Тема 10. ЛИЧНОСТЬ

Кому принадлежит открытие личности? — Запрет на индивидуальность. — Значение человека в рамках гер­метической традиции. — Индивидность и индивиду­альность. — Многообразие определений понятия «лич­ность». — Психоанализ, экзистенциализм и персона­лизм о личности. — Личность ученого.

Кому принадлежит открытие личности? Придерживаясь убеж­дения в том, что уже в античности была осознана антропологи­ческая проблематика, человек провозглашался мерой всех вещей, мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией. Дело в том, что у древних греков не существовало понятия «личность». Они не мог­ли отделить автономную жизнедеятельность гражданина от зако­нов и установок полиса (античного города-государства). Сильна была и космологическая зависимость индивида от закономерно­стей и упорядоченности высшего уровня. В социокультурной мо­дели античного мировосприятия неумолимая судьба (рок) накла­дывала запрет на свободу человеческой воли. Свобода была возможна для отдельных индивидов в парадоксальной ситуации несвободы, т.е. они осознавали предписанное судьбой, осуществ­ляли это предписание, действуя в соответствии с ним как бы тяжело, нелепо или трагично оно ни было, и погибали, согласно фатуму.

Несмотря на то, что Сократа называют родоначальником фи­лософии человека на том основании, что он настаивал на исследо­вании «дел человеческих», мыслителя по большей мере интересо­вал не столько человек, сколько его мышление, т.е. те рефлексив­ные установки, которые необходимо осознать и распредметить на пути поиска истины. Столкновение мнений и противоположных суждений при анализе индивидуальных качеств и добродетелей, таких, как благо, справедливость, умеренность и т.д., — вот на что было.направлено острие сократической иронии.

Существует вывод, что на границе между космологической и антропологической мыслью стоит Гераклит; хотя он и рассуждает как натурфилософ и принадлежит к числу древних «фисиологов», он понимает, что проникнуть в тайну природы, не раскрыв тайну человека, невозможно. Изучение сущности человека связывают и с философией Аристотеля. В первой книге «Политики» Аристотель утверждает, что «человек по природе своей есть существо полити­ческое», «существо общественное». Это, продолжает Стагирит, ясно из следующего: природа одарила eгo речью, речь способна выра­жать то, что полезно и что вредно, то, что справедливо и что несправедливо. «Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства». Весьма верная и плодотворная по своему методологическому потенциалу идея Ари­стотеля об общественной сущности человека заставляет мыслить о человеке вообще, о его всеобщей родовой природе, но ни о поня­тии личности, ни о понятии индивидуальности в античности го­ворить не приходится.

Когда ведется речь о концепции человека в рамках филосо­фии стоиков, то основным её достоинством считается возмож­ность достижения полного равновесия человека и мироздания. Стоическая «невозмутимость и непоколебимость» столь устойчи­ва, что никакие внешние силы и катаклизмы не могут ее разру­шить. В рамках такой установки вопрос о личных, глубинных переживаниях, окрашенных красками своеобразного и индиви­дуального мировосприятия, теряет какие бы то ни было основа­ния. Полная гармония всего со всем, противоречивая в своей сути, абсолютная внутренняя независимость человека, соблюде­ние главного и обязательного условия — атараксии (невозмути­мости) — вот единственный идеал, который, согласно стоикам, требовал воплощения. Amor fati — «любовь к року», судьбе, управ­ляемой космосом, а не к себе освобождает от тщетных треволне­ний и страданий. Сила духа как раз и проявляется в понимании того, что выше судьбы нет ничего, и человек должен невозмути­мо, бесстрастно выполнять свою обязанность — жить. В этом со­стоит практическая мудрость, которая помогает освободиться от аффектов и призывает следовать природе, приобщаясь к бесстра­стной и идеальной разумности мирового целого. Идеал стоичес­кой, непоколебимой, бесстрастной личности уравнивает всех людей перед лицом рока.

