АНТИСФЕН — АРИСТИППУ

Не к лицу истинному философу жить у тиранов и принимать участие в пресловутых сицилийских пирах¹. Он должен оставаться на родине и довольствоваться тем, что имеет. Ты же полагаешь, что разумный че­ловек должен уметь сколотить состояние и приобрести друзей среди самых влиятельных лиц. Но богатство не относится к числу необходимых вещей, а если бы оно и было необходимым, то, добытое таким путем, оно отнюдь не является благом. Что же касается дру­зей, то этот сброд невежд и тиранов никогда не может стать друзьями. Поэтому я посоветовал бы тебе поки­нуть Сиракузы и Сицилию.

Если же ты, как утверждают люди, пристрастился к наслаждениям и привязан к тому, что философам

 

не приличествует, тогда отправляйся-ка в Антики-ру2 — _{там те}бе поможет отвар из чемерицы. Он го­раздо полезнее вина, которым тебя поит Дионисий. Вино ведет к безумию, а чемерица излечивает его. Насколько здоровье и благоразумие отличаются от бо­лезни и глупости, настолько и ты станешь лучше по сравнению с тем, каков ты сейчас. Будь здоров.

СИМОН — АРИСТИППУ³

Я слышал, что потешаешься над нашей философией в обществе Дионисия. Не отрицаю — я сапожник. Та­ково мое ремесло, но, если нужно, охотно соглашусь нарезать ремни для вразумления глупцов, которые к тому же еще полагают, что живут в роскоши согласно учению Сократа. Антисфен вас еще накажет за все ваши дурацкие шутки, ведь в своих письмах к нему ты высмеиваешь мои занятия. Но, божественный ра­зум, хватит мне смеяться над тобой. Помни всегда о голоде и жажде, ибо они много значат для тех, кто стремится к мудрости.

ПИСЬМА КИНИКОВ

ДИОГЕН 1

ЖИТЕЛЯМ СИНОПЫ

Вы приговорили меня к изгнанию, а я вас — ос­таваться дома¹. Вы будете жить в Синопе, а я — в Афинах, вы — вместе с торгашами, а я — с освобо­дителями Эллады от персов, вы будете иметь дело с гениохами и ахейцами², ненавистным для всех греков родом людей, а я — с дельфийцами и элейцами, с 2 которыми и боги общаются. О, если бы это решение вы приняли не только теперь, а еще раньше, при жизни моего отца Гикета. Сейчас же я опасаюсь только одного, — чтобы из-за моей родины не пере­стали верить в мою скромность. Ваш приговор о моем

изгнании говорит только в мою пользу: он, как я думаю, заставит в меня поверить больше, чем что-либо другое. Насколько лучше услышать от вас брань, чем похвалу! Я боюсь, что дурная слава моей родины повредит мне, об остальном я не забочусь. Лучше жить, где придется, чем с людьми, которые со мной так поступили.

АНТИСФЕНУ

Я шел из Пирея в город, когда навстречу мне по­пались какие-то спесивые сопляки, возвращавшиеся с пирушки. Когда я оказался рядом с ними, кто-то ска­зал: «Пошли прочь от этой собаки!» Услыхав эти сло­ва, я заметил: «Не робейте! Эта собака не жрет свеклы»³. После моих слов они перестали бесноваться, сорвали и выбросили венки, которые носили на голове и шее, оправили на себе плащи и уже молча сопро­вождали меня до самого города, прислушиваясь к ре­чам, которые я вел сам с собой.

ГИППАРХИИ

Я восхищен, женщина, твоей страстью к филосо­фии и тем, что ты примкнула к нашей школе, суро­вость которой даже многих мужчин отпугнула. Постарайся же и конец сделать достойным начала. Я уверен, что так оно и будет, если не отстанешь от своего супруга Кратета и нам, учителям философии, будешь почаще писать. Ведь и письма могут принести много пользы — не меньше, чем личные беседы.

АНТИПАТРУ⁴

Не брани меня за то, что я не принял твоего при­глашения и не поехал в Македонию и соль в Афинах предпочел твоим пирам. Я это сделал вовсе не из вы­сокомерия и не из стремления прославиться, которыми

руководились бы другие, желая таким образом проде­монстрировать величие своего духа, раз уж они могут противоречить царям. Нет, дело в том, что соль в Афи­нах мне дороже пиров в Македонии. Я отказался из желания сохранить свое имущество, а вовсе не из гор­дыни. Извини уж меня. Был бы я бараном, ты бы меня простил, если бы я тебе не повиновался: у царя и баранов разная пища. Поэтому, милый ты мой, по­зволь каждому жить, как он хочет. Вот это действи­тельно по-царски.

