История философии. ред. Мапельман В.М - 1997. Отношение к познанию и науке

Отношение к познанию и науке. Понимание философии

Процесс познания экзистенциалисты толкуют как созерцание. Это связано с тем, что они критикуют традиционное представление о познании как отноше­нии субъекта и объекта. Экзистенциалисты характеризуют такой метод познания как рационалистический и противопоставляют ему феномено­логический, который рассматривает познание как непосредст-

венное интуитивное постижение явлений. Поскольку бытие может быть постигнуто только через самое себя, познаваемое и познающее в их целостности должны совпадать.

Хайдеггер говорил, что не следует расчленять единое «бытие-в-мире» на субъект и объект, бытие - это не что-то внешнее и независимое от нашего сознания, а структура са­мого нашего сознания. В таком случае познание становится не раскрытием закономерности развития объекта, а иррацио­нальным созерцанием состояний собственной и чужой экзи­стенции. При таком понимании познания существенно меня­ется и содержание понятия истины, она оказывается онтологизированной, включенной в проблему бытия. Истина выступает как Откровение, в котором человек осознает себя, субъективное убеждение отождествляется с истиной: «следует искать не всеобщую истину, а истину для меня», «субъек­тивность есть истина», - говорил Кьеркегор. Подлинное зна­ние - это то, что знаю я один, - учил Ницше.

Как ни странно, для экзистенциалистов истина - это не гносеологическая категория, а категория нравственного анализа. Истина - не отношение мысли к действительности; сама дей­ствительность возникает для человека лишь там, где он стано­вится субъективно правдивым и открытым, как в отношении себя, так и в отношении других людей, с которыми он контак­тирует. Противоположностью истине является обманчивая видимость, под которой они разумеют мир молвы, слухов, сплетен, двусмысленности; путь к истине лежит через их уст­ранение.

По мнению экзистенциалистов, истину нужно связывать с экзистенциалистским опытом, а не с разумом человека. Они поставили цель предохранить его от «интеллектуального запу­тывания», защитить человека от софистики логических спеку­ляций. Экзистенциализм считает рассудок непригодным инст­рументом исследования для истины и полагает, что процесс познания имеет ценность лишь тогда, когда познание рассмат­ривается как естественный образ действий личности и сводит­ся к непосредственному постижению целей человеческого действия.

Экзистенциалисты принижают познавательное значение логических форм и категорий и выдвигают основными источни­ками знания не чувственные данные, дающие образы внешнего мира, а такие негативные эмоции, как страх, отчаяние и т. д. Человек, по их мнению, не мыслит абстрактно, системно.

Экзистенциалистское мышление предполагает непременно физически-духовного человека целиком, со всеми его чувствами, желаниями, опасениями, надеждами и заботами - только тогда человеку открывается истина. А мышлению сопутствует безнадежная неразрешимость противоречий.

Сартр считал, что природа не поддается познанию, а пости­гается лишь условно, она отдана на откуп «позитивистскому разуму» естественных наук, который лишь внешне упорядочи­вает иррациональный хаос природных явлений. Ясперс назы­вал окружающие предметы таинственными знаками, «шифром», ключ к прочтению которого находится в экзистен­ции, а не в мышлении. Но «существование» непознаваемо, иррационально, философское мышление направлено на тайну. «Философия требует иного мышления, мышления, которое в знании обнаруживает меня, меня побуждает, ведет ко мне са­мому, изменяет меня».1

H.A. Бердяев и К. Ясперс считали, что внутренний мир не­постижим с помощью средств научного исследования, он от­крывается только философии. Ясперс ставил философию выше науки, так как она является осмыслением экзистенции; всякая попытка сведения философии к знанию о предметах ведет к исключению из философии собственно философского содер­жания, т. е. личностно-мировоззренческой проблематики. С точки зрения Ясперса, и философия, и человеческая сущ­ность - это пребывание в пути. Как философия незавершаема и неисчерпаема, так и человеческая сущность всегда в станов­лении. Ясперс не приемлет такого понимания философских вопросов, которые толкуются как решенные для всех и навсегда.

