ЖМ 6 курсына интерндерге «Клиникалық электрокардиография» элективті пәні бойынша емтихан тестілері 2014-15 24 страница
Когда они вошли к Свами в комнату, они застали его за работой, за пишущей машинкой. Он тут же заинтересовался предложением Алана. — Да, — сказал он, — мы должны сделать эту запись. Если это поможет распространить пение «Харе Кришна», то это наш долг. Они условились о дне — через две недели, в декабре, — в студии звукозаписи «Адельфи», возле Таймс-сквер. На жену Алана произвело большое впечатление то, с каким энтузиазмом Свами принял их предложение: «В нем было столько энергии, столько целеустремленности!»
Вечером, за день до записи, в магазинчик вошел какой-то юноша с большим двусторонним индийским барабаном. В этом, казалось, не было ничего необычного – гости часто приносили с собой барабаны, флейты и другие инструменты, но на этот раз Свамиджи вдруг оживился. Парнишка сел и приготовился играть, но Свамиджи знаком велел дать барабан ему. Парень не двинулся с места — видно, хотел играть сам — но Брахмананда подошел к нему и сказал: — Свамиджи хочет поиграть на барабане. Молодой человек уступил. Брахмананда: Свамиджи начал играть, и руки его буквально танцевали на мембранах. Всех так поразило, что Свамиджи умел на нем играть! До сих пор мы видели только бонго, и я думал, что это и есть настоящий индийский ударный инструмент. Но когда откуда ни возьмись появился этот двусторонний барабан, и Свамиджи начал играть на нем, как настоящий виртуоз, это вызвало экстаз в сотню раз больший, чем его игра на бонго. После киртана Бхактиведанта Свами попросил молодого человека одолжить ему свой барабан на один вечер, для записи. Тот сперва заупрямился, но преданные пообещали на следующий же день вернуть инструмент, и парень согласился принести его завтра вечером. Когда он вышел из храма, преданные решили, что никогда больше не увидят ни барабана, ни его владельца, но на следующий день, за несколько часов до отъезда Свамиджи в студию, парень со своим инструментом вернулся. Был холодный декабрьский вечер. Свами, одетый в свое обычное шафрановое дхоти, твидовое пальто и пару серых туфель (которые уже давно заменили его старые резиновые туфли с загнутыми носками), сел вместе с пятнадцатью учениками и их инструментами в «фольксваген-вэн» Рупануги, и вся эта компания поехала в студию. Брахмананда: Наша запись началась не сразу - до нас там была еще одна группа, и нам пришлось немного погулять по Таймс-сквер. Мы со Свамиджи просто стояли там и рассматривали уличную иллюминацию и рекламу индустрии наслаждений, как вдруг к нам подошла какая-то женщина и громко и размеренно спросила: — Здравствуйте. Откуда Вы? Свамиджи ответил: — Я монах из Индии. Тогда она сказала: — О, чудесно! Рада познакомиться! — пожала руку Свамиджи и отошла. В студии преданных восприняли как обычную рок-группу. Один из музыкантов спросил, как они называются, и Хаягрива, смеясь, ответил: «Певцы Харе Кришна». Конечно, большинство преданных не были настоящими музыкантами, но что касается инструментов, которые они принесли с собой — тамб'уры, большой фисгармонии, подаренной Алленом Гинсбергом, ударных — за несколько последних месяцев ребята неплохо набили руку. Не сомневаясь в своих способностях, они вошли в студию. Они просто следовали за своим Свами. Он знал, как играть, а они знали, как ему подыгрывать. Они не были обычными музыкантами, каких немало на белом свете. Да, они играли музыку, но это была не просто музыка – это была и медитация, и поклонение. Бхактиведанта Свами уселся на коврик посреди студии и сидел там, пока инженеры настраивали микрофоны и рассаживали преданных по студии, с учетом их инструментов. Звукорежиссеры попросили, чтобы было только две пары каратал, и предложили добавить несколько пар палочек для отбивания ритма, а некоторым преданным пришлось просто хлопать в ладоши. У Рупануги любимым инструментом была пара медных индийских колокольчиков без язычков, и когда звукооператор их увидел, он подошел и попросил: — Дай-ка послушаю. Рупануга извлек из них звук, и оператор сказал, что сойдет. Равиндра