С температурада ауадағы дыбыс жылдамдығы тең: С) 340 м/c 12 страница

Не только мальчики, но и Диана с Гокко слушали обезьянку, затаив дыхание. И

вот забрезжил рассвет.

На немыслимо крутой тропке, ведущей к расщелине, появилась Кеклокса с

девочкой на руках. Шею и запястья Коломбы украшали ожерелье и браслеты из

громадных бриллиантов. Солнечные лучи дробились в них, чехарда цветных

бликов мешала рассмотреть камни. За предводительницей гуськом тянулись

остальные ведьмы. Вот все они столпились у погибающего цветка. Диана

дрожала, глядя вниз, и дрожь ее передавалась сыновьям. Один Гокко был тверд,

веря в могущество Пиччи-Нюша.

-- Остановитесь! -- раздался над колдуньями властный голос обезьянки.

Племя застыло, уставившись вверх. Крохотный Пиччи-Нюш был необыкновенно

величественен в эту минуту. Солнце, всходившее за спиной, пронизывало его

длинную шерсть золотым сиянием. Маленький рост не ощущался -- снизу Пиччи

все равно казался бы небольшим. Глаза зверька сияли так, что слезы потекли у

ведьм, заставляя их сощуриться.

Хриплый вой вырвался у Кеклоксы. Выхватив острый каменный нож, колдунья

взметнула его над сердцем Коломбы. Лезвие, взлетая, задело тонкий шнурок

ожерелья, и сверкающий бриллиантовый дождь устремился к земле. Но не успел

коснуться ее первый камень, как Пиччи прыгнул со скалы, падая, вырвал нож из

руки ведьмы и швырнул его в пропасть. Одновременно с обезьянкой устремился

вниз, спасая сестру, и маленький Сампайо. Малыш не рассчитал прыжок, он с

силой ударился грудью об острые камни. Тело Сампайо содрогнулось и

безжизненно застыло.

Ведьмы схватили мальчика, собираясь сбросить его с обрыва. Кеклокса

замерла в растерянности, не выпуская Коломбу. Две стрелы застыли на

натянутых тетивах луков Гокко и Азеведо. Первая была нацелена в Кеклоксу,

вторая -- в одну из ведьм, державших Сампайо. Все случившееся не заняло и

нескольких секунд.

-- Довольно!! -- голос Пиччи, словно гром, разнесся над ущельем.

И время умерло. Люди, как изваяния, застыли меж мертвых скал. Капля

воды, набухшая в маленькой ложбинке, готовая упасть вниз к подножию цветка и

освободить место новой зарождающейся капле, замерла прозрачным камешком.

Пиччи-Нюш, неподвластный времени и случаю и оттого немножко грустный,

шагал среди застывших тел. Вот он забрал девочку у Кеклоксы, вознес ее

наверх и опустил у ног матери. Вот Пиччи склонился над Сампайо, и исчезла

кровь с камней, пропала страшная рана на груди, вернулась бронзовая краска

на побелевшее лицо мальчика. Вот и сына вернул герой Диане, заботливо

устроив его рядом с Коломбой. Снял стрелы и вложил их в два колчана.

Улыбнулся доброй печальной улыбкой, взмахнул рукой, и время ожило. Снова на

краю скалы, глядя вниз, стояла маленькая обезьянка.

-- Умолкните! -- воскликнул Пиччи, перекрывая визг ведьм. -- Взгляните

на свой цветок!

Ведьмы, опустив глаза, как подкошенные рухнули носами в землю. Перед

ними горделиво возвышался пышный зеленый куст, со стеблей которого тянулись

к солнцу пять приоткрывшихся бутонов.

Гокко, прижав к себе жену и детей, не отрываясь глядел на чудо.

Пиччи-Нюш спрыгнул на плечо к другу и, пригнув мордочку к самому уху

вождя, несколько минут неслышно для окружающих что-то шептал ему.

