В себе самом.
Противоположным по значению понятию « абсолютное» является понятие « относительное», то есть – условное. Абсолютная мудрость не имеет градаций. Она есть всегда, всюду, в своей полноте, без изъятий, различий и степеней. Немудрость же имеет свои градации, различения. Возможно деление людей, у которых отсутствует мудрость на два вида (деление надвое, иначе – дихотомия ): сознающие свою немудрость, это – философы, (уместно вспом- нить Сократа, с его высказыванием: «Я знаю, что ничего не знаю»); не сознающие свою немудрость (незнание, неведение) это – невежды [ 1. С. 61]. Рассмотрев три смысловых контекста софии, и дихотомическое де- ление немудрости, выделим пять фигур и пять типов различного от- ношения к мудрости. 1 – Бог, Божество, божественное. Божественная, то есть – абсо- Лютная мудрость. Мудрец. Практическая мудрость, служащая достижению об- щезначимой объективной, цели. Цель мудреца – благо полиса и благо Всех граждан. Софист. Практическая мудрость как техника дискурса, направ- Ленная на достижение субъективных целей, выгоды. Философ. Умозрительно, теоретически ищущий, взыскующий Абсолютной Божественной мудрости, основывающий на стремлении к Ней свой образ жизни. Невежда. Полное отсутствие мудрости, точнее, безразличие к ней. Мудрец, Софист, Философ, Невежда обнаруживают разные степени И модусы теоретической (умозрительной, интеллектуальной) и практи- Ческой активности; нередко встречаются взаимопереплетения этих чи- Стых типологических персонификаций. Причём только Божество и Невежда (их умозрительная активность нулевая) – лишены философского начала. Мудрецу, Софисту, Филосо- фу – философское начало присуще в разной степени. Отсюда несамодо- Статочность тех, кому свойственно философствовать, их особый статус в Интеллектуально-духовном мире. Серединная позиция между Божеством и Невеждой превращает фи- лософствующего (мудреца, софиста, философа) в ироника и / или тра- Гического героя. Ироничность и трагичность существуют и как внутренняя само- определённость, и как восприятие философа и философствующего дру- Гими людьми. Активность философа античности проявляется как выбор взаимо- Связанных между собой образа жизни и образа мысли. Осознание этой двоякости (серединности) осложняет ситуацию [1. С. 84–88]. Именно «в чистоте своей серединности» философ более уязвим, и так легко иронизировать Аристофану по поводу Сократа в «Облаках» (даже Не путая его с софистами в своей философской беспечности, просто так Было точнее), и Платону в своих диалогах. Ироник знает о своей немуд- Рости (об отсутствии подлинной, полной мудрости). Он не находит себе Места ни в кругу невежд, ни среди мудрецов, все знающих и все ведаю- Щих, каковых по-сути, среди смертных нет. Ирония чревата трагично- стью. Философ неприкаян и бесприютен как Эрос, и как Сократ [1. С. 62]. Превратности судьбы философа или философствующего связаны с особой двойственностью его положения, которое вызывает: ироничность окружающих, порой самоиронию, (как у Сократа); Или же трагичность, состоящую в невозможности и одновременно в неодолимом желании и стремлении: достичь недосягаемого – абсолют- Ной мудрости. Превратности судьбы самой философии обнаруживаются в ином. Утрата присущей ей двоичности или многозначности – мерт- вит её. Чтобы прояснить положение (о так называемых превратностях судьбы Самой философии) резюмируем этимологические изыскания. Для осмысления темы Софии в философии особенно важными явля- ются понятия (имеющие также не одно значение) – «логос» и «рацио». Уже в пределах античности в латинском – «рацио» идёт угасание, выхо- лащивание и забвение некоторых смыслов греческого – «логоса», хотя исходно – латинское – «рацио» является своеобразной калькой греческо- го – «логоса». Рацио тяготеет к схеме, о-предел-еванию и определению понятий. Гипертрофия начинаний Сократа, его метода, позднее найдут воплоще- Ние и завершение в оформлении логики, математики, опирающемся на Них естествознании. Логос, тяготеющий к духовной неисчерпаемости, к символу, про-
|