Типы инвесторов 125 страница

— Да, я же тигр, и я тебя съем.

— О! — и святой проклял тигра: — Будь же ты снова крысой! — и тигр превратился в крысу.

— Это напоминает нашу цивилизацию. Недавно я читал в вашем альманахе, посвященном событиям в мире, что через сотню лет люди будут жить под землей, как крысы. Наш научный прогресс привел к созданию этой атомной бомбы, чтобы убивать людей, и ею рано или поздно воспользуются. И мы вынуждены будем спуститься под землю, чтобы стать крысами. Из тигра в крысу. Вот что будет. Таков закон природы: дайви хи еша гуна-майи мама майя дуратьяя. Если вы не признаете законов государства, у вас будут проблемы. Подобным образом, если вы продолжаете отрицать верховное положение Господа, Личности Бога, то пожнете тот же результат — снова станете крысой. Стоит только явиться атомной бомбе, и всё – вся цивилизация на земном шаре будет уничтожена. Людям это может не нравиться. Это может быть неприятно, но такова реальность.

Прабхупада объяснил, что сознание Бога, которое он проповедует, - вовсе не какая-то консервативная религия, как христианство, индуизм или ислам — оно предназначено для всех. Он объяснил слово «дхарма» как характерную особенность каждого — то, чего не отнять. Неизменной чертой живого существа, — сказал он, — является его склонность любить и служить, и именно это — наша вечная религия.

— Итак, я не хочу отнимать у вас много времени, — закончил Прабхупада, проговорив в общей сложности не более десяти минут, — я хочу лишь, чтобы вы поняли, что повторение «Харе Кришна» настолько замечательно, что если вы просто попробуете ради эксперимента, то сейчас же убедитесь в этом. Повторяйте хотя бы одну неделю, и вы сразу же увидите перемены. Эти юноши поют на улицах. У нас много филиалов в вашей стране, один в Лондоне, один в Германии, и люди повсюду принимают участие в этой практике. Движение ширится. Мы не просим никакой платы, и вы ничего не теряете. Вы можете что-то приобрести, но точно ничего не потеряете! Повторяйте Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Большое спасибо!

 

Во время пребывания Прабхупады в Сиэтле к его ученикам примкнули несколько человек. Они поселились в храме и изъявляли желание стать преданными. Через несколько недель для учеников, состоявших в ИСККОН около шести месяцев, Прабхупада провел церемонию посвящения. Он провел традиционную церемонию инициации с чтением мантр и огненной ягьей в алтарной. Когда он произнес последние мантры и, повернувшись к преданным, распорядился: «А теперь пойте “Харе Кришна”», — одна женщина из гостей, известная в округе как инструктор по хатха-йоге, вмешалась в происходящее.

— Простите, — начала она, — мне нужно с вами поговорить.

— Подождите, пожалуйста, — сказал Прабхупада.

— Почему вы сидите на возвышении? — воскликнула она. — Вы сидите наверху, а все эти люди сидят внизу, вы же словно на троне восседаете.

Преданные попытались вежливо ее остановить, но той хотелось, чтобы ее услышали. Прабхупада молчал.

— Почему все кланяются вам? — не унималась она. — Разве вы не знаете, что Бог повсюду? Все являются Богом.

— Хорошо, — сказал Прабхупада. — Давайте петь.

Возмущенный голос женщины утонул в нарастающем киртане, знаменующем завершение церемонии. Когда киртан закончился, Прабхупада спросил про возмутительницу спокойствия:

— А где та девушка? Она ушла?

Вишнуджана: Полагаю, Мадхудвиша объяснил ей. Она не знала ни о поклонах, ни о чем.

Прабхупада: В чем был ее вопрос?

Вишнуджана: Она думала, что мы кланяемся вам, как если бы вы были Богом. Она возразила против этого, потому что в христианстве говорится: «Не сотвори себе кумира» (не кланяйся человеку).

— И что вы объяснили ей? — рассмеялся Прабхупада. — Вы не объяснили, что мы кланяемся не Богу, а представителю Бога? Вы сказали ей об этом?