Наконец Гокко кивнул в знак полного понимания, и небольшой свиток

пергамента перекочевал в его ладонь из крохотной обезьяньей лапки.

-- Отныне племя черикуара сможет жить в покое и благоденствии, --

обратился Пиччи к колдуньям. -- Каждый год цветок пинго будет приносить вам

пять дочерей. Но запомните мои слова и передайте своим потомкам. Сокровища,

случайно освобожденные землетрясением, вам не принадлежат. Они вновь

укроются в скалах и не будут зависеть больше от воли стихий. Искать их

бесполезно. Живите, где хочется вам, занимайтесь тем, что больше по душе, но

не приносите никому зла. Стоит любой из вас обидеть человека -- история с

цветком повторится. И тогда ничто уже не поможет. А теперь прощайте.

Надеюсь, что мы не увидимся больше.

Горы давно остались позади светлой неровной полоской у горизонта. Еще

чуть-чуть, и не станет их видно совсем. Громадная птица, неспешно взмахивая

крыльями, уносила домой семью названого брата.

-- Я плохо воспитал тебя! -- сурово говорил Гокко старшему сыну. --

Почему не ты, а Сампайо первым бросился на помощь сестре?..

Кончилась первая сторона кассеты. Ларри Люгер тряхнул головой и

уставился на обломки драгоценного мундштука, зажатые в стальных пальцах. В

волнении он и не заметил, как раздавил безделушку. Небрежно кинув мусор в

нефритовую урну, бандит переставил кассету и вновь замер, обратившись в

слух. Прошло еще около получаса, прежде чем дверь его кабинета распахнулась.

Восемнадцать секретарш вскочили со своих мест, преданно ловя взгляд

хозяина.

-- Девчонки!-- гаркнул Ларри, улыбаясь во все тридцать два великолепных

зуба.-- Такого дела у нас еще не было! Когда все закончится, каждой из вас

куплю по маленькому процветающему государству. Немедленно Косоголового ко

мне!

-- Лейла, -- обратился он чуть слышно к главной помощнице. -- Сейчас

же, но без шума разыщи Ужастика. Пусть спешит на остров Тимголези к доктору

Торренсу. Затем, захватив полный набор, вылетает в Рио-де-Жанейро. Через

двенадцать часов от этой минуты он должен ждать меня в клубе "Веселый

паралитик". Если его не впустят, назовет пароль: "До встречи в Рио." Хотя

что за чушь... Кто может остановить Ужастика... И вызови мой "боинг". -- Он

поцеловал девушку в щеку, отчего та похорошела совсем уж необыкновенно. --

Чао, малыш! Помни: "До встречи в Рио"...

Глава вторая

Вот компания какая

Среди многочисленных пассажиров рейса "Москва -- Рио-де-Жанейро" четыре

кресла в самолете занимала обычная итальянская семья. Рыжий низкорослый

господин в костюме-тройке и при клетчатой кепке, худенький рыжий подросток

сын и две темноволосые дочки,похожие, очевидно, на маму. Документы у них

были в полном порядке и не заинтересовали бдительных таможенников.

Коммерсант Теодоро Пафнутти с сыном Пиччиколо Пафнутти и дочками Элен и

Элизабет Пафнутти. Ничего странного.

Добротные чемоданы семьи удивления тоже не вызывали. Сложнее было с

ручной кладью. Чудаковатые итальянцы везли пушистого рыже-черно-белого кота

в наморднике и, в специальных гнездах вместительной дорожной сумки, четыре

здоровенных картофелины.

На кота и картошку у почтенного коммерсанта имелись отдельные

разрешения, украшенные множеством печатей и согласующих подписей. Тем не

менее животное и корнеплоды просветили специальным аппаратом, а коту

дополнительно сняли намордник и заглянули в пасть. Кот вытерпел процедуру с

достоинством, не вырывался, не мяукал и, более того, старательно высовывал

язык, чтобы виднее было горло.