Философия, как осмысление собственного бытия, не может быть получена извне или заимствована у других. Философст­вование обязательно для человека, если он хочет быть челове­ком, так как философствование при всех обстоятельствах есть борьба за собственную внутреннюю независимость. Философ возвышается над повседневностью социального мира, отказы­вается от многих каждодневных потребностей, ведет аскетиче­ский образ жизни, не принимает участия в государственной деятельности, в политике, властвует над своими мыслями. По Ясперсу, сущность философии - поиск истины; философия всегда есть процесс, задача которого - найти индивидуальность, по­стичь смысл жизни индивида; философия и бытие неразделимы.

1 К. Jaspers. Existenzphilosophta Berlin, 1964, s. 10.

Философствование, как переживание человеком собствен­ной жизни, не застраховано от ошибок, поэтому оно всегда носит критический характер. Ясперсу чужда общезначимая, тоталитарная философия. Претензия на общезначимость -привилегия научной, а не философской истины, если же фи­лософия не ищет истину, она утрачивает самое себя.

Наука и философия как определенные формы сознания противопо­ложны, взаимоисключают друг друга. Наука, по мнению экзи­стенциалистов, абстрагируется от индивидуальности жизни и от способа переживания ее, она ищет всеобщее. Объекты нау­ки познаваемы, хотя никогда фактически не бывают познан­ными до конца. Философия же находится вне познания. Она представляет собой расшифровку мира, экзистенции и трансценденции путем переживания, а не познания.

Отличие науки от философии состоит в том, что наука учит нас ориентироваться в мире, а философия обучает коммуни­кации, дает возможность разобраться в пограничных ситуаци­ях. В философии невозможно отделить человека от философ­ского мышления, а в науке исследователь и содержание познания отделены друг от друга. Наконец, научное познание прогрессирует, говорит Ясперс, а в философии прогресс не имеет места; философия иррациональна, а наука - сфера ра­ционального.

Хайдеггер разграничивал науку и философию, он считал, что дело науки - объяснять ту или иную сферу сущего, давать тех­нические и прикладные знания, а философия не имеет к это­му отношения, она не имеет никакого предмета, она -«вопрошающее» мышление, ориентирующее нас в сфере бы­тия. Научное и философское мышление - это разные «стили» мышления. Научное мышление - это не мышление как тако­вое, а только форма использования последнего. Хайдеггер не скрывает своего негативного отношения к действительности, характеризуемой как «индустриальное и управляемое общест­во», как век «науки и техники», которая становится единст­венной силой, определяющей способы раскрытия мира. Он огорчен тем, что все области бытия, все элементы культуры, искусство, политика, религия - как бы изнутри завоеваны нау­кой и техникой. Человек испытывает страдания из-за того, что общество становится научно-техническим, поскольку это ве­дет к появлению «массового общества» и «массового челове­ка». В машинизированном будущем, полагал философ, где техника будет доведена до совершенства, исчезнут свобода и индивидуальность.

Ясперс заявлял, что отличительной чертой нашей эпохи яв­ляется стремление в целях самоуспокоения уйти от осмысле­ния опасности, что только еще сильнее усугубляет эту опас­ность. Безграничное доверие к науке приводит к губительным последствиям. Человечество должно знать об угрозе тоталь­ного уничтожения созданной атомной бомбой, ибо только это знание может предотвратить катастрофу. Работа Ясперса 50-х годов «Атомная война и будущее человечества» принесла ему большую известность. В ней он заявил, что человечеству угро­жает как смерть от атомной бомбы, так и утрата свободы. Н.А. Бердяев также сознавал, что бесконтрольный научно-технический и материальный прогресс ведет к нравственному упадку, кризису духовной культуры.

В толковании положения личности в обществе, испыты­вающем влияние такого феномена, как НТР, у экзистенциали­стов много верных наблюдений. Нельзя сбрасывать со счетов их гуманистического предостережения, обращенного к челове­ку и человечеству, о том, что нельзя не контролировать разви­тие науки и техники, нельзя не ставить в центр внимания по­требности человека, его духовно-нравственные цели и ценности.