— Думаю, она еще здесь, — сказал Мадхудвиша, — если хотите, можете с ней поговорить.

Но к тому времени йогини уже вышла из комнаты и разговаривала перед домом с новенькой девушкой, Джой, которая с самого первого дня пребывания Прабхупады в Сиэтле переселилась в храм. Йогини критиковала Прабхупаду, пытаясь воскресить в Джой ее прежний интерес к имперсональной йоге. Услышав оскорбления в адрес Прабхупады, Джой заплакала, однако имперсональная и атеистическая философия йогини совершенно сбили ее с толку.

Когда Прабхупада направлялся к своей машине, покидая храм, йогини преградила ему путь и снова начала браниться.

— Никто не должен кланяться, — гневно заявляла она, — потому что все являются Богом.

Прабхупада рассердился, и в его широко открытых глазах вспыхнула ярость. Вдруг вперед выбежала Джой Фалчер и бросилась на землю перед Прабхупадой, положив руку ему на ногу. Она испытала смятение, не зная, на ком остановить свой выбор, но сейчас почувствовала внутреннее желание предаться Прабхупаде, и тот не противился этому ее жесту. Вскоре, уступая силе гневного молчания Прабхупады, йогини остановилась и позволила ему пройти. Садясь в машину, Прабхупада ударился головой о потолок салона. Взбешенные преданные обвинили в этом ругательницу-йогини. Когда машина тронулась, Прабхупада повернулся к сидящему за рулем Нара-Нараяне:

— Эта девушка говорила, что все являются Богом. При этом она была против того, чтобы они кланялись мне. Но если все являются Богом, разве я не Бог?

 

Преданные попытались спасти Джой, которой йогини совсем заморочила голову. На следующий день они попросили Прабхупаду принять ее, ссылаясь на то, что та художница и, возможно, может нарисовать какие-то картины о преданности. Прабхупада согласился, и девушка ожидала за дверями, пока он давал Дживананде уроки игры на барабане. Наконец, она вошла в комнату:

Джахнава-даси (Джой Фалчер): Прабхупада спросил:

— Что это за женщина, которая в каждом мужчине видит Бога?

Он говорил о той возмутительнице спокойствия, которая поносила его на церемонии посвящения. Я не поняла, и он повторил вопрос, затем спросил в третий раз, а затем добавил:

— Она проститутка, не так ли?!

К счастью, в тот момент в комнату зашла Говинда-даси, которая позднее объяснила мне, в чем заключался его вопрос. В то время все, что я знала, — это то, что я приняла Его Божественную Милость своим духовным учителем, и поэтому, на любой его вопрос, каким бы он ни был, я отвечала «да». Вот я и ответила:

— Да, Шрила Прабхупада.

И он остался доволен. Затем он предупредил меня:

— Смотри, не общайся с непреданными.

Я хотела, чтобы он знал, что я всей душой приняла его своим духовным учителем. Расчувствовавшись, я сказала:

— Шрила Прабхупада, мне всегда было трудно со своими материальными отцом и матерью, но теперь я понимаю, что истинный мой отец — вы.

По своей милости Его Божественная Милость ответил мне в том же тоне:

— У каждого есть материальные мать и отец, но у тебя есть духовный отец. Ты очень удачлива.

Я вела себя как ненормальная, мне было трудно смотреть на него, потому что он, казалось, сиял, и я терла глаза руками. Я терла руками уши, потому что не могла понять его акцент. Его Божественная Милость с состраданием отнесся к моим усилиям быть в сознании Кришны. Затем он пронзил мои имперсональные представления прекрасным описанием образа Господа Кришны. Я сидела к нему лицом, и, глядя поверх моего плеча, Его Божественная Милость сказал:

— Ты только посмотри, как красиво лежат волосы Господа Кришны на Его плечах. Посмотри, как прекрасны Его глаза — как два лепестка лотоса. Посмотри, как изящно Господь Кришна обмотал вокруг бедер платок. Посмотри, как замечательно сидит на Нем дхоти.