ПЕРДИККЕ⁵

Если ты уж начал вести войну с человеческими заблуждениями, которые, как я думаю, очень серьез­ные враги и приносят тебе больше вреда, чем фра­кийцы и пэоны⁶, то, собираясь подчинить себе человеческие страсти, посылай за мной. Я-то умею с ними воевать как рядовой и как полководец. Если же тебя еще соблазняют суетные заботы, а об этой войне ты и не думаешь, тогда оставь меня сидеть в Афинах и приглашай лучше воинов Александра, с помощью которых он покорил иллирийцев и скифов.

КРАТЕТУ

Когда ты направился в Фивы, я покинул Пирей. Было около полудня, и меня стала томить страшная жажда. Тогда я поспешил к Панопову источнику. Пока я доставал из котомки кружку, подбежал какой-то бат­рак из работавших неподалеку в поле, сложил ладони ковшиком и стал черпать и пить из источника воду пригоршнями. Мне показалось это разумнее, чем пить воду из кружки, и я без опасений воспользовался при­мером этого прекрасного наставника⁷.! Итак, я выбросил свою кружку и, отыскав людей, отправлявшихся в Фивы, послал тебе письмо об этой мудрой выдумке, желая поделиться с тобой всем, что служит добру. Вот и ты всегда ходи на рынок, где проводят время множество людей, и у нас появится

возможность узнать от других еще много полезного. Как могущественна природа, которой мы, служа спасе­нию людей, снова возвращаем ее значение, хотя люди, исходя из своих ложных убеждений, выбрасывают ее вон из жизни.

ГИКЕТУ⁸

Не огорчайся, отец, из-за того, что меня называют собакой и я ношу на плечах сдвоенный плащ и ко­томку, а в руках держу посох. Не стоит из-за этого расстраиваться, нужно скорее радоваться, что твой сын довольствуется малым и свободен от заблуждений, ко­торым служат все г— как эллины, так и варвары. Ведь имя, за исключением того случая, когда оно срослось с самими вещами, является своего рода символом че­го-то общеизвестного. Меня называют небесной соба­кой⁹, а не земной, потому что, живя не по ложным мнениям людей, а согласно природе, я похож на нее. Помимо того, я взваливаю груз добродетели на свои плечи, а не на плечи другого.

ί А такую одежду, как я, носил, по свидетельству Гомера, и Одиссей, мудрейший из эллинов, когда по велению Афины возвращался домой из-под Илиона. Эта одежда так прекрасна, что нужно признать: она изобретена не людьми, а богами:

Плечи оделись тряпицей — в лохмотье разорванным, старым Рубищем грязным, совсем почерневшим от смрадного дыма; Сверх же одежды оленья широкая кожа повисла, Голая, вовсе без шерсти; дав посох ему и котомку, Всю в заплатах, висящую вместо ремня на веревке...¹⁰

Поэтому будь спокоен, отец. И имя, которым назы­вают меня, и одежда, которую я ношу, — все от богов, а платье — даже изобретение богини.

ЕВГНЕСИЮ

Я пришел из Мегар в Коринф. Миновав агору, оказался у какой-то школы для мальчиков. Услыхав, как они плохо декламируют стихи, спросил, кто их

учитель. Они ответили: «Дионисий, тиран сиракуз-ский». Тогда я решил, что они надо мной подшучи­вают и сказали неправду. Подойдя к скамье, я сел и стал ждать — говорили, что он пошел на рынок. Спустя немного времени Дионисий возвратился. Я встал и обратился к нему: «Как плохо, Дионисий, 2 что ты учишь». А он, решив, что я сожалею об утраченной им власти и образе жизни, который он вел, будучи тираном, сказал: «Ты прав, сострадая моей судьбе». Тогда я возмутился: «Это верно, что я сказал " плохо", но опечален я вовсе не тем, что ты лишился власти тирана, а тем, что ты живешь те­перь свободно в Элладе и вышел невредимым из пе­ределки в Сицилии, хотя следовало ответить жизнью за все содеянное тобой зло как на суше, так и на море»¹¹.