Сварупа должен был создавать фон на фисгармонии, поэтому сел со своим микрофоном немного поодаль, а для тамбуры у Киртанананды был отдельный микрофон. Когда все было готово, звукорежиссер подал преданным знак, и Свамиджи запел, подыгрывая себе на барабане. К ударам барабана присоединились звуки тарелочек, палочек и хлопки в ладоши. Пение продолжалось минут десять, пока из застекленной студии не вышел режиссер и не остановил их: Брахмананда хлопал слишком громко, нарушая гармонию. Режиссер вернулся в кабину, надел наушники, отрегулировал уровень записи и снова подал знак. На этот раз получилось лучше. Вначале вступила тамбура с ее глуховатым и одновременно гулким звоном. Спустя секунду вступил с барабаном Свамиджи. Раздался его голос: «ванде 'хам ±р‡ гуро®…», после чего весь ансамбль — тамбура, фисгармония, бубенцы, караталы, колокольчики Рупануги — отдав швартовы, вышел в спокойное море святого имени … лалит…-±р‡-ви±акх…нвит…?± ча… Голос Свамиджи звучал очень мелодично. Ребята не просто делали запись — они играли с любовью. Игре сопутствовало ощущение успеха и единства — это был вечер, венчающий все предыдущие месяцы совместного пения. … Шри-кришна-чаитанйа, прабху-нитйананда… Несколько минут Свамиджи пел молитвы один, а потом, после короткой паузы (музыка ни на секунду не прекращалась), все вместе запели мантру: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе. Это был настоящий Бхактиведанта Свами — столь же совершенный в музыке, как и в приготовлении прасада, и в чтении лекций. Звукооператорам понравилось — если и дальше все будет в том же духе, будет здорово. Все звучало отменно — и барабаны, и голоса. Немного не хватало согласованности, но это была особая запись, не подготовленная заранее. «Певцы Харе Кришна» делали свое дело, и делали его отлично. Алан Колмен был в восторге – это был настоящий звук! Не исключено, что пластинка будет пользоваться спросом. Пропев мантру несколько раз, преданные немного расслабились, как будто играли в храме, уже не боясь ошибиться. Они просто пели, ритм ускорялся и вскоре стал более устойчивым. Иногда слово «Харе» звучало как бы со вскриком, но это было непосредственной реакцией на мелодию Свами, а не искусственным нагнетанием эмоций. Прошло десять минут. Пение становилось быстрее, громче и еще быстрее — Свамиджи отбивал на барабане все более причудливые ритмы, и вдруг… все остановилось, только тихо продолжала гудеть фисгармония. Алан вышел из студии: — Это было здорово, Свами! Просто здорово! Прямо сейчас будете записывать обращение к слушателям? Или вы устали? Бледный, веснушчатый Алан Колмен с вежливым участием всматривался в лицо Свами через толстые стекла своих очков. Свамиджи казался усталым, но ответил: — Нет, я не устал. Потом, сидя в студии, преданные наблюдали, как Бхактиведанта Свами читает заранее подготовленную речь: — Как объясняется на обложке пластинки… Преданные с облегчением отметили, что, несмотря на акцент, текст он читает совершенно отчетливо, как профессиональный диктор. — …духовная вибрация, возникающая при пении Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе, Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе — это возвышенный метод возрождения нашего сознания Кришны. Язык обращения был довольно сложен, и людям, которые привыкли уходить сразу после киртана, не дожидаясь, когда Свами начнет говорить, эта речь на пластинке вряд ли понравилась бы. — Как живые души, — продолжал свою проповедь Свами — все мы по природе своей являемся существами, сознающими Кришну. Но с незапамятных времен мы связаны с материей, и потому наше сознание осквернено ею. Преданные смиренно слушали слова своего духовного учителя, одновременно пытаясь представить, какой эффект они могут оказать на слушателей. Нет сомнений - кто-то просто выключит пластинку при первом же упоминании о духовной природе. Свамиджи продолжал читать, объясняя, что это пение может перенести человека с уровня чувств, ума и разума в духовные сферы. — Мы видели это на практике, — говорил он. — Даже ребенок может участвовать в пении, даже собака… Однако вначале пение должно