Помню, он еще упомянул лотосоподобные стопы Господа Кришны. Не знаю, смотрел ли он на Божество или на изображение Кришны, или, может быть, Сам Господь Кришна стоял там, а он разглядывал и описывал Его мне. Все, что я знала – это то, что если обернусь, то увижу лишь картину, или слиток латуни, или воздух. Поэтому я решила просто смотреть на Его Божественную Милость и слушать описание Господа Кришны, каким Он предстает его взору.

Когда я вышла из комнаты, Говинда-даси спросила, что же Его Божественная Милость сказал про мое рисование. Она не могла поверить, что за целый час нашей встречи мы так и не обсудили этот вопрос (зная, что духовному учителю и так ведомо все, я ждала, пока он сам поднимет эту тему и даст мне это служение). Она заставила меня вернуться и объяснила Шриле Прабхупаде, зачем я приходила. Он спросил про мое творческое прошлое, но когда я выпалила ему всю свою биографию, это не произвело на него особого впечатления. Просто я была слишком высокого о себе мнения. Затем он велел мне нарисовать «Панча-таттву».

По милости Кришны, к Прабхупаде тянулись не только начинающие, но и опытные преданные. В санскритских писаниях слово упанити означает «приближаться к духовному учителю ради обретения сокровенных наставлений в сознании Кришны». Для Прабхупады любая встреча была возможностью приблизить учеников к Господу.

Нара-Нараяна: Самое глубокое впечатление оставила у меня самая первая личная встреча со Шрилой Прабхупадой. Мне и раньше доводилось сидеть со своим духовным учителем в его комнате в Сан-Франциско, но там было много народу, а я был совсем еще новичком. А сейчас я оказался со Шрилой Прабхупадой наедине и ужасно боялся, так как не знал, что делать и что говорить. Я был немного не в себе от всей этой своей кармической деятельности, и так страшно напрягался, что сам себе напоминал «чертика в коробочке», готового в любую секунду выскочить. Я наблюдал за тем, как Шрила Прабхупада вскрывает письма. Конверты он не выбрасывал, а полностью распечатывал и позже писал на них – ради экономии бумаги. Он показал мне какое-то письмо и спросил мое мнение. Затем он попросил меня достать ему что-то из шкафчика, и я повиновался.

Со всех сторон в его комнате были окна, и поскольку комната была немного ниже уровня земли, свет проникал внутрь под хорошим углом. Он сидел за очень низким столиком, наподобие кофейного. Я сидел у стены позади него, и он попросил меня достать что-то из ящиков его шкафа, который тоже стоял у той же стены. В конце концов, я оказался рядом с ним, за его низким столиком. Он стоял, а я сидел на корточках. Когда я встал, Шрила Прабхупада внезапно заговорил со мной. Я онемел от неожиданности. Всякий раз, когда он обращался ко мне, я так смущался, что почти не слышал, что он говорит. Он указал на столик.

Он сказал:

— Видишь этого маленького муравья?

Я посмотрел на столик, но никакого муравья не увидел. Прабхупада указывал пальцем.

— Ты видишь этого маленького муравья?

— Да, Шрила Прабхупада, — ответил я.

— Мы должны считать, что наша цель в том, чтобы сделать этого муравья сознающим Кришну.

Я просто оторопел от этих слов. Он сказал:

— Мы должны подойти к этому муравью, и склониться к нему, — и Прабхупада наклонился над невидимым муравьем на столе, опершись на указательный и большой пальцы, указывая на муравья.

— Ты должен повторять «Харе Кришна», — и добавил. — Мы должны дать ему прасада. Если мы сделаем это, все наше Движение добьется успеха.

Меня это очень сильно впечатлило, поскольку я понял, что хотя у Шрилы Прабхупады всегда были огромные планы, связанные с большим всемирным ИСККОН, он никогда не был равнодушен к мелочам, и это было изумительно. Если даже кто-то один услышит «Харе Кришна», это стоит всех затраченных усилий.