"Что значит -- иностранцы! -- подумали таможенники.-- Культура! Даже

коты у них вон какие воспитанные."

Самолет выплыл за облака и окунулся в синеву. Моторы гудели ровно,

напряжение, давящее сестренок в аэропорту, спадало. Алена жевала резинку,

пускала пузыри, разглаживала вкладыши.

-- А что, нельзя было сразу перенестись на место? -- шепотом спрашивала

Лиза у "брата Пиччиколо". -- Волшебной силой там или авиапочтой?

-- Мы же не у себя в Фантазилье, -- улыбался Печенюшкин. -- Будем

уважать государственные границы. Федя, в конце концов, лицо официальное,

хоть и инкогнито.

-- Такой законник я стал, Лизонька! -- охотно подтвердил Федя. -- А как

же. Справедливость -- первое дело. И без документов нельзя. У вас нельзя. У

нас-то внизу их нет, потому как с ними нельзя. Несподручно. Куда, скажем,

Мурлыке Баюновичу паспорт класть? В зубах носить?

Алена вдруг поперхнулась резинкой.

-- Лиза! -- завопила она. -- А как же мама с папой?! Раз мы на Земле,

значит, время уже не волшебное? Они же нас потеряют!

Лиза привскочила с кресла.

-- Точно! Ой, какая же я дура! Что делать? Пиччи! Печенюшечкин,

придумай что-нибудь, они же там с ума сойдут. Баба Люся нас со всей

городской милицией ищет!

-- Баба Люся в настоящий момент выбирает на рынке сметану, -- успокоил

Пиччиколо Пафнутти. -- Никто вас не ищет. Когда родители вернулись, на столе

лежала записка, написанная Лизиным почерком. Цитирую: "Мамочка и папочка, за

нами приехали тетя Оля с дядей Андреем забрать на недельку к себе на дачу.

Вы на завтра договаривались, но завтра они не могут, поэтому приехали

сегодня. Целуем Лиза, Алена."

-- А если они позвонят тете Оле или на дачу отправятся? -- не унималась

Лиза. -- В выходные запросто могут появиться.

-- Обижаешь, Лиза. Я теперь твой брат, тем более надо мне доверять.

Родители ваши в командировке. Папа в Москве, мама в Киеве. Они бы все равно

поехали, я только чуть ускорил это. Даже если и позвонят тете Оле, у нее

телефон не ответит. Домой вернетесь вместе. И не волнуйтесь, сестренки, все

будет отлично, а может, еще лучше.

-- Я опять свое новое имя забыла, -- вяло пожаловалась успокоенная

Алена. -- Говорили, то же самое, а оно какое-то другое.

-- Ты ничего не понимаешь, -- опять стала объяснять ей сестра. -- Елена

на западный манер произносится -- Элен. Точнее -- Хелен. Но "ха",чувствуешь,

почти не слышно. Так, легкое придыхание.

-- Ххелен! -- повторила Алена, налегая на букву "ха" словно плечом на

тугую дверь.

Лиза вздохнула, сердясь, но высказаться не успела.

-- Не кручинься ты, Аленушка, -- вмешался Федя. -- Развивать надо

способности к языкам. Я вот теперь и по-змеиному, и по-крысиному, по-рыбьи

даже могу, потому как работа такая. Стоило, понятное дело, поколдовать -- и

в одночасье все языки вот бы где были, -- он для убедительности снял кепку и

постучал себя кулаком по огневой макушке. -- Да ведь легко найдешь -- легко

и потеряешь. Веришь, ночами сидел, заучивал, а все не получалось. И вот что

удумал. Поначалу стал в аквариуме спать. Первое время, конечно,

захлебывался, потом приноровился. Смотрю -- пошло дело. Беседовать начал с

рыбами, сперва помаленьку, после шибче. Главное -- рта не раскрывать. Все из

живота, вроде как чревовещание.

