Глава 35. – Акума, девочка моя, иди сюда
– Акума, девочка моя, иди сюда. – Ее голос никогда не был таким нежным и добрым. Она никогда так не обращалась ко мне... – Вода такая теплая... Ты же говорила мне, что хотела бы поплавать в этом озере? И посмотри, как все вокруг прекрасно – внимательно посмотри, девочка моя... – Да, мама. Звезды такие красивые отсюда – как маленькие светлячки, – я улыбнулась. Мне было так хорошо, как никогда в жизни. Я дышала полной грудью, впитывая в себя мир, открывшийся мне... Я смело вошла в черную гладь озера, вошла по дороге, проложенной светом луны. Как же это прекрасно... Я шла к ней, а она тянула ко мне руки и улыбалась. Она никогда не улыбалась мне раньше. – Ты злишься на меня за то, что я не надела повязку на глаза, мама? – Нет, что ты, Акума. Тебе больше не понадобится повязка... Никогда больше. – Правда?! – Правда, Акума. Я... освобождаю тебя. – Что?.. Руки, обнимавшие меня, стали будто стальные и потащили вниз, в воду. Я закричала.
***
Дверь в комнату с грохотом распахнулась, и в нее вбежал Эрик. – Сандра!.. – Все в порядке, просто плохой сон, ничего страшного! – широко улыбнувшись, воскликнула Сандра. И ведь действительно, хоть вообще не спи... – Тебе часто стали сниться кошмары, – серьезно проговорил Эрик, сев на край кровати. – Да нет, не часто. Просто я переутомилась. Все эти битвы, стрессы, погони – слишком насыщенная жизнь получается, – все так же улыбаясь, отмахнулась женщина. – Куда важнее – то, что снится тебе. – Мы уже это обсуждали, – раздраженно ответил Эрик, вставая. – Я не собираюсь ни о чем рассказывать. Забудь об этом. – Но я хочу помочь тебе, – какой по счету раз она произносит эту фразу? Сотый? Тысячный? – Мне не нужна твоя помощь. Эрик сам во всем разберется. Между ними повисла тишина. Сандра понимала, что он до сих пор злится из–за того, что произошло в конце пути в Руан. Но это уже слишком... – Эрик, кажется, обещал мне, что не будет говорить о себе в третьем лице, – тихо сказала Сандра. – Эрик говорит о себе так, как захочет. – Отлично! Тогда Эрик может оставаться один, сколько захочет! – женщина схватила стоящую у кровати трость и решительно двинулась из комнаты. Комната, в которой Эрик расположил ее, находилась на первом этаже, что давало Сандре возможность выходить в маленький садик за домом. Сам дом был двухэтажным, комнат имел немного, но все они были просторными и большими. Сразу по приезду Сандра смогла оценить степень "заброшенности" – в доме лет двадцать никто не жил. Так что первое, что они сделали с этим «самодовольным социопатом» по приезду – устроили уборку. То есть, он убирал, а Сандра пыталась ему помочь и прервала свои попытки, только когда услышала фразу: "Если ты еще хоть что–нибудь возьмешь в руки, я привяжу тебя к стулу". На этом женщина сдалась. С момента приезда прошло три дня, и за эти три дня Эрик, кажется, решил показать Сандре весь спектр своих негативных эмоций. Он приходил в раздражение от любого неосторожного сказанного слова, ходил очень мрачным. В первый день он не обмолвился с ней не словом. Все это ее серьезно беспокоило. Разумеется, женщина понимала, что находиться в этом доме для него – сущая пытка. Средоточие его негативных детских воспоминаний находилось здесь, в этих стенах. «Но ведь я, черт возьми, ничего не смогу сделать, пока он мне хотя бы не намекнет на то, что здесь происходило!» – с досадой думала она, стуча тростью по паркету. На все попытки расспросить Эрика ответом ей было упрямое "Нет". Выйдя в сад, Сандра устало опустилась на скамейку возле большого раскидистого клена, ветви которого так разрослись, что пробили мансардное окно. Эрика откровенно злило, когда женщина пыталась передвигаться самостоятельно, но ей нужно было прийти в форму. Ходить было очень тяжело – она просто поверить не могла, что стала настолько слабой! – но с тростью она все–таки ходила. Ковыляла. Сандра чувствовала, что Эрик сейчас – словно натянутая струна, что он невероятно напряжен, и что, если бы не она, он наверняка бы разнес тут все к чертям. Но он сдерживает себя. Ради нее. – Сандра?.. – он ходит так неслышно, будто кошка. – Не говори ничего. Я все понимаю. Это я во всем виновата, я втянула тебя во все это. Если бы не я, тебе бы не пришлось сюда возвращаться... – Не вини себя, – эти слова звучали неуверенно. Сандра знала, что в мыслях он уже не раз обвинил ее, и в этом нет ничего странного. Женщина взяла руку Эрика в свою, отчего он как-то вздрогнул. – Не стоит долго сидеть на холоде – ты можешь простудиться, – тихо сказал мужчина, сильно сжав ее руку, после чего взял Сандру на руки и отнес в дом. В последнее время он часто стал носить ее на руках. И Сандру это невероятно раздражало. Не совсем же она немощная, в конце концов? Отнеся Сандру в гостиную, он усадил ее у камина и уже собирался уйти по направлению второго этажа. За этот короткий срок женщина поняла, что, если он уходит на второй этаж – на котором ей, к слову, запрещено было находиться – то в этот день она его больше не увидит. – Эрик, пожалуйста, останься со мной, – тихо попросила Сандра. Он какое–то время медлил, но затем резко мотнул головой и занял соседнее кресло возле камина. – Спасибо, – женщина мягко улыбнулась и протянула ему руку. Он неуверенно взял ее в свою. Сандру