Предстоящая разлука показала, насколько любят ученики Шрилу Прабхупаду. В течение года Говинда-даси с мужем были его секретарями, и, куда бы он ни ехал, они сопровождали его — на Западное побережье, в Бостон, в Монреаль и Санта-Фе. Они были с ним постоянно, как часть его семьи, и уже не мыслили себя без него. Но, желая распространять сознание Кришны, перед тем, как приехать в Сиэтл, Прабхупада послал мужа Говинда-даси, Гаурасундару, на Гавайи, открывать там центр ИСККОН. В Сиэтле Прабхупада попросил Говинда-даси отправиться вслед за мужем.

Говинда-даси: Если Прабхупада говорил вам: «Очень хорошо», — это было совершенство вашей жизни, за что бы он вас ни хвалил: за приготовленные чапати или арахис, за рисунок, киртан, или еще что-нибудь. Если он говорил: «Очень хорошо» и улыбался и кивал головой, цель вашей жизни исполнялась, по крайней мере, на тот момент. Вызвать его улыбку, увидеть его счастливым — это было целью жизни, и мы даже не вспоминали ни о каком освобождении и подобных вещах. Нас как будто бы не привлекала даже мысль о том, чтобы попасть на райскую планету или даже на Кришналоку.

Но в тот момент я поняла, что вскоре мне придется оставить Шрилу Прабхупаду. Я была очень, очень привязана к нему – настолько, что даже просыпалась посреди ночи и плакала. Почти каждую ночь я плакала во сне оттого, что скоро расстанусь с ним, а я не хотела этого. Это было очень тяжелое время.

В один из своих последних вечеров в Сиэтле Прабхупада, как обычно, прочитал в храме лекцию, а затем отправился к себе на квартиру. Преданные в храме напились горячего молока и уже готовились ко сну. Но вдруг, совершенно неожиданно для всех, Прабхупада вернулся. Преданные поклонились и в напряженном ожидании смотрели на него. Он был очень серьезен. Он снова сел на вьясасану и попросил их сесть. Он попросил слугу включить магнитофон и проиграть запись с его пением под фисгармонию. Преданные озадаченно переглядывались. С полчаса все собравшиеся слушали запись красивого бхаджана — Прабхупада пел молитвы «Ванде ‘хам».

После этого Прабхупада сказал:

— Я только что получил из Индии телеграмму. Оставил тело тот, кто дал мне санньясу.

— Человек должен принять отрешенный уклад жизни от другого, уже отрешенного, — продолжал говорить Прабхупада. — Я никогда не думал, что приму санньясу. Когда я был семейным человеком и меня окружали жена и дети, мне иногда снилось, что мой духовный учитель зовет меня, и я иду за ним. Я просыпался, немного испуганный: «О, мой Гуру Махараджа хочет, чтобы я стал санньяси. Но как же я могу принять санньясу?» В то время мне не доставляла никакой радости мысль о том, что я должен оставить семью и стать нищим монахом. Тогда эта мысль меня пугала. Иногда я думал: «Нет, я не могу принять санньясу». Но мне снова и снова снился тот же сон. В этом была моя удача. Мой Гуру Махараджа, — на этих словах голос Прабхупады дрогнул, и его переполнили эмоции, — он вытащил меня из этой материальной жизни.

Несколько секунд Прабхупада не мог говорить. Все присутствующие видели, как по его щекам текут слезы; затем он заговорил вновь. Хотя Прабхупада вернулся в храм по случаю ухода своего санньяса-гуру, сейчас он больше говорил о том, как его духовный учитель, Бхактисиддханта Сарасвати, позвал его, и как спас, и как побудил принять санньясу, через его санньяса-гуру.