Господин Пафнутти помолчал некоторое время. То ли он вспоминал успешно

преодоленные трудности, то ли демонстрировал рыбью речь -- девочки не

поняли. Алена в паузе успела представить себя и Лизу, крошечных, с мизинец,

на дне аквариума. Сестра ее спит, свернувшись калачиком, в большой розовой

раковине -- впитывает трудный рыбий язык. Сама же Аленка в этой грезе наяву,

нацепив на себя с десяток многоцветных, переливчатых, нежно изгибающихся

плавников, всплывала неспешно наверх за крошками вместе со стайкой

меченосцев...

-- По-мышиному-то я давно болтал, -- продолжил Федя. -- Домовые с

мышами частенько, как это по-модному у вас говорят, тусуются. Змеиный похож

на него малость. Освоил. С волками жил -- по-волчьи выл... С пчелами --

чистый цирк. Они ведь жестами говорят, танцами. -- Забывшись, он чуть

взлетел над креслом, заплескал руками, смешно покачивая головой

влево-вправо.

Пиччиколо дернул увлекшегося папу за полу пиджака. Тот плюхнулся на

сиденье, озираясь вокруг, утирая кепкой мгновенно вспотевшее лицо.

-- Ох, я безголовый! Надо же, незадача. Видел кто аль нет? Печенюшкин?

Чего молчишь? Нешто рассекретились?

-- Спи спокойно, незабвенный папа, -- улыбнулся Пафнутти-младший. --

Вовремя я вмешался. Только кепочку твою над спинкой люди и видели. Росту в

нас, по счастью, не так уж много.

Домовой еще долго сокрушался. Он разглаживал на колене влажную кепку,

обмахивал красным носовым платком, чтоб скорее просохла, потом, немного

успокоившись, натянул ее до самого носа и в самом деле уснул.

Дальше полет протекал без приключений. Аленка уснула еще раньше Феди.

Лиза глядела на нее, уютно посапывавшую, и не заметила, как задремала сама.

Из всей семьи Пафнутти бодрствовал лишь Печенюшкин. Сейчас, когда никто не

глядел на мальчика, лицо его было напряженным и задумчивым.

В аэропорту Рио друзей поджидал досадный сюрприз. Их самих, кота и

чемоданы таможенники пропустили легко, без малейшей волокиты. Но сумка с

четырьмя картофелинами вызвала шок у бдительных стражей. Оказалось, что

овощи и фрукты провозить в страну нельзя. Не помогали и документы с

печатями.

-- Большая опасность, синьоры и синьорины! -- уверял худой контролер с

длинными, печально повисшими усами. -- Миллионы, миллиарды микробов! Не дай

Господь завезти заразу с другого материка. Может быть эпидемия. Вы не

представляете, сколько болезней порой несет в себе картофель. Если

посмотреть на срезе...

Он выдвинул ящик стола, доставая складной нож, надавил на кнопку, и

щелкнуло, освободившись, узкое хищное лезвие.

-- Черт меня побери! -- завопил вдруг по-итальянски Пиччиколо,

размахивая кулаками. -- Тридцать три раза и еще восемнадцать раз подряд,

черт побери! В этой дурацкой стране плюют на права и свободы человека!

Пинают их ногами! Втаптывают в грязь!..

Он надвигался на чиновника, оглушая скороговоркой и бешено

жестикулируя. Тот, совершенно обалдевший, медленно отступал.

-- Что же это такое?! -- не умолкал Печенюшкин. -- Я с моим обожаемым

папочкой и драгоценными сестричками везу свою собственную картошку через

двадцать семь стран и пять континентов! На островах Зеленого Мыса мы честно

заплатили за нее! Восемь итальянских лир, мексиканский доллар и три куска

советского мыла стоил нам этот отборный картофель!..

Не только сестры, но и сам папа Пафнутти глядели на взбесившегося

Пиччиколо, выпучив глаза. Таможенник все пятился и наконец уперся в стол.