быть услышано из уст чистого преданного Господа. И завершил свою речь словами: — Поэтому в этот век нет более эффективного средства осознать свою духовную природу, чем пение маха-мантры: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе, Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Алан снова выскочил из студии. — Это было здорово! — воскликнул он. Он добавил, что речь его записали с небольшой реверберацией, чтобы она необычно звучала. — Так, — он поправил пальцем очки, — на той же стороне, где речь, у нас осталось еще минут десять свободных. Может быть, еще споете? Или уже слишком поздно, Свамиджи? Бхактиведанта Свами улыбнулся. Нет, не поздно. Он споет молитву своему гуру. Пока ученики бродили по студии, наблюдая за своим учителем и техническими манипуляциями звукорежиссеров, Свами начал петь. Снова протяжно зазвучала фисгармония, за ней вступили барабаны, но на этот раз количество ударных инструментов было значительно меньше. Он пел без поправок, и закончил свое пение фортиссимо на барабане, пока затихала фисгармония. Алан вновь вышел и поблагодарил Свами за терпение и столь отменное пение в студии. Свамиджи не вставал. — Теперь мы точно устали, — признался он. Вдруг по всей студии разнеслось пение «Харе Кришна», записанное с реверберацией. Когда Бхактиведанта Свами услышал запись своего пения, он ощутил такое счастье, что встал и начал танцевать, раскачиваясь взад и вперед, слегка наклоняясь и вздевая руки - как Господь Чайтанья, когда был в экстазе. Запланированное выступление было закончено, но сейчас Свамиджи спонтанно показывал самое прекрасное представление этого вечера, вкладывая в него все свои чувства. Увидев его танец, полусонные ученики изумились. Они встали и присоединились к его танцу, двигаясь в той же манере. Даже звукооператоры в своей кабинке за стеклом тоже подняли руки и начали петь и танцевать. — Сегодня вы сделали лучшую запись в своей жизни, — сказал Свамиджи м-ру Колмену, выходя из студии в пронизывающий манхэттенский вечер. Свамиджи сел на переднее сиденье «фольксвагена», а «Певцы Харе Кришна» со своими инструментами забрались в салон, и Рупануга повез их домой, назад в Нижний Ист-Сайд. На следующее утро Бхактиведанта Свами не смог встать с постели – он совершенно обессилел. Киртанананда, его личный слуга, не на шутку встревожился — Свамиджи пожаловался, что у него сильно колотится сердце, и он не может двинуться с места. Вот тут-то всем и стало ясно, что он постоянно действует на пределе сил. Киртанананда вспомнил, как летом и осенью, в парке и на поздних вечерних программах Свамиджи вел многочасовые киртаны; ученики же воспринимали это как само собой разумеющееся. Теперь же Киртанананда понял, что состояние здоровья Свамиджи было угрожающим. К обеду у него не было аппетита, хотя после полудня аппетит появился и Свами вернулся к своим обычным делам. В тот же день пришло письмо от Мукунды из Сан-Франциско. Вскоре после свадьбы Мукунда и Джанаки уехали на Западное побережье. Мукунда писал, что хочет поехать в Индию изучать индийскую музыку, но, проведя несколько недель на юге Орегона, отправился в Сан-Франциско. У него появилась идея поинтереснее. Он хотел арендовать помещение и пригласить Свамиджи, чтобы тот приехал и начал движение «Харе Кришна» в сан-францисском округе Хейт-Эшбери, точно так же, как это было в Нижнем Ист-Сайде. Он говорил, что здесь есть замечательные возможности для распространения сознания Кришны. Услышав об этом, Бхактиведанта Свами тут же начал делиться с учениками своими обширными планами. Он сказал, что преданные должны открывать храмы не только в Сан-Франциско, но и по всему миру, охватывая одну страну за другой - включая Россию и Китай, и на разных языках печатать «Бхагавад-гиту». А он тем временем переведет на английский язык все тома «Шримад-Бхагаватам», и нескольких преданных возьмет с собой в Индию. Преданные, услышав это, были потрясены. Даже Киртанананда, свидетель тревожных признаков ухудшения здоровья Свамиджи, забыл, о чем беспокоился сегодня утром. Если на то будет воля Кришны, думал Киртанананда, Свамиджи