Человеческие проблемы операционного ядра

В бытность исполнительным директором компании Зеагз, Джеймс Уорти в своей книге «В1§ Ьштезз апс1 Ргее Меп» («Большой бизнес и свободные люди») подверг механистическую бюрократию весьма проницательной и едкой критике. Он проследил корни человеческих проблем в этих структурах вплоть до возникновения движения «научного менеджмента» (охватившего в начале XX в. Америку, а позже, в 1920-1930-х гг., и Советский Союз[51]). По мнению Дж. Уорти, отец «научного менеджмента» Фредерик Тейлор был воплощением механистической бюрократии «в миниатюре».

Его одержимость контролем над внешней средой выражалась во всем, что он делал: в частной жизни, в том, как он работал в саду, играл в гольф. Даже его послеобеденные прогулки были не просто прогулками, а тщательно распланированной и строго соблюдаемой процедурой. Ничего не отпускалось на волю случая, если вообще в его жизни мог присутствовать случай...

Его работы и биография рисуют непреклонного, но неуверенного человека, которого жутко пугает все неизвестное и непредвиденное, способного хладнокровно выйти в мир только тогда, когда сделано все возможное, чтобы мир в этот момент оставался на месте, и предприняты все меры, чтобы не были расстроены его тщательно разработанные, скрупулезные планы (У/оПНу, 1959: 74-75).

Дж. Уорти признает вклад Ф. Тейлора в повышение эффективности деятельности в узком ее понимании. Однако его «научный» подход не предполагал проявления работниками инициативы. Ф. Тейлор «отводил человеку в организации ту же роль, которую играет винтик в механизме. Его любимое сравнение – «сложная и тонко отрегулированная машина»» (рр. 65-66). Поэтому эффективные организации Ф. Тейлор описывал как «бесперебойно работающие механизмы», органиграммы – как «бумажные копии» организаций, работу аналитика-нормировщика – как «человеческое машиностроение» (рр. 66-67). Но проблема в том, что «методы машиностроения оказались непригодны для человеческих организаций» (р. 67). Сформулированное Ф. Имери заявление о том, что «мы возьмем техническую систему и просто привяжем к ней социальную систему» (Етегу, 1971: 186) чревато собственными трудностями. Призыв Ф. Тейлора исключить на низовом уровне «любую возможную умственную работу» (У/о-ЛНу, 1959: 67) искореняет любую инициативу рабочих: «У машины не может быть собственной воли. Ее части" не могут стремиться к самостоятельности. Мышление, руководство, даже цели – все должно исходить извне или сверху» (р. 79). Отношение к людям как к «средству», как к «категориям статуса и функции, а не личностям», привело к «разрушению смысла труда как такового». Оно имело «фантастически разорительные последствия как для промышленности, так и для общества в целом» (р. 70). Организации дорого заплатили за подобное отношение, что выразилось в высоком уровне прогулов, текучести кадров, деквалификации, разорительных забастовках вплоть до открытого саботажа.

В замечательной книге Стада Теркеля «\Уог1гт§» «люди рассказывают о том, чем они заняты целый день и как относятся к тому, что делают». В некоторых главах рабочие высказываются по поводу механистических бюрократий. Вот как один из рабочих металлургического завода рассуждает о своей трудовой деятельности:

Кто-то сказал, что нет ничего благозвучнее незаконченной симфонии. Или интереснее, чем незавершенная картина или поэма. Вряд ли художник создает произведение за один день – скажем, Микеланджело свою Сикстинскую капеллу. На это у него уходит очень много времени, это прекрасное произведение искусства. Но что, если бы ему пришлось «сдавать» заказчику Сикстинскую капеллу тысячу раз в год? Вы думаете, это не притупило бы мозг Микеланджело? Или если бы Леонардо да Винчи пришлось рисовать свои анатомические наброски 30, 40, 50, 60, 70, 80, 90, 100 раз в день? Вы думаете, это ему не наскучило бы? (ГегЫ,1972:хххуи)

Бесспорно. Если только у него не темперамент Бейб Сесоли, кассирши одного чикагского супермаркета, совершенно иначе взирающей на механистическо-бюрократическую работу:

У нас продается все, миллионы разных вещей. От картофельных чипсов и поп-корна; у нас есть даже настоящая жемчужина в банке с устрицами. Некоторые вещи продаются для двоих. Улитки в раковинах, которые можно сразу подавать на стол. Сказка. Есть даже такое, о чем я никогда и не слышала. Я знаю все цены. Иногда шеф спрашивает меня, и я без запинки отвечаю...