— Я ничего не потерял, — сказал Прабхупада. — Он был так добр ко мне. Я только получил. Я оставил троих детей; а сейчас у меня три сотни детей, поэтому я ничего не потерял. Это материальные представления. Мы думаем, что если мы примем Кришну, мы что-то потеряем. Никто ничего не потеряет. Я говорю об этом, опираясь на свой собственный опыт. Я думал: «Как это я приму уклад отречения? Я не могу пойти на такие опасности». Но я удалился от семейной жизни. Я сидел в уединении во Вриндаване, писал книги. И этот мой духовный брат, он настаивал: «Бхактиведанта Прабху!» Меня удостоили этого титула, когда я был еще семейным человеком. Меня им наградило общество вайшнавов. И он настаивал. Не он настаивал – на самом деле, мой духовный учитель через него настаивал, чтобы я принял санньясу. Потому что, не приняв отречение, никто не может стать проповедником. А он хотел, чтобы я стал проповедником. Поэтому он понуждал меня через моего духовного брата: «Прими». И я, без особой охоты, согласился. Затем я вспомнил, что он хотел, чтобы я отправился на Запад.

Ну, вот, и теперь я очень признателен этому духовному брату за то, что он исполнил волю моего духовного учителя и заставил меня принять уклад санньясы. Этого моего духовного брата, Его Святейшества Кешавы Махараджа, больше нет. Он вернулся в обитель Кришны. Итак, я хочу объявить траур и разослать это известие по всем нашим центрам. В этой связи я сочинил один стих на санскрите. Все вы, кто присутствует здесь, подпишите его. Я пошлю его завтра.

Стих, который я составил, написан на санскрите. Ваирагья-видья-ниджа-бхакти-йога. Это сознание Кришны — ваирагья-видья. Ваирагья-видья значит – потерять интерес к этому материальному миру. Это ваирагья-видья. И это возможно просто благодаря бхакти-йоге. Ваирагья-видья ниджа-бхакти-йогам апаяям мам. Это как лекарство. Ребенок боится принимать лекарство. У меня тоже есть такой опыт. В детстве, когда я заболевал, я бывал очень упрям: «Не буду пить никакие лекарства». И моя мама насильно вливала мне лекарство в рот. Я был очень упрям. И точно так же я не хотел принимать санньясу. Но этот духовный брат заставил меня: «Ты должен». Апаяям — он насильно заставил меня выпить это лекарство. Анавишьюм андхам. Почему не хотел? Анавишьюм значит «не желая». Андхам значит «слепой» - тот, кто не видит своего будущего. Эта духовная жизнь — самое светлое будущее, но материалист не видит этого. Вайшнавы же, духовный учитель, подталкивают: «Пей лекарство». Видите — апаяям мам анавишьюм андхам шри-кешава-бхакти-прагьянам.

Итак, этого моего духовного брата звали Кешава, Бхактипрагьяна Кешава. Крипамбудхи. И он оказал мне эту милость, потому что был океаном милости. И мы предлагаем наш поклон вайшнаву, крипамбудхи. Ванчха-калпа-тарубхьяш ча крипа синдхубхья эва ча. Вайшнавы, представители Господа, так добры! Они несут океан милости, чтобы раздать его страдающему человечеству. Крипамбудхир яс там ахам прападье.

Итак, я в почтении кланяюсь Его Святейшеству, ибо он заставил меня принять санньясу. Теперь он оставил этот мир и вошел в обитель Кришны. Итак, вместе со своими учениками я предлагаю ему свой почтительный поклон. В первый день своей санньясы я даже не думал… Но я вспомнил, что мне придется проповедовать на английском. Я помню, в тот день церемонии принятия санньясы там было собрание. И я сначала заговорил по-английски. Так все это произошло по воле Кришны, Высшего Повелителя.

Вот наше письмо: «Мы, нижеподписавшиеся члены и преданные Международного Общества сознания Кришны на сегодняшней встрече под председательством Его Божественной Милости А.Ч. Бхактиведанты Свами, 21 октября 1968 года, в нашем филиале в Сиэтле, выражаем глубокое сожаление по поводу ухода Его Божественной Милости Ом Вишнупады Шри Шримад Бхактипрагьяны Кешавы Госвами Махараджа, санньяса-гуру, наставника, нашего духовного учителя 6 октября 1968 года в его резиденции в Навадвипе, Западная Бенгалия. Мы в почтении склоняемся к лотосоподобным стопам Шри Шримад Б.П. Кешавы Госвами Махараджа, предлагая по этому случаю стихи, составленные нашим духовным учителем». Этот стих я вам уже объяснил. Итак, я хочу, чтобы все вы подписали это письмо, а я пошлю его завтра авиапочтой. Есть у кого-нибудь карандаш?