Нож из его руки упал в выдвинутый ящик, складываясь на лету, и ящик сам

собой закрылся. Усач, опасливо следивший за удивительным мальчуганом, ничего

этого, понятно, не заметил.

-- Частная собственность священна! -- орал мальчишка. -- Так пусть же

пропадет она, но не достанется этим недостойным карабинерам! Не нам, так

никому!

С этими словами он схватил со стола открытую сумку и мгновенно

вышвырнул ее содержимое в распахнутое настежь окно.

Контролер, прерывисто дыша, перегнулся через подоконник. Маленький

декоративный пруд голубел внизу. По воде его еще расходились медленные

круги.

Печенюшкин подмигнул Феде и улыбнулся девочкам.

-- Простите сынишку, синьор, -- солидно кашлянув, вмешался Теодоро

Пафнутти. -- Долгое путешествие,ночные пересадки, никакого режима --

поневоле сделаешься раздражительным. Вбил себе в голову, что это особый

сорт. Будто бы он даст небывалый урожай и принесет сумасшедшую прибыль.

Маленький коммерсант... -- он ласково потрепал мальчика по рыжему затылку.

-- Счастливо оставаться, синьор. Сумку можете взять себе на память.

Тележку с багажом итальянской семьи вез к выходу из аэропорта огромный

улыбчивый негр. Терпение его явно было безграничным. К каждому киоску с

товарами (а их здесь было во множестве) сестры Зайкины -- Пафнутти, впервые

попавшие за границу, прилипали всерьез и надолго. Какие здесь были

игрушки!.. Описать их невозможно. Да что описывать. Будете в Бразилии --

непременно поглядите сами.

Прошло не менее получаса, и Печенюшкин с Федей не выдержали.

-- Купим тебе все, что хочешь, -- втолковывали они Аленке, прильнувшей

к очередному стеклу. -- И сколько хочешь. Но чуть позже. Несколько дней

потерпите. Нам сейчас вагон кукол просто помешает. Веришь? А ты веришь,

Лиза? Ой! А где Лиза?

Спрятавшись за один из магазинчиков, старшая сестра доставала в этот

миг из кармана чуть измятый почтовый конверт. Проверив, на месте ли

содержимое, Лиза быстро заклеила конверт, кинула в почтовый ящик, висевший

рядом, и бросилась догонять своих.

-- Загляделась, -- виновато объяснила она. -- Там Барби с подружками, и

у каждой платьев больше, чем у нас с Аленкой вместе. Даже завидно.

-- А нам вагон кукол обещали! -- объявила Алена. -- Где мы его держать

будем, когда домой вернемся?

-- Кукол подарим всем знакомым девчонкам, -- Лиза махом решила сложную

проблему. -- Себе оставим по одной... ну по две. А вагон сдадим на железную

дорогу, чтоб нам иногда разрешали в нем кататься.

Аленка задумалась. Похоже, у нее зрело другое решение. Но тут двери

распахнулись, и путешественники оказались на площади, под ослепительно ярким

тропическим солнцем.

Пассажиры высадились за городом, прямо посреди дороги. Удивленный

таксист аккуратно составил на обочину чемоданы, забрался в машину,

развернулся и уехал в своем стареньком "рено", все еще пожимая плечами.

Шоссе, непривычно ровное, и вправо и влево упиралось в горизонт. По обе

стороны дороги росли высоченные пальмы. За ними были только горы, солнце и

небо. Тридцатиметровая статуя Христа, возведенная на одной из вершин,

благословляла легендарный город.

Рио-де-Жанейро промелькнул за окнами "рено", чужой и прекрасный --

белый, синий, золотой, зеленый, зеленый, зеленый и опять золотой и белый.

Магистрали, по которым неслись путешественники, огибали горы, ныряли в

тоннели, уходили то вверх, то вниз под немыслимыми углами. Отдельные

сравнительно ровные кварталы были редкостью.

Печенюшкин, вдыхая запахи цветов, плывущие над Рио, восхищенно крутил

головой.