Запрет на индивидуальность. В архаических культурах древно­сти имел место запрет на индивидуальную самобытность. Социо-культурные основания этого табу весьма любопытны. Исследова­тель культуры тропической Африки В.Иорданский, ссылаясь на этнографа Ж.Лафонтена, приводит следующие свидетельства. В Би-гусу (Африка) лиц, отмеченных печатью индивидуальности и не­обычности поведения, обвиняли в колдовстве. Дети росли с мыс­лью, что печать своеобразия опасна. Слишком большое отклоне­ние от норм обычного поведения навлекало подозрение, способст­вовало отчуждению человека и, в конечном счете, могло привести к его устранению. Запрет на индивидуальность действовал и в средневековье. Счи­талось, что теологические доктрины средневековья освободили че­ловечество от космологической зависимости, от предзнаменований, власти духов и демонов. Вместе с тем новая, еще более сильная за­висимость от Бога растворяла человеческую индивидуальность, по­зволяя ощутить себя лишь Божьей тварью или всего лишь искоркой Божьего духа. В средневековье не могло иметь места ни понятие лич­ности, ни понятие индивидуальности. Само творчество осуществля­лось как анонимный процесс, полностью оторванный от имен сред­невековых изобретателей, авторов, конструкторов. Ибо только Бог мог выступить великим искусником и творцом всего земного, и никто из людей не в праве был состязаться с ним в мастерстве. Ин­дивид был полностью поставлен в зависимость от Бога, его «утвер­ждение» могло происходить в форме отказа от себя, смирения и послушания. Христианство возвело бесплотность и немощность в ранг недостижимого идеала. Все плотское — греховно, дух же должен быть устремлен к божественной благодати, где перед лицом Господа все равны. Христианство породило не только концепцию бестелесной сущности человека, оно предложило и представление о без-именном или безымянном его существовании.

Но если уникальность, индивидуальность и своеобразие чело­веческой личности в средневековье игнорировались, то дебаты, посвященные принципу индивидуации занимали значительное место. Труд Фомы Аквинского под названием «Принцип индивидуации» поднимал следующие вопросы: все ли объективно сущее индиви­дуально? что понимать под принципом индивидуации? При каких условиях индивидуация осуществима? что нужно для завершения индивидуации? Б.Рассел совершенно справедливо замечал, что принцип индивидуации явился одной из важнейших проблем схо­ластической философии. Однако статус человека как индиви­дуальности и полноценной личности, соизмеримой в своих воз­можностях с божеством, был осознан лишь в эпоху Возрождения. Ренессансное мышление осознало значимость личности, индиви­дуальности, но это был уже XVI в.

Значение человека в рамках герметической традиции. Если рас­смотреть значение человека в рамках древнейшей герметической традиции (отнесенной к Древнеегипетской цивилизации 4—6 ты­сячелетия до н. э.) — первой тайной мудрости, то уже в первом высшем Аркане Таро можно получить довольно стройную доктри­ну, изобилующую интерпретациями. Первый Аркан позволяет оха­рактеризовать сущность индивидуальности с учетом ее активно­сти, через призму пары категорий: дух—материя. Человек духовно живет в мире идей, но он также является существом физическим, а следовательно, материальным и реализует себя в мире материальных форм. При нейтрализации бинера дух—материя получается трентал дух—энергия—материя. Двигаясь от идеи к предметам, воз­никает цепочка: идея—форма—предмет. Все эти образования также будут нести в себе печать индивидуальности.

В человеке различаются эти три основные компоненты: mens — дух; anima — душа; corpus — тело. Когда человек занят умствен­ным трудом, mens (дух) в нем действеннее. Когда в человеке преобладает жизнь страстей или работа чистого воображения, са­мое деятельное начало — anima (душа). Дух человека считается определяющим душу. Душа, взяв в физическом плане элементы, переданные генетически от родителей, сумела создать себе физи­ческое тело. Она поддерживает функции этого тела, исправляя повреждения своей физической оболочки.

Отражение трентала рок—проведение—воля человечества в от­дельном человеке, где рок олицетворяет собой прошлое, проведе­ние—настоящее, а воля устремлена в будущее, приобретает вид карма—совесть—воля человека. Совесть освещает путь, указывая, как нейтрализовать для настоящего момента дихотомию добро-зло. Воля человека определяет будущие события, но ограничена в выборе так называемой кармой. Карма понимается как общее отра­жение всех предыдущих инкарнаций души человека.

Возможны следующие комбинации:

1. Воля (читай будущее) вместе с совестью (настоящее) против кармы (прошлого). Результат — очищение кармы.