Прабхупада подписался, а затем передал письмо Картикее, чтобы сидевшие в комнате преданные тоже могли поставить подпись. Один за другим преданные клали лист перед собой на пол и подписывались. Преданный, собиравший подписи, хотел было пропустить нескольких гостей, но Прабхупада сказал:

— Нет, нет. Все, кто присутствует, должны засвидетельствовать.

Последним подписался слуга Прабхупады, Картикея. Он положил письмо на пол и стал медленно выводить свое имя, а Шрила Прабхупада, сидя на вьясасане, подался вперед, внимательно наблюдая за ним.

Еще до отъезда Прабхупады из Сиэтла большинство преданных вернулись в свои храмы в Сан-Франциско и Лос-Анджелес; лишь пять или шесть человек остались с ним на несколько дней до его отъезда. Прабхупада должен был ехать в Монреаль, на собеседование с американским консулом. Теперь, имея статус канадского иммигранта, он пытался получить вид на постоянное жительство в США. Для экономии средств он летел в Монреаль без сопровождения. Он планировал остаться там на несколько дней, затем посетить новый центр ИСККОН в Санта-Фе, Нью-Мексико, после чего вернуться в Лос-Анджелес.

Говинда-даси приготовила Прабхупаде в дорогу его любимое блюдо, качаури. Прабхупада раскрыл ей секрет их приготовления: сначала нужно бросить разом все качаури в горячее гхи, чтобы они вздулись, а затем остудить их и снова прожарить.

— Жарь их два раза, — говорил он, — пока не станут красноватыми.

Она приготовила качаури, и он захотел попробовать их горячими. Когда же он стал требовать и съедать их один за другим, Говинда-даси сказала:

— Прабхупада, вы же так все съедите, и у вас ничего не останется в дорогу.

— Не важно, — ответил он. — Неси еще. Не беспокойся о поездке.

Говинда-даси рассказывала, что он съел восемь качаури, и она сделала ему еще — с собой.

Джахнава-даси: На следующий день Его Божественная Милость улетал в Монреаль, и меня попросили сделать для него гирлянду. Я долго возилась с гирляндой и к тому же сделала ее на тонкой нитке. Мы и без того уже опаздывали в аэропорт, но из-за меня выехали еще позже. Когда мы приехали на квартиру Его Божественной Милости, что была в получасе езды от храма, из квартиры выбежала Харшарани и сказала нам, что никогда не видела его в такой ярости. Она предупредила, что сейчас «нам точно влетит» за опоздание. Затем вышла Говинда-даси и подтвердила слова Харшарани. Затем выскочил Картикея, на котором лица не было, а за ним вышел сам Его Божественная Милость. Вместо того, чтобы надеть на Прабхупаду гирлянду, Упендра поклонился и трясущимися руками держал гирлянду над своей склоненной головой. Не сказав ни слова, Его Божественная Милость надел гирлянду и сел в машину.

Нара-Нараяна: Билвамангал почти не умел водить; машину мотало из стороны в строну. А когда мы въехали в центр города, Прабхупада спросил:

— Кто знает, как доехать до аэропорта?

Мы переглянулись. Никто из нас раньше не бывал в аэропорту Сиэтла, а на самолет мы уже опаздывали.

— Я думаю, нам сюда, — сказал я.

Прабхупада пронзил меня взглядом, острым как лезвие бритвы, и сказал:

— Думаю? «Думаю» значит, что ты не знаешь.

Наконец, мы выехали на автостраду и остановились. Прабхупада сказал:

— Я хочу поехать на такси. Вы не знаете дороги.