-- Родина... -- бормотал он. -- Сколько же я здесь не был? Кончатся

безобразия, настанет мир, покой, обязательно вернусь. Насовсем. Домик

построю у залива, сад посажу, куплю лодку...

Расчувствовавшись, он дважды шмыгнул носом и неловко, смущаясь, стер со

щеки слезинку.

Лиза, Аленка и Федя тактично молчали.

Впрочем, Пиччи быстро справился с переживаниями и, как заправский гид,

принялся сыпать названиями улиц, площадей и памятников. Запоминать сестры,

понятно, не успевали, головы у них пухли, и когда город остался позади, к

сожалению примешалось облегчение.

Едва лишь такси скрылось, как с другой стороны шоссе послышался

нарастающий гул мотора. Сине-белый троллейбус, испытанный друг из

Фантазильи, задрав дуги к солнцу, спешил навстречу героям.

Фантолетта радостно махала руками с водительского кресла.

-- Ура-а!! -- закричали Лиза и Алена, хлопая в ладоши. Когда троллейбус

замер перед ними, романтическая Лиза подпрыгнула и от избытка чувств

чмокнула машину в лобовое стекло. Верите или нет, но на стекло сверху из-под

черного резинового века наползли несколько капель влаги, тут же снятой

"дворниками".

На переднем сиденье чинно разместилась четверка картоморов. Как уж они

попали прямо в машину после исчезновения в пруду, сестры не знали. Тогда, в

аэропорту, Печенюшкин лишь коротко заверил, в ответ на расспросы, что все

будет в порядке.

Пока действительно все было в порядке.

Трехцветный кот запрыгнул в двери последним. Передней лапой он сделал

движение, как бы умываясь, отчего намордник побледнел и растаял.

-- Фу! -- выдохнул Дракошкиус. -- Если молчание -- золото, я

предпочитаю достойную бедность. Да еще намордник -- зажим мяуканья.

-- Намордник -- ваша идея, -- быстро возразил Пиччи.

-- Ну да, согласен, -- дракон развел лапами. -- Мне казалось, что кот в

наморднике придаст всей семье чрезвычайно законопослушный вид. Кто бы знал,

что это так унизительно. Тем не менее я рад. Все собственные идеи полезно

испытывать на себе же... Разрешите, я приму естественный вид не здесь, а в

роще. С нами дети, девочки, а тут еще две головы полезут, крылья. Какой-то

фильм ужасов.

Продолжая ворчать, Дракошкиус соскочил с подножки и скрылся в пальмовых

зарослях.

Кожурка сидела среди своих, у окна, с краю. С другого боку ее крепко

держала под руку некая особа. Судя по имени -- Неровня и шапке серых стружек

на голове, это тоже была дама. Свирепые глаза под маленькими очками,

бугристый нос и корявое массивное тело со множеством неожиданных выступов и

шишек симпатий к Неровне не пробуждали.

Рядом сидел Клубень, представитель Клубняка, министра безопасности. Он

сильно походил на собственного патрона и даже шелушился весь, но был не

желтым, а синеватым.

Последним или, если угодно, первым от прохода располагался Глазок,

ловкач и пройдоха, по общему мнению картоморов. Один из любимцев Глака,

специалист по особым поручениям, со всеми прочими он обращался запанибрата,

с этаким дружелюбным хамством.

Алена, сидевшая напротив, разглядывала четверку, заранее распределяя

роли в играх. Расстановка складывалась такая...

Кожурка -- дочка, внучка, Дюймовочка, рабыня Изаура. Неровня -- врач,

Баба Яга, мачеха, продавщица. Глазок -- Иванушка-дурачок, Принц, тренер по

теннису, папа. Непонятный Клубень в крайнем случае сошел бы за больного

озябшего мальчика.

-- Печенюшечкин, -- попросила Алена. -- Достань мне, пожалуйста,

пеленку из желтого чемодана, а то там замок тугой. Надо дочку запеленать,

она же простыть в дороге может. Иди ко мне, маленькая, -- протянула девочка

руки к Кожурке.