2. Воля вместе с кармой против совести. Результат — видимые удачи в жизни при наличии отягощения кармы.

3. Борьба воли (будущего) с кармой (прошлого) без участия со­вести (настоящего). Результат зависит от соотношения сил воли и кармы.

4. Воля против объединенных кармы и совести. Результат — не­удачи в жизни и отягощение кармы.

К подобным советам, рожденным в рамках эзотерической тра­диции, можно либо прислушиваться, либо нет, бесспорным фактом остается то, что проблема подлинно гуманных и этических деяний че­ловеческой личности была архиважной для философии древних.

Индивидность и индивидуальность. Различие понятий «индивид-ность» и «индивидуальность», на первый взгляд кажущееся несуще­ственным, принципиально. Если постановку проблемы индивидуаль­ности традиционно относят к эпохе Возрождения, где и возникло пол­ноценное представление о личности, то представление об индивидности (т.е. единичности и в этом смысле уникальности одушевленных или не­одушевленных предметов) пронизывает все культурные пласты.

Сопоставляя понятия «индивидуальность» и «индивидность», необходимо отметить присущие им отличия: если индивидность —это представление об одном, то индивидуальным является то, что не подчиняется канону, унифицирующей норме, требует отдельного, особого анализа. Идея индивидуальности «оплодотворяется» пафо­сом оригинальности и собственноименности. Реализация индивиду­альности — это всегда рождение нового и неповторимого. Для ин­дивидуальности характерен стиль существования, сопряженный с полноценным проявлением собственных деятельных способностей. В нем нет никакого обязывающего подчинения шаблону, должно­му; Я деятельно и значимо в качестве самого себя.

Сам факт отделения индивидности (единичного) от индивидуаль­ности (особенного) предполагает, что предикат индивидуальности не имеет всеобщего характера, иными словами, не всякий индивид — индивидуальность. Что же является критерием становления и обнару­жения индивидуальности? Важна ли сила, красота, волевой накал или какие-либо иные жизнеутверждающие ориентиры? А может быть, приоритетным окажется утонченность, одухотворенность, возвышен­ность, отвлеченность от мирского бремени? Ответ может быть найден только на шкале историко-цивилизационных измерений. Христианство возвело в ранг недостижимого идеала мучающегося и искупающего свои грехи верующего. Ренессанс воспевал гармонию духа и тела.

В западноевропейской истории долгое цивилизационное станов­ление идеи личности и индивидуальности, когда сами великие лич­ности были, а рефлексивно-методологических способов осознава-ния меры их уникальности не было, привело к тому, что эпоха Возрождения, а затем и Просвещения «открыла шлюзы», породив подлинный культ человека. Это было неслыханное возвеличивание личности, кардинальный пересмотр воззрений на сущность и пред­назначение человека, объявивший о его неисчерпаемых возможно­стях. Воспевался разум, который должен был обеспечивать цель­ность личности, гармоничность ее существования, оберегать ее от пороков. Личность же утверждала великие принципы свободомыс­лия. Стали возможны такие социокультурные модели личности, в которых существенными оказывались и этнические, и региональ­ные особенности. Исторически востребованными стали различения «Запада» и «Востока». Понятие «индивидуальность» как неповтори­мое своеобразие какого-либо человека прочно вошло в обиход, зна­менуя собой начало эпохи индивидуализма.

Бесспорным является то, что для индивидуальности невоз­можна потеря «самости», собственного Я, стержня, чувства иден­тичности и сращенности с собственными проявлениями. Индиви­дуальность не может быть отделена от самоосуществления задатков и творческих потенций личности. Индивидуальность — это не только автономное и независимое отдельное Я, это и самоценное, непо­вторимое творение природы, которое может удивить мир своими необычными и уникальными проявлениями. В этом смысле инди­
видуальность может быть понята как спонтанное и во многом про­
тиворечивое явление.

Современное понимание личности в постнеклассической картине мира неоднозначно. Оно сочетает в себе унифицирующие (усредняю­щие) и индивидуализирующие тенденции. Массовая культура и мас-совидное производство приводит человеческую личность к необходи­мости существования как некоего среднестатистического элемента. Вместе с тем трактовка человека как «кванта» эволюции весьма свое­образным образом сохраняет за ним неистребимое стремление к сво­боде и самовыражению, что составляет привилегию именно лично­сти и индивидуальности. О современном человеке говорят как о су­ществе, жаждущем нового, питающемся смыслами и информацией.