Он сказал еще кое-что потяжелее, но мой ум отказался это запомнить. Я остановился и попросил:

— Шрила Прабхупада, подождите минуту. Мы непременно найдем дорогу.

Тут же из окна я окликнул прохожего, голосовавшего на обочине.

— Где здесь аэропорт?

Прохожий указал нам путь. Прабхупада был рассержен: он привык приезжать в аэропорт не только вовремя, но как минимум за час. Мы выехали на автостраду, но было видно, что шофер у нас неважный. Машину кидало вперед-назад и из стороны в сторону, как лодку в сильный шторм, и это явно беспокоило Прабхупаду. Я сидел сзади. Масла в огонь подливали девушки, которые при каждом таком броске молитвенно складывали руки и повторяли тава-кара-камала-варе. Мы продолжали ехать и по милости Господа Кришны прибыли в аэропорт за полчаса до вылета.

Джахнава-даси: Мы приехали в аэропорт. Но как только Его Божественная Милость вошел в парадный вход, его длинная, до колен, гирлянда на тонкой нитке сразу же разорвалась. Но его это не смутило: он просто перекинул оба конца через руки и зашагал с царским достоинством, высоко подняв голову. Затем преданные дали мне лепестки, чтобы я рассыпа?ла их у его стоп. Я подумала, что служащие авиакомпании не обрадуются, когда увидят разбросанные лепестки. Обеспокоенная этим сомнением, я стала неуклюже бросать лепестки, пока Его Божественная Милость не сказал:

— Хорошо. Довольно.

Когда мы, наконец, уселись у его стоп, ожидая времени вылета, я выглядела очень угрюмой. Он посмотрел на меня и произнес свое знаменитое благословение:

— Все в порядке?

Преданные дали мне для него на редкость изысканную и ароматную розу. Когда он поднимался на борт, то оставил эту розу себе, а свою гирлянду отдал Упендре, чтобы тот раздал ее остальным. Хотя я была преданной всего месяц, лишившись его личного общения, я испытывала нестерпимое чувство разлуки. Его Божественная Милость сел у окна, и медленно махал розой на длинном стебле. Мы танцевали в экстатическом киртане, а Прабхупада вскоре исчез в иллюминаторе. Затем он снова выглянул в окно, помахал нам розой и снова пропал из виду. Так происходило несколько раз, и каждый раз мы отвечали ему еще более восторженным киртаном и танцем. Затем он улетел.

 

27 октября 1968 года

Из Монреаля в Чикаго Прабхупада прилетел один, утренним рейсом. В оживленном здании аэровокзала «О’Харе» пассажиры спешно двигались по коридорам и озабоченно смотрели на теле-табло, разыскивая нужный выход. Прабхупада должен был сразу же пересесть на рейс, следующий до Санта-Фе, Нью-Мексико.

Прабхупада нашел на висящем под потолком табло номер своего выхода и двинулся по переполненному коридору. Толпа была такой большой и двигалась настолько быстро, что даже секундное промедление грозило опасностью. Пассажиры, спешившие по длинному коридору с любопытством разглядывали Прабхупаду. Он подошел к лестничному пролету и стал быстро спускаться в толпе. Вдруг он споткнулся и, потеряв равновесие, выронил сумку и покатился по ступеням. Встать он не мог. Он порезал себе руку, в нескольких местах тело его болело. Какой-то джентльмен подбежал, помог ему подняться и вручил сумку. Людской поток продолжал двигаться, а джентльмен задержался, справляясь у Прабхупады, все ли в порядке. Прабхупада поблагодарил его и сказал, что может идти самостоятельно.

Во время перелета в Санта-Фе Прабхупада осмотрел свою руку. Порез уже перестал кровоточить, но выступал синяк.

В аэропорту Монреаля, один репортер спрашивал его:

— Свами, с какими трудностями сталкиваетесь вы во время путешествий?

— Я не испытываю трудностей, — ответил Прабхупада. — Трудности у вас.