сможет сотворить все что угодно. ***** 19 ноября Утром, когда Свамиджи спустился в храм, чтобы прочитать утреннюю лекцию, вместо коричневой книги, которой он обычно пользовался, он нес с собой большую книгу красного цвета. Впрочем, перемены никто не заметил. Начал он, как обычно, с негромкого пения молитв духовному учителю, легонько аккомпанируя себе на бонго (соседи еще спали). Погода стояла холодная, но благодаря паровому отоплению в храме было тепло. Сезон уличных киртанов закончился. С приходом зимы бурная летняя жизнь Манхэттена стихает, а значит уличная ребятня не будет больше мешать вечерним лекциям. И хотя утренние лекции всегда проходили тихо, даже летом, теперь, с приближением холодов, посетителей поубавилось: послушать Свамиджи собирался лишь узкий круг самых искренних учеников. С тех пор, как на Второй авеню, 26 Бхактиведанта Свами основал ИСККОН, прошло уже четыре месяца. Он провел три церемонии посвящения, и теперь у него было девятнадцать учеников. Все они, за несколькими исключениями, стали серьезными его последователями. Теперь на своих утренних лекциях Свамиджи хотел научить их тому, как стать настоящими преданными. В течение двадцати минут он вполголоса пел «Харе Кришна», напоминая ученикам, чтобы они не пели громко, а то соседи сверху снова затопят их — хотя в последнее время подобные случаи прекратились. Свамиджи всегда старался жить с соседями дружно, но все равно время от времени кто-нибудь посылал жалобу на преданных городским властям. Впрочем, до серьезных разбирательств дело не доходило. Иногда Бхактиведанта Свами помогал своему арендодателю, м-ру Чати, вынося за соседей мусор, или же просто протягивал ему руку. М-р Чати - крепкий, с «пивным» животом, одинокий польский иммигрант, жил на первом этаже, в своей квартире. М-р Чати уважал Свамиджи за его возраст и ученость, а Свамиджи относился к нему по-дружески. Приходя к Свамиджи, м-р Чати никогда не снимал обувь, но Свамиджи говорил: — Ничего страшного, ничего страшного. А однажды, когда у Свамиджи в квартире засорилась канализация, он ходил к м-ру Чати принимать душ. При всем при том Свамиджи считал м-ра Чати классическим примером глупого материалиста. Ведь для того, чтобы купить это здание, он потратил накопленные за всю жизнь личные сбережения, но при этом ему все равно приходилось тяжело работать. Свамиджи сказал, что глупо тратить деньги на такое ветхое здание, а потом работать как ослу, чтобы поддерживать его в сносном состоянии. — Такова жизнь материалистов, — говорил он. М-р Чати относился к Свами с уважением, но преданных не любил. Свамиджи сказал ученикам: — Относитесь к нему так, будто он ваш отец. Преданные так и поступали. Всякий раз, когда им приходилось сталкиваться с м-ром Чати, они говорили ему: — Мы ваши сыновья. Ученики, которые жили в храме, поднимались в шесть тридцать, принимали душ и собирались в алтарной. Потом понемногу подтягивались те, кто жил дома. Они снимали пальто и складывали их на подоконник. Женщины обычно бывали только на вечерних лекциях, но Джадурани приходила и по утрам и на утренних программах была, как правило, единственной девушкой. После завтрака она шла на квартиру Свами и в передней занималась рисованием. Пользуясь техникой для начинающих, она расчерчивала холст на квадраты и фрагмент за фрагментом переносила на него изображение с фотографии. Работа была трудоемкой, и иногда картина получалась непропорциональной. Но Джадурани искренне старалась, и Свамиджи это нравилось. Она нарисовала несколько картин с четырехруким Вишну, новую картину с Радхой и Кришной и картину с Господом Чайтаньей и Его спутниками. Когда картина с Господом Чайтаньей была закончена, Свамиджи велел повесить ее в храме. — Теперь, — объявил он — никаких глупостей… Сюда пришел Господь Чайтанья. После утреннего киртана Свами обычно говорил: — А теперь повторите один круг, — и ученики вместе с ним начинали читать джапу. Все они давали обет повторять каждый день шестнадцать кругов, но первый круг всегда прочитывался утром, в присутствии Свами, так, чтобы он мог видеть каждого. Повторяя джапу, Свамиджи смотрел