Многообразие определений понятия «личность». Когда разговор о человеке ведется среди обывателей, то, как правило, утверждается, что человеческая сущность — врожденное качество, личность — бла­гоприобретенное. Человеческую сущность нельзя потерять, переме­нить или повредить столь же легко, как личность. Личность можно изменить почти полностью, изменяя обстоятельства. Она может быть даже утрачена. В свою очередь, человеческая сущность является ба­зисом физического и умственного состояния человека.

Хрестоматийное определение понятия «личность» выделяет два его основных значения:

• Первое подчеркивает социальную значимость личности. Лич­ность есть человеческий индивид, активный, целеориентиро-ванный субъект отношений и сознательной деятельности. Это­му соответствует латинский термин persona.

• Второе значение указывает на достаточно устойчивое проявле­ние социально-психологического облика человека. Здесь лич­ность выступает как совокупность постоянных и определенных социально-значимых черт, характеризующих индивида. Личность всегда отличается от эмпирического индивида, обы­вателя, ибо она в своих поступках и решениях сопряжена с приня­тием определенной системы ценностей. Личность есть своеобразный носитель системы ценностей, которые опредмечиваются и в вер­бальной (словесной), и в предметных формах бытия. Поэтому счи­тается, что личность может «сделать» саму себя, т.е. строить свою жизнь, сообразуясь с идеальным планом-замыслом, и в опреде­ленной мере подчинить себе обстоятельства.

Личность всегда нуждается в самовыражении. Утверждение, что личность есть органическая целостность, а не конгломерат случайным образом проявляющихся черт и особенностей, право­мерно. Правомерно и ожидание аутентичности (самотождествен­ности) личности. Вся гуманистически окрашенная философия видит в личности главное достижение земной цивилизации, ее основной смысл и наи­первейшую заботу. Личность — это неповторимая уникальная субъ­ективность, осваивающая мир и окрашивающая его глубинными смысловыми оттенками. Она направлена на совершенствование себя и общества, стремится к существованию в сообществе достойных, гармоничных личностей. Переживания личности неизбежно соотнесе­ны с ценностями. Многообразие определений понятия личности имеет то общее основание, что, будучи личностью, человек может высту­пить ответственным субъектом своего действия и переживания, он осознает свои восприятия и знает цену собственным инициативам.

Сознательность выделяется в качестве важного элемента жиз­недеятельности личности. Очищенное, свободное от низших психиз-мов сознание открыто для восприятия новых возможностей, для творчества и совершенствования. Обычное сознание сравнивается с картинной галерее, освещенной тусклым электрическим светом. Мо­менты интенсивности восприятия, подобные яркой вспышке сол­нечного света в очищенном сознании, дают возможность по-ново­му увидеть мир. Сознательность интерпретируется как сопряженные со знанием цели бдительность и мудрость. Сознание в отличие от за­программированности предполагает способность к выбору, перемене и самоопределению.

Всякий раз, когда человек получает сильное чувство значимо­сти, он активизирует свои способности. И напротив, когда он находится в состоянии безразличия (а часто именно такое состоя­ние воспринимается как желанное), потенции сознания не ис­пользуются. Поэтому настоятельной потребностью современного этапа является потребность реанимировать спящие психические спо­собности, научиться «включать прожектор внутри себя».

В этом контексте основной проблемой человека оказывается его неспособность достичь определенной концентрации, необходимой для максимального использования своих способностей. В качестве препятствий называют: связанное состояние сознания, рассеян­ность, внутреннее напряжение, вибрации. Последние подразделяют­ся на заурядные, психосоматические (эффектные) и нетривиальные (сильные впечатления, аналогичные потрясениям от восприятия произведений искусства). Метод — концентрации, а скорее медита­ции (от лат. meditatio — размышление), служит средством очищения сознания. Современные авторы предлагают различные определения медитации: это и средство, расширяющее наш внутренний опыт; и прием, усиливающий открытость личности; и освобождение созна­ния от семантической скованности; и раскрепощение спонтанности. Можно добавить, что это и возможность сосредоточения в своем внутреннем пространстве—времени, которое тут же может предстать трансцендентным, унести мысли в неведомое. Великолепно об этом сказал О.Мандельштам:

«И я выхожу из пространства В запущенный сад величин, И мнимое рву постоянство и Самосогласье причин...»