Цены запоминаются сами собой. Я знаю, что полгаллона молока стоит 64 цента, галлон – $1,10. Вы смотрите на ценники. Маленькая банка горошка – это «К১еау Апп». Горошек «Сгееп С1аШ» на несколько пенни дороже. Я знаю, что «Сгееп С1апЬ> стоит 18, а «К১еау Апп» – 14... Вы просто запоминаете. На кассе есть список цен, но это для девочек, которые работают неполный день. Я в него никогда не заглядываю.

Мне не надо смотреть на клавиши кассового аппарата. Я как квалифицированная секретарша, которая досконально знает свою машинку и печатает вслепую. Рукой ощупываю клавиши. Цифра девять под средним пальцем. Большой палец на единице, двойке, тройке и выше. Тыльной стороной жму клавишу «итого» и все.

Я пользуюсь тремя пальцами – большим, указательным и средним. Правой рукой. Левая рука на покупках. Покупатель кладет их передо мной. Я бедром прижимаю механизм подвижной ленты-прилавка. Когда вижу, что передо мной достаточно товаров, отпускаю бедро. Я просто двигаюсь – бедро, рука, касса, бедро, рука, касса... (Она показывает, двигая руками и бедрами как в восточном танце.) Так и продолжаю: раз-два, раз-два. Если найти нужный ритм, то будете хорошим кассиром. Ступнями упираетесь в пол и поворачиваете голову назад и вперед…

Когда у меня выдается пара выходных подряд, я начинаю скучать по работе. В отпуске не могу дождаться его окончания. За два или три дня до выхода на работу начинаю суетиться. Не могу усидеть на месте, все валится из рук. Мне надо все время быть занятой. Жду не дождусь, когда пойду на работу. Это такое удивительное чувство. Мне ужасно это нравится (рр. 282, 286).

Разница между Леонардо и такими Секоли из супермаркетов состоит в том, что кто-то любит однообразную работу, а другим людям она ненавистна. Некоторые, наверное, такие как Бейб Секоли, «просто ценят систематичность – потому что это дает им возможность детально узнать свое дело или потому что отвечает их потребности в порядке и стабильности. Но другие, то ли в силу стремления к творчеству, самовыражению, то ли из-за того, что не любят действовать по указке, не выносят предлагаемую в механистических бюрократиях работу.

Если бы каждый мог найти себе работу по душе, то не было бы проблем. Но это удается отнюдь не всем. Наше общество предлагает больше рабочих мест в механистических бюрократиях, чем имеется людей, жаждущих их занять. А число мест в более популярных структурах, напротив, ограничено.

Так, по данным одного из исследований, из числа рабочих на автомобильном сборочном конвейере, 69% респондентов жаловались на монотонность работы, 87% хотели найти более квалифицированную и ответственную работу, разнообразную, с большей свободой; подавляющее число опрошенных указывали, что на работе их держит заработок, и только 6% – что они получают удовлетворение от труда (цит. по: Ме1сНег, 1976: 85).

Время не на стороне механистической бюрократии. Рост образовательного уровня повышает карьерные устремления и связанные с работой ожидания (потребность в самореализации за счет потребности в стабильности) граждан. Кроме того, система благосостояния отчасти взяла на себя заботу о потребности в безопасности, предоставив рабочему возможность ничего не делать, не умирая от голода. В результате современные механистические бюрократии все чаще сталкиваются с сопротивлением людей, которые просто не хотят работать в предлагаемых им условиях, во всяком случае в обществах, подобных американскому. Происходят ли подобные процессы в таких странах, как, скажем, Швейцария, где люди, по-видимому, находят удовольствие в порядке и регулярности, неизвестно. (Эта проблема затрагивает не только операционное ядро. Все больше американцев среднего возраста, сделавших успешную карьеру руководителя – и потерявших толерантность к менталитету контроля, – меняют работу после долгих лет борьбы за положение, которого они достигли.) Учитывая увеличение доли рабочей силы в общей численности, очевидно, что механистическая бюрократия становится малопригодной для той части жизни человека, которую он проводит на работе.