на Вторую авеню, которая ранним утром была почти пустынна, или на картины на стене; иногда он бросал озабоченные взгляды на кого-нибудь из преданных. Порой, казалось, он был даже удивлен, когда видел, как искренне, как старательно его ученики повторяют мантру — поистине, Святое имя способно освободить даже самых падших! Некоторые ученики, как и Свамиджи, носили четки в специальном мешочке, но когда по утрам они повторяли свой первый круг, то вслед за ним вынимали их и, обеими руками держа перед собой, повторяли с ним в унисон: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе – до тех пор, пока не прочитывали круг до конца. Сегодня, закончив повторение джапы, он поднял вверх незнакомую красную книгу. — Поскольку вы сделали некоторые успехи, — объявил он, — сегодня я буду читать «Чайтанья-чаритамриту». «Чайтанья-…» — чего-чего? Никто не смог даже выговорить это слово. Они, конечно, слышали о Чайтанье, но книгу эту видят впервые. Правда, кто-то из преданных слышал - вчера вечером Свамиджи обмолвился, что начнет читать новую книгу под названием «Чайтанья-чаритамрита». Свамиджи поведал, как однажды Господь Чайтанья сказал одному из учеников, что Кришну понять невозможно, но Он, Чайтанья, может дать ему одну каплю сознания Кришны - и ученик сможет представить себе, что значит целый океан. — Наберитесь терпения, — говорил Свамиджи. — Это произведет революцию. Но вам нужно набраться терпения. Когда Свамиджи начал читать стихи на бенгали, Брахмананда включил катушечный магнитофон, а Сатсварупа и Умапати раскрыли тетради, приготовившись конспектировать. Атмосфера напоминала школьный урок — Свамиджи прокашлялся, надел очки и склонился над фолиантом, переворачивая его страницы. Всякий раз, надевая очки, он превращался в мудрого ученого-вайшнава. Очки подчеркивали его преклонный возраст — вовсе не старческую немощь, но эрудицию, мудрость и глубокое понимание Писаний. Трудно было поверить, что иногда этот пожилой человек энергично играет на барабане в Томпкинс-сквере, а порой, совсем как деловой человек, занимается поиском нового здания. Свамиджи начал читать и переводить историю о Санатане (Сатсварупа записал: «Сута», а Умапати — «Сонотан») и его брате Рупе, и о том, как они стали близкими спутниками Господа Чайтаньи. Это было простое историческое предание. Рупа и Санатана родились в Индии, в семье брахмана, но служили в правительстве мусульман, которые были тогда у власти. Даже имена они поменяли на мусульманские. Но когда Господь Чайтанья, совершая паломничество, пришел в их края, они встретились с Ним и твердо решили бросить материальную карьеру и последовать за Господом по пути чистой любви к Богу. Рупа, который был настолько богат, что золотом его можно было наполнить две лодки, оставил свой пост, раздал богатство, стал нищим странником и примкнул к Господу Чайтанье. Но Санатана столкнулся на своем пути с куда бoльшими трудностями. Наваб Шах, мусульманский правитель Бенгалии, полностью полагался на Санатану, который был очень хорошим руководителем. Но Санатана, ссылаясь на болезнь, совсем забросил свою работу. На самом же деле, каждый день он приглашал к себе дюжину брахманов, которые читали ему «Шримад-Бхагаватам». Наваб послал своего врача проведать, в каком состоянии здоровье его министра, и, узнав, что тот вовсе не болен, к удивлению Санатаны и брахманов, лично явился к нему домой. Наваб потребовал, чтобы тот немедленно приступал к работе, чтобы самому Навабу можно было спокойно ездить на охоту и собирать войска для похода в соседнюю провинцию. Санатана отказался, объяснив, что твердо решил посвятить себя изучению Писаний, и что теперь Наваб может делать с ним все, что пожелает. За эту дерзость Наваб посадил Санатану в тюрьму… Свамиджи посмотрел на часы. Утренние лекции были короче вечерних — всего по полчаса, к тому же Рупануге, Сатсварупе и Брахмананде нужно было на работу. Поэтому Свамиджи прервал свой рассказ. — Итак, мы продолжим завтра. Свамиджи закрыл книгу, и, сказав еще несколько слов ученикам, встал и вышел из храма. Киртанананда последовал за ним, неся его книгу и очки.