Проблема эволюции человеческой личности решается сквозь призму расширения ее способностей и совершенствования нравст­венных регулятивов. Первый шаг к возможной эволюции — в изу­чении себя самого. Человек должен обрести сознание внутреннего единства, постоянного эго. Значимой оказывается борьба с отри­цательными эмоциями, при которой «человек должен пожертво­вать своими страданиями». Ибо пока мы культивируем отрица­тельные эмоции (депрессивные или насилия; жалость к самому себе, гнев, страх, досаду, подозрительность, скуку, недоверие, ревность, ненужную речь), не следует ожидать развития единства сознания и воли. Для собственного саморазвития человек должен научиться наблюдать за собой, отличая полезные и вредные черты. Возникающие в личности интересы как магнетический центр на­правляют и контролируют развитие человека.

Человек должен изжить из себя пороки, которые, как и любые знания, исходят в виде вибрационных энергий от человека, несу­щего в себе: эгоизм, обиду, зависть, презрение, злобу, корысто­любие, жестокость, месть, ревность, унижение, обман, одержи­мость. Человек должен стремиться приобрести духовные качества внутреннего самосознания души: доброжелательность, терпимость, сострадание, прощение, радость, любовь ко всему и др. В этом свое­образное решение проблемы сохранения личностного начала на дли­тельный срок, которая притягивает к себе многих ученых, филосо­фов и валеологов. Тесно связанная с ней задача воссоздания лично­сти исходит из следующих начал:

• воспитание в человеке сознательно-волевого начала;

• перевоспитание импульсивного человека, который действует рефлекторно, отвечая шаблонно определенными манифеста­циями, который кричит от боли, отвечает ударом на удар, улыбкой на лесть;

• появление человека, способного к творчеству.

Возбуждающим средством для сознательного человека служит любовь во всех формах ее проявления: от любви семейной, родо­вой, национальной, патриотической до всеобщей любви ко всему живому и мирозданию в целом.

Психоанализ, экзистенциализм и персонализм о личности. Со­временная мировая философия фиксирует существенные транс­формации в статусе и приоритетах личности. Если понятие «индивид» выступает предпосылкой для понятия «личность», а ин­дивидуальное бытие основанием для бытия личности, то исполь­зование понятия «индивид» в отличие от понятия «личность» под­черкивает, что на передний план выдвигаются витально-инстинк-тивные факторы жизнедеятельности. К числу последних относят: голод, половое влечение, инстинкт власти. Индивид предстает как репрезентант массы. Его похожесть на всех остальных есть его ат­рибутивное качество. Причем деперсонификация может быть столь сильной, что имя собственное без ущерба заменяется порядко­вым номером или указательным местоимением: тот, этот, другой. В индустриальном мире социально-ролевые функции весьма же­стко диктуют условия допустимого в индивидуальном поведении, загоняя в бездну бессознательного глубоко личные и интимные предпочтения. Система весьма явно демонстрирует степень непри­ятия каких бы то ни было отклонений от допустимого образца. В ситуациях рыночной конкуренции человек, без остатка ушед­ший в систему «производство—обмен—потребление», сам превра­щается в товар — совокупность внешних качеств, который мож­но выгодно реализовать. А чтобы цена была выше, необходимо следовать стандарту, что означает, по мнению известного запад­ного исследователя Э.Фромма, «иметь красивую упаковку»: быть жизнерадостным, здоровым, честолюбивым и агрессивным. Это­му стандарту должен соответствовать любой, вращающийся в сис­теме индивид.