Вместе с тем экзистенциализм поставил перед собой задачу тотальной критики сциентизма1, борьбы с научным миропо­ниманием, с объективностью познания. Для экзистенциали­стов наука - это нашествие, угрожающее миру. Ясперс гово­рил, что «научное познание частно, оно направлено на конкретные обстоятельства, а не на само бытие».2

Противопоставляя свою философию науке, утверждая, что наука не может быть философской, а философия научной, экзистенциалисты отрицают мировоззренческую и культурно-гуманитарную функцию науки. Они заявляют, что наука тео­ретически несостоятельна и практически ведет к разрушению первоначального «единства» человека и мира, а тем самым разрушает индивидуальную целостность, ведет к гибели лич­ности. Она превратилась в массовое производство, осуществ­ляемое на отдельным человеком, а санкционированными госу­дарством организациями, «институтами», господствующими

1 Сциентизм - (от лат. scienta - знание, наука). Переоценка роли науки, представление о ней как наивысшей культурной ценности и достаточном условии ориентации человека в мире. Идеалом сциентизма являются результаты и методы естественнонаучного познания.

2 К. Jaspers. Die Idee Uniwersitat. Berlin, 1946, s. 18.

над индивидами и не нуждающимися в личности. Коллектив­ность науки ведет к тому, что индивид теряет свое личное ме­сто в ней. Человек превращается в техника, подчиняющего всю свою деятельность технической стороне дела.

Экзистенциалисты говорят об «отчужденном» характере науки, так как сущность ее - в «принудительном» знании. А «принудительное» знание - это не «подлинное» знание, так как оно общо, совместно; они противопоставляют человече­ское существование безличному разуму науки. Здесь ярко вид­но, как искаженно экзистенциалисты понимают природу ис­тины и организацию науки. Они не хотят рассматривать науку как вид массовой деятельности и специфическую отрасль об­щественного труда.

Социальные взгляды экзистенциалистов

История, говорит Хайдеггер, есть то, что она значит для меня, неповторимого и обреченного на смерть индиви­дуума. Смысл истории открывается человеку в «решающее мгновение» жизни.

История не есть что-то связанное и целое, в ней нет пре­емственности, она бессмысленна. Как говорил испанский эк­зистенциалист Ортега-и-Гассет, в истории циклически повто­ряются периоды процветания и кризиса культуры. Ясперс же считал, что поскольку происхождение и цель истории заложе­ны в Божестве, то «история есть движение человека к свободе через воспитание веры», что исторические процессы представ­ляют собой реализацию возможностей придающих истории смысл, но этот смысл не имеет объективного выражения. Ис­тория есть только история человека и вопрос о смысле истории есть вопрос о смысле человека.

В подходе к общественным явлениям у экзистенциалистов четко выявляется специфический эмпиризм, подмена законов общественного развития непосредственным описанием прояв­лений индивидуального существования, так как исходной «клеточкой» общества является индивид. Сознание и поведе­ние индивида распадается на ряд однократных, не связанных друг с другом раздробленных актов.

Реальную диалектику общества Сартр увязывает с индиви­дуальным опытом человека, непосредственно переживающего ход исторического процесса. И хотя в «Критике диалектиче­ского разума» (1960) он уже рассматривает человеческую ре-

альность не как бытие-для-себя, сводящееся к самосознанию, а как живую практику индивида, говорит о фактичности как социальной материи, как социально-историческом бытии, -все же общество предстает у него как новый вариант робинзо­нады, поскольку общество - это деятельность изолированных индивидов. По его мнению, коллектив - это пассивное бытие человека, в нем индивид вынужден отказаться от авторства, свободы, самостоятельности, самовыражения. Свобода - толь­ко вне коллектива. Правда, он считал, что в группе ее член может осуществить свой проект, действуя не как «другой», а как он «сам». Характерный для экзистенциализма индивидуа­лизм приводит к тому, что даже организованное общественное действие Сартр рассматривает как действие совокупности ин­дивидов, внутренне остающихся разобщенными.

Сфера социального бытия описывается как сфера отчужде­ния свободы. Для экзистенциалистов общественные связи су­ществуют лишь там, где можно зарегистрировать непосредст­венную «встречу» индивидуальных сознаний, межличностные контакты, осуществляемые с помощью речи. Хайдеггер рас­сматривал общественные связи как «совместное бытие», где нет свободы. Ясперс говорил о «коммуникациях» как средстве преодоления одиночества, поскольку самосознание не сущест­вует без другого самосознания, ибо в обществе человек не­мыслим без других людей. Коммуникация, по разъяснению Ясперса, есть борьба за существование. Люди вступают в об­щение именно как одиночки. «Я не мог стать самим собою, не вступив в коммуникацию и не будучи одиноким. При всяком снятии одиночества коммуникацией вырастает новое одиноче­ство, без чего я перестал бы быть собою, как условием комму­никации. Я должен желать одиночества», 1 - писал Ясперс.