Ф. Тейлор любил повторять: «В прошлом на первом месте был человек, в будущем приоритетной должна быть система» (цит. по: \Уог11гу, 1959: 73). Поистине пророческие слова. Возникает впечатление, что современный человек действительно существует лишь в силу потребностей организационных систем. Многие создававшиеся только для того, чтобы служить человеку, организации поработили его. Потребитель найдет дешевые товары на воскресном базаре, только если он готов с понедельника по пятницу растрачивать свои таланты на производстве. Массовое потребление в обмен на безрадостный труд.

Но даже потребление поражено тем, что один из ученых назвал «бюропатологиями» (ТНотрзоп, 1961) – имея в виду дисфункциональное поведение механистических структур, ведущее к росту цен, недобросовестному труду, безразличному отношению или грубому обращению с клиентами. Иногда оно принимает весьма странные формы. В журнале «Тгте» за 17 декабря 1971 г. рассказывается о том, как специализация толкнула работников на подмену целей средствами. Пожарные из г. Генуя (штат Техас) однажды ночью от скуки сами подожгли заброшенные здания. Как объяснил один из них: «Мы сидели в участке в ночную смену, не зная, чем заняться. Мы просто хотели, чтобы у нас в части заработал сигнал тревоги и зазвонил колокол».

Различные бюропатологии усиливают одна другую, образуя порочный круг. Подмена целей средствами, низкий уровень обслуживания клиентов, различные проявления отчуждения рабочих – все это ведет к ужесточению контроля над поведением, «завинчиванию гаек». Негласным девизом механистической бюрократии можно считать слова «Сомневаешься – контролируй». Все проблемы должны решаться при помощи технократических тисков. Но поскольку именно это в первую очередь и порождает бюропатологии, в большинстве случаев проблемы только усиливаются, контроль ужесточается и т. д. Когда руководство английской розничной сети Маг1гз & Зрепсег решило отказаться от карточек пополнения запасов, продажных квитанций, табелей рабочих часов и других процедур контроля, оказалось, что компании удалось сократить 8 тыс. рабочих мест из 28 тыс. и экономить 26 млн. листов бумаги ежегодно (ВесНег апй Сог<1оп, 1966-67:331-332).

Но не всякая организация может одним махом почти полностью ликвидировать свою систему контроля. Надеясь разорвать порочный круг, организация или ее работники прибегают к другим мерам, от расширения сферы труда (укрупнения технологических операций) до полной демократизации. Как уже говорилось в гл. 2, с точки зрения радикальных улучшений расширение (или «обогащение») сферы труда (когда работникам ставятся более разнообразные задачи и передается часть контроля над их формулированием) не имеет особых перспектив. Техническая ориентация во многих случаях бесспорно привела к избыточной специализации. Когда человеческому фактору наконец нашлось место в уравнении эффективности – то есть когда стала приниматься в расчет инициатива работника, – открылась целесообразность совмещения различных видов деятельности. Но вот вопрос: где находятся границы укрупнения рабочих заданий? Вряд ли далее «прямой видимости». В данной главе подчеркивалось, что характер труда в механистической бюрократии помимо прочего отражает регламентирующую характеристику технократической системы организации и стабильную простоту ее внешней среды. Одержимость контролем есть реакция на эти условия, пусть иногда чрезмерная. А поскольку эти условия никто не отменял, поскольку общество требует дешевых, производимых в массовом количестве товаров и услуг, очень многие виды труда останутся почти такими же, каковы они сейчас, – то есть минимально затронутыми укрупнением рабочих заданий и обогащением содержания труда. Или, по словам Г. Бравермана: «В мире производства господствует тейлоризм. Специалисты по "человеческим отношениям" и "промышленной психологии" – это "ремонтная бригада" для человеческой "машинерии"» (Вгаиеппап, 1974:87).