В социологической классификации Э.Фромма такие типы харак­тера, как воспринимающий, эксплуатирующий, накопительный, рыночный и продуктивный, скрепляются цементирующим раство­ром социального характера. Последний составляет ядро структуры характера, свойственное большинству представителей данной культу­ры, в противовес индивидуальному характеру, благодаря которо­му люди, принадлежащие к одной и той же культуре, отличаются друг от друга. Функция социального характера, по Фромму, заклю­чается в том, чтобы использовать человеческую энергию во имя продолжения функционирования данного общества, чтобы при выборе способа поведения индивидам не приходилось принимать решения, чтобы они действовали так, как должны действовать со­гласно стандарту, и находили в этом удовлетворение. Социальный характер XX в., по мнению Э.Фромма, имеет весьма типическую черту — он стремится «использовать» все и вся.

Однако это не единственная «болезнь» нашего современника. Последователь З.Фрейда врач-психоаналитик К.Юнг отмечал, что современный человек претерпевает чуть ли не фатальный шок, результатом которого является глубочайшая депрессия, потеря веры в себя и собственную значимость. В психоаналитической практике Юнг намеренно прибегал к развязыванию «активного воображе­ния», использованию творческого потенциала личности как сред­ства гармонизации противоречий внутреннего мира. Погружая па­циента в ирреальные ситуации, обостряющие" «теневые» стороны мироздания, Юнг получал в качестве результата этого изощрен­ного метода прямо противоположный эффект — восстановление жизненного тонуса. Современный человек должен быть здравым и умелым, — считает К.Юнг. Тот, кто объявляет себя современным человеком, не будучи умелым, является просто обманщиком. Та­ким образом, именно психоанализ в лице своего знаменитого пред­ставителя К.Юнга приходит к древнейшему представлению о че­ловеке как homo habilis — человеке умелом.

Экзистенциализм достаточно категорично заявляет о непри­менимости научных методов к познанию человеческой личности. Она ускользает от научной объективности. Человек, всегда поме­щенный в ситуацию выбора, многократно меняется на пути к «самому себе». Отрекаясь от традиционной науки, предтеча экзи­стенциализма С.Кьёркегор предлагает весьма интересное учение о трех стадиях восходящего движения к подлинной экзистенции (под­линному существованию).

• На первой стадии — эстетической, связанной с детерминаци­ей внешним бытием, главной является ориентация на наслаж­дения.

• На второй, этической, господствует долг и предписания мо­рального закона.

• На третьей, религиозной, принципом существования оказы­вается сознательно принятое страдание, здесь человек приоб­щается к Богу. Это самоуглубление позволяет постигнуть новое «трансцендентное» измерение бытия.

С.Кьёркегор, не порывая с христианским учением о челове­ке, рассматривает духовное содержание личности как творимое самим человеком. Атеистический экзистенциализм переживает зна­чительную эволюцию, он отказывается от признания абсурдности человеческого существования и переходит на платформу гумани­стических ценностей. Переживание «пустоты и бессмысленности» (Ф.Кафка) должно смениться поиском способов собственной са­мореализации, проявления активности личности.

Основателем христианского экзистенциализма считается като­лик Г.Марсель, к числу сторонников этой ориентации относят также Н.Бердяева, К.Ясперса, П.Тиллиха. Становление личности предполагает лишь единственный путь — путь приобщения к Богу, корреляцию вечных экзистенциальных «вопросов» человека и «от­ветов», содержащихся в христианском откровении. Поэтому все социальные обстоятельства существования человека являются внешними и второстепенными. Подлинным считается только мир чувств и переживаний. Критерием приобщения к Богу является чувство любви. Оно сопровождается состоянием уравновешенности и сосредоточенности. Для Г.Марселя Бог есть «абсолютное Ты» — интимный и надежный друг. Чувство любви свидетельствует о на­личии абсолюта и ощущается как прорыв, акт трансцендирования к другому.

Примечательно, что библейская антропология имеет не ра­циональный («головной»), а экзистенциальный («сердечный») ха­рактер (слово «сердце» упоминается в Ветхом Завете 851 раз). Власть Бога над человеком осуществляется, как словесно выраженный в заповеди «приказ от одной воли к другой», и поэтому человек может ослушаться Бога. Человек удостоен образа и подобия бо-жия, но в отличие от природных существ, которые не могут утра­тить своего богоподобного образа и греха не ведают, человеку дано самому разрушить свое богоподобие. Его путь, начатый гре­хопадением, развертывается как череда драматических переходов от избранничества к отверженности и обратно.