Итак, общественные отношения разделяют людей. Сартр толкует смысл бытия как конфликт. В своей работе «Бытие и ничто» он писал: «В то время, как я пытаюсь освободиться от хватки другого, другой стремится освободиться от моей; в то время, как я стремлюсь поработить другого, другой стремиться поработить меня... Последующее описание конкретного пове­дения должно поэтому рассматриваться в перспективе кон­фликта. Конфликт есть первоначальный смысл бытия для другого».2 Рассматривая сущность отношений между созна­ниями как конфликт, Сартр и любовь толкует как отношения

1 К. Jaspers. Philosophie. Bd. II, s. 61.

2 J.P. Sartre. l'? tre et le rien, p. 431.

между палачом и жертвой; а люди во всех своих взаимоотно­шениях обречены быть мучителями. Это антигуманистическая концепция, бьющая по самому же Сартру, назвавшему в одной из своих лекций экзистенциализм гуманизмом.

Сартр объяснял социальную борьбу, выводя ее из глубин самосознания, трактовал ее как конфликт самосознаний, ут­верждая тем самым вечность, универсальность антагонизмов. Кстати, социальные противоречия он объяснял недостатком предметов потребления, их «редкостью». Вечность антагониз­мов обусловлена тем, что индивид стремится к «подлинному существованию», а поскольку он не может жить без коммуни­каций, то совместная материальная и духовная деятельность людей обусловливает «неподлинное»- существование, посколь­ку каждый живет как другой, и это, по утверждению экзистен­циалистов, лишает личность выразительности. Повседневный, обычный способ существования по принципу «как все», по общепринятым нормам, лишает индивида личной инициати­вы, авторства, свободы.

Общество, государство, общественные организации, зако­ны, нравственные нормы характеризуются экзистенциалиста­ми как ограничения свободы. Так, К. Ясперс считал одним из недостатков государства стремление к тоталитарности, а при тоталитаризме субъекты неотличимы друг от друга. Экзистен­циалисты считают, что всякие общественные отношения по приро­де своей репрессивны, так как ущемляют свободу личности. Когда они критикуют эти организации, законы, ограничения, то их настроения неудовлетворенности находят отзвук в умах и сердцах недовольных и ждущих изменения в своем положении людей.

Экзистенциалисты критикуют также пассивно-созерцатель­ное отношение к жизни, призывают к активности, выступают против возлагания надежд на «исторический разум», «прог­ресс». Например, Сартр писал, что для человека, впавшего в апатию, мир становится стерильным, бескачественным. Муже­ство и стойкость участников движения Сопротивления во Франции в годы второй мировой войны он противопоставлял «трусливому разуму» пассивных людей. Человек несет тяжесть мира на своих плечах, он ответственен за мир и за самого се­бя, как определенный способ бытия. Такого рода формули­ровки способствовали мобилизации повстанческой деятельно­сти и наращиванию чувства ненависти против нацизма у участников Сопротивления.

Однако призыв к действию, хотя бы и без «надежды на ус­пех», превращается у экзистенциалистов в проповедь бунта, саботажа, доведения внутренних побуждений до экстаза. Они пропагандируют бунт без повода, как средство противоборства с обществом, средство протеста личности, но этот протест принимает анархическую форму. Апологетика бунта без пово­да - это логическое развитие иррационализма, характерного для экзистенциализма. Критика некоторыми представителями экзистенциализма недостатков в западном обществе привлека­ла к этому течению немало представителей интеллигенции, способствовала размаху движения «новых левых». Но за этой критикой не стояла какая-либо положительная программа, ибо неустроенность, тревога и трудности, полагают экзистен­циалисты, - это неизбежность, заложенная в самом существо­вании. Человек не может уйти от этого, не может избежать своего естества. Поэтому такая критика существующего поло­жения в обществе оправдывала лишь «внешний» бунт, право на всеобщее нигилистическое отрицание и выливалась в акти­визм, рожденный отчаянием.