И он сказал правду. Прабхупада полагался на Кришну, поэтому проблем у него не было. Об этом молился и Прахлада Махарадж: «О величайший из великих, я совсем не боюсь жить в материальном мире, ибо, где бы я ни находился, ум мой всегда поглощен мыслями о Твоей славе и деяниях. Но я беспокоюсь о тех несчастных глупцах, что без конца строят планы в надежде обрести материальное счастье и благополучие, заботясь о своей семье, обществе и стране. Я волнуюсь за них из любви к ним».

Однако репортер написал лишь какую-то глупость: «Первосвященник в мокасинах “Хаш-Паппи”». На интервью с Прабхупадой в храм Сиэтла приезжала группа телерепортеров с камерами и прожекторами, и в тот же вечер по телевизору показали отрывок из интервью. Передача была сделана в доброжелательном духе, однако христианский священник, некий г-н Миллер из Вашингтонского университета, письменно выразил свой протест против проповеди Прабхупады в Университете. Прабхупада ответил, что Церковь не смогла удовлетворить молодежь. Поэтому, если кто-то из молодых людей следует за ним и отказывается от греховной жизни, почему христиане возражают? Они должны радоваться!

* * *

В аэропорту Альбукерке Прабхупаду встретили, президент храма Санта-Фе Харинама, и Говинда-даси. Но приветствовали они его странным сообщением.

— Прабхупада, — сказала Говинда-даси, — у местного храма нет денег. Вы не можете в нем остановиться. Вам придется лететь в Лос-Анджелес.

Прабхупада повернулся к Харинаме:

— Тогда почему ты попросил меня приехать?

Харинама взглянул на Говинда-даси и поменял положение своей ноги, которая, казалось, причиняла ему неудобства. Он извинился и объяснил, что прошлой ночью его укусил паук «черная вдова». Но вопрос Прабхупады остался без ответа.

— И что же ты собираешься делать? — спросил Прабхупада. — Я не могу сегодня лететь в Лос-Анджелес, — он смотрел то на Харинаму, то на Говинда-даси. — Я должен остаться здесь, в Альбукерке, хотя бы в отеле, на ночь.

Говинда-даси вызвалась обзвонить мотели в поисках подходящего недорогого номера, а пока она отсутствовала, Харинама нашел Прабхупаде место.

— Говинда-даси сказала, что вам нездоровится, — произнес Харинама.

— Не беспокойся о моем здоровье, — ответил Прабхупада. — Я не болен. Вот Говинда-даси больна, а я нет. Итак, что же ты собираешься делать?

Говинда-даси вернулась и, сообщив, что не смогла найти ни одного недорогого номера, заплакала.

— Прабхупада, — взмолилась она, — Вы знаете Кришну. Что Он от нас хочет?

— Суть не в том, — сердито ответил Прабхупада. — Кришна хочет знать, что хотите делать вы!

Раздраженный таким поведением Говинда-даси, Харинама вдруг преисполнился решимости.

— Я думаю, мы должны ехать в Санта-Фе, — сказал он.

Прабхупада согласился; по всей видимости, другого выхода не было. Сев в четыре часа дня в храмовый «фольксваген», они выехали в Санта-Фе, что почти в ста километрах от Альбукерке. Облака над головой образовали необычно симметричные формы по обе стороны от дороги.

— Никогда не видел таких красивых облаков, — сказал Харинама.

Через полтора часа, когда они въезжали во двор маленького магазинчика, Прабхупада заметил нарисованный от руки маленький плакат: «СВАМИДЖИ ЕДЕТ».

— Ага, — сказал он и улыбнулся. Это была его первая улыбка со времени приезда в Нью-Мексико. — Вы все-таки меня ждали.

Через черный ход Прабхупада в сопровождении Харинамы вошел в свежевыкрашенную храмовую комнату. Линолеумный пол был частично покрыт ковром. Алтарем служил деревянный стол, а вьясасаной Прабхупады — деревянный ящик, покрытый полосатой тканью, и подушка. Однако Прабхупада предпочел сидеть на ковре, и преданные с гостями расселись вокруг него.