Каждое утро в храме раздавали завтрак. Ачьютананда и Киртанананда по очереди готовили для преданных овсянку. В английском издании «Рамаяны» Сатсварупа как-то прочитал о том, как какие-то мудрецы готовили мистическую овсянку под названием «небесная каша». Название пришлось по душе, и вскоре свою овсянку преданные тоже начали называть «небесной кашей». Завтрак все обожали; он состоял из горячей «небесной каши» (в которую по вкусу добавляли сахарный сироп от гулабджамунов), горячего молока и фруктов. Вдобавок, каждый получал по «пуле ИСККОН». Сегодня за завтраком все говорили о Рупе и Санатане. Умапати сказал, что «Чайтанья-чаритамрита» на английском языке продается в магазине, но Свамиджи вряд ли захочет, чтобы они ее читали. — Мы услышим ее от самого Свамиджи, — сказал Киртанананда. Хаягрива был заинтригован: ему не терпелось услышать продолжение. — Подождем до завтра, — сквозь смех сказал он, — тогда и дослушаем, что там дальше случилось с… этим… как его? — «Сантан…», «Сонотон…», «Санатана», — по-разному ответили преданные. — Вот-вот. Подождем до завтра и послушаем. Выберется ли Санатана из тюрьмы? Это была далеко не самая смирная компания. Собираясь вместе, ребята раскрепощались, особенно после сиропа. Ачьютананда пролил сироп на ковер, и Киртанананда сделал ему замечание. Джадурани молча доела завтрак и поспешила в комнату Свамиджи, рисовать очередную картину. Сатсварупа поправил галстук, и втроем — он, Рупануга и Брахмананда — они отправились на работу. На следующее утро лекция по «Чайтанья-чаритамрите» началась с того, как Санатана, оказавшись в тюрьме, замыслил сбежать и присоединиться к Господу Чайтанье. Его брат Рупа послал ему записку, где говорилось, что у одного ростовщика он оставил для Санатаны большую сумму денег золотом. Санатана предложил их надзирателю в качестве взятки, сказав: — Господин, я знаю, вы очень умный человек, а в Коране говорится, что если кто-то поможет своему ближнему встать на стезю духовной жизни, ему будет даровано очень высокое положение. Я иду к Господу Чайтанье, и если вы поможете мне убежать, то обретете духовное благо. Кроме того, вы получите денежное вознаграждение: я заплачу вам пять сотен золотых монет. Надзиратель сказал: — Хорошо. Но я боюсь царя. Тогда Санатана посоветовал ему: — Скажите, что когда я справлял нужду у реки, то упал в воду прямо в цепях и меня унесло течение. За семьсот золотых монет надсмотрщик согласился помочь Санатане и спилил цепи. Санатана, в сопровождении своего слуги, окольными дорогами бежал до тех пор, пока к ночи не набрел на постоялый двор. Постоялый двор этот принадлежал ворам, и тамошний астролог, посмотрев на ладонь постояльца, определил, что у того есть деньги. Когда Санатана попросил помочь ему перебраться через горы, поросшие джунглями, владелец постоялого двора сказал, что глухой ночью поможет ему бежать. Несмотря на то, что Санатана три дня не ел, и одежда на нем истрепалась, хозяева были с ним настолько обходительны, что тот заподозрил недоброе. Он спросил у слуги, есть ли у него деньги. Слуга сказал «да» — у него было семь золотых монет. Санатана тут же забрал деньги и отдал хозяину гостиницы, который той же ночью готовился их убить … Свамиджи посмотрел на часы. Лекция опять затянулась. — Итак, завтра мы расскажем о том, — сказал он, закрывая книгу, — как Санатане удалось отделаться от разбойников.
Киртанананда, Брахмананда, Ачьютананда, Гаргамуни, Сатсварупа, Хаягрива, Умапати, Джадурани, Рупануга, Дамодара (Дэн Кларк) — жизнь их полностью изменилась. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как центром ее стал Свамиджи. Все их дела вращались вокруг храма с его ежедневными лекциями, киртанами и прасадом. Несколько месяцев тому назад съехали со своей квартиры и переселились в храм Брахмананда и Гаргамуни. В квартире Ачьютананды обрушился потолок, буквально через несколько минут после того, как он вышел из комнаты, поэтому он тоже решил переехать. Хаягрива и Умапати привели в порядок свою квартиру на Мотт–стрит и использовали ее только для повторения джапы, сна и чтения «Шримад-Бхагаватам». В один из дней Сатсварупа объявил, что преданные могут ходить принимать душ к нему - его квартира находилась за углом, буквально в двух шагах от храма. На следующий же день туда переехал Рая-Рама, и квартира стала служить в качестве подсобного помещения. Джадурани по утрам продолжала приезжать из Бронкса. Свамиджи был, в принципе, не