Игнорирование общества, исторического развития привело экзистенциализм к выводу, что личное действие не может быть мотивировано ни социальным интересом, ни политиче­скими соображениями, поскольку социально-политическое для экзистенциалистов - это область «обстоятельств», а не внутренних побуждений, для них главное - это определить личное отношение к событию. Считая, например, что полити­ка как личный мотив всегда есть «грязное дело», экзистенциа­листы не могут решить вопрос о вине военных преступников, так как для них понятия социальной, политической и юриди­ческой вины не имеют смысла. Для них ответственность не имеет рационального критерия: если человек действовал «как все», если не было личного мотива, то это снимает ответст­венность с него, так как он пребывал в «неподлинном сущест­вовании». Такое существование представляет собой бегство от ответственности. В работе «Бытие и ничто» Сартр не отстаива­ет право на историческое осуждение фашизма, поскольку ис­тория, по его мнению, сама по себе абсурдна, и никто не мо­жет быть осужден от ее лица. Он говорит о личной расправе над приверженцами «нового порядка», поскольку они предали элементарные гуманистические убеждения, он говорит об их личной ответственности. В этом смысле человек, сотрудни­чающий с захватчиками, не имеет права на снисхождение. В

таком случае ответственность отождествляется со всеобщей виновностью, а тогда одинаковому наказанию подлежат про­тивники войны и ее зачинщики.

Экзистенциалисты считают, что наша эпоха - эпоха «господства массы». Ортега-и-Гассет именует ее эпохой «восстания масс». Эта масса, организованная в группы, ликви­дирует человека в человеке. Создается фикция равенства всех, говорят они, а люди лишь тогда уравниваются, когда никто не является самим собою. Все общественные институты, эконо­мические и социальные структуры рассматриваются экзистен­циалистами как никчемные. Ведь для них все, что не Я - это несвобода.

Абсолютизированная индивидуальная «свобода» ведет к аморализму, она служит теоретическим оправданием принци­пиальной беспринципности, хотя экзистенциалисты, поставив в центр своей философии человека, претенциозно заявляют об обновлении этических ценностей. Безграничный субъективизм в понимании свободы ведет к тому, что исчезает моральная мера свободы - ответственность перед обществом, есть лишь ответственность перед собой. Экзистенциалисты считают, что признание общих моральных норм означает вторжение в ин­тересы индивида, ограничение его свободы. Сартр утверждает, что индивид в своем решении творит моральные ценности так же, как художник создает свое произведение. Французские экзистенциалисты много говорят о «внутренней вере и ис­кренности» в поступках людей, но отрывают верность субъекта своим убеждениям от их объективного значения. Если человек совершил плохой поступок, но сделал это с чистыми побужде­ниями, искренно, то такой поступок перестает быть злом.

Проповедуя абстрактную свободу морального выбора и от­рицая объективный критерий поступков, экзистенциалисты тем самым возводят в принцип моральную неустойчивость. В тот момент, когда человек выбрал свою сущность, говорят они, он уже утратил свою свободу. Значит, надо вечно выби­рать и всегда быть готовым отказаться от того, что уже выбра­но, поэтому они видят мудрость жизни в быстрой смене убеж­дений, отношений, связей, в искусстве забвения; жить минутой и, исчерпав ее, переходить к другой, - таков их девиз. Чтобы сохранить свободу, они избегают ситуаций, которые налагают прочные и постоянные обязательства.

Отрицание причинности помогает экзистенциалистам субъективистски толковать моральные поступки. Католиче-

ский философ И. Фишль пишет, что пренебрежение нравст­венными нормами является кратчайшим путем к жестокостям и диктатуре. «Разве «экзистенциальному» тирану не позволяет­ся делать то, что он хочет, согласно своим «собственным про­ектам» и абсолютной свободе? Что могло бы ограничить его «абсолютную свободу?»1 - спрашивает он. Если же причины поведения людей следует искать в обстоятельствах, то тем са­мым снимается ответственность с человека за его действия, -говорят экзистенциалисты.