Именно в христианской традиции выкристаллизовался термин «сверхчеловек». Источником богопознания мыслится самопознание. Однако в посланиях Павла фиксируется мучительное раздвоение человеческого Я. Человек испытывает влияния как в направлении развития своих сверхчеловеческих возможностей, так и со сторо­ны бесовских внушений, расщепляющих волю.

Персонализм, объявляющий личность основным смыслом об-щецивилизационного развития, предлагает весьма нетривиальные подходы к ее изучению. Личность с необходимостью обнаружи­вает себя во вне — это ее экстериоризация. Вместе с тем она, питаясь глубинными внутренними регулятивами и установками, обращена во внутрь — это ее интериоризация. Заметим, что впер­вые экстровертированный (с преобладающей направленностью на внешний мир) и интровертированный (с преобладающей направ­ленностью на внутренний мир) типы были введены швейцар­ским психиатром К.Юнгом в работе «Психологические типы» (1921), посвященной разработке типологии характеров. Поэтому, когда говорят: «Он — экстраверт», подразумевают открытость человека миру, а «Он — интроверт» — имеют в виду глубоко погруженного в себя человека. При характеристике личности иногда используется понятие «трансценденция», показывающее, что лич­ность стремится к высшим ценностям: истине, добру и красоте, проходя ограниченные пределы своего реального эмпирического существования.

Философы-персоналисты подкупают свежим и нетрадиционным анализом ипостасей и измерений личности. Так, концепция личностной коммуникации рассматривается как состояние, когда каждый индивид «имеет цель в себе» и в то же время «во всех», а «встреча Ты и Я в Мы» создает особый персональный опыт — коммуника­цию душ. Обществу как совокупности исторически сложившихся форм совместной деятельности людей противопоставляется лично­стное сообщество, где происходит объединение людей «по ту сторону слов и систем».

Острым и проблемным для современной обществоведческой мысли оказывается аспект, когда ориентации глубинного психо­логического ядра личности имеют знак «минус», т.е. когда речь идет не о подлинно гуманных человеческих ценностях, а об их антиподах, где господствующей оказывается ориентация на зло, вопреки непреклонному стремлению к свету и добру.

Личность ученого. Разбирая философские аспекты теории лич­ности, не бесполезно затронуть актуальные проблемы ее бытия. Как же выглядит сегодня выдающаяся личность нашего современника или ученого? — вопрос, один из вариантов ответа на который можно найти в заметках американского философа П.Фейерабенда. Послед­ний создает портрет ученого, обращаясь к образу друга и коллеги ИЛакатоса. Портрет выписан жестко, но основная задача методоло­га — быть реалистом. Фейерабенд настолько антагонистичен акаде­мической школе, что громко провозглашает тезис: настоящая лич­ность добивается успеха именно потому, что порывает с боязливым конформизмом. Ученый может проявлять необыкновенно точное по­нимание психики оппонентов, однако может питать сильнейшее от­вращение к эмоциональным, духовным и социальным путам. Как и всякая яркая, критически настроенная личность, он принимает­ся в штыки и вызывает неизбежную враждебность.

Личность современного ученого амбивалентна. Он, по мнению П.Фейерабенда, способен без угрызения совести защитить наиболее вызывающие утверждения, при этом используя разум, эмоции, насмешку, «позицию серьезной заинтересованности» и любые сред­ства, изобретенные людьми. Он не питает ни вечной любви, ни веч­ной ненависти ни к одному из учреждений и ни к одной из идео­логий. 'Его цели могут быть устойчивы или изменяться под влиянием рассуждений, скуки, опыта или желания произвести впечатление. Он может пытаться достичь цели либо в одиночку, либо с помощью организованной группы. Он открыто и постоянно выступает против универсальных стандартов, универсальных идей, способен превзой­ти любого Нобелевского лауреата в энергичной защите научной че­стности. И у него нет возражений против того, чтобы картину мира, нарисованную наукой и открываемую органами чувств, считать просто химерой, которая либо скрывает более глубокую и, быть может, духовную реальность, либо представляет собой призрачную ткань грез, за которой ничего нет. Он питает большой интерес к процедурам, феноменам и переживаниям, о которых рассказал К.Кастанеда, указавший на то, что чувственные восприятия мож­но упорядочить в высшей степени необычным образом.

