Сэйбер возразила с правотой в голосе. Но Киритцугу издевательски фыркнул.

Видишь, вот как, всё как ты сказала, Ири. Эта великая Героическая Душа думает, что поле боя лучше ада. Что за шутка! Неважно, в какой эпохе, поле боя есть самый настоящий ад. На поле битвы нет места надежде. Там правит лишь ледяное отчаянье и грех, называемый победой, который зиждется на боли побеждённых. Все те люди, что встречаются в бою, всем сердцем приняли зло и глупость действа названного «войной». До тех пор пока люди не раскаются, и не будут считать это зло самым настоящим табу, ад будет бесконечно повторяться в этом мире.

Сэйбер, которая знала лишь абсолютно жестокого, бессердечного Киритцугу впервые увидела его с другой стороны – человека, практически раздавленного бесконечной мукой и печалью. Его монолог можно было назвать стенаниями.

Однако люди не понимают этой истины, неважно как высоко поднимаются горы, созданные из трупов. Всё потому что эра отважных и бесстрашных героев всегда затмевает им глаза прекрасными героическими легендами. Из-за манящих деяний этих идиотов и их нежелания признать что убийство - зло само по себе, человеческая сущность оставалась на том же месте со времён Каменного Века!

Кто был целью гнева, который наполнял его глаза – это и так уже было ясно и незачем было это проверять.

С самого того дня, когда пламя войны охватило земли Фуюки, Киритцугу смотрел на сияющие фигуры Героических Душ, гордящихся своей отвагой и прямотой, с неудержимым гневом в своей душе.

Те, кто оставили после себя такой героизм, и те, кто желали подобного героизма; гнев был направлен на них, и его нигде нельзя было выпустить… это был гнев, направленный на сам феномен «Героических Душ», который был создан людскими мольбами.

Значит, Киритцугу… твоё неприятие Сэйбер… возникло из-за того, что ты злишься на Героев?

Как такое возможно? Я никогда не вмешивал в это личные чувства. Мне нужно выиграть, заполучить Грааль и спасти мир. Я лишь использую более подходящий метод в процессе достижения своей цели.

Если бы он сражался, как планировалось, он бы не брал Солу в заложники, а убил бы её немедленно. Тогда Лансер, лишённый снабжения магической энергией, просто бы исчез. Однако Киритцугу придерживался стратегии, которая полностью пресекала возможность того, что Слуга, потеряв своего Мастера, заключит контракт с кем-то ещё и вернется на поле боя. Исходя из результатов боя против Кастера, он предположил что Кайнет, находясь под защитой церкви Фуюки, может обрести Командные Заклинания. Поэтому он приготовил эту изощренную и запутанную ловушку.

Положиться на Командные Заклинания вражеского Мастера ради того чтобы уничтожить Слугу, и затем убить Мастера – полное устранение всех препятствий… на тот момент, ему требовалось чтобы Сэйбер не победила Лансера, но отвлекла его внимание, пока Киритцугу убеждая Кайнета, проводил обманный манёвр.

И мир, и человеческая природа – неизменны, невозможно предотвратить все сражения. Выходит что убийство - есть необходимое зло, и если так оно и есть, то лучше покончить с ними самым эффективным, простым и быстрым способом. Если хочешь сказать что это грязно или мерзко, то - пожалуйста. Справедливость не может спасти мир. Поэтому она меня не интересует.

- …

Сэйбер вспомнила последний исчезающий взгляд Лансера, полный гнева. Затем посмотрела на останки мужчины и женщины, что лежали в луже крови, на муки застывшие на их лицах и заговорила.

- Даже если так, ты…

Только она решила сказать, что думает, она внезапно поняла, что её голос был тише и спокойней, чем она ожидала. Она поняла, что эмоцией, которую она испытывала в отношении Эмии Киритцугу, уже был не гнев. Теперь это можно было назвать подобием жалости.

Именно так; возможно, этого человека действительно следует пожалеть.

Возможно, не этому миру нужно спасение, а ему самому?

Эмия Киритцугу, я не знаю, что за предательство ты пережил в прошлом и почему ты в таком отчаянье. Но этот гнев, эти стенания, несомненно, присущи людям, которые преследуют справедливость. Киритцугу, в детстве ты, наверное, хотел стать защитником справедливости. Ты, должно быть, верил в неё и хотел стать героем, который спасёт мир больше, чем кто-либо другой – не так ли?

До этого, эмоциями, которые Киритцугу демонстрировал по отношению к Сэйбер, были лишь полное непринятие и холодное презрение. Но сейчас Киритцугу, услышав тихий вопрос Сэйбер, посмотрел на неё, впервые продемонстрировав что-то иное.