Если человеческие проблемы операционного ядра механистической бюрократии нельзя снять посредством расширения сферы труда, то в чем состоят перспективы демократизации? И здесь ситуация представляется нам неутешительной (см. гл. 5) и по той же причине: демократизация не устраняет фундаментального противоречия механистической бюрократии между технической эффективностью, с одной стороны, и индивидуальным удовлетворением от труда – с другой. Предоставление работникам права периодически избирать директоров не изменило реалий повседневной трудовой деятельности. (Однако могло повлиять на их установки по отношению к труду, привнеся долю идеологии в чисто утилитарную ситуацию. Сознание собственника может ослабить чувство отчуждения.) Как мы видели в гл. 5, подобная демократизация, пожалуй, требует еще большей централизации структуры. Этот эффект можно предвидеть, отталкиваясь от гипотезы 14, поскольку, избирая руководство, рабочие способствуют созданию внешней контролирующей силы. Из данной гипотезы следует, что" внешний контроль не только предполагает централизацию структуры, но и бюрократизирует ее.

Особенно наглядно такой исход показал М. Крозье, описывая другой тип демократии, законодательный (Сгог1ег, 1964). Работники, дабы ослабить контроль вышестоящего начальства, сами устанавливают правила, что, как уже отмечалось, приводит к искажению демократии. Начальники ограничены правилами, власть передается вверх по иерархии, а структура становится значительно более централизованной. Если принятые работниками правила противоречат правилам менеджеров, опять-таки углубляется бюрократизация структуры, причем за счет каждого члена организации. Рабочие оказываются в еще более тесных тисках, но теперь по собственной воле.

Клиенты также проигрывают. Клиентов обычной механистической бюрократии обычно утешает хотя бы то, что правила устанавливаются им во благо (они якобы призваны стимулировать эффективное производство). В то же время дополнительные правила бюрократий, по словам М. Крозье, никоим образом не способствуют эффективности; они призваны защищать рабочих. Как мы вскоре увидим, подобно всем правилам, они препятствуют как осуществлению инноваций, так и своевременной адаптации к изменениям внешней среды. Если рабочие организованно борются с насаждаемыми сверху инструкциями, это практически элиминирует возможность перемен. Законодательная демократизация втягивает клиента в войну между рабочими и менеджментом. Большая часть Энергии организации уходит на разрешение внутренних конфликтов, и сил для направленной на благо клиентов деятельности не остается.

Удручающий вывод состоит в том, что механистическая бюрократия создает в операционном ядре множество человеческих проблем, очевидных решений которых не существует. Джоан Вудворд была права, утверждая, что в этих структурах существует непримиримый конфликт между технической и социальной системами. Что хорошо для производства – не всегда хорошо для человека. Фундаментальные перемены неизбежны, но они придут не через парадную дверь прямой конфронтации или законотворчества, а посредством изменения внешних и внутренних условий, на которые приходится реагировать организации.

Таким образом, только автоматизация технической системы, или повышение степени сложности и ускорение динамики развития внешней среды могут в какой-то мере смягчить социальные проблемы механистической бюрократии.

Как общество мы, конечно, можем выбрать иной путь: добиться снижения потребностей в дешевых продуктах и услугах массового производства. Как мы увидим в гл. 10, ремесленные организации, структурированные как профессиональные бюрократии, в некоторых случаях не уступают по производительности механистическим бюрократиям, добиваясь к тому же более высокого качества и сокращения социальных потерь. Вопрос в том, готовы ли мы платить такую цену: обновлять семейный фарфор каждое поколение, а не пластиковую посуду каждый год, шить на заказ одно «выходное» платье, а не покупать ежемесячно готовую одежду, менять автомобиль «Ferrari» каждые двадцать лет, а не «Ford» каждые два года. Конечно, если разорвать порочный круг механистической бюрократии не удастся, если условия труда в ней станут невыносимыми, то у нас не будет другого выхода. Возможно, что система и вовсе перестанет обслуживать человека, вопреки ему самому.