против, чтобы она жила во второй комнате его квартиры, но что подумают люди? Даже Рупануга и Дамодара, вкусами и манерами отличавшиеся от общей массы, каждый день с удовольствием приезжали на утренние лекции, и три раза в неделю - на вечерние. Они знали, что Свамиджи всегда у себя, и к нему всегда можно подойти. Но положение самого Бхактиведанты Свами было довольно нестабильным. Иногда он говорил, что, если он не получит вида на жительство, ему придется покинуть страну. Он даже сходил к адвокату - там выяснилось, что тревога, вроде бы, оказалась ложной, и он, возможно, сможет остаться в Штатах на неопределенный срок. Еще преданные боялись, что он может уехать в Сан-Франциско. Иногда он говорил, что собирается туда, а потом передумывал. Свамиджи обещал, что если переговоры с м-ром Прайсом по поводу здания на Десятой улице пройдут успешно, он сделает своей штаб-квартирой Нью-Йорк и не поедет в Сан-Франциско. Но на утренних лекциях, когда Бхактиведанта Свами рассказывал истории из «Чайтанья-чаритамриты», ученики забывали на время обо всех беспокойствах, и вечное, сокровенное знание полностью завладевало их вниманием. Для них Сознание Кришны означало борьбу, ведь нужно было строго следовать правилам Свамиджи — «не вступать в незаконные половые отношения, не принимать одурманивающих средств, не играть в азартные игры и не есть мяса». И пока они слушали его пение и лекции по «Чайтанья-чаритамрите», им удавалось придерживаться этих принципов. В своем сознании Кришны они зависели от него. Он находился в центре их совсем еще недолгой духовной жизни. Они знали Свамиджи, и это было все, что они знали о сознании Кришны. До тех пор, пока остается возможность приходить и видеть его, до тех пор, пока он рядом, сознание Кришны для них — вполне реальная вещь.
Они сидели на потертом ковре и смотрели на него, ожидая продолжения истории. Свамиджи прокашлялся и посмотрел на Брахмананду, сидевшего рядом с бесшумно работающим магнитофоном. Сатсварупа поставил в блокноте сегодняшнее число. Свамиджи начал читать стихи на бенгальском и пересказывать их смысл… — Санатана забрал у слуги семь золотых монет и отдал их владельцу гостиницы. — У тебя восемь золотых монет, — сказал астролог. Санатана вернулся к слуге и узнал, что тот припрятал у себя еще одну монету. — Зачем ты взял этот погребальный колокол в дорогу? — спросил Санатана. — Ты чересчур привязан к деньгам. Он забрал у слуги золотой и велел ему отправляться восвояси. Затем он принес золотой владельцу гостиницы, но хозяин, признавшись, что хотел убить Санатану, сказал: — Ты хороший человек. Забирай свои деньги. Санатана отказался. Тогда хозяин дал Санатане четверых проводников. Они помогли ему пробраться через джунгли, а сами вернулись назад. Оставшись один, Санатана почувствовал, что наконец-то свободен. Он избавился от слуги, от которого одни неприятности, и от разбойников. Вскоре он встретил своего двоюродного брата, который шел той же дорогой. Его брат был человеком богатым и нес с собой много денег - он собирался покупать коней. — Пожалуйста, хотя бы на несколько дней останься со мной, — сказал он Санатане. — Ты ужасно выглядишь. Брат знал, что Санатана собирается встать на стезю духовной жизни, и, чтобы хоть как-то помочь своему родственнику, предложил ему дорогое одеяло. Санатана принял подарок и продолжил свой путь. Наконец, Санатана достиг Бенареса. Он сразу же направился в дом Чандрашекхары, где остановился Господь Чайтанья, и стал ждать у двери. Господь Чайтанья знал о приходе Санатаны, поэтому Он попросил Чандрашекхару открыть дверь и пригласить в дом преданного, который ждет на улице. Чандрашекхара вышел, но, увидев Санатану, одетого в лохмотья, принял его за безумного мусульманина-факира. Чандрашекхара вернулся к Господу Чайтанье и сказал, что никакого преданного на улице нет. — Ну хоть кто-то там есть? — спросил Господь. — Да, — ответил Чандрашекхара — какой-то несчастный факир. Тогда Господь Чайтанья Сам вышел из дома и обнял Санатану. Слезы экстаза покатились по щекам Господа - Он знал, что, наконец, нашел того преданного, кому можно передать все Свое учение. Санатана тоже плакал от радости — мечта его жизни сбылась. Но поскольку после длительных скитаний Санатана был грязен и, кроме того, чувствовал себя недостойным, он попросил Господа не прикасаться к нему. Господь ответил: — Что ты! Прикасаясь к тебе, я очищаюсь; благословен тот, кто прикасается к истинному преданному.
|