Временные и географические границы Средневековья

Понятие Средние века широко вошло в обиход в начале XVI века. Так итальянские гуманисты назвали длительный период между античностью и Возрождением. Употреблением такого названия уже подразумевался некий застой, если не провал, в культурной истории. Еще более отчетливо подобная оценка той эпохи прозвучала позже, в эпоху Просвещения, которое называло средние века вовсе темными. Очевидно, однако, что не может быть культурных провалов продолжительностью в тысячелетие. Со временем исследователи «средних» веков стали понимать, что это была весьма своеобразная эпоха, которая послужила по крайней мере тиглем (если воспользоваться этим выражением из алхимии) для сплава античной и христианской культуры, естественно-исторически обусловленным звеном, ведущим к Возрождению. Становилось все более очевидным и то, что значение средних веков вовсе не ограничивается некой вспомогательной ролью передаточного механизма, что это — эпоха столь же своеобразная, сколь и противоречивая.

Вовсе не бесспорно и объяснение названия, под которым она вошла в историю. Действительно, оно использовалось гуманистами, посчитавшими его весьма уместным, но есть вполне серьезные свидетельства, что понятие «средние века» в те самые века и появилось, то есть тогда, когда никто не мог знать о грядущем свете Возрождения. В таком случае, с учетом глубочайшей религиозности средневековой культуры, уместно мнение, что подпадающие под это понятие века представлялись тогда как средние между первым и вторым пришествием Христа, то есть Рождеством и так и не наступившим Страшным судом. Нашему современнику трудно это понять, но все средневековье проходило в его ожидании, а земная жизнь представлялась кратковременным привалом на пути в рай или ад («все мы гости на земле»). История донесла до нас, как в канун 1000 г. от рождества Христова римский папа Сильвестр вынужден был успокаивать обезумевшую толпу, собравшуюся на площади Св. Петра в ожидании Страшного суда, дав ей надежду, что он на какое-то время откладывается. Люди попроще и отнеслись к этой дате проще — резали скотину, ели и пили, сколько успеют.

Поскольку существуют различные толкования понятия средних веков, различным образом обозначаются и его временные границы. Ряд исследователей отсчитывают его с 395 г., разделения Римской империи на Восточную и Западную или с 476 г. — падения Римской империи от нашествия варваров. Исходя из такой логики, черту под Средневековьем подводят захватом турками в 1453 г. столицы Византии, Константинополя.

Помня о значении этих дат, следует помнить и о том, что ни одна эпоха не может быть умещена между столь точными и конкретными датами, границы любых эпох условны и размыты, что любая эпоха органично вырастает из предшествующей и столь же органично врастает, переходит в последующую. Именно поэтому мы можем отсчитывать от рождества Христова календарь, но не культурно-историческую эпоху. Ни один из исследователей, при всем разнообразии подходов, не относит начало Средних веков раньше, чем к III—IV векам, то есть тому времени, когда христианская религия укрепилась и распространилась настолько, что определила лицо целой эпохи. Раннее Средневековье принято доводить до IX—X вв., а уже Высокое, или Классическое — до XIV века. С XV века (а для Италии — с середины XIV в.) начинается Возрождение. Мы уточняем это сейчас по той причине, что порой и Возрождение рассматривается как часть Средних веков. Сообщив читателю о существовании такой точки зрения, мы не будем более к ней возвращаться: хотя, безусловно, Возрождение вырастает из Средневековья, подготовлено им, эти эпохи очень разные по своему содержанию, духу, ценностям (о чем речь пойдет в соответствующем месте).

Что касается географических границ Средних веков, то они охватывают, так сказать, по определению, весь тогдашний христианский мир — а это территория Римской империи до ее раскола. После падения Рима оплотом христианства стала Византия — могущественнейшее государство Средневековья, а ее столицу, Константинополь, даже стали называть Вторым Римом. Первый же Рим лишь значительно позже обрел то значение в христианском (а если точнее, католическом) мире, которое он имеет и сейчас.