Это следующие процессы: 1. Перенаселение Земли, вынуждающее каждого из нас защищаться от избыточных социальных контактов и возбуждающее агрессивность вследствие скученности множества индивидов в тесном пространстве. 2. Опустошение естественного жизненного пространства, не только разрушающее внешнюю природную среду, в которой мы живем, но убивающее и в самом человеке всякое благоговение перед красотой и величием открытого ему творения. 3. Гибельное, все ускоряющееся развитие техники, которое делает людей слепыми ко всем подлинным ценностям и не оставляет им времени для подлинно человеческой деятельности — размышления. 4. Исчезновение всех сильных чувств и аффектов вследствие изнеженности. Развитие техники и фармакологии порождает возрастающую нетерпимость ко всему, что вызывает малейшее неудовольствие. В силу этого исчезает способность человека переживать ту радость, которая дается лишь ценой тяжких усилий при преодолении препятствий. 5. Генетическое вырождение, связанное с невозможностью наследования социальных норм и духовных традиций, приводящее к закреплению асоциальных и “паразитических” способов существования у новых поколений. 6. Разрыв с традицией, который выражается в усугубляющемся отчуждении и нарушении взаимопонимания между старшими и младшими поколениями. 7. Возрастающая индоктринируемостъ человечества, суть которой состоит в унификации взглядов и убеждений, в растворении индивидуальности и усилении внушаемости, позволяющей манипулировать большими массами людей с помощью всевозможных доктрин, идеологических средств и технологий воздействия на массовое сознание. 8. Ядерное оружие, не только грозящее глобальной катастрофой, но и удерживающее человечество в состоянии страха и недоверия [110, с. 58—59]. На наш взгляд, вполне корректно определить перечисленные “восемь грехов” как источники нездорового (патогенного) развития человечества, возникновение которых напрямую связано с цивилизованным способом существования. Кроме того, на протяжении всего XX столетия (начиная с Первой мировой войны) крупнейшие мыслители Запада констатировали нарастающий “кризис духа”: абсолютизировавший свое могущество западноевропейский Разум неожиданно оказался заложником собственных принципов и построений. Этот системный кризис прежде всего отразился в общей “дегуманизации” культуры, и его дальнейшее развертывание, как предостерегал Мераб Мамардашвили в статье “Сознание и цивилизация”, может привести человечество к глобальной “антропологической катастрофе”; последняя же является прототипом любых иных возможных катастроф [118, с. 58]. Все эти данные подводят нас к неутешительному выводу, что цивилизация означает отнюдь не только прогресс — в ней нетрудно усмотреть и болезнь человеческой природы, неведомую полагающимся на инстинкты представителям животного мира. При таком взгляде пути цивилизации покажутся опасными и губительными для здоровья и целостности человека. Поэтому вполне обоснованно и правдоподобно звучит предсказание Ницше о том, что “человек поздних цивилизаций и клонящегося к упадку просвещения, скорее всего, будет немощной личностью” [128, с. 111—112]. Итак, рассмотренные нами адаптационные принципы оздоровления, в основе которых заложены естественно-биологические и социальные ценностные ориентиры, характеризуются внутренней противоречивостью и определяют два противоположных направления адаптации человека. Противопоставление Природы и Общества как двух полярных ценностных систем приводит к неоднозначности в понимании адаптации и, в силу этого, к дуализму, в котором заключается основная проблематика адаптационного эталона. В следующей главе мы остановимся более подробно на подходах и концепциях, акцентирующих проблему конфликта биологического и социального в человеке и исследующих исключительно негативное влияние общественной жизни на формирующуюся личность.
|