Такие утверждения искажают подлинную сущность дела. Поступки человека действительно обусловлены объективными условиями: принимая то или иное решение, он учитывает внешние условия, исходит из обстановки. Но, принимая ре­шение, он делает определенный выбор из нескольких возмож­ностей, и делает это, руководствуясь нравственными принци­пами, которые лежат в основе его убеждений. Следовательно, при выборе решения личность в определенных рамках свобод­на и поэтому несет ответственность перед обществом. Конеч­но, нравственные принципы личности могут совпадать или не совпадать с господствующей в обществе моралью, а поступки личности - совпадать или не совпадать с интересами общества. Таким образом, в области морали экзистенциалисты пропове­дуют моральный релятивизм.

Попытки реформировать экзистенциализм

Некоторые экзистенциалисты пред­принимают попытки реформировать экзистенциализм, освободиться от крайностей его иррационализма, - идеа­листически переосмыслить диалектику, включить в экзистенциализм естест­веннонаучную и социально-политиче­скую проблематику. Если К. Ясперс, например, в 30-х гг. писал, что философы существуют вне мира, то в 1967 г. в своей «Автобиографии» признал, что нет философии без политики, без политических выводов.

Итальянский представитель экзистенциализма Н. Аббаньяно поставил задачу «реформировать» экзистенциализм из «негативного» в «позитивный», преодолеть его субъективный характер, враждебность к науке, пессимизм и бесперспектив-

1 J. Fischl. Geshichte der Philosophie, Bd. И, 1954, s. 282.

ность, поднять у человека веру в будущее. В отличие от Сар­тра, который презрительно относился к позитивистскому уму естественников, Аббаньяно интересуется естественными нау­ками и публикует статьи по этой проблематике. Он ссылается на «принцип неопределенности» Гейзенберга, неэвклидову геометрию, но утверждает, что современная наука отбросила понятие необходимости и отвергла детерминизм. Аббаньяно утверждает, что мир без сознания - хаос, лишенный опреде­ленного смысла, что этот смысл в него вносит индивидуальное сознание. «Защита» объективной познавательной ценности науки идет с позиций субъективного идеализма, и потому кри­тика его остается декларативной. Аббаньяно не удалось соз­дать «положительной программы» экзистенциализма и как-то примирить его с наукой.

Немецкий экзистенциалист О.Ф. Больнов тоже пытался ре­формировать экзистенциализм. Больнов ставил своей целью научить человека смотреть на действительность «любящим взглядом», чувствовать себя в ней, как в родном доме. Стре­мясь освободить эту философию от настроения отчаяния, нигилизма и безысходности, Больнов создает «оптими­стический» вариант экзистенциализма. Это выявляется у него в отыскании «нового доверия к бытию» в человеке, в его «существовании». Это было связано с послевоенным подъемом экономики в Западной Германии, известным как «эконо­мическое чудо». Поэтому из экзистенциализма выбрасываются элементы критики существующего общества. Больнов кон­фликтные ситуации называет лишь частными случаями более общего понятия «положение». Вместо категорий «страха» и «заботы» выдвигаются категории «терпение», «уверенность», «спокойствие», «благодарность», «надежда», «счастье», «здо­ровье» и т. п.

Больнов утверждает, что не существует чистого экзистен­циализма. Там, где он долго существует как целое, он вырож­дается в нечто косное, абстрагированное от мира, вращается в самом себе. Это утверждение понадобилось для оправдания «обновления» экзистенциализма. Но в каком-то смысле его утверждение оправдалось, и прогноз оказался верным в том смысле, что экзистенциализм последних лет стал эклектич­ным. Были попытки соединения экзистенциализма с персона­лизмом, фрейдизмом и даже с марксизмом. Некоторые экзи­стенциалисты трактовали марксистскую философию как одну из форм экзистенциализма, основываясь на ранних произве-

дениях Маркса, например, на «Экономическо-философских рукописях», где Маркс говорит, что теория становится матери­альной силой, когда она овладевает массами. Это бывает то­гда, когда она смотрит в корень. Корнем же человека является сам человек. На этом основании они утверждали, что Маркс был экзистенциалистом.