Для личности очень важно «качество осознавания», происходя­щего в действительности. Каждый человек одарен возможностью осознавания своей жизни при рождении и лишается ее после смер­ти. Но качество осознавания зависит от пройденного пути, и свобода каждого человека состоит в достижении осознанности своего бытия. В известном смысле человек как личность — это всегда «воин» на поле неопределенности, безрассудства и лжи. Ученый сражается и с варварским невежеством, и с собственным самомнением. По само­му существу своему ученый — это человек, наделенный огромной силой воли, понимаемой как непрерывный поток энергии, управ­ляемый с помощью намерения. В своей научной деятельности уче­ный испытывает огромные интеллектуальные нагрузки, а его мысль способна к невероятному напряжению. Настоящий ученый горит стремлением сделать знания полезными для процветания человече­ства и весьма далек от попыток манипулировать и управлять людь­ми, приобретать над ними власть.

Эмпирически с личностью связывают образ такого человека, который превосходит по своему интеллекту средний тип, кто в прин­ципе отвращен от лжи, не впадая в отчаяние, терпеливо идет по пути поиска и обнаружения истины. Для личности равно реальна и «про­блема разума, рационального выбора», и «проблема сердца». Личность способна испытывать увлечение своим делом, должна иметь призва­ние к деятельности, заниматься ею со страстью, ее долг в беспрестан­ном преодолении себя и инерции собственного мышления. «Страсть является предварительным условием самого главного — вдохновения». Можно смело согласиться с М.Вебером, специально подчеркиваю­щим, что «одним холодным расчетом ничего не достигнешь».

Очень часто обращается внимание на то, что хоть подлинные ученые и представляют собой личности энергичные, большинство из них испытывают большие сложности в повседневном бытии, они, как говорится, «не от мира сего». В быту они не всегда рацио­нальны, нуждаются в уходе и опеке, ибо мысль их устремлена в научные дали — горизонтали.

Вследствие весьма свойственных нашему обществу уравнитель­ных тенденций отношение к личности, к представителям интеллек­туальной элиты со стороны широких слоев населения во многом негативное или, мягче сказать, осторожное. Вместе с тем личность и личности — это поистине цвет общества, включающий в себя соз­дателей духовных ценностей, выдающихся теоретиков, инженеров, медиков, признанных профессиональным сообществом. К суперинтеллектуальной элите относят лауреатов Нобелев­ской премии. Это небольшая кагорта ученых, внесших наиболь­ший личностный вклад в объем научно-исследовательского раз­вития всех сфер» человеческой деятельности, некоторое «избран­ное» меньшинство, превосходство которого очевидно. Поэтому подлинной элитой может быть только интеллектуальная элита, а не та часть населения, которая присвоила себе максимальное ко­личество материальных благ. К последней, согласно правилам рус­ского языка, следует относить не эпитет «элитная», а прилага­тельное «элитарная», означающее возвышение на основании вы­сокого ценза материального благосостояния и присвоения элит­ных продуктов — результатов труда, произведенных высшими интеллектуальными силами. Строго говоря, интеллектуальная эли­та может и не быть элитарной. Это противоречие является следст­вием рыночной экономики, особенно первоначальных ступеней ее развития, когда высокопрофессиональный труд интеллекту­альной элиты едва может обеспечить ее существование.

Интеллектуальную элиту характеризует критическое, незави­симое мышление. Эмпирическим индикатором служит раннее раз­витие и выдающиеся способности. Необходим также благоприятный общекультурный фон и благоприятные условия общественной жизни индивидов. Характеризуя типологию интеллектуальной элиты, нау-коведы обращаются к терминам «прометеи» и «синтетики». Суть этих наименований интуитивно ясна. Прометеи — это творцы новых по­нятий, теорий, новых путей мышления. Синтетики тяготеют к от­крытиям обобщающего характера. Самым показательным индикато­ром принадлежности к интеллектуальной элите, помимо индекса цитирования, научных званий и премий, является стихийное при­суждение имени автора сделанному им открытию или созданному им учению. Для всех представителей интеллектуальной элиты ха­рактерна высокая продуктивность во все периоды их деятельности. Часто наблюдается «два всплеска» активности: первый приходится на возраст 32—36 лет, второй на 42—46 лет.

Существует