преследовало чувство, что признание, которое он сделал, он сделал из чувства вины передо ней. Чувство, что она украла его у Кристины. Откуда ей знать, кого он любит на самом деле?.. Как же хотелось просто взять и открыто высказать все свои страхи и сомнения, получив на них честные ответы. Но с ним такое работает очень редко... – Скоро Рождество... Ты празднуешь Рождество, Эрик? – поинтересовалась она, чтобы как-то завязать разговор. – К чему мне тратить время на праздники рода человеческого? – с раздражением бросил он. – А мы с Джунко отмечаем европейские праздники. В них есть какое–то своеобразное очарование. Елка, все эти игрушки и гирлянды... – пытаясь разрядить обстановку, говорила Сандра. Эрик не ответил, устремив свой взгляд в пламя камина. В его золотых глазах отражались всполохи огня, и это было настолько прекрасно, что женщина невольно ахнула. – Я никогда не праздновал Рождество. Моя мать не любила находиться со мной рядом, потому все праздники рода человеческого прошли мимо меня, – спустя какое–то время ответил он. – Ты не расскажешь мне о ней? Эрик резко выдернул свою руку из ее и поднялся. – Сколько раз я должен повторить тебе, чтобы ты поняла? Я не собираюсь ничего рассказывать о ней! Оставь меня, наконец, в покое! – его голос был подобен грому, и Сандра непроизвольно вздрогнула. – Прошу тебя, Эрик, я всего лишь пытаюсь помочь! – Чем ты мне поможешь? Она ненавидела меня, и каждый день моей жизни желала мне смерти! И я ненавидел ее! – в бешенстве выкрикнул он, – В чем моя вина? В том, что однажды здоровая, красивая женщина родила на свет кошмарного урода?! Мне было одиннадцать, когда я сбежал из дома, и лучшее, что она сделала в моей жизни – она не стала меня искать, за это я ей благодарен! Я освободил ее от себя! Больше я не хочу о ней говорить! – Эрик, она не могла тебя ненавидеть, ведь она – твоя мать! – в отчаянии выкрикнула Сандра, осознавая, какую бурю выпустила наружу. – Тем не менее, она меня ненавидела! Она бы с удовольствием позволила мне умереть! Тогда, я впервые вышел на улицу – было воскресное утро, она ушла на службу в церковь, мне ничто не мешало! И... она видела, что это я! Она прошла мимо, сказав, что не знает меня, пока они избивали меня! – его речь становилась все бессвязнее, я с трудом поспевала за его мыслью. – А это зеркало! Это зеркало в чулане! Мне было пять лет, когда она решила показать мне, каков я на вид! Я не мог поверить своим глазам, но – вот же я, в зеркале! Поначалу я думал, что это не я – это какой–то монстр там, за стеклом! Но нет, этот монстр – и есть я! Как я ненавидел ее! И как ненавидел себя за то, что я такой! Ведь все было бы по–другому, будь я обычным человеком! А потом... потом являешься ты, и говоришь, что тебе все равно, и не шарахаешься от меня с криками ужаса! – его ярость, что он так долго сдерживал, изливалась мощным потоком, он носился по комнате, размахивая руками и, подбежав ко мне, вцепился мне в руки и встряхнул, – Ты, ты – почему? Почему Кристина не смогла увидеть того, что видишь ты?! Из–за твоих глаз? Другой взгляд на мир? Ты смотришь на меня без тени страха, ты любишь меня – меня, живого трупа! Неужели ты, смотря на меня, не видишь этого уродства?! Не видишь живого трупа?! – Смотря на тебя, я вижу любимого человека! – выкрикнула Сандра. Эрик замолчал, издав странный звук, будто задохнувшись словами. Он молча опустился на колени перед женщиной, продолжая держать ее за руки... И он заплакал. Уткнувшись лицом ей в колени, он обнял Сандру за талию, сотрясаемый рыданиями. – Эрик, любимый, я прошу тебя, не плачь. Я не знаю, почему, но мне все равно, какой ты, потому что я люблю тебя таким, какой ты есть. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через такое – я знаю, каково это, когда тебя ненавидит самый близкий на свете человек. Но ведь сейчас – сейчас рядом нет ни твоей матери, ни моей... Сейчас здесь только мы, мы... вдвоем... – Сандра почувствовала, как слезы стекают по ее щекам, и голос ее дрожал от этих слез. – Прошу тебя, посмотри на меня. Эрик поднял голову и посмотрел на нее. Маска скосилась набок, и Сандра одним уверенным движением сняла ее, не позволив ему противиться. – Она не нужна тебе при мне. Мне все равно, какой ты снаружи, я люблю тебя – тебя самого, такого, какой ты на самом деле. Эрик, я люблю тебя, – тихо и уверенно проговорила женщина, проведя рукой по его щеке. Он задержал эту руку и поцеловал, как тогда, в центр ладони... – Я тоже... люблю тебя... Сандра, – глухим от слез голосом сказал он. Женщина потянулась к нему и обняла. Он все еще вздрагивал от слез и прижимался к ней, будто в поисках защиты, словно... ребенок. Одинокий, никем не любимый ребенок, которого мир перемолол через свои жестокие стальные шестерни и слепил из остатков озлобленного на всех – и на себя – человека. Сандра провела рукой по его лицу и прижалась своими губами к его. Эрик тут же сильнее сжал ее в своих объятиях, приникая к ней, и его поцелуй был таким нежным и трепетным... Она буквально растворялась в нем. Он поднял женщину на руки и отнес в ее комнату, не разрывая поцелуя. И он не ушел, он остался с ней – и это было прекрасно, так прекрасно, что в груди отчаянно щемило, и не было сил даже дышать, ее воздухом был он. Не призрак, не ангел и не гений... Эрик.
|