Французские экзистенциалисты претендовали на владение «подлинным смыслом» исторического материализма Маркса, но Сартр высказывался за желательность «изменения» истори­ческого материализма в процессе «сближения его с экзистен­циализмом». Экзистенциалистов интересовала проблема диа­лектики общественно-исторического процесса. Марксистскую диалектику Сартр сводил к практике, растворив в ней теорию; диалектику по-экзистенциалистски применял к человеческому действию, признавая только два из основных законов мате­риалистической диалектики: закон отрицания отрицания и закон единства противоположностей. Теория отражения тол­ковалась им как чужеродный элемент в марксизме, он осуждал марксизм за «гносеологический вакуум». Сартр посвятил этому вопросу несколько разделов своей книги «Критика диалекти­ческого разума», а также свое выступление на дискуссии с французскими материалистами. По этому же вопросу высту­пал и экзистенциалист Ипполит. Материалы дискуссии были помещены в вышедшем во Франции сборнике «Марксизм и экзистенциализм».

Хайдеггер отдает должное Марксу, признается, что Маркс, познав отчуждение, вторгался тем самым в существенное из­мерение истории, поэтому марксистское воззрение на исто­рию превзошло прежние исторические концепции. Вместе с тем Хайдеггер дает свое толкование отчуждения, в котором мало что остается от понятия Маркса. Н.А. Бердяев также не обходил вниманием марксизм, признавал его влияние на свои взгляды, отмечал в самом себе «марксистскую закваску» и вел с марксизмом систематическую полемику. Он признавал ряд сильных сторон учения Маркса: «социальный реализм - ут­верждение огромного значения экономической стороны жиз­ни общества и борьбы классов, обнаружение болезней капита­листического строя, изобличение лжи идеалистически-гумани­стической культуры».1 Однако Бердяев обращал внимание на то, что в марксизме не подчеркивается приоритет личности,

1 Бердяев Н.А. Марксизм и религия. Варшава, 1929, с. 48.

человек в нем скрыт за социальными отношениями. Для Бер­дяева же как представителя экзистенциалистской и персоналистской философии личность всегда возвышалась над обществом.

Несмотря на некоторые модификации и попытки обновле­ния экзистенциализма, сущность его остается неизменной. Анализируя судьбу этого учения, следует отметить, что в 60-е годы влияние экзистенциализма, например, во Франции, ста­ло падать. Антропоцентризм и антисциентизм этой филосо­фии перестали удовлетворять потребности общества, и восхи­щение «философией существования» прошло. В моду вошла философия структурализма. Но в последние годы экзистен­циалистская философия несколько ожила. В Германии в 70 -80 гг., а также на международных философских конгрессах взгляды Хайдеггера и Ясперса были в центре внимания. Хай­деггер оказал огромное влияние на представителей философ­ской герменевтики1, в частности, на Гадамера.

Философия экзистенциализма модифицируется, ярко про­являет себя в литературе и искусстве. Она не утрачивает сво­его значения, поскольку задевает тончайшие струны человече­ской души, важнейшие общечеловеческие ценности.

Литература

Антипина АН. Немецкий экзистенциализм и религия. Л., 1990.

Габитов P.M. Человек и общество в немецком экзистен­циализме. М., 1972.

Гайденко П.П. Экзистенциализм и проблемы культуры. М., 1963.

Камю А. Бунтующий человек. М., 1990.

Проблема сознания в современной западной философии. М., 1989.

Кьеркегор С. Страх и трепет. М., 1993.

Мамардашвили М., Соловьев Э., Швырев В. Классика и современность. Две эпохи в развитии буржуазной философии. М., 1984.

Мудрагей Н.С. Рациональное и иррациональное. Истори-ко-теоретический очерк. М., 1985.

Современный экзистенциализм. М., 1966.

Соловьев Э.В. Экзистенциализм. М., 1974.

Сумерки богов. М., 1989.

1 Герменевтика (от ip. hermeneuo - разъяснение) - теория и практика ис­толкования текстов. В современной философии - течение, не только тол­кующее текст, но и вкладывающее в него собственную интерпретацию.

Приложение I. Философия и нравственные идеи Библии

Библия представляет собой свод книг, в которых содержат­ся исторические хроники, кодексы законов, ранние безымян­ные философские трактаты, нравоучительная, сатирическая и любовная литература, огромное количество мифов, сказаний, гимнов, песен, в которых мы находим описание обычаев, тра­диций народов, их культов и верований.