Цвет бывшей пленницы из песочного сделался багровым. От стыда она, как

могла, глубоко вжалась в мягкое сиденье, наивно пытаясь спрятаться за

товарищами. А те все уже поняли.

-- Как?!! -- загремела Неровня. -- Играть с девчонкой?! С человеком! Ей

на потеху изображать мокрого писклявого младенца! Да за такое убить мало.

Руку Кожурке было уже не вырвать.

Закаменев лицами, Клубень и Неровня грянули песню.

-- Идем, чеканя шаг,

Дрожит коварный враг,

Неведомы сомненья нам,

Неведом страх!

Всю нечисть картомор

Повыметет, как сор,

Отступникам, предателям

Позор, позор!...

-- Я в первом классе так же сочиняла! -- восхитилась Лиза.--"Каток

блистает ледяной, бежит, блестит конек стальной." Похоже, правда?

-- Издеваться над гимном картоморов?! -- взвизгнула Неровня.

-- Да бросьте вы, почтенная! -- вмешался вдруг Глазок, до этого,

казалось, дремавший. -- Кожурка поступила совершенно правильно, нужно

проявлять гибкость. Я сам доложу королю о ее мудром поведении.

Неровня растерянно замолчала, ослабла ее хватка, и, воспользовавшись

этим, Кожурка вырвалась. Стремглав она бросилась бежать и исчезла в глубине

троллейбуса, спрятавшись под одним из сидений. Алена устремилась было за

ней, но Печенюшкин мягко остановил ее, привлек к себе, погладил.

-- Пусть успокоится, -- шепнул он. -- Подружке твоей нужно сейчас

побыть одной. Потом она сама к нам выйдет.

Расточая извинения по поводу своей задержки, в двери с трудом

протиснулся Дракошкиус. Ухоженный, вымытый, с пушистыми полосатыми крыльями,

с завитыми усами на всех трех физиономиях, он разместился на огромной

скамейке сзади. В машине терпко пахнуло духами "Белая магия".

-- Всем пристегнуть ремни, -- обернулся Пиччи с водительского кресла.

-- Полетим как молния -- быстро и с зигзагом. Возможны перегрузки. Готовы?

Вперед!

Троллейбус взмыл вверх без разбега, с места. Земля опрометью бросилась

из-под колес, пассажиров вдавило в кресла.

Набрав высоту, пилот резко развернулся и взял курс на северо-запад.

Ремни натянулись, чуть не лопаясь на вираже, но выдержали. Без них

пассажиров неизбежно разбросало бы по салону. Откуда-то из-под кресел

мячиком вылетела Кожурка и плюхнулась на колени к Дракошкиусу. Незадачливая

путешественница вскрикнула, попятилась -- дракон внушал ей ужас, но тут же

оступилась и упала.

Закрыв глаза, она приготовилась к самому худшему. Дракошкиус же бережно

сгреб беглянку огромной лапой и, протянув ее через половину салона, опустил

нечаянную добычу в подол к Алене. Забыв о принципах, Кожурка прижалась к

девочке. Обе они всплакнули на радостях.

А Печенюшкин, похоже, решил выжать все соки из своей чудо-машины.

Троллейбус казался мошкой, застывшей над гигантским, неспешно крутящимся

глобусом. Желтые, зеленые, коричневые пространства чередовались внизу. От

скорости закладывало уши. Лиза молча терпела, зная, что в этом Пиччи не

переделать. В воздухе он хулиганил безудержно.

Фантолетта терпеливо искала свой новый облик. Серый деловой костюм,

летнее платье, вышитое орхидеями по подолу, легкий комбинезон защитного

цвета по очереди появлялись на ней, тут же уступая место следующему наряду.

Остановилась фея на джинсах, голубой майке с надписью Fantazilja и тоненькой

спортивной куртке.