Нельзя не согласиться с венгерским исследователем Биб­лии Гече, назвавшим Библию «памятником древней культу­ры», «универсальной человеческой ценностью».1

Нас интересует Библия в качестве литературного докумен­та, в котором проявилась творческая мысль людей, направ­ленная на решение реальных проблем духовного развития че­ловечества на определенном этапе его истории. Секрет неувядаемости Библии кроется в ее поразительной способно­сти выразить человеческий поиск истины. Подобно другим памятникам культуры, Библия отразила жизнь общества, по­иск нравственных и религиозных идеалов.

Слово «Библия» с древнегреческого переводится как «книги» или «свитки». Она состоит из двух частей - Ветхого и Нового Заветов. В Ветхом Завете Библии рассказывается ис­тория еврейского народа, раскрываются основы религии иуда­изма. В Новом Завете Библии говорится о жизни и деятельно­сти Иисуса Христа и его учеников, излагаются основы христианского вероучения.

Ветхий Завет называют еще «еврейской Библией». Эта часть составляет приблизительно три четверти объема всей Библии. Это ее наиболее древняя часть. В Ветхий Завет входят Пятикнижие Моисеево, исторические книги и Писания. Историче­ские книги составляют Книги пророков. Все Книги Ветхого Завета также можно условно разделить на книги религиозного

1 Гече Г. Библейские истории. М., 1990, с. 7.

содержания и книги светского звучания. Среди последних та­кие, как Экклезиаст, Иов, Эсфирь, Руфь; Песнь Песней, Притчей Соломоновых. Следует отметить, что существует раз­ный подход к структуре Библии со стороны иудаизма и хри­стианства. Не все Книги Ветхого Завета они включают в свой канон, то есть в обязательный список книг, составляющий основу вероучения данной религии. У католиков и православ­ных также нет единства в этом вопросе. И они не включают ряд книг в свой канон. Что касается протестантов, то они счи­тают Ветхий Завет книгой, не имеющей никакого отношения к христианству, признавая лишь Новый Завет.

Новый Завет состоит из 27 канонических книг: четырех Евангелий (от Матфея, Марка, Луки, Иоанна), Книга Деяний апостольских, 21 Книги Посланий апостольских, Апокалипси­са (Откровения Иоанна Богослова).

Ветхий Завет был написан на древнееврейском языке (только некоторые фрагменты были написаны на арамейском). К началу нашей эры Ветхий Завет был переведен на греческий язык. Этот перевод стали называть переводом Семидесяти, или Септуагинтой, что по-латински означает семьдесят. По легенде, 72 переводчика - по 6 от каждого из 12 колен изра­ильских на острове Форос каждый в одиночку за 72 дня пере­вели текст Ветхого Завета. У всех якобы перевод совпал. В конце IV в. н. э. Библию перевели на латинский язык. Этот перевод был сделан Иеронимом Блаженным. Текст стали назы­вать Вульгатой («народным», «общедоступным»). Славянский перевод Библии был выполнен Кириллом и Мефодием в IX в. В наши дни Библия переведена практически на все языки мира.1

Верующие считают, что Библия создана самим Богом и пе­редана людям. Ученые относятся к Библии как к историче­скому документу, исследуют тексты Библии, пытаются найти истинных авторов этого прекрасного памятника человеческой мысли. Частично этот поиск увенчался успехом. Названы не­сколько авторов, среди них Ездра, Марк, Лука, апостол Павел. Но большинство создателей этого уникального документа че­ловеческой культуры неизвестно. Библия создавалась разными людьми на протяжении огромного исторического периода с XIII в. до н. э. по II в. н. э.

Говоря о философском содержании Библии, нельзя пред­ставлять себе Библию законченным философским произведе-

1 См.: Крывелев И.А. Библия: историко-критический анализ. М., 1985.

нием, в котором идеи выстроены, как в классических фило­софских трактатах. Совсем нет. Философские идеи разбросаны по всему тексту Библии в виде философской мозаики. Однако она дает ясное представление о том, как человек в те времена представлял мир, что он думал об обществе, о самом себе, ка­кие философские проблемы его мучили, какие нравственные вопросы волновали.