Федя изучал карту Южной Америки.

Внимание, посадка! -- объявил Печенюшкин и круто бросил машину в пике.

Глава третья

Погружение в лабиринт

-- Чуть душу ты мне не вытряс, -- лежа в траве, жаловался Федя.

Домовой вышел из троллейбуса пошатываясь, сразу же лег и вставать

отказался наотрез. По-видимому, он просто обиделся. Остальные пассажиры,

хотя и потрепанные, чувствовали себя прекрасно, осваивались с местностью.

Они приземлились на предгорье, как раз там, где пологий склон, поросший

низкой и жесткой буро-зеленой травой, переходил в голые каменные отроги.

Ближайшая скала напоминала грубо вытесанную из красноватого камня избушку,

метров этак семи-восьми в высоту. Обладая известной фантазией, можно было

различить крыльцо, три кособоких, на разной высоте, окна и даже трубу на

крыше. Над крыльцом, однако, не было ничего отдаленно похожего на дверь.

Зато там висел со вкусом исполненный плакат: "Заходи, пожалуйста! Тайный

вход в пещеру с сокровищами ЗДЕСЬ!!!"

-- И давно написано вот это... э-э... приглашение? -- полюбопытствовал

Дракошкиус.

-- Ровно пять минут назад, -- бодро ответил Печенюшкин. -- Надпись

появляется всякий раз перед моим приходом. Я ведь, как-никак, смотритель

бриллиантов.

-- А теперь, -- он проворно взлетел на скалу, -- взглянем на компас. --

На запястье героя возник компас размером с блюдце. -- Сначала нужно покачать

"трубу" с севера на юг, вот, глядите,потом с востока на запад.

Массивный выступ, к всеобщему удивлению, чуть подвинулся, сначала

вперед-назад, потом влево-вправо. Кусок скалы над "крыльцом" ушел вглубь и

вбок, словно на невидимых, хорошо смазанных петлях. В открывшуюся дыру мог

свободно пролезть даже дракон.

-- Все готовы? -- торопился Пиччи. -- Я бы поспешил, путь неблизкий.

-- А троллейбус? -- Лизе не хотелось лишаться комфорта. -- Вот бы на

нем по пещере проехаться!

-- Не пройти ему в дверь. Да и внутри -- где свободно, а где и ползком

придется. Дождется нас тут, у входа. Не забывай, для врагов он невидим.

-- Если мне с собой рюкзачок взять, -- подала голос Аленка, -- я могу

много еды унести. А там холодно, в пещере? А если спать, то на чем и чем

укрываться?

-- Молодец! -- похвалил Пиччи. -- На нас надейся, а сама не плошай.

Рюкзаки для вас с Лизой уже приготовлены в машине. Они маленькие и совсем

легкие, но все, что нужно, там есть. Таблетки куриные, котлетные,

бутербродные, шоколадные, пепсикольные и даже пломбирно-сиропные. И по

спальному мешку для каждой. Он легче и тоньше шелка, можно скомкать и в

карман засунуть, но спать в таком даже зимой на гвоздях тепло и мягко. Там и

еще есть сюрпризы на всякий случай, но, надеюсь, рюкзаки вам не понадобятся,

пока мы рядом. Федор Пафнутьевич, вы с нами?!

Федя поднялся и замер, прислушиваясь к себе.

-- Вроде отпустило, -- проговорил он со вздохом. -- Ты, Печенюшкин, еще

молодой, бесшабашный, игры в тебе много. Поживешь с мое, кости начнет

ломить, стыдно станет, что старика-то, ровно рюху городошную, по самолету

мотал.

Пиччи деликатно промолчал, хотя, по волшебным меркам, разница в

возрасте у них с Федей была вовсе не существенной. Несколько минут ушло на

последние сборы, затем процессия, возглавляемая Печенюшкиным, погрузилась в

черную дыру. Как только домовой, шедший